ь суровость обстановки, постоянное ожидание
опасности,  до  предела раскаленную атмосферу, режиссеры  снимали  эти сцены
так,  что становилось  жалко  веселящихся. Нервные,  настороженные, с  будто
приросшими  к  бедрам  пистолетами,  они  не  столько  веселились,   сколько
напряженно вслушивались в черную тревожную ночь... Бал непременно прерывался
нападением кровожадных аборигенов.
     И  хотя  Ирина  знала,  что   цивилизаторы  нисколько   не   похожи  на
кинематографических героев, она не смогла сдержать изумленного  восклицания,
когда вбежала в клуб.
     В  отличие  от грандиозных земных  празднеств,  когда  в  толпе  всегда
чувствуешь себя чуть затерянным,  даже  если все вокруг  знакомы, здесь было
просто уютно. Уют -- первое, что бросилось в глаза Ирине, как это понятие ни
несовместимо  с   представлением   о  празднике.   Мягкие  переливы   огней,
сглаживающие  первобытную  суровость стен, тихая музыка и пары, скользящие в
медленно-задумчивом танце... Здесь были все свои и все-таки не  свои. Вон та
высокая, изящная, так мило улыбающаяся девушка в красном платье, неужели это
суровая  решительная Патриция? А Буслаев?.. Его  не  узнать во внимательном,
идеально  вежливом кавалере, осторожно ведущем в танце свою  даму. Даже  его
буйная борода и та приобрела благопристойный вид.  Зато Мимико  нисколько не
изменилась. И в нарядном платье она такая же милая хохотушка. Ирина стояла у
дверей, и напряжение последних дней покидало ее, уступая место покою.
     Это не бал, это вечер отдыха.  Люди пришли сюда отдохнуть после дневных
трудов.
     Пожалуй, она  несколько поторопилась с  выводами,  потому  что  в  этот
момент  грянула  такая  бурная  музыка,  что  казалось, огромные  бревна  не
выдержат и выскочат из пазов.
     Мужчины  в  строгих костюмах,  женщины  в  вечерних туалетах  танцевали
модный  быстрый  танец, требующий спортивных навыков  и  отличного  владения
собственным телом. Они словно фехтовали вокруг какой-то общей оси,  и каждая
фигура танца  была полна значения. Дразнящие, ускользающие  движения  женщин
противостояли бурному, полному силы натиску мужчин.
     Увидев Ирину, Буслаев и Георг кинулись к  ней.  Бородач  успел  первым.
Подмигнув приятелю, он  увлек  девушку в  толпу  танцующих.  Георг, ничем не
выдав разочарования, церемонно поклонился Бубе:
     -- Разрешите...
     -- Ax! -- только и смогла вымолвить потрясенная девочка.
     Танцы были ей  знакомы.  Такриоты нередко  празднуют окончание  удачной
охоты.  Понадобилось несколько  секунд,  чтобы  она приспособилась  к новому
ритму,  восполнив  фантазией  незнание  па, и  Георг  убедился,  что  у него
отличная партнерша.
     Ирина заметила, что  многие девушки охотно танцуют с такриотами, и сама
ради любопытства прошлась с подопечным Буслаева. Да, это был танцор!
     Танец сменялся танцем: медленный  --  быстрым, быстрый -- медленным.  В
перерывах играли в массовые игры, веселясь,  как дети,  поднимали бокалы  за
отряд,  за  Ирину,  за  такриотов  и  даже  за пиявок. То  и дело кто-нибудь
выключал динамики, и то в одном, то в другом  конце  зала взлетала песня под
аккомпанемент гитары, рояля  или  вовсе  без аккомпанемента.  Песни все были
"земные", в большинстве грустные.  Ни разу не спели "цивилизаторских" песен,
которые так часто звучат на Земле.
     Ирина  была  счастлива. Только  сейчас,  на этом  балу,  к  ней  пришла
уверенность  в  успехе.  Какие  все-таки  отличные  ребята эти цивилизаторы!
Почему  они показались  ей вначале сухими и колючими? Разумеется,  у каждого
бывают  неудачи  и  каждый  переживает  их  на  свой  лад.  Человек остается
человеком на любой планете. А она  хотела  в них видеть  не  живых людей,  а
киногероев, штампованных оптимистов, уверенно шагающих к великой цели. Какая
чепуха! Ирина осушила бокал и, смеясь, рассказала о своих мыслях.
     -- Нет, не чепуха,  -- неожиданно возразил Георг. -- Он помолчал, потом
заговорил,  тщательно  подбирая  слова.  --  Мы  сами виноваты  в  том,  что
кинематографическая  Такрия так  мало  похожа на реальную:  почти никого  не
пускаем к себе. Это отчасти вынуждено -- несведущий человек, попав в племя и
движимый самыми  лучшими  намерениями, может таких дров наломать...  Но есть
еще одно. Мы не любим, когда новички открыто выражают разочарование тем, что
такриоты  пока  еще не такие, какими их представляет  широкая  публика.  Это
лишний раз  напоминает... -- Он кивнул на циметр. -- Который  уж год стрелка
ни туда ни сюда.  И  невольно думаешь, что пока ты  здесь  -- там, на Земле,
такие дела делаются... Можно ведь не успеть ни там, ни здесь.
     --  Жорочка!  -- насмешливо пропела  Патриция.  --  Мы же  все-таки  на
балу...
     Георг виновато улыбнулся.
     -- Больше  не  буду.  Просто  со следующим астролетом лечу на  Землю, в
отпуск.  А   оттуда  всегда   возвращаешься  расстроенным.  Земляне   ахают,
расспрашивают,  завидуют  и  никак не  поймут,  почему это  мы завидуем  им.
Считают, что мы просто гордецы и снобы.
     --  И правильно  считают, -- легкомысленно  заявил  Буслаев.  -- Что до
меня, то  я  ух  какой  сноб!  Не  хотелось  бы  мне  сейчас предстать перед
землянами в таком  виде: в  лакированных ботинках и при галстуке. То-то было
бы разочарование! Ну да ладно, простим их!
     Он схватил Ирину, закружил по залу, ловко лавируя между парами.
     -- Вальс! -- крикнул он так, что запнулись динамики.
     Все сливалось перед глазами. Стены,  лица, рубиновые  искры в бокалах с
вином -- все превратилось в цветные расплывающиеся полосы.
     Сильные, твердые руки несли  Ирину на волнах музыки, почти  отрывая  от
пола.
     И  вдруг  будто  перерубили мелодию.  Только какая-то  запоздалая  нота
потянулась,  как  паутинка,  за  исчезнувшей  музыкой  и,  жалобно  звякнув,
оборвалась.
     -- Внимание! Передает седьмой спутник наблюдения, -- закаркали динамики
скрежещущим  голосом робота.  -- Гроза  разорвала  кси-поле  в  заповеднике.
Гарпии  вырвались.  Триста  особей напали  на  группу охотников  в пятьдесят
восьмом квадрате. Имеются жертвы.
     В  окаменелой тишине раздался звонкий шлепок. Это Буслаев хлопнул  себя
по лбу и кинулся к дверям. Охотники были из его племени.
     -- Слушать команду! -- закричал Сергеев,  вскакивая на стол. -- Мимико,
Диане и Томасу остаться здесь с подшефными. Остальные в воздух.
     Ревущий водопад ударил в раскрытую дверь клуба, на миг остановив людей.
Вода казалась голубой от непрерывно вспыхивающих молний.
     "Оказывается,  в фильмах  не все  неправда", -- подумала Ирина,  рывком
поднимая свой мобиль.
     Она летела  в  середине колонны. Справа и слева тревожно перемигивались
огоньки других машин. Мотор злобно ревел,  задыхаясь на  форсаже. Индикаторы
автопилота готовы были расплавиться: даже он еле удерживал машину, трещавшую
под ударами ливня.  "Каково же  Василию на старом драндулете?"  -- мелькнула
неожиданная мысль.  Только сегодня  Буслаев  жаловался,  что  автопилот  его
машины окончательно забастовал и приходится  пилотировать вручную.  Удержать
мобиль в  воздухе в  такую  грозу... Ирина выжала из мотора  все, что он мог
дать, и очутилась  рядом  с  головной машиной,  будто могла чем-то помочь. В
блеске молний вспыхивала напряженная фигура цивилизатора, почти лежавшего на
пульте. Взъерошенная борода упрямо торчала вперед.
     Облизывая пересохшие губы, Ирина  пристегнула  к поясу кобуру запасного
пистолета, всегда висящего в кабине. Несмотря на  серьезность положения, она
не могла  не подумать,  как  нелепо  выглядит оружие на воздушном,  нарядном
платье.
     Гарпии напали неожиданно. Охотники, спасаясь от  ливня, разбежались под
большие деревья  и уютно устроились там, беспечно побросав оружие.  В  такую
непогоду  ничто живое  не  осмелилось  бы покинуть убежище. И  вдруг  из-под
глухого свода  листвы начали  падать  белые, похожие  на  привидения фигуры.
Потеряв  рассудок  от ужаса, аборигены кинулись на поляну, вместо того чтобы
спасаться  в  гуще  леса... К прилету  цивилизаторов на  траве уже  валялось
несколько трупов.
     Мобили резко клевали носами, устремляясь на посадку. Ирина спрыгнула на
скользкую  траву  и  побежала за темными фигурами цивилизаторов,  машинально
отметив,   что  их  стало  как  будто  меньше.  Она   лихорадочно  старалась
сориентироваться, понять, что же надо сейчас делать. Кто-то налетел на нее в
темноте, споткнулся и с  досадой помянул нечистую силу. По голосу она узнала
Буслаева.
     -- Но, но, полегче на поворотах! -- насмешливо сказала она.
     Буслаев ахнул и резко затормозил.
     -- Ты? Какого черта! Твое место в воздухе.
     -- Командуй своим роботом! -- огрызнулась Ирина.
     Он так схватил ее за руку, что она вскрикнула.
     --  А на циметр ты посмотрела? Стрелка на  нуле. Цивилязации  нет.  Так
что,  девочка, брось  разыгрывать  героиню! Здесь  по-всамделишному  опасно,
можно оставить сиротами своих друзей. Это массовый психоз, как в сумасшедшем
доме,  где клиенты за  свои поступки  не отвечают. К  тому  же гарпии... Они
драться умеют! Так  что  уступи место суровым мужчинам и  вознесись  к дамам
освещать поле боя.
     В воздухе, рассекая водяные струи, метались плотные столбы света. Когда
они  задевали  человека,  он невольно отшатывался, как  от ударов. Мобили  с
ревом проносились над кустами, сшибая листья. Буслаев покачал головой:
     -- Зря они мечутся. Стояли бы на месте, лучше было бы видно. Нервничают
девочки. Гарпий шумом не испугаешь, а такриоты уже ни на что не реагируют.
     Он  все  еще  не отпускал Ирину, и  его ноги плясали от возбуждения. Со
всех  сторон  раздавались  крики,  выстрелы  и удары... Ирина  заколебалась.
Пожалуй,  действительно  лучше вернуться. Но, взглянув  назад, увидела,  что
путь к мобилю отрезан. Из-за кустов вырвалась бесформенная куча и покатилась
навстречу. Над ней белыми молниями вились узкие тела гарпий...
     -- Бей влет! -- взревел Буслаев, выхватывая пистолет.
     Одна  гарпия, перевернувшись в  воздухе, шлепнулась в кусты. Но  больше
стрелять ему не дали.  Волна  обезумевших аборигенов  накатилась на  них,  и
гигант согнулся под ее напором, а его пистолет отлетел куда-то в траву.
     -- Стреляй, Ирка! -- заорал он, расшвыривая такриотов.
     Ствол  пистолета равнодушно выплевывал смерть. Раненые гарпии  плакали,
как обиженные дети.  Ирина, стиснув  зубы, нажимала и  нажимала на  гашетку,
ужасаясь  тому, что  совершает  преступление.  Ведь  она  убивала  существа,
которые  должны были стать  разумными хозяевами планеты. Они, а не такриоты,
потому  что имели  больше прав  на это. Объем их  мозга в два раза  превышал
человеческий. Лапы были  устроены  так, что могли создавать орудия труда. Да
еще умение летать... Ирония природы, слишком хорошо вооружившей их, помешала
им  занять  достойное место. Не  подвергаясь опасности,  наводя ужас на  все
живое,  они не нуждались в  коллективе,  чтобы  обеспечить себе пропитание и
защиту. И мозг, не понуждаемый к борьбе, не развился. Здесь, как и во многих
других случаях, сила оказалась слабостью.
     Буслаев осмотрительно  защищал Ирину, не  подпуская к  ней такриотов  и
стараясь образумить их. Он окликал их по имени, уговаривал, хохотал,  потому
что смех  отрезвляюще  действовал на туземцев.  И  все-таки упустил  момент,
когда из-за кустов выскочил еще один такриот и, размахивая топором,  кинулся
на него сзади. Ирина,  почувствовав  хриплое дыхание, обернулась в последнее
мгновение. Гладко отесанное лезвие,  искрясь в лучах прожекторов,  описывало
смертельную дугу. Не  раздумывая, она прыгнула, вцепилась ногтями в безумца.
Взревев от ужаса и боли, такриот кинулся прочь.
     --  Молодец,  девочка!  --  гаркнул Буслаев, точным  ударом переламывая
крыло гарпии. -- А ну-ка, пальни вон в ту...
     И тут только Ирина почувствовала, что в руках ничего нет.
     -- Пистолет! Я выронила пистолет!
     -- Ищи! -- закричал Буслаев.
     Будто  поняв, что люди безоружны, с  высоты спикировало  еще  несколько
хищников. Ирина  упала  на  колени, лихорадочно зашарила в  траве, проклиная
себя. Попробуй отыщи что-нибудь в темноте!
     -- Не суетись, не нервничай! -- сквозь зубы бросал Буслаев.
     Его  страшные  руки  молотили воздух  методично,  как  крылья  ветряной
мельницы, и обмякшие  тела гарпий летели в кусты, сокрушая ветви. В бегающих
лучах прожекторов он казался еще  выше, еще массивнее. Ирина с благоговейным
ужасом глядела снизу вверх на гиганта, похожего на разъяренного бога.
     Наконец ее ладонь наткнулась на рубчатую рукоятку.
     -- Есть! -- закричала она, вскакивая.
     --  Дай  сюда! -- Буслаев  вырвал пистолет,  и яркие  вспышки разметили
широкую дугу на черном покрывале неба.
     С  этой группой было кончено.  Буслаев  схватил Ирину за  руку, потащил
вперед, в самый центр схватки.
     --  На! --  Он  сунул ей пистолет.  -- Будешь меня подстраховывать. А я
лучше этим... -- Он потрясал вырванным у туземца топором.
     --  Это же  идиотизм!  --  сердито воскликнула Ирина, отворачиваясь  от
хлещущих струй. -- Неужели  у  нас нет другого средства?  Усыпляющий газ или
кси-поле...
     Переменившийся ветер швырнул ей в лицо горсть брызг, и она закашлялась.
Буслаев на мгновение  притормозил, давая дорогу  такриоту,  несущемуся сломя
голову, ловко подшиб топором преследующую его гарпию и потащил Ирину дальше.
  -- Стихия!  --  объяснял он на ходу.  -- Всю технику с матушки-Земли не перетащишь. Усыпляющий газ неограниченно растворяется в воде,  а кси-поле...  Оно и при спокойной атмосфере
дает  разряды. А сейчас  мы стянули бы  сюда  все молнии ада. Представляешь,
какой был бы костер!
     Они вбежали на пригорок и остановились. На поляне часть  цивилизаторов;
выстроившись  цепочкой, оттесняла  такриотов к лесу,  под спасительный шатер
ветвей. Другие шли следом, сбииая гарпий. Их белые трупы валялись вперемешку
с темными телами такриотов.
     -- За мной! -- заорал Буслаев и кинулся вниз, размахивая топором.
     Ирина вприпрыжку бежала за ним.
     Это была страшная ночь. Крохотная кучка цивилизаторов отчаянно боролась
с  хищниками, не знающими  страха  и  не  привыкшими к  сопротивлению.  Даже
смертельно раненные гарпии стремились подползти  к противнику,  вцепиться  в
него  зубами.  И  одновременно  надо  было  спасать  обезумевших  такриотов,
нападавших на  своих  защитников и друг  на друга. Ирине казалось, что этому
ужасу  не  будет  конца.  Вспышки  выстрелов  слепили  глаза, крики  и вопли
взрывались  в  голове  крохотными  фугасками,  болели руки, ноги,  все  тело
саднило от толчков и ударов.  Но она с упорством  отчаяния шла за Буслаевым,
потому что другого пути не было.
     Только  перед  самым  рассветом,  когда  кончилась  гроза,  прилетевшим
патрульным  роботам  удалось  загнать уцелевших  гарпий за барьер кси-поля и
водворить их обратно в заповедник. Постепенно и такриоты пришли в себя.
     Взошедшее  солнце  осветило  большую  поляну  с  вытоптанной  травой  и
измученных,  с трудом передвигающихся людей. Двадцать  три такриота остались
лежать на  земле, полтораста было ранено. Среди цивилизаторов тоже оказались
пострадавшие.  У Ирины  было поцарапано лицо и подбит левый глаз,  не считая
многочисленных синяков.  Она  так  и не  смогла вспомнить,  когда  ее  били.
Буслаеву  острый  коготь  до  кости  рассек  лоб.  А  нового   костюма,  так
старательно отглаженного Ириной, вообще не существовало.
     Он  отыскал Ирину в толпе, мокрую, дрожащую  от  холода, и,  как она ни
отбивалась, размашисто поцеловал.
     -- За спасение моей драгоценной жизни!
     -- Сумасшедший! -- сказала Ирина, вытирая платком кровь па его лице. --
И нахал! -- добавила она, подумав.
     -- Согласен! -- ухмыльнулся Шкипер. -- Но ты мне нравишься.
     -- А ты мне нет. Иди на перевязку.
     -- Сама перевяжешь, не маленькая.
     Ирина зашипела  от возмущения.  Но бородач нахально орал, что только ей
доверяет  свою нежную  особу,  и,  чтобы  не привлекать  внимания,  пришлось
достать из мобиля сумку с медикаментами.
     -- Садись, мучитель! -- прошипела она.
     Она неумело  наложила бинт, стараясь не причинить боли.  Буслаев только
щурился, будто эта процедура доставляла ему удовольствие.
     Куда ни  кинь  взгляд,  женщины ловко орудовали  бинтами  и тюбиками  с
заживляющей  биомассой.  Такриоты,  сидя  на  траве  в  ожидании  перевязки,
недоуменно переглядывались: они ничего не помнили.
     Девушки  работали  споро  и  четко. Видно  было, что  это дело им  не в
диковинку. Ирина тоже скоро приноровилась.  Переходя от раненого к раненому,
она  столкнулась  с  Патрицией.  Та  была  чем-то  взволнована  и все  время
оглядывалась.
     -- Ты не видела Георга?
     Ирина покачала головой.
     -- Ума не приложу, куда он делся, -- тревожно сказала Патриция.
     Она спрашивала у всех, и все пожимали плечами. Многие вспоминали, когда
в последний раз видели его. Вот здесь он вырвал топор у туземца, там обратил
в бегство гарпий, у того куста  пришел кому-то на  помощь... Но перед концом
схватки   его  не  видел  никто.  Постепенно  тревога  Патриции   передалась
остальным.
     --  Кто  перевязан  --  на  поиски!  --  скомандовал  Сергеев,  бережно
поддерживая сломанную руку.
     ...Его нашли за кустами  на изрытой траве. Он лежал на боку, выбросив в
последнем рывке руки. Неправдоподобно красивое лицо его застыло.
     Девушки плакали, мужчины стискивали кулаки. Буслаев опустился на колени
перед телом друга,  поднял его на руки и понес, прижимая к груди.  Такриоты,
взглянув в его лицо, разбегались с криками ужаса.
     ...На маленьком кладбище в нескольких километрах от Базы прибавится еще
одно скромное надгробие.
     Мимико,  плача,  кинулась  на  шею  Ирине.  Она  уже  все знала.  Ирина
судорожно  обняла  подругу,  и  тут  ее   нервы  не  выдержали.  Сумасшедшее
напряжение ночи, изуродованные  безумием лица, белые  крылья, в предсмертном
трепетании  хватающие воздух,  и  кровь,  кровь, кровь  --  все  вылилось  в
пронзительном  истерическом  вопле. Перепуганные Мимико  и Буба вцепились  в
Ирину,  которую неудержимо  трясло.  Потом  Мимико  принесла  стакан воды и,
разжав сведенные судорогой челюсти подруги, насильно напоила ее.
     Ирина вздохнула и сникла.
     -- Уложи девочку спать, потом приходи, -- попросила она. --  Я умоюсь и
прилягу. Только не оставляй меня.
     Они просидели всю ночь на диване, тоскливо  вглядываясь  в  темноту. По
временам  Ирина трогала заплывший глаз  и вздрагивала, не  в силах  отогнать
страшные воспоминания, Мимико потихоньку плакала.


ЭТО НЕ ПИЯВКИ

     Мимико  не  появлялась   две   недели.  После  боя  с   гарпиями   всем
цивилизаторам  было  категорически  запрещено  без нужды  являться на  Базу.
Начальник отряда,  несмотря  на сломанную руку, кочевал  из племени в племя,
проверяя,  все  ли  в  порядке.  Он  опасался новой  вспышки  безумия.  Было
замечено, что  припадки,  чем бы  они  ни  были вызваны,  никогда не  бывают
одиночными, а вспыхивают сериями, причем в различных племенах, будто микробы
безумия разносятся по воздуху. Но пока все было тихо.
     Ирина  осталась на  Базе одна,  если не считать Бубы.  В  эти  дни  она
поняла, что обычай брать на воспитание  такриотов является  мудрой гарантией
против несовершенства человеческой психики.
     Оторванные от родины, большую часть времени проводящие  в специфических
условиях первобытного  племени, стараясь  вжиться  в психологию  аборигенов,
земляне  могли  незаметно  для  себя  перешагнуть  тот  порог, ниже которого
психические   уровни  совпадали.   Для   этого  достаточно   было   потерять
перспективу, сосредоточить  все интересы на  сиюминутных проблемах.  Человек
оставался  в блаженной уверенности, что ничто не изменилось, а на самом деле
у него  пропадал интерес к работе,  начинало казаться, что все идет так, как
нужно, и, главное, возникала боязнь каких бы то ни было перемен. Подопечные,
ст