алось, еще  один  случайный  или  сознательный  жест,
выпад, окрик - и столбик взаимной ярости и  гнева  поднимется  на  новую
отметку.
   Хотя куда уж выше?
   Враждующие стороны застыли друг против друга, прислушиваясь, кого  из
них первыми  позовет  смерть.  Очень  тихо  стало.  Даже  хвосты  хлопов
угомонились, скрючились мертвыми гадюками. Зато снова стали слышны свист
ветра и хлесткие удары волн о берег. Тишина  была  похожа  на  созревший
нарыв - вот только кто возьмет на себя смелость проколоть его?
   Не отводя взгляда от соперника, Братислав резко опустил копье.
   Повернувшись спиной, шагнул к ближайшему голубому  коробу.  Громадный
демон дернулся было за ним, но пронзительный крик  остановил  его  -  уж
больно неожиданно он раздался.  Кричала  женщина.  Бросившись  наперерез
вожаку крысоголовых, она кинулась ему под ноги, неловко  упала,  громила
грубым рывком вскинул над головой  хрупкое  тело  девушки.  У  Дьяченко,
наблюдавшего   эту   невероятную   картину,   перехватило   дыхание:   в
спасительнице Братислава он узнал Амелиску. Дочь  спасла  отца!  Слишком
поздно - только сейчас до Вальки дошло, как же дорога она стала ему...
   Вразнобой  загоготало  хлопское   воинство.   Ахнув   хором,   отроки
зароптали, зазвенели оружием, но так и не  тронулись  с  места,  видимо,
ожидая немедленных указаний от своего  предводителя.  А  тот,  ничем  не
выдав своих настоящих чувств, повел себя так, будто ничего из  ряда  вон
выходящего не произошло. Будто ропот его верных подданных и гнусный смех
лютых  врагов  -  всего  лишь  шум  поднявшейся  бури.  Будто   девушка,
оказавшаяся заложницей у ненавистных пришельцев - не дочь  его  кровная.
Зато дочь его истинная - неизбывное чувство  долга,  святая  обязанность
спасать души людей... Никому не ведомо было, что на самом  деле  испытал
Братислав перед тем, как повелел передать хлопам жертвоприношения людей.
   - Мы приготовили вам  дары,  посланники  Виораха.  Эти  дары  собраны
неутомимыми смертными, верующими в богов своих и спасение душ. Мы готовы
признать за вами  право  выбора,  но  в  свою  очередь  требуем  от  вас
выполнения  обязательств,  обещанных  нам  вашим  повелителем.  Эрро   -
достойная плата  за  человеческую  душу.  Погляди,  Ксилл,  какие  здесь
сокровища!
   - Никогда ты так долго не говорил, ментор. Ты словно чего-то боишься,
- насупившись,  злобно  заметил  вожак  крысоголовых.  -  Я  вижу,  тебе
безразлична участь твоей дочери, - Ксилл обернулся - несчастная  девушка
переходила из лап в лапы, пока  не  оказалась  прижатой  к  испачканному
красной глиной колесу трана. При этом Амелиска вела себя, как  настоящая
дочь царя  -  ни  стоном,  ни  шепотом,  ни  жестом  не  выдала  страха,
охватившего ее юную душу. А как она хотела позвать на помощь!..
   - Нет, ты явно что-то скрываешь!  Может,  среди  твоих  рогатых  слуг
затесалась живая человеческая душонка, за которую ты не внес  выкуп,  а,
ментор?
   Душонка с душком, -  громила  смачно  рыкнул,  довольный  собственной
шуткой, за его спиной услужливо задребезжали крысоголовые демоны. Зато у
Вальки душа ушла в самые пятки: "Черт, он все знает!" Подозрение  вожака
хлопов  застало  его  врасплох.  Дьяченко   тотчас   пожалел,   что   не
воспользовался возможностью вернуться в мир людей. Пожалел, но вдруг,  к
своему ужасу, не смог вспомнить тот обетованный мир, откуда пришел - как
будто и не жил в нем никогда. Будто душа его  шла  дорогой,  не  имевшей
начала. Неужели?.. Что-то смутное промелькнуло в его остывшей памяти,  и
в тот же миг рассыпалось-разлетелось, словно старая зола. Эх, а может, и
в самом деле не жил никогда?..
   Тем временем ментор отроков не на шутку разгневался:
   - Да как ты смеешь сомневаться в  моей  честности,  Ксилл?!  Запомни:
всякая душа в моем доме желанный гость! Какой бы при этом  она  ни  была
заблудшей овцой... В отличие от таких, как ты - дьявольское отродье!
   - Ну-ну, поумерь свой пыл, Братислав! -  зарычал  здоровяк  Ксилл.  -
Давай, показывай свои петушиные дары. А я еще погляжу,  отдавать  ли  за
них грешные душонки... Да, и не забудь, рогатый ментор, что твоя дочь  в
моих руках! А тебе ли напоминать, как мои  воины  охочи  до  рогатеньких
самочек. А-ха-ха-ха!
   Братислав молча стерпел оскорбление. В первый момент показалось,  что
он глубоко подавлен  злым  намеком  Ксилла.  Братислав  понурил  голову,
словно раздумывая, что бы ответить демону...  Но  вдруг,  вскинув  рога,
яростно крутанул головой, спеша избавиться от уныния и слабости  духа  -
его благородные оленьи рога с шумом врезались в густой от брызг  воздух.
Ш-ш-ш-шахх! Ментор вонзил взгляд в первого, кто попался ему на глаза. По
роковой случайности или по велению его  сердца  весь  гнев  и  ненависть
Братислава обрушились на Дьяченко. Не отводя взгляда, тот  принял  удар.
Вздохнул лишь: "Поделом мне. Такую девчонку подставил..."
   По   приказу   Ксилла   хлопы   принялись   осматривать   коробы    с
жертвоприношениями.  Слуги  Виораха  вели   себя   бесцеремонно.   Хищно
копошились,   точно   корабельные   крысы,   переругивались   противными
писклявыми голосами, совали грязно-серые усатые морды в то, что  люди  с
любовью и верой собрали богам своим.
   Придирчиво перебирая прекрасные эрро, небрежно швыряя  их  под  ноги,
пиная, роняя в морскую бездну, хлопы непрерывно задирали кротких отроков
- оскорбляли не до конца понятными Дьяченко выкриками, жестами,  щелкали
мечами по оленьим рогам.
   Слуги Виораха чувствовали себя хозяевами положения.
   Глядя, как племя отроков стойко сносит унижения хлопских крыс  -  так
Дьяченко в душе прозвал омерзительных посланников дьявола,  -  он  вдруг
почувствовал  приближение  чего-то  очень   важного,   неизбежного   для
терпеливых спасателей душ и для  него  самого.  Это  довольно  странное,
тревожное ощущение, пока еще не  осознанное  и  неизъяснимое,  нашептано
было рассудку одним лишь  внезапным  предчувствием:  "Вот  явится  скоро
новая беда, и новый дар обретешь  ты  со  страданием  чудным".  А  потом
пришло к Дьяченко совсем уж необъяснимое: "Все, что видел ты и ощущал до
сих пор, подобно прелюдии, присказке,  разговору  вокруг  да  около.  Но
совсем скоро все станет на свои места, обретет  долгожданную  ясность  и
смысл, и события понесутся, не оставляя времени на раздумья".
   Внимая с открытым ртом и испуганными глазами  собственным  ощущениям,
Дьяченко пропустил  момент,  когда  из  люков  в  тране  возникли  новые
невиданные создания, больше похожие на тени,  чем  на  порождение  живой
природы.
   Жемчужно-серые, как пепел, они казались совершенно  бесплотными.  Они
держались друг за дружку с какой-то отчаянной  цепкостью.  Двигались  по
пристани неровной дрожащей  вереницей.  Ветер  нещадно  трепал  их,  как
веревку с бельем: тех, кто возглавлял  и  замыкал  шествие,  то  и  дело
отрывал от земли, силясь унести с собой в штормящее море.
   Волнуясь, отроки  взялись  пересчитывать  пепельных,  отводить  их  в
сторону, в безопасное место - подальше от  крысоголовых  и  их  ужасного
судна.
   Дьяченко оказался рядом. Ему удалось  как  следует  разглядеть  вновь
прибывших.
   Поначалу Вальке показалось, что у пепельных незнакомцев  нет  лица  -
лишь серые овалы, гладкие и чистые, точно  вечность  расчистила  их  для
нового живого письма...
   Затем, всмотревшись, Дьяченко обнаружил-таки едва уловимые  очертания
бровей, глаз, губ, едва намеченный рисунок  носа.  Не  лики,  а  древние
письмена или графические заклинания, истертые  временем  и  забвением!..
Вид душ поразил Дьяченко, заставил глубоко  переживать  -  он  никак  не
хотел смириться, что и ему суждено воплотиться в пепел. Да он и  был  бы
пеплом - душой-сырцом или душой-отголоском, кабы не  воля  Братислава  и
его славной Амелиски.
   Большую часть душ отроки успели отвести под защиту  глиняных  стен  и
башенки, построенной из морского камня. Оттуда послышался странный звук,
будто  там,  недоступные  постороннему   взгляду,   запели   деревья   -
зашелестели украдкой листвой.
   Валька с  тоской  поглядывал  на  происходящее.  Его  уже  откровенно
достало бездействие, он не находил себе места, но ринуться в самую  гущу
крысолобых ублюдков... Нет, на это отважиться он не мог. По крайней мере
сейчас.
   "Трусливая душонка, тьфу!" - ругал он себя,  при  этом  понимая,  что
дело  здесь  не  в  трусости,  а...  в  недоверии.  Ему   вдруг   пришла
сумасбродная мысль, что обе стороны вздумали разыграть перед  ним  некое
театральное действо. Неясно только было, во что все  это  выльется  -  в
драму или комедию.
   Неожиданно до  Дьяченко  донеслись  громкие  голоса,  затем  крики  и
откровенная брань. Между отроками и хлопами начались какие-то разборки.
   Оленеголовые возмущенно  жестикулировали,  наставляли  на  противника
рога,  будто  собираясь  преподнести  ему  долгожданный  урок.  В  ответ
хлопские  крысы  грубо  отпихивали  отроков,  оттесняли  от  коробов   с
жертвоприношениями. Наконец раздался звон  мечей,  тупые  удары  тяжелых
предметов о щиты и латы, сопровождаемые угрозами и  проклятиями.  Ветер,
не стихавший ни на минуту, донес обрывки фраз:
   "...Здесь  не  все!..  Где  остальные?!"  Дьяченко  догадался:  хлопы
наверняка  смухлевали,  отроки  недосчитались  положенного  числа   душ,
которых они рассчитывали получить в  обмен  на  эрро,  теперь  требовали
недостачи,  а  слуги   Виораха,   видимо,   решили   откровенно   отшить
оленеголовых.
   Однако стычка так же быстро погасла,  как  и  вспыхнула  -  Братислав
приказал отрокам отступить.  Те  беспрекословно  повиновались.  Заслонив
собой спасенные души, ощетинившись копьями,  отроки  напряженно  ожидали
новых выпадов со  стороны  хлопов.  Но  слуги  Виораха,  по  всему  явно
довольные трофеями и тем, как они ловко провели незадачливых рогоносцев,
не  собирались  больше  меряться  силами.   По   обыкновению   угрожающе
насупившись, выставив перед собой мечи, подгоняемые рублеными  командами
своего вожака, хлопы быстро пятились к трану.
   Вскоре они исчезли в его бесчисленных люках, унося с собой  бесценные
эрро, уводя в плен прекрасную дочь ментора отроков.
   Братислав проводил Амелиску - до тех пор,  пока  она  не  скрылась  в
трюме ужасного судна, - долгим взглядом. Дьяченко перехватил его, но  не
прочел в глазах ментора ни боли, ни любви, ни стыда. "Ну что за народ! -
Валька был вне  себя.  -  Они  готовы  пожертвовать  родным  дитем  ради
безымянных душ, среди которых, уверен, хватает грешников, неудачников  и
просто тупиц. Эх, один я чего стою... А ведь действительно, мы ничем  не
лучше отроков, когда иногда жертвуем  чужим  и  незнакомым  людям  самым
дорогим, что у нас есть, - любовью и свободой".
   Дьяченко слабо-слабо, будто  стыдясь  собственного  поступка,  махнул
рукой, когда два мордастых хлопа опускали в люк Амелиску. Его  Амелиску!
На Валькином  лице  была  написана  полная  безнадега  -  полный  абзац!
Дьяченко ненавидел себя за слабость и трусость, за то, что он  мало  чем
отличался от бесплотных, пепельных душ. Да ничем, черт возьми!
 
10 
 
   Со стороны трана  донесся  низкий  гул,  корпус  китообразного  судна
заметно  задрожал,  два-три  сильных  толчка  сотрясли   его,   лязгнув,
двинулись тяжелые, словно мельничьи жернова, колеса, с  новой  жадностью
вгрызаясь в тело пристани. Рыкнув еще  раз,  тран  попятился,  покачивая
корпусом, как обожравшийся зверь - и наконец грузно  плюхнулся  в  море,
разбив вдребезги с дюжину волн.
   Дьяченко стало жутко тоскливо, будто он утратил сейчас кусочек  души.
Впрочем, так оно и  было:  вместе  с  нахлынувшей  тоской  он  ощутил  с
болезненной ясностью, уже в который раз осознал, как сильно привязался к
Амелиске.  Огляделся,  безотчетно   пытаясь   отыскать   взглядом   хоть
кого-нибудь, кто бы мог развеять его тоску и  укрепить  дух.  Но  вместо
этого увидел все ту же картину, которую ему пришлось наблюдать с  первых
минут пребывания в мире отроков. Голый песчаный берег, удивительно резко
обрывающийся  слева  и  справа,  будто  уходящий   в   небытие.   Позади
по-прежнему поднимался непроницаемый плотный туман или  жертвенный  дым,
срок которого, казалось, давно уж  истек.  Вон  сиротливая  пристань,  в
центре разрушенная колесами трана.  Опрокинутые  короба  -  опустошенные
посланниками дьявола. Море и небо цвета сырого  цемента.  Две  бездушные
стихии вселяли одинаковый ужас, они  силились  слиться  друг  с  другом,
соединиться волнами-тучами, сродниться  бушующей  плотью.  "О  боже!"  -
Валька тоскливо вздохнул. Ни деревца,  ни  постройки,  кроме  потерявшей
смысл пристани и убогой глиняной крепости. Только сейчас он  обратил  на
это внимание: ведь по сути негде скрыться в такую погоду!
   Еще  минуту  бесцельно  потоптавшись  на  месте,  он   направился   к
Братиславу. Валька был уверен, что ментор, скорее  всего,  единственный,
кто знал, чем закончится эта невероятно  дикая  история.  Спустившись  с
пристани, тот отдавал какие-то  указания,  отроки  заново  пересчитывали
души, разделяя  их  на  небольшие,  по  15-20  созданий,  группы.  Тесно
прижавшись друг к дружке, души едва не слились  в  пепельно-серые  кучи,
очень  похожие  на  кусты,  укрытые  вечерними  сумерками.  Души   мерно
покачивались из стороны в сторону,  тихонько  роптали.  Их  удивительный
ропот, как уже успел заметить Дьяченко, напоминал шелест молодой листвы.
Он пробивался даже сквозь невыносимый вой ветра.  Послушав,  как  дружно
шелестят души, Валька опять вздохнул: хоть бы какое деревце  попалось  в
округе или ветхий домишко на худой конец!
   - Ну и буря! Волны так и рвут пристань. Того и гляди сорвут со свай и
унесут в  море,  -  поделился  он  опасениями.  -  Неплохо  бы  укрыться
где-нибудь. Есть тут что-нибудь поблизости?
   - От бури спастись можно, от своего предназначения - нет, - молвил  в
ответ Братислав. Он неотрывно вглядывался в клокочущее  будто  от  злобы
море. Дьяченко проследил за его озабоченным взором: ментор смотрел не на
взбешенную воду, а на асфальтовое, спустившееся к самому морю небо. Море
и небо, одинаково серые, одинаково враждебные человеку. Что из них  было
истиной, а что - отражением, суррогатом, фантомом? Иль все есть иллюзия,
дьявольская забава, навязанная Валькиному рассудку... может, дьяволом  и
навязанная. "Нет, не верю, не может повсюду властвовать сатана!"
   Чем дольше вглядывался Дьяченко в штормящую даль,  не  сулившую  ему,
казалось, ничего, кроме неминуемой гибели,  тем  сильней  крепла  в  нем
уверенность,  что  то  и  не  небо  вовсе,  а  его,  Валькина,   дорога.
Поменявшаяся вдруг местами с небом дорога, по  которой  он  уже  столько
прошел и по которой еще Бог знает сколько придется  пройти.  Асфальтовая
дорога жизни - вверху, седое и одряхлевшее небо - внизу... А  если  небо
спустилось, значит, поблизости Бог.
   - Мы не сможем долго противостоять  стихии,  -  продолжал  настаивать
Дьяченко, почувствовав в себе странное упорство и еще не  осознанную  до
конца волю. - Гляньте: вашим людям нелегко. А как зябнут души, словно их
бьет смертельный озноб! Без укрытия нам никак не обойтись!
   - Совершенно напрасный страх, - Братислав скривил  губы  в  ироничной
усмешке, все так  же  пристально  буравя  асфальтовую  даль.  -  Излишне
бояться чужой судьбы и совсем уж глупо заботиться о тех, кто не назначен
тебе ни Богом, ни дьяволом.
   - Тогда какого черта вы позволили  тем  мерзким  крысам  увести  вашу
дочь?! - взорвался Дьяченко. Его  начала  раздражать  спесивая  мудрость
оленеголового предводителя. - Если не  вы,  то  кто  же  тогда  смог  бы
защитить ваше чадо?!
   Братислав мельком, уголком глаз смерил человека.
   - Не суди о чужих  дарах  и  потерях  лишь  по  своим,  человеческим,
меркам. Свет не одна лишь жизнь, а ночь не только смерть. И для  каждого
из нас есть нечто в этой беспокойной  вселенной,  чья  цена  выше  нашей
собственной жизни, а бывает, и дороже жизни тех, кого  мы  любим  больше
себя.
   Поучение ментора внезапно было прервано пронзительным криком.
   Кричал один из отроков. Он  одновременно  пытался  привлечь  внимание
своего господина и показывал  рукой  на  небо.  Дьяченко  глянул  в  том
направлении и без труда обнаружил светлую точку - некое знамение,  вдруг
возникшее на его пути.
   Валька поклясться мог, что еще минуту назад там и в  помине  не  было
ничего похожего!
   При виде загадочной точки Братислав  с  облегчением  вздохнул.  Затем
зычным голосом отдал приказание:
   - Кировол, Махро, Амеррат, Пихо, готовьте души  дионисов  к  посадке!
Через минуту райбусы будут здесь!
   - Души дионисов? - не сразу поняв, о ком идет речь, повторил Дьяченко
и посмотрел вопросительно на Братислава. Однако тот  явно  не  собирался
ничего ему объяснять. "Ладно, посмотрим, как  будут  дальше  развиваться
события.
   Рано или поздно все станет ясно", - Валька решил не дергаться  раньше
времени и вновь уставился на светлую  точку.  Теперь  это  была  уже  не
точка, а, скорее, белое яблоко. Да,  необычный  небесный  объект  быстро
увеличивался в  размерах,  его  очертания  становились  все  четче,  все
фантастичней, поражая  Валькино  воображение.  Вот  неопознанный  объект
приобрел форму летающей тарелки. Дьяченко тут  же  захотелось  крикнуть:
"Быть такого не может!" - но он сдержался. Однако в самом деле: летающая
тарелка над их головами - неужели такое возможно  в  мире,  и  без  того
совершенно непостижимом для нормального человеческого разума?
   Еще через несколько секунд летающая тарелка стала похожа... на  шляпу
- на любимую Валькину фетровую шляпу. "Шиза косит наши ряды!" -  обалдел
Дьяченко. Но это было еще не все. Когда неизвестный летательный  аппарат
завис в 15 метрах от узкой полоски земли, он  больше  всего  походил  на
прозрачную коробку из-под бисквитно-орехового торта "Визит". С той  лишь
существенной разницей, что у настоящей коробки не  было  таких  широких,
опоясывающих по кругу бортов. "Ага, это и  есть,  наверное,  райбус",  -
помня слова Братислава, сообразил Дьяченко.
   Запрокинув  голову,  он  еще  пристальней   вгляделся   в   очертания
чудо-аппарата,  но  как  ни  напрягал  зрение,  так  ничего  и  не  смог
разглядеть, что скрывалось за прозрачными стенками райбуса.
   Небывалое волнение охватило Вальку, будто  по  его  душу  прибыли  из
немыслимых далей. Боясь сделать неверный шаг, он в то же  время  торопил
события.
   В глубине души робко молил Бога хотя бы о малом прощении.
   Райбус основательно, подобно грузовому вертолету, завис над  песчаной
косой.  Снизу  на  его  несколько  выпуклом  днище   отворились   девять
симметрично расположенных люков. Из  них  показались  громадные  золотые
цилиндры, они стремительно опускались -  еще  не  достигнув  земли,  они
начали излучать яркое ровное свечение. Для Дьяченко было очевидным,  что
перед ним не опоры летательного аппарата, а девять  потрясающих  столбов
света.
   И в этот момент его отвлек шум - бархатистый и чистый,  как  духовная
музыка. То пепельные существа зашелестели громче, видимо, таким  образом
выражая свои чувства. "Какое странное имя  дал  им  ментор,  -  Дьяченко
покачал задумчиво головой. - Души дионисов, надо же!"
   Души группами подводили к светящимся столбам,  и  пепельные  одна  за
другой проникали внутрь. Оказавшись в круге света, души вновь  сбивались
в  кучки.  Дьяченко  увидел:  когда  их   собралось   довольно   большое
количество, когда душам стало тесно в  пределах  золотого  круга,  точно
след  гигантского  прожектора,  застывшего  на  земле,  невидимая   сила
внезапно подняла их к райбусу и скрыла из глаз. "Ух ты, да это ж  лифт!"
- Валька проводил души восхищенным взглядом. Он радовался тому,  что  те
беспрепятственно попадают на борт летательного аппарата.
   - Далеко им лететь? - улыбаясь, он кивнул в сторону еще  не  поднятых
лифтами душ.
   - Их ждет Амурай - царство  света  и  счастья!  Бог  встретит  их,  -
произнес Брати