вленной
такой же золотой тканью. Дьяченко погладил  шелковое  покрывало.  Потом,
томно потянувшись, медленно сполз с кушетки - ноги  коснулись  холодного
гладкого камня. В  нем  отражался  ясный  свет,  воскресивший  человека,
отразилось его лицо, смотревшее под ноги, а еще  -  свод,  сложенный  из
такого же белого камня, напомнившего Вальке  метрополитеновский  мрамор.
На своде тоже отражалось его лицо, и неизвестно, какое было милей -  то,
что внизу, или сверху.
   Снизу и сверху на него смотрело его лицо. И еще одно, и другое...
   Десяток... Сотня лиц взирала с пола и потолка на  Дьяченко.  Не  одна
сотня чужих глаз пристально наблюдала за человеком.
   -  Вы,  как  мы  можем  предположить,  рассчитывали  увидеть   геенну
огненную? Чертей и грешников, шкварчащих на  раскаленных  сковородах?  И
страшного-престрашного  сатану?..  Так  вот,  должен   признаться   вам,
сатана... сатаны здесь нет и не было в помине! А есть  я  -  бог  хлопов
Виорах.
   Отражения на белых камнях обрели плотское начало и законченную форму.
Дьяченко обнаружил себя в окружении сотни незнакомых созданий. Бог - или
тот, кто себя за него выдавал - был  необычайно  высок,  под  два  метра
ростом, и приятен лицом. Небольшая шапочка,  вышитая  красным  жемчугом,
над высоким  белым  лбом.  Взгляд  пытливых  серо-зеленых  глаз.  Строго
очерченный рот, ни  один  раз  целованный  вечностью...  Окружавшие  его
создания так же, как повелитель, были хороши собой  и  одеты  в  длинные
белые плащи, по краям отороченные ярко-пурпурными лентами. Ни намека  на
принадлежность к крысиному роду.
   "Хм, я видел то, к чему была готова моя душа",  -  к  месту  вспомнил
Дьяченко.
   Внезапно Виорах подал  знак,  и  подданные  его,  столпившиеся  подле
человека, послушно раздались в стороны. А взгляд Дьяченко, еще мгновение
назад  с  некоторой  опаской  блуждавший  по  лицам  незнакомцев,  вдруг
наткнулся на такое...
   Неожиданно Валька вперил очи в такое, что сложно было вообразить  или
предугадать даже после  стольких  его  превращений  и  мытарств  -  чудо
возникло словно из-под земли или,  скорее,  спустилось  с  самих  небес.
Дьяченко обмер, задержав в легких золотой, точно медовый, воздух.
   Виорах, с нескрываемой иронией скривив рот, наблюдал за человеком.  А
тот, не замечая больше ни насмешек прекрасноликих хлопов, ни испытующего
взгляда их властелина, во все глаза глядел на открывшиеся красоты.
   Казалось, Дьяченко вознесся на вершину мира. За  стеной,  возведенной
из неизвестного прозрачного материала, простирались голубые дали  небес.
В  них  парили  неведомые  птицы,  бесконечно  долго  тянулись  караваны
белоснежных облаков, солнце строгим оком провожало их.  На  земле,  или,
точнее, в том мире, из которого он неожиданно выпал, как выпадает шар из
лотерейного барабана, он мог наблюдать  эту  картину  миллионы  раз,  не
обращая внимания на те мелочи, которые сейчас его так восхищали. Но  что
же происходило на самом деле?
   Как зовется тот мир, где он вдруг очутился? И чем, наконец, было  то,
чего, несказанно изумляясь, не мог до конца осознать его ум?..
   Валька перевел взгляд вниз - там гряда скал ощетинилась  черно-бурыми
пиками вершин, жемчужно-сиреневая  дымка  заволокла  бездну  неслыханной
глубины.
   Дьяченко ощутил на макушке чье-то дыхание,  догадался,  что  за  этим
последует. Возвышаясь, как идол, над человеком, Виорах  говорил,  словно
поучал.
   Не оборачиваясь, Дьяченко представил себе улыбку повелителя хлопов: в
ней смешалась брезгливость с жалостью. Так люди нередко смотрят на калек
и мертвецов.
   - Все, что перед вами и там,  дальше,  под  пеленой  тумана,  -  рука
Виораха простерлась сантиметрах в двадцати над головой  человека,  -  не
дар неба, не божья благодать, а работа воли, тщеславия и нечеловеческого
упорства. И наоборот - все человеческое  нам  чуждо.  Вы,  к  примеру...
Однако эта вещица, найденная у  вас,  заставила  меня  обратить  на  вас
внимание. Всего на краткий миг, пока вы не объясните ее значение. Ну?
   Вмиг растерявшись, Дьяченко напрасно ощупывал карманы. Его бросило  в
дрожь! Он обернулся, зыркнул снизу вверх затравленным взглядом. На губах
Виораха продолжала играть надменная улыбка. Двухметровый красавец вертел
в руках Валькиного единорога... Наконец Дьяченко  с  трудом  выдавил  из
себя:
   - Это источник чистоты. Ходят легенды, что  он  очищает  рогом  воду,
отравленную ядом змеи. А еще  говорят,  что  единорог  способен  вернуть
девственность деве, искушенной дьяволом.
   - Значит, это то, в чем я давно нуждался. Следуйте за мной!
   Дьяченко настороженно глянул  на  царя  демонов,  опасаясь,  что  тот
готовится сыграть с ним злую шутку, заманить в хитроумную западню. Но не
успел он толком испугаться, как получил сзади увесистую затрещину, после
чего обрел новую реальность. Уже в который раз!
 
14 
 
   Они  шли  бесчисленными  коридорами,  залами,  пустыми  и,  казалось,
искусственными, словно нарисованными. В царских анфиладах было  свежо  и
тревожно. Свет, зыбкий, невнятный, как зов вечности,  будто  сочился  из
невидимых пор в стенах и потолке.  То  вдруг  отставал,  замирая  далеко
позади, и тогда хлопы во  главе  с  Виорахом  ступали  в  зону  сумерек,
отчего-то ассоциировавшуюся у  Дьяченко  с  белой  ночью.  А  то,  точно
очнувшись, свет вертким сквозняком нагонял идущих  и,  коснувшись  стен,
немедленно  исчезал,  словно  впитывался  в  их  идеально   обработанные
поверхности.
   Природа стен, потолка и пола была неизвестна Дьяченко.  Они  казались
ему абсолютно идентичными - сложенными из одного  и  того  же  материала
одного цвета, обработанными с одинаковым качеством.  В  какой-то  момент
пути Дьяченко внезапно осознал, что сейчас он шагает по... стене, а пол,
оказавшись справа, ничем не отличается от стены. Валька едва  сдержался,
чтоб не вскрикнуть!
   Они  прошли,   наверное,   еще   через   десяток   пустынных   залов,
разъединенных дверьми, раздвигавшимися при  их  приближении.  Как  вдруг
Валька почувствовал: пол вновь уходит из-под ног.  В  следующий  миг  он
увидел себя, точнее, ощутил идущим по потолку. Да-да, какое-то время  он
шагал вниз головой!
   Он был уверен в этом на все сто процентов! Волосы  безвольно  свисали
вниз, к голове  прилила  кровь,  дышать  стало  трудно...  Ощущение  это
длилось секунд двадцать, может, больше - потом Дьяченко  уже  был  не  в
силах отличить пол от потолка, стены - от пола. Его  продолжало  мутить,
он прикрыл рот, чтобы не застонать, не дай бог выдать панику, овладевшую
им. Виорах  явно  догадывался,  что  происходит  в  эти  минуты  в  душе
человека.  Не  замедляя  царственной  поступи,  владыка   снисходительно
потрепал Дьяченко по плечу - впервые коснулся его.
   - Как видите, здесь отсутствуют такие понятия, как опора, низ и верх.
Не существует точек координат. В  Юфилодоре  нет  и  привычных  для  вас
источников света. Здесь  нет  ничего,  к  чему  вы  привыкли...  там.  И
наоборот, все, что вы увидите или почувствуете  здесь,  настолько  будет
новым для вас,  необычным,  что  вы  не  сумеете  истолковать  увиденное
по-своему. Кишка тонка, умишко и того скудней! Потому что вы ограничены.
Там, откуда вы явились, вы ограничены условностями, от которых я избавил
Юфилодор. Прежде всего  от  единиц  измерения  чего  бы  то  ни  было  -
пространства, времени, освещенности, совести, зла...  По  моей  воле  вы
оказались в мире, свободном от всяких условностей и  ограничений.  Такой
мир  невозможно  измерить,  а  следовательно,  покорить  или  разрушить.
Юфилодор просто обречен на бессмертие!
   - Так у вас тут что-то вроде анархии? - вставил словечко Дьяченко.
   - Анархии?.. Я не понимаю смысл этого слова. Хотя догадываюсь  о  его
значении. В Юфилодоре невозможна  никакая  другая  власть,  кроме  моей.
Только  в  моей  власти  освобождать  от  условностей.  Или  наказывать.
Например, взять и заключить в некую систему координат. А вот еще:  какое
страшное наказание - открыть правду  о  самом  себе!  Такая  правда  для
многих из вас похлеще духовной слепоты.
   - Мы не  боимся  такой  правды,  -  возразил  Дьяченко.  -  Мы  можем
покаяться нашему Господу Богу.
   - Богу?! - полыхнув очами, Виорах едва не взревел. - Погоди, скоро ты
станешь свидетелем того,  как  рождаются  ваши  боги.  И  тебя  вывернет
наизнанку от такой правды!
   Спор человека и дьявола неожиданно стих, будто они  потеряли  друг  к
другу интерес. Но разве такое возможно?!.. Тем временем впереди замаячил
какой-то предмет. Очертания его были  расплывчаты,  точно  рядом  с  ним
струился теплый воздух. Поначалу предмет напоминал  дорожный  указатель,
но чем ближе к нему  подходили,  тем  явственней  он  обретал  очертания
дерева, по всей видимости, декоративного, растущего в горшке или прямо в
полу.
   При виде одинокого деревца сердце у Вальки радостно заколотилось.
   Наконец-то на его пути, до сего момента бессмысленном  и  стерильном,
будто щедро вымытом "Фэйри", появилась  цель.  Та  самая  условность,  о
невозможности которой недавно говорил владыка. Теперь  у  человека  есть
цель - разглядеть вблизи непонятный предмет. Более  того,  Валька  решил
разбить  эту  цель  на  несколько  задач:  подойти  вплотную  к  дереву,
рассмотреть его и,  мысленно  сравнив  со  всеми  известными  аналогами,
сделать вывод. А там - будь что будет! Дьяченко захватила  идея  сделать
осмысленным этот бездарный, выхолощенный путь в аду.
   Царь хлопов  не  мог  не  заметить,  как  преобразился  человек,  как
просветлело  его  лицо,  запульсировала  от  волнения  жилка  на  правом
виске... То, что произошло потом, на ближайшем отрезке  пути,  вероятней
всего, напрямую было связано с волей Виораха. Да, кому как не дьяволу  в
силах помешать человеку достичь его цели?.. Однако вполне возможно,  что
дальнейшие  события  на  самом  деле  были   обусловлены   особенностями
Юфилодора,  освобожденного  от  любых  ограничений  -  пространственных,
временных, моральных... Как бы  там  ни  было,  цель  Дьяченко  исчезла.
Пропала с глаз. Хотя по  элементарным  законам  физики  при  движении  в
течение некоторого времени с определенной скоростью Дьяченко был  просто
обязан достичь того чертова дерева. Он должен был  достичь  своей  цели,
даже если бы не желал этого, вот как! Но здесь,  в  стерильном,  пресном
Юфилодоре, не действовали  никакие  элементарные  законы  физики.  Здесь
вообще не работала никакая логика!
   У-у-у! Подавив  в  себе  злость,  Дьяченко  бросил  косой  взгляд  на
Виораха, ожидая увидеть неизменную  усмешку.  Но  владыка  не  улыбался.
Напротив, на его белолобый  лик  легла  незнакомая  печать  строгости  и
тревоги, отразилась упорная, адская работа ума. Царь хлопов словно  ждал
чего-то, что угрожало изменить его планы. Он все ускорял и ускорял  шаг,
словно пытался нагнать собственный взгляд, с опаской устремленный далеко
вперед - туда, где стены, пол и потолок сходились в одну точку.
   Вдруг впереди опять возник тот странный, как  казалось  Дьяченко,  не
поддающийся  логике  предмет.  Увидев  вновь  одинокое  дерево,  человек
облегченно вздохнул,  хлопы,  напротив,  распахнув  полы  бело-пурпурных
плащей, дружно схватились за рукояти мечей, а Виорах еще строже наморщил
лоб. Деревце показалось - его очертания, подрагивая, как кадр  в  старом
кино, продержались секунд десять - и снова пропали. От  сердца  Дьяченко
тотчас отхлынула кровь, сердце тихо защемило, Валька  почувствовал,  как
от невольных слез сыреют глаза.
   Неужели все пропало? Неужели  он  никогда  не  увидит,  не  дойдет...
Переживая так, человек и понятия не имел,  чем  бы  могло  оказаться  то
удивительное, дразнящее воображение деревце - одно на  весь  ад.  Может,
оно давно сгнило, засохло или, чего хуже, было ненастоящим,  неземным?..
Могло быть все что угодно. Но почему-то в душе Дьяченко с каждой минутой
крепла уверенность, что  от  того  противного,  капризного  деревца,  не
желающего показаться во всей своей  красе  или  уродстве,  зависит  его,
Валькина, судьба. Короче, он уже в который  раз  поклялся  добраться  до
того  дрянного  деревянного  маячка  и...  и...  черт  бы  его   подрал,
помочиться на него!
   Человек не заметил, как начал сходить с ума. Может,  это  и  есть  то
настоящее наказание, что  уготовано  грешнику  в  аду?  Сойти  с  ума  и
лишиться возможности осознавать реальность ужасней, чем  познавать  явь,
пусть и сгорая при этом в вечном огне. Так полагал  начавший  сходить  с
ума Дьяченко, когда вожделенное дерево вновь замаячило впереди.
   Маячок бесстыже дразнил: то неожиданно появлялся, то так же  внезапно
исчезал. В какой-то момент человек  потерял  бдительность  и  интерес  к
нему: его глаза устали от непрерывного наблюдения за  дорогой.  Тогда-то
все и случилось. Дьяченко, глядя себе под ноги, безотчетно  погрузившись
в тягучие, точно кисель, мысли, бесцветные и  пустые,  как  явь  вокруг,
пропустил миг, когда маячок начал резко  увеличиваться  в  размерах.  Не
прошло и полминуты, как дерево обрело ясные очертания. Кто-то толкнул  в
бок Дьяченко, он испуганно вскинул голову и увидел совсем близко, метрах
в двадцати от себя, небольшую яблоню.
   Яблоня росла посреди пустого зала, как две капли воды похожего на все
предыдущие и, вероятно, на все последующие пространства в  этом  убогом,
выхолощенном мире.  Вот  налетел  порыв  ветра,  наверное,  единственной
здесь, кроме дерева, живой субстанции, и листья на яблоне встрепенулись,
светлые блики и темные пятна  заиграли  на  них  -  свет  и  тень  щедро
разукрасили деревце. Оно словно расцвело...  Чем  меньше  оставалось  до
дерева, тем глуше становился свет. Но яблоня, как ни странно, обрела еще
большую  четкость.  Дьяченко  разглядел  в  ее  маленьких,  как  детские
ладошки, листьях  единственный  плод,  бледно-красный,  подобно  раннему
помидору.  Плотно  обвивая  ствол  дерева,  могучий  змей  протягивал  к
одинокому яблоку распахнутую пасть. Зубов в ней, маленьких и коричневых,
как яблочные косточки, было больше, чем имен, которые  помнил  Дьяченко.
Он передернул плечами, увидев, как змей сомкнул  гадкие  свои  зубки  на
блестящих нежнокожих боках яблока.
   - Идиот!! Ингэл, ты полный идиот! - вдруг выругался рядом  повелитель
хлопов. Куда только подевалась его царская заносчивость  и  надменность!
Виорах даже не пытался скрыть дикой ярости, охватившей его. Гнев его,  в
одно мгновение выдавший бешеный, дьявольский темперамент, был  направлен
на старого змея, медленно спускавшегося  с  яблоком  в  зубах.  Дьяченко
вздрогнул: на ветке, где только что было сорвано яблоко, возникло новое.
"Что за чертовщина!" - Валька машинально сжал кулаки.
   Тем временем Виорах, окончательно отбросив в сторону царское  величие
и сдержанность, продолжал на чем свет стоит бранить змея:
   - Ползучая скотина! Паршивый родственник сатаны!  Змеиная  подстилка!
Ингэл, ты совсем из ума выжил! Кто надоумил тебя искушать чистые  души?!
Ты перегадил мне пищу богов, старый остолоп!
   Хлопы, выхватив из ножен мечи, расталкивая друг  друга,  бросились  к
яблоне. "Конец змеюке!" - мелькнула у Вальки мысль. Отчего-то ему  стало
жаль ползучего гада: сейчас его покромсают на куски, того и гляди яблоню
зацепят... Но в следующую секунду человеку уже было не до змея. Дьяченко
впервые увидел их.
   Так ясно увидел только сейчас, словно не мог  разглядеть  их  раньше,
словно у него третий глаз открылся...
   Души дионисов в несколько колец обступили дерево.  Боже,  они  водили
вокруг яблони хоровод! Вздрагивали в такт неслышной мелодии, как  могли,
извивались бесплотными своими телами. Неожиданно две души  вырвались  из
ближайшего к яблоне круга и кинулись  к  змею.  К  этому  моменту  Ингэл
только-только спустился к основанию дерева и застыл с яблоком  в  зубах.
Змей ждал. Души жадно набросились на яблоко, одержимые не то дьявольским
наваждением, не то вековой  жаждой  греха.  Они  наперебой  приникали  к
нежному плоду -  временами  яблоко,  как  пуля,  насквозь  проходило  их
пепельные сущности.
   Дьяченко диву давался, наблюдая за порочной  трапезой,  поражаясь,  с
каким вдохновением и страстью души дионисов отдаются греху.
   Наконец яблоко пропало из  виду,  видимо,  поглощенное  новоявленными
грешницами... Змей, сомкнув  ужасные  челюсти,  мотнув  головой,  пополз
вверх, нежно трясь чешуйчатыми боками о ствол яблони.  Ингэл  спешил  за
новым плодом, не видя,  как  взбешенные  хлопы  налево-направо  кромсают
охмелевшие от греха души дионисов, разрывают  в  клочья,  точно  сгустки
мрака, их бесплотные субстанции.
   Человек продолжал безучастно стоять в стороне, пустым взором наблюдая
за бойней. Он будто ждал сигнала извне...
   В нос Дьяченко  шибанул  запах  гнилого  яблока.  Валька  поморщился,
покрутил головой, рыская взглядом по возбужденным телам хлопов.  Наконец
нашел Виораха - тот рвал души наравне со всеми. "Вот сукин сын! С  какой
же ненавистью  ты  мочишь  беззащитные  души!  -  Валька  заводился  все
сильней. - Что же такого они тебе сделали?! Неужели  искуситься  грешным
яблоком намного ужасней, чем жить слепо, не ведая греха?"  Избиение  душ
дионисов вызвало в сердце  Дьяченко  настоящий  протест:  "Наших  бьют!"
Глаза его вспыхнули  нехорошим  волчьим  огнем,  он  уже  собрался  было
накинуться на какого-нибудь демона, свалить с ног и  завладеть  мечом...
Как вдруг первым получил удар в  ухо.  Несильный,  но  зазвенело  в  ухе
ощутимо! "Черт, кто это меня так?!" - "Не оборачивайся!" - горячий шепот
обдал его звенящее ухо - и звон сразу пропал. А шепот знакомый-знакомый,
девичий шепот... Его потянули за руку, и Валька, мгновенно подчинившись,
не раздумывая, шагнул влево.
 
15 
 
   Из зала, где росло дерево греха и где продолжалось избиение душ,  под
прямым углом вел узкий проход. С  каждым  шагом  в  глубь  его  света  и
воздуха становилось все меньше, зато  все  громче  билось  юное  сердце,
похитившее человека.
   -  Амелиска?!  Ты?!  -  Дьяченко  не  верил  своим  глазам,   взахлеб
разглядывая дочь предводителя благородных отроков. - Я  ужасно  рад!  Ты
жива!..
   Господи, что они с тобой сделали?
   Он осторожно коснулся коротко обрезанных рогов девушки.  С  ними  она
была похожа на  молоденького  мальчика.  Лишь  нежный  овал  лица,  лишь
чувственные губы и  светящийся,  искрящийся  от  избытка  чувств  взгляд
выдавал в Валькином похитителе женщину. Влюбленную женщину.  Все  время,
пока Дьяченко с небывалой жадностью разглядывал  ее,  Амелиска  молчала.
Она улыбалась, глядя, каким безмерным счастьем наполнился взор человека.
Наконец она  встала  на  носочки  и,  порывисто  обняв  Вальку  за  шею,
поцеловала его.
   - Мы вместе, - тихо произнесла Амелиска, но эхо радостно  подхватило:
"Мы вместе-е-е!.."
   Обнявшись, они стояли посреди помещения, мало похожего на  предыдущие
комнаты и залы. Вероятно, это был  грот.  Заброшенный  грот  со  следами
очень древней жизни, угадываемыми в основном на  ощупь  и  по  наитию  -
внутри было темно. Кромешную темень, точно голову чернокожего, едва-едва
тревожил одинокий пульс - зыбкий огонек в  руке  Амелиски.  Пламя  свечи
казалось безнадежно слабым,  нестойким,  чтобы  отвоевать  у  тьмы  хоть
крохотную пядь светлого пространства.
   Такой густой была здесь мгла, скопившаяся явно не за один век, не  за
один милленниум.
   Словно в сердце самого первородного зла завела Вальку  девушка-отрок.
Дьяченко стало не  по  себе:  он  почувствовал,  как  беспомощно  сыреют
подмышки.  "Блин,  куда  я  попал?!  Прямо  логово   какое-то!.."   Тьма
обволакивала  плоть  и  дух  странников,  немо  грозясь  поглотить   их,
восполниться светлой энергией их сердец.
   Но вот Амелиска вскинула руку с робкой свечой  -  и  мгла  раздалась,
будто обжегшись  о  разлившийся  круг  света.  От  неожиданности  Валька
присвистнул.
   Еще  бы  -  его  взору  представились   остатки   невиданного   мира,
затерянного в недрах  ада!  Полуистлевшие