этими сволочами, что лезут один за другим, точно  черви  из
навозной кучи. И прости меня за гордыню и за слабую веру в Тебя..."
   Боги,  которых  генерировали  хлопы,  и  в  самом  деле  походили  на
исполинских червей с конечностями не то медведей, не то львов, не то  уж
совсем фантастических чудовищ. Головой  и  плечами  они  выбивали  люки,
могучим корпусом крушили, сминали хлипкие  перегородки,  столкнувшись  в
узких проходах, без предупреждения наносили друг другу удары. От  одного
такого удара Дьяченко отдал бы душу... Знать бы, кому уже он ее отдал.
   Звериный  рык  и  исступленные  крики  огласили  лабиринт   и   свод,
простиравшийся над ним куда хватало глаз. Сверху вместо неизбежного  эха
на  головы   беснующихся   богов   посыпались   ошметки   грязно-серого,
бесформенного,  безобразного  на  вид  вещества.  Тут  же   пространство
наполнил птичий гам, торопливый и жалостливый. "Вот  уроды  вопят!  Даже
штукатурка с потолка сыплется, - поразился Дьяченко. -  Штукатурка...  в
аду? Нет... Постой, так это ж!.."
   Предчувствуя неладное,  сердце  в  Валькиной  груди  заколотилось  со
скоростью пулеметной очереди. Краем глаза он увидел,  как  преобразилось
лицо Виораха: властелин упивался долгожданным зрелищем. Мыслями и  душой
- если таковая могла быть у дьявола - он был  в  эпицентре  завязавшейся
битвы. Зачарованный той жадностью, с которой  царь  хлопов  наблюдал  за
происходящим, человек медленно проследил за его взглядом и...  оцепенел.
Струйка пота холодной змейкой  скользнула  между  лопатками  -  Дьяченко
испытал ужас, которого никогда  не  испытывал.  То,  что  он  принял  за
штукатурку, вдруг отвалившуюся от потолка, на  самом  деле  оказалось...
душами дионисов. "Мать моя  женщина,  што  ж  это  делается!"  -  Валька
схватился руками за голову.  Тысячами  невзрачных  серых  мотыльков,  на
птичий лад жалующихся на судьбу, души  слетались,  недолго  кружили  над
лабиринтом и, быстро обессилев,  падали  в  лапы  и  разверзнутые  пасти
богов. А боги, на время позабыв о взаимной  вражде,  спешили  насытиться
глупыми   несчастными   душами.   Испуганный   птичий   гам   утонул   в
душераздирающем зверином оре.
   - Мои боги голодны, - негромко произнес Виорах. Очи его сверкали!
   Через миг-другой он прокричал то же самое. - Мои боги  голодны!!  Так
накормите их! Торопитесь - моя воля не терпит промедления!
   Взор Виораха все распалялся. Дьяволу явно  было  тесно  в  человечьем
обличье, которое он нацепил  на  себя  лишь  для  того,  чтобы  искусить
человека.  Эта  странная  мысль  заставила  Дьяченко  содрогнуться.   Он
вспомнил свои молитвы, просьбы к Богу и в отчаянии застонал: "Черт,  все
кончено!"
   Ксилла, а с ним еще пять-шесть хлопов как ветром сдуло: они помчались
выполнять волю своего властелина. Вскоре  внизу,  под  тем  местом,  где
человек ожидал своей участи, что-то несколько раз лязгнуло, громыхнуло -
там отворяли ворота, в которые  немногим  более  получаса  назад  демоны
внесли капсулы с жертвоприношениями людей. Кто сейчас  был  на  очереди?
"Гра-гра-гра!" - вслед за металлическим  скрежетом,  нарастая  с  каждой
секундой, поднялся птичий гам. И в лабиринт, спотыкаясь, падая,  проходя
друг друга насквозь, хлынули полчища душ. Жалкая армия пленников,  рабов
и блаженных, приговоренных быть заживо съеденными. Могучая сила овладела
их волей, гнала их, точно стадо овец, в зубы волков - и души  со  слепой
покорностью принимали смерть, рвались ей навстречу.
   Гомоня,  как  птицы.  Полосуя   пространство   прощальными   криками.
Проклиная имя своего палача: "Виорах!"
   Человек чувствовал близкое дыхание дьявола, человек знал наперед, что
будет с ним и с несчастными душами. "Черт! - Валька сжал кулаки. - Черт!
   Черт! Черт!" Забыв о Боге, Дьяченко заскрипел зубами. Он задыхался от
ярости, он... потерял всякий страх. Неужели, Боже,  свершилось?  Неужели
он наконец избавился от страха? "Ну, черти, вы у меня еще попляшете!!" -
человек рвал и метал в недрах ада.
 
19 
 
   Боги  устроили  настоящую  бойню  душам   дионисов:   те   продолжали
добровольно кидаться в объятия своих палачей, точно бабочки в огонь.
   Необъяснимо, какой только свет усмотрели души в пасынках дьявола?
   Души терзали на части, как  старые  одеяла,  как  записи,  подлежащие
уничтожению. Вскоре куски, клочки серой волокнистой материи  витали  над
всем лабиринтом. Боги, давясь  и  рыгая,  набивали  утробы  драгоценной,
чудесной субстанцией, которую другой и единственный Бог миллиарды лет до
рождения человека выращивал на цветущих аллеях Своей души. "Вот гады!" -
Дьяченко ненавидел новых богов той  чистой,  не  запятнанной  сомнениями
ненавистью,  на  которую  способен  единственный  ребенок  Создателя   -
человек. В Валькиной  ненависти  не  было  ни  капли  фальши,  ни  капли
напускной ярости или  расчетливого  безумства.  Искренность,  с  которой
Дьяченко был готов отомстить за  растерзанные  души,  впечатлила  самого
Виораха.
   - Не спорю, в новых богах демоническое начало  явно  преобладает  над
божественным. Разумеется, не случайно. Ведь новое - это  хорошо  забытое
старое.  Кажется,  так  любят  выражаться  люди?..  Выживет  сильнейший,
выживет коварный. Изворотливый, безжалостный  и  самый  кровожадный!  На
протяжении всей своей истории люди испытывали  бессознательное  влечение
именно к таким богам, понятным и близким человеческой природе. А то, что
один из последних богов  совершенно  не  похож  на  других  -  бывших  и
будущих, то, что он задержался у вас свыше двух тысяч лет... Скоро  этот
феномен утратит свою загадочную противоестественную людской сути ауру. И
тогда никто больше не сможет призывать вас к покаянию. Миф единственного
бога будет развеян, как ошметки тех несчастных и глупых душ. Никто не  в
силах помешать этому. Слышишь, человече, никто!!
   Но Дьяченко не слышал. Сердце в его груди  вдруг  радостно  забилось,
душа встрепенулась. Переведя взгляд с владыки, все  глубже  входящего  в
раж, на лабиринт, Валька заметил в  его  тесных  коридорах  и  крошечных
комнатах нечто новое, необычное. В гуще спешивших на гибель душ,  вокруг
богов-вандалов как из-под земли возникли третьи создания. Их  невозможно
было причислить ни к жертвам, ни к палачам. Они... они были  бесстрашны!
Таинственные пришельцы, как тигры, бились с  богами-демонами  -  отважно
бросались на них, размахивая над головой безобидным оружием, вырывая  из
косматых объятий, из алчных пастей дрожащие, смирившиеся с участью души.
Застигнутые врасплох, боги вскоре оправились и с неслыханной жестокостью
кинулись уничтожать спасателей душ. "Что же делается?! -  от  бессильной
ярости у Дьяченко помутилось в глазах. -  Боже,  куда  ж  ты  смотришь?!
Забудь мои молитвы, забудь все просьбы мои, лишь помоги этим благородным
созданиям!"
   Растерзанные тела безымянных спасателей усеяли бесчисленные проходы и
коридоры лабиринта.  Но  новые  силы  пришельцев  продолжали  прибывать,
возникая то тут, то там,  приводя  в  бешенство  богов,  изумляя  самого
Виораха.
   Откуда являлись они  и  кем  они  были?..  Загадка  решилась  быстро.
Вначале Дьяченко научился различать спасателей  между  собой.  Там  были
существа с крыльями трех рас: первые похожи на ангелов,  вторые  вылитые
вилы-русалки - девицы с чудесными кудрями и нагими персями,  третьих  не
отличить от грифонов - волшебных созданий с головой дракона и  туловищем
льва. "Ну, Валек, ты даешь! Откуда ты, блин, все  знаешь?!"  -  Дьяченко
диву давался, что может дать имя всему, что попадало ему  на  глаза.  Он
вдруг обнаружил в  своей  непутевой  башке  источник  редких,  казалось,
неподвластных осмыслению знаний. Цепким взором он продолжал  выхватывать
из  клокочущего,  захваченного  кровосмешением   лабиринта   все   новых
спасателей душ.
   Там были обезьяны о двух головах, одна из которых  непременно  спала,
ей снился вещий сон, а в нем ответ -  как  убить  бога-демона.  Там  был
бегемот, чья толстая шея густо утыкана жалами железных ос - об эти  жала
боги рассекали  ладони  и,  зачарованные,  пойманные  болью  в  ловушку,
глядели на руки, истекающие кровью.
   Там  были  бородатые  воины,  очень  схожие  с  ратными,  доблестными
киевскими русичами. Бороды у них  были  заплетены  на  макушке  в  тугие
косички,  сверху  на  них  насажены  каменные  наконечники  от  копий  и
дротиков. В эти наконечники,  как  в  кулак,  русичи  собрали  всю  свою
благородную ненависть и отвагу,  без  промаха  разили  убийц  душ,  метя
бородой в каменное сердце. Там были...
   Вдруг Валька заметил отрока. Произошло это следующим образом.
   Взор его,  возбужденный,  разгоряченный  видом  разгоревшейся  битвы,
случайно упал на одну душу. Замедлив бег, та  неожиданно  оторвала  себе
голову - у Вальки очи полезли на лоб... Нет, конечно, то была не голова,
а капюшон пепельного, цвета души диониса, плаща. Так вот оно что!  Часть
пришельцев, точно спецназ, одетая в маскхалаты, незамеченной проникла  в
лабиринт. Рассредоточившись в его ближайших коридорах, спасатели уже  не
боялись открыть свои лица. Бесстрашные, они бросались освобождать  души,
отчаянно дрались за них, бесследно исчезали, разорванные богами.
   В это самое время отрок, замеченный Дьяченко, окончательно  избавился
от камуфляжа. На бегу скинул серый плащ и  оказался  в  бирюзово-зеленом
камзоле - одежде, характерной для племени отроков.  Разве  не  чудо!  Но
даже не этот удивительный эпизод всецело поглотил внимание  человека.  У
Вальки дух захватило, когда он увидел, как рассыпались по плечам  отрока
восхитительные золотистые локоны, как блеснула, играя  лучом,  роскошная
корона... Дьяченко ахнул: не корона то, а  оленьи  рога,  и  не  простой
отрок бежит навстречу смерти, а его драгоценная,  ненаглядная  Амелиска!
Боже, так она жива!!
   В безотчетном порыве Дьяченко сделал  шаг  вперед  и  сорвался  бы  с
площадки, не удержи его крепкая рука Виораха.
   - Благодарю вас, владыка, -  придя  в  себя,  произнес  Дьяченко.  Не
удержавшись, ухмыльнулся. - Не часто дьявол спасает человека.
   - Ошибаетесь. Моя помощь людям за тысячелетия слилась  в  неразрывную
вереницу  спасений.  Спасать  вас  приходится  так  часто,  но   чувства
благодарности вы лишены совершенно.  За  что  вас  только  любит  бог?..
Однако речь не об этом сейчас. Я вижу, вы чем-то  обрадованы?  На  вашем
челе такая сладкая печать, словно вам удалось одновременно отведать  все
людские грехи... Ну так что же - я прав?
   - Нет... то есть да.
   - Будьте честны, человече. Ведь ваша честность и подкупила меня.
   -  В  этом  нет  ничего  особенного.  Просто  я  увидел...  ту  самую
девушку...
   - Которая проглотила старика Ингэла.
   - И осталась жива. Значит, не все так однозначно в вашем государстве,
владыка? Хм, даже смерти нельзя доверять.
   - Чужой - да.
   Дьяченко сделал вид, что не услышал последнего замечания дьявола.
   Взор человека заметно оживился, осмелел, он был открыт и  светел.  На
миг Валька словно задумался. Потерев пальцем переносицу, он  вскинул  на
Виораха  взгляд  -  человек  едва  сдерживался,  чтобы  не   улыбнуться,
широко-широко, как он это умел.
   Особенно в тех случаях, когда чувствовал себя победителем.
   -  Что  же  это?  Искусители  становятся  жертвами.   Непобедимые   -
побежденными. Все смешалось в доме сатанинском?
   - Совершенно верно, - владыка ничуть не смутился. - Именно поэтому  я
пошел на невиданный эксперимент - заложил в лукр не старье язычников,  а
уникальную безделицу, необъяснимый  фетиш,  которому  вы  в  вашем  мире
поклоняетесь. Я говорю "вы", имея в виду, конечно, не лично вас, а ваших
современников. Они придумали такую забавную, бесподобную вещь -  сувенир
для бога. А-ха-ха-ха! - внезапно Виорах разразился безумным смехом -  от
него у Вальки начали слабеть ноги, смеяться тут же расхотелось. А дьявол
не унимался:
   - Ха-ха-ха! Я рискнул...  я  поставил  на  эту  штуку  ваше  будущее,
человече... и будущее мое  -  Юфилодора  и  тех  безмозглых,  -  скривив
презрительно рот, Виорах кивнул в сторону своих подданных, не решавшихся
вмешиваться в поединок богов и спасателей душ, - которые не  знают,  как
навести порядок в лабиринте. Но это сделает он,  -  черты  лица  владыки
ожесточились, он вновь выпустил знакомые рожки и  клыки.  Затем  простер
задумчивый  взор  далеко-далеко  над  лабиринтом  -  казалось,  за   сам
горизонт.
   - Но это сделает он, - уверенно повторил дьявол, - новый бог, зачатый
от медного единорога.
   - Но это же символ чистоты! - возмутился Дьяченко.
   - Вот именно. Наконец-то до вас дошло, человече. Такого бога  сложней
одолеть. Практически невозможно. Подобно вашему, а? Ха-ха-ха! Вы  только
посмотрите, как он мощно выступил!
   Сувенирный единорог породил чудовище. Его выход был поистине  ужасен!
Затаив дыхание, Дьяченко смотрел, как рождается  новый  Оззо.  "Господи,
ведь никто не поверит, если я  расскажу...  когда-нибудь  расскажу,  что
здесь творилось", - пронеслось в Валькиной голове и тут же забылось.  Он
глаз не мог оторвать от последнего бога - последнего из четыреста трех.
   Сувенирный бог заявил о себе  с  первой  секунды.  Вначале  с  жутким
грохотом сорвало крышку с лукра, в который около  полутора  часов  назад
была опущена капсула с бронзовым единорогом. Люк, угрожающе  просвистев,
точно дисковая фреза, неожиданно встретил на своем пути одного из богов,
явившихся раньше. Демону, до этого  лихо  раскидывавшему  налево-направо
спасателей, не повезло: люк срезал голову с его косматых плеч и, подобно
голове пророка, пронес ее, лупоглазую и носатую,  над  доброй  половиной
лабиринта, жахнулся в самую гущу враждующих.
   Вслед за сорванной крышкой из лукра ударил мощный столп огня и дыма -
взметнувшись вертикально, пламя не достало какой-то незначительной  пяди
до свода, под которым, уже измученный битвой, лежал лабиринт. "Во  дает!
- невольно восхитился Дьяченко. - Из базуки что ли лупит?"
   - Я вижу, вас по-настоящему захватило это неординарное зрелище.
   Держите, с помощью этого вы станете полноценным  свидетелем  рождения
бога. Хм, бога нового поколения! - одарив  человека  покровительственной
улыбкой, Виорах протянул ему странноватый предмет. Что-то вроде  темного
стеклышка без видимой оправы. Тем не менее каким-то образом к  стеклышку
была прикреплена дугообразная спица, согнутая на обратном конце. Заметив
недоумение в глазах Дьяченко, владыка пояснил:
   - Наденьте на голову. Зоос должен быть по центру вашего лба.
   Удивительно, но Валька сразу сообразил, что зоос  и  есть  то  темное
стеклышко. Завел спицу через макушку на затылок, сдвинул зоос  к  центру
лба - бах, что-то щелкнуло в мозгу  и  загадочная  штуковина,  казалось,
намертво впилась в его голову... Зато Дьяченко увидел такое, что  раньше
ему, стоящему здесь, было недоступно: прямо  перед  ним  вырос  лабиринт
ада.  С  полуразрушенными  стенами,  на  которых  можно  было   запросто
разобрать каждую пробоину, каждую  трещину,  каждое  пятнышко  крови.  С
проходами, сплошь заваленными телами раненых и растерзанными трупами.  С
ликами  воюющих,  грязными,   испачканными   в   крови,   изуродованными
сочащимися шрамами, искаженными болью и неиссякаемой яростью. Ужас битвы
обнаружился с  такой  мрачной  силой,  словно  человек  не  только  смог
выхватить из  громадного  кровавого  месива  каждый  разъяренный  оскал,
каждый клинок и прощальный  стон,  но  и  трезво  оценить  происходящее.
Словно открылся в Дьяченко третий глаз, способный одновременно видеть  и
мыслить. Так и есть - зоос стал его третьим глазом.
   ...Еще не рассеялся дым, не стихли  стоны  воинов  и  богов,  раненых
взрывом  лукра,  как  из  него  высунулось  нечто,  больше  похожее   на
перевернутый вверх дном мусорный бак, чем на голову живого существа. Или
бога.  Голова  замерла.  Дьяченко,  вперившись  в  нее  третьим  глазом,
догадался, что голова  застряла.  "Ну  и?"  -  мысленно  поторопил  бога
Валька,  поддавшись  странному,  нездоровому  азарту.  Ждать  долго   не
пришлось.  Сначала  задрожал  пол  под  лабиринтом  -  дрожь   мгновенно
передалась смотровой площадке, где столпились хлопы. Или то, может, была
нервная  дрожь,  охватившая  Валькино  тело?..  Вдруг  пол,  а  вслед  и
смотровую  площадку,  тряхануло,  да  так,  что  Дьяченко,  не   удержав
равновесия, плюхнулся на задницу. Запутавшись в  полах  длинных  плащей,
упало несколько хлопов.  Один  грохнулся  в  опасной  близости  от  края
площадки - перевернувшись через голову, он сорвался вниз. Не успел  хлоп
оправиться, ощупать сломанные или вывихнутые ноги, как был  разорван  на
части подскочившим к нему богом с клювом трехглазой ехидны.
   Тем временем гигантская  голова  Оззо  продвинулась  еще  на  десяток
сантиметров. Новый подземный толчок сотряс лабиринт. Он оказался намного
мощней первого - окончательно разворотил искусственную утробу и явил  на
адский  свет  последнего  бога.  Вид  403-го  божества  оказался   более
устрашающим, чем остальные.
   "Камероновский Терминатор, хе-хе, просто отдыхает рядом  с  Оззо!"  -
подумал Дьяченко, и какой-то дурацкий,  нервный  смешок  родился  в  его
душе. А ведь было чего бояться, ей-богу!  Оззо  невероятно  смахивал  на
танк  времен  первой  мировой  войны.  Вместо  ног  такие  же  громадные
уродливые гусеницы. Рычаги-обрубки вместо рук -  штук  шесть-восемь,  не
меньше. И уже казавшаяся миниатюрной по сравнению  с  исполинским  телом
голова-башня. Вместо пушки из бронзовой башки  торчал  заметно  выросший
рог. "Вот чертов Буратино, хе-хе! Мать его! - Валька мысленно  выругался
и опять по-идиотски хохотнул. - Сюда бы гранатомет..."
   Казалось, Оззо совершенно нет дела до того,  что  происходит  вокруг.
Какое-то время он стоял, не шевелясь, не решаясь отойти от  материнского
лукра, не обращая внимания на враждующих, смертным боем бившихся тут  же
рядом,  у  его  гусениц.  Поначалу  Оззо   не   проявлял   ни   малейшей
враждебности. Могло показаться, что он, подобно новорожденному младенцу,
еще не  способен  проявлять  ясные  чувства,  адекватно  реагировать  на
реальность. Его же собратья, кромсая и лязгая, продолжали крушить головы
спасателям душ, с дьявольской одержимостью прорубая дорогу к  горизонту,
туда, откуда манила золотая лава или река.
   Огненосная и неукротимая, она переливалась  сотнями  оттенков  жизни.
Она дышала, пульсировала, звала - звала немедля покинуть мир  демонов  и
обратить свой бег в мир живых. "Идите туда  -  призывала  золотая  река,
излучая нездешнюю страсть, - и вы обретете несметный урожай человеческих
жизней". Дьяченко помнил:  где-то  там  находились  врата,  единственные
врата, ведущие домой.
   Внезапно Оззо вздрогнул всем могучим телом, точно очнулся от короткой
спячки, фыркнув, выпустил  струйки  пара  из  медного  брюха  и  наконец
двинулся... в сторону смотровой площадки. К  воротам,  в  которые  вошли
слуги Виораха, а затем спасатели душ.  Напрасно  лава  аппетитно  пыхала
жаром за  спиной  403-го  бога,  напрасно  блистала  заманчиво  золотом.
Путешествие в мир людей Оззо явно не привлекало.
   Поначалу никто из остальных богов не удостоил своего молодого собрата
даже беглым вниманием. А  что  же  Оззо?  Бог-единорог  в  свою  очередь
оставался  абсолютно  безучастным  к  происходящему,  не  выказывая   ни
неприязни, ни элементарной приветливости.  Медленно,  но  уверенно  Оззо
приближался к входу в лабиринт. Упрямо бежали  его  гусеницы,  неумолимо
сокращая расстояние.  Громоздкое  тело  мерно  покачивалось,  приседало,
точно на рессорах, пыхтело,  фыркало,  выстреливало  тугие  струи  дыма,
подобно танковому двигателю, выбрасывающему выхлопные газы. Дьяченко, не
спускавший глаз с чудовища, заметил весьма любопытную деталь: куда бы ни
поворачивал Оззо, продвигаясь по  извилистым  коридорам  лабиринта,  его
голова-башня неизменно смотрела рогом в сторону смотровой площадки. И не
куда-нибудь, а - Валька в этом был просто уверен  -