еев  быстро прошел сквозь толпу и  заперся в своем
кабинете.
     Солнце  уже  клонилось  к  закату. Его  лучи,  как  всегда  по вечерам,
высвечивали  верхушки ближнего  леса,  делая их  резкими и четкими,  как  на
гравюре. Сергеев  подошел к окну и прижался разгоряченным  лбом к прохладной
поверхности стекла.
     Надо  было перевести  спутник наблюдения на другую орбиту  и остановить
его  над  болотом.  Надо  было  дать  задание  оставшимся  на  Базе  роботам
расставить вокруг астролета треножники с прожекторами. Надо было сделать еще
много  неотложных  дел  до  общего собрания,  на котором необходимо  убедить
цивилизаторов, что в их жизнь  вошла грозная неизвестность.  Именно убедить,
приказаниями можно все испортить: до сих пор в отряде не приказывали. Только
люди,  осознавшие всю серьезность  положения, не  допустят  ни одного,  даже
самого  мелкого опрометчивого поступка. Для этого надо собрать всю волю, все
силы. А сил не было.
     Он был потрясен тем,  как точно сбылись его  опасения и надежды. С того
самого   мгновения,   когда   он   понял,   что   пиявки   --  это   киберы,
запрограммированные на охрану скрытого в болоте объекта, он знал, что это за
объект. И неумолимая  логика предсказала  весь дальнейший ход  событий, ход,
который он не мог повернуть, если бы даже захотел.
     Сергеев распахнул окно, закурил трубку и сел на  подоконник, не отрывая
взгляда  от  четкого,  словно нарисованного  на  розовом фоне зари леса,  за
которым лежал чужой астролет.
     Логика. Почему-то укоренилось глубоко ошибочное мнение,  будто человеку
свойственны алогичные поступки. Будто только роботы,  исходя из определенной
начальной   посылки,   действуют  по   логически   обоснованной   программе,
определяемой либо изменением  окружающей действительности, либо естественным
развитием  событий,  либо  конечной  целью.  И  в  этом-де основное  отличие
человека   от   машины,   пусть   даже   наиболее   совершенной,   способной
самосовершенствоваться, с неограниченными степенями свободы.
     Тот, кто утверждает это, не знает ни машин, ни человека. Люди так же не
свободны в своих поступках, как и роботы.  Все их поведение, взгляды,  мысли
обусловлены  тысячевековым  ходом  эволюции,  теми  канонами  мировоззрения,
которые выработались за эти вереницы веков. Той  общественной формацией, при
которой они живут. И если каждый индивидуум в отдельности может отступать от
"средней" линии в силу особенностей своего характера, то коллектив на  любое
внешнее  отклонение  реагирует  однозначно.  Человек --  раб земной  логики.
Земной!  Она  определяет  его мировоззрение  и поступки. В  этом его сила  и
слабость.
     Вот  и  цивилизаторами  руководит именно земная,  человеческая  логика,
когда они  рвутся открыть  люк чужого астролета.  И забывают  при  этом, что
корабль построен  существами,  живущими  по  совсем другим  законам. А  люди
переносят на них свои, земные критерии. Корабль охранялся? Ну и что? Мы тоже
оставляем роботов  охранять наши корабли  на чужих планетах. Но, наверное, у
пришельцев  эта  охрана  не ограничивается такими, в общем-то,  примитивными
приспособлениями, как пиявки. А куда девался излишек воды, которую ручей нес
в болото? Раньше мы думали, что он испаряется или уходит в подземную реку. А
если вода разлагается и потом синтезируется в  корабле на вещества, питающие
какие-то установки? Что произойдет теперь, когда питание прекратилось? Никто
не подумал об этом. Потрясенные встречей пусть  не  с живыми представителями
чужой  высокоорганизованной  цивилизации,  но с  продукцией ее  технического
прогресса,  земляне, в силу своей неопытности, не задаются  вопросом: какими
они могут быть, хозяева этого корабля? Они полагают, что узнают это, побывав
в  корабле,  не подозревая,  чем чревато  такое  "знакомство". Ведь даже  на
гуманоидной   Земле  технический  прогресс   всегда   опережал  общественное
сознание.
     Сергеев слез с подоконника и, выбив о ладонь погасшую трубку, подошел к
книжному шкафу. Отдернул бархатную шторку, раздвинул  стекла. Из всей мебели
в этом кабинете книжный шкаф -- единственный -- не имел никакой механизации.
Ни  автоматического каталога,  ни  подающего  устройства,  ни  проекционного
аппарата. Это был старинный бесхитростный книжный шкаф, сработанный где-то в
конце  двадцатого столетия, и устроен он был так, чтобы хозяин мог не только
получить нужную книгу, но  и просто полюбоваться на тесно прижавшиеся друг к
другу корешки.
     На средней  полке стояла  одна  из самых  любимых  серий профессора  --
"История  человечества": толстые  тома  в  плотных зеленых  переплетах;  они
вобрали  в  себя  весь путь  эволюции  от  пещерных  костров до  космических
кораблей. Сергеев не стал  вынимать книги. Он просто медленно прошелся вдоль
шкафа, скользя ладонью по лакированным торцам.
     Древний   Египет...  Пирамиды,  скрывающие  в   своих  каменных  недрах
необъятные  разумом  сокровища.  Зачем  они  мумиям,  которые  уже  лишились
желаний?  А  на земле  столько  еще  обездоленных... Безлунной ночью человек
пришел к пирамиде и дерзко ударил ломом в ее каменную броню.  Пробит  лаз  в
стене,  найден ход  в гробницу. Узкий, извилистый ход,  наклонно  падающий к
центру.  Еще  несколько десятков локтей,  и  откроется  усыпальница. Жадные,
нетерпеливые  руки уже  предчувствуют, как  они  сбросят  крышку  саркофага,
небрежно вывалят  на пол  мумию того, кто  был  воплощением  бога  на земле,
сорвут  золотые  украшения...  Грабитель,  забыв  осторожность,  лихорадочно
рвется вперед, благо ход  очистился  и не надо  отбрасывать с пути  камни  и
песок. И в этот момент тяжелая глыба, бесшумно скользнув по  смазанным жиром
деревянным полозьям, намертво придавливает к полу его пальцы. Только пальцы,
так  рассчитано.  И не  вырвешь их, не  освободишь.  С  каждым рывком камень
оседает все глубже, и хруст раздавливаемых костей заглушает крики боли. Все,
попалась  мышка. Человек не убит. Он жив, он  может  стонать, может кричать,
может ругаться. Ему просто не  уйти уже с этого места. И он стонет,  кричит,
ругается. У него только один  выход: отгрызть собственные пальцы. И, осознав
это,  человек  решительно  пускает   в  ход  зубы.   Но   древние  строители
предусмотрели  все. Они  логически  воспроизвели  все поступки грабителя.  И
когда  человек,  истекая кровью,  освобождается  наконец из  ловушки,  сзади
опускается  еще одна  глыба, отсекая обратный  путь. Фараону нужны слуги и в
том, другом мире.
     Позднее  средневековье...  Эпоха  великих   художников  и   мыслителей.
Раскрепощенная мысль расколола хрустальную небесную твердь, вырвала  золотые
гвозди, что прибил сам господь, и  пустила звезды по своим извечным путям. А
результат -- костер на площади цветов.
     Двадцатое    столетие...   Люди    поднялись    в    воздух,   овладели
электроэнергией, скальпелем физических  опытов рассекли  на  части атом... И
две мировые войны, самые страшные за всю историю человечества.  И все это на
Земле, где доброта  возведена в  канон.  Что же  говорить о планетах,  где в
канон  возведено зло? Есть же, наверное, такие планеты.  И эта девочка, сама
еще не понимающая, что она открыла, обижается, что ее не оставили дежурить у
чужого корабля...
     Сергеев вздохнул,  отошел от  книг  и, включив микрофон, приказал  всем
собраться в зале.


КОМИССИЯ ПО КОНТАКТАМ

     Сергеев  и  сам  не  ожидал,  что  ему  так трудно будет  подняться  на
возвышение  за  председательский  стол.  Сотни  глаз  в  напряженной  тишине
смотрели на него. Сотни глаз, выражающих одну мысль...
     Положив принесенные с собой  предметы на стол, начальник отряда оглядел
зал, намеренно затягивая паузу. Он так и не успел подготовиться к разговору,
привести себя  в  то  волевое  состояние,  когда  чувствуешь,  что добьешься
своего, и поэтому начал резче, чем намеревался:
     -- Давайте договоримся сразу: менять свое решение я не буду.  Да это  и
не моя прихоть. Есть такая вещь, как  "Инструкция по контактам",  -- Сергеев
поднял со  стола небольшую книжку, -- в которой прямо сказано, что общение с
инопланетянами,  а  также  осмотр  всех  принадлежащих  им  предметов  может
производиться  только  специальной  комиссией,  назначаемой  Ученым  Советом
Академии  Космических  Работ...  Что   такое,   Буслаев,  вы  опять   чем-то
недовольны?
     --  Да,  недоволен,  -- прогудел Василий,  неуклюже вылезая из  тесного
кресла.  -- Вы упустили из  виду, что мы тоже  изучали эту инструкцию и даже
сдавали по ней экзамены в АКР, прежде чем отправиться на Такрию. И  я еще не
забыл  пятнадцатый  параграф, в  котором сказано,  что первичный осмотр всех
предметов неустановленного  происхождения производится  комиссией  из членов
отряда под председательством начальника. А уж потом эти предметы, если будет
установлено их  неземное происхождение или  происхождение  вообще  не  будет
установлено, передаются в Ученый  Совет АКР.  Я понимаю,  что делаю изрядную
натяжку,    поскольку   астролет   явно   инопланетный,   так   что   ничего
неустановленного тут нет.  Но формально-то мы имеем право...  Тем более, что
до  рейсового звездолета  еще  десять дней.  А  пока  он  довезет  рапорт  в
академию,  пока  явятся  эти  высокоученые  мужи...  В  общем,  я  предлагаю
осмотреть корабль  самим и  составить описание, чтобы комиссия еще на  Земле
могла подготовиться.
     -- Правильно! -- поддержал кто-то из зала.
     -- Чепуха!  -- возразили  в  другом конце. -- Мы в этом  совершенно  не
компетентны.
     -- Но ведь интересно же, ребята...
     -- Да и что тут особенного? Ну, зайдем, посмотрим и уйдем...
     -- Нельзя, поймите же вы наконец! Мы можем таких дров наломать...
     Сергеев с улыбкой наблюдал этот  разнобой мнений. Все идет  как надо. В
конце концов коллектив придет к однозначному решению. Он  перевел  взгляд на
все еще стоящего Буслаева и поднял руку, прекращая шум.
     -- Что вы надеетесь увидеть на корабле и что собираетесь описывать?
     На это у цивилизатора оказался четко подготовленный ответ:
     --  Наконец-то человечество  столкнулось  с  цивилизацией,  стоящей  на
равной,  а  то и  высшей ступени  развития.  Жаль,  конечно,  что  они давно
погибли, но  корабль-то  остался. Вот  он, рядом.  Остались приборы,  карты,
книги или другие средства информации. Человечество почерпнет  для себя много
нового  и полезного.  И  поскольку  мы открыли этот  астролет,  нам по праву
принадлежит честь первыми войти в него.
     Цивилизатор сел, и Сергеев почувствовал,  что его слова убедили многих.
Убедили не логикой, ее-то  как раз не  было, а той эмоциональностью, которая
так  часто в спорах побивает все остальные доводы.  Сможет ли он найти слова
прямо противоположные, но несущие не менее убедительный эмоциональный заряд?
Нельзя же признаться, что он просто  боится?  А впрочем, почему нельзя? Если
понадобится, он  скажет. Даже  больше, он  обязан  это  сказать. Но  пока он
сказал другое.
     -- Почерпнет  много  нового, говорите? А ну-ка подойдите сюда, Буслаев,
покажите, как это делается.
     Василий пожал плечами, но поднялся к столу.
     -- Представьте себе, что вы уже побывали в корабле и вынесли оттуда вот
этот прибор. Определите, для чего  он служит, какие принципы заложены  в его
работе, что мы можем почерпнуть. Предположим, что это изделие  не стреляет и
его можно безнаказанно вертеть в руках.
     Цивилизатор  осторожно  взял  в  руки  прибор  совершенно   непонятного
назначения.   На   одном   конце   бронзовой   подставки   была   закреплена
градуированная  дуга, на другом  -- подвижная стрелка.  Стрелка скользила по
дуге. Ясно было,  что  прибор  определяет углы... А  может,  что-то  другое?
Повертев прибор так и эдак, Василий взлохматил бороду и задумался.
     -- Ну, ну? -- торопил профессор.
     -- Сложная штука... Углы  находит,  -- неуверенно  пробормотал Буслаев,
чувствуя себя очень неуютно  под пристальными взглядами  всего зала. То, что
казалось  таким  легким  и интересным,  оборачивалось совершенно неожиданной
стороной. -- А-а-а... понял. Вы все-таки побывали в  астролете  и  захватили
там это. Вот видите, а нам запрещаете.
     Сергеев рассмеялся и отобрал у него прибор.
     -- Вот до чего можно  договориться,  когда не  знаешь, что сказать,  --
добил  он Буслаева при общем смехе.  -- Разумеется, мы  не были в корабле. А
этот  прибор изготовлен  на  Земле, в семнадцатом веке. Это секстант.  С его
помощью древние  мореплаватели  определяли  свое  положение  в  океане.  Вот
видите, Буслаев,  даже земное  изделие, изготовленное людьми  с  родным  вам
складом мышления, вы не смогли  определить. Что же вы поймете в инопланетном
корабле, где все другое -- и мышление, и логика, и математика?
     --  Ну, математика,  положим, везде  одинакова.  Дважды  два  на  любой
планете четыре, -- бросила с места Патриция.
     --  Ошибаешься,  Пат.  Это  вовсе  не  обязательно.  Хотя быпотому, что
обитатели другой планеты могут не пользоваться умножением. У них могут  быть
совсем другие математические действия, совсем другие числа. И обязательно, я
настоятельно  подчеркиваю это,  совсем  другой строй мышления, совсем другая
логика.  Вдумайтесь  в  это:  другая  логика. Вы ожидаете, что,  открыв  люк
звездолета, попадете в  переходную камеру, а  за  ней  в коридор, ведущий  в
жилые  помещения, двигательные  отсеки,  рубку управления и так далее. А  на
самом деле  люк может  открываться прямо в атомный реактор. Ведь даже внешне
этот  корабль  ничуть  не  напоминает  наши.  Поняли,  чего  я  опасаюсь? Не
реактора,  разумеется, с этим  мы  еще справимся,  но любой другой,  гораздо
более гибельной неожиданности. Неожиданности  для нас,  а для них  это будет
вполне логически обоснованно.
     --  Но это  значит,  что мы никогда не  сможем  понять  друг  друга! --
взволнованно крикнула Мимико.
     -- Все  может быть, --  жестко ответил Сергеев и, заканчивая совещание,
сказал:  --  Так  что  обследование  корабля  будет  проводиться  комиссией,
присланной  с  Земли.  Возможно,  в  нее  будут  включены  и наши  люди,  но
руководить доверят  человеку опытному, специально к этому подготовленному. А
вас,  друзья мои, прошу  возвратиться в племена и продолжать  работу. Мы  не
должны забывать, что основная наша цель -- такриоты.
     Сергеев и  сам  не  знал,  сумел  ли убедить  цивилизаторов.  Во всяком
случае,  споров больше не  возникало, люди  спокойно направились  к  стоянке
мобилей. Буслаева  он попросил задержаться, увел  в кабинет  и долго с ним о
чем-то беседовал. Цивилизатор вышел от него  потрясенный, безжалостно теребя
спутанную бороду.
     Странные дни наступили на  Базе.  Она словно  вымерла. Цивилизаторы  не
показывались. Возможно, каждый интуитивно  оберегал себя от  соблазна лишний
раз взглянуть на чужой корабль, а может, были и другие причины. Ирина знала,
что в племенах возникли осложнения. Излучение исчезло, и освобожденный разум
наверстывал упущенное.  Поведение такриотов менялось, и землянам приходилось
напряженно констатировать  каждый неожиданный  сдвиг,  вовремя  и  правильно
реагировать на него.
     Только  один человек  постоянно  мелькал на Базе, прилетая туда в самые
неожиданные  моменты и так же неожиданно  исчезая. Это был Буслаев. Какие-то
таинственные  дела  связывали   его  с  начальником  отряда.  Они  постоянно
запирались  в кабинете,  обменивались в  столовой понимающими  взглядами или
произносили  фразы,  которые непосвященным  невозможно было разгадать. Ирине
запомнилась  одна  такая  фраза. Буслаев  только  что прилетел и  в  поисках
Сергеева ворвался в столовую, где в это время была и Ирина.
     -- Вы правы: берега под  сорок пять градусов! -- еще с порога заорал он
и осекся под предостерегающим взглядом.
     Ирина догадывалась, что вся  эта тайная возня ведется вокруг астролета,
но не могла понять, какие еще  заботы могут волновать профессора. Сергеев не
посвящал  ее  в свои секреты,  и она из  гордости не  подходила к  нему.  Но
Буслаев,  Буслаев...  Он  тоже  явно  избегал  ее,  ограничиваясь  короткими
приветствиями, когда они нечаянно сталкивались.
     "Ладно, придет и мой черед! --  мстительно думала Ирина. -- Ты  у  меня
еще попляшешь!"
     Снова, как перед разгадкой секрета пиявок,  она часами сидела у себя на
диване,  уставившись в  одну точку, или  бродила по коридорам, натыкаясь  на
углы. Буба блаженствовала без  присмотра, делая все, что вздумается. Теперь,
когда База опустела, девочка чувствовала себя хозяйкой в этом огромном доме.
Даже Сергеев, которого побаивались все, не внушал ей никакого почтения.
     Ирина и  сама не  понимала свое  состояние. Ведь  она  сделала  крупное
открытие. Пусть нечаянно,  пусть независимо  от  своих намерений, но имя  ее
теперь  вписано  в историю науки.  А радости не было. Той  ликующей  радости
ученого,  созерцающего  блистательные  результаты  своего труда.  Но  ученый
ликует,  когда  его  работа  служит на благо людей. А  ее открытие влекло за
собой  такие  последствия, что  у Ирины  тревожно сжималось сердце.  Там, за
лесом,  лежит  чужой  корабль, погибший  много  тысяч лет назад.  Скоро люди
войдут в него и узнают, на какой планете живет такая же высокоорганизованная
цивилизация,  с которой  надо вступать в  контакт. Надо! Логика человеческой
эволюции  определяет этот шаг. А какие последствия  он принесет  для землян?
Найдем  ли  мы общий язык с  чужими  или  натолкнемся  на чужое,  враждебное
непонимание? И не  врежутся  ли в пространство астролетыдиски, мчась к Земле
отнюдь  не с  добрыми намерениями? Только  теперь Ирина начала понимать, как
детски наивно было их стремление сейчас же забраться в чужой корабль. Теперь
она чуть ли не жалела, что исследование пиявок привело к такому финалу. Куда
было бы спокойнее,  если бы чужой  корабль остался лежать  под  толщей  воды
Голубого болота.
     А дни бежали за днями, и события следовали своим чередом. С Эйры пришел
рейсовый грузовик и, побыв, как  положено, два дня, ушел на Землю. Ничего не
подозревающие  пилоты везли  рапорт  Сергеева в  обычном конверте,  даже без
грифа "секретно". Только адрес был слегка изменен: не  в Ученый Совет АКР, а
лично  председателю  совета.  Непосвященному это ни о  чем не  говорило,  но
Сергеев знал,  что  в  академии его письмо будет доставлено адресату быстрее
любых других бумаг.
     Все эти дни он исподтишка  наблюдал за Ириной, за  теми процессами, что
преображали ее. И однажды, вызвав ее к себе, рассказал  все. И чего ожидает,
и чего боится,  и чем занимается Буслаев. Ирина была потрясена, но профессор
не дал ей времени на переживания.
     -- Я  запрещаю вам думать об этом, -- сурово сказал он.  -- И знаю, что
вы сможете управлять собой.  Никому ни слова. Нам предстоят еще сложные дни,
и  незачем заранее  волноваться и  волновать  остальных.  Берегите себя  для
будущего. А  сейчас вам необходимо  заняться делом. Посторонним  делом,  вне
обычной  вашей сферы.  Летите  к девчонкам. Они затевают там что-то  страшно
революционное. Помогите им, и для дела будет польза и сами рассеетесь.
     Ирина  послушалась и,  захватив  Бубу,  улетела к  Мимико  и  Патриции.
Девушки решили провести опыт, к  которому давно  готовились:  поселить своих
воспитанниц в отдельном доме. Патриция уже научила Качу делать шалаш. Теперь
шесть женщин, пользуясь доступными такриотам инструментами, соорудили легкий
деревянный  домик  на  берегу  ручья,  и  девочки  перешли  туда.  Там было,
разумеется, не так  удобно, как на Базе, поскольку приходилось рубить  дрова
для печи и таскать воду ведрами, зато такой дом могли сделать такриоты сами,
если... захотят поселиться в нем.
     --  Мы не строим  никаких иллюзий,  --  объяснила Патриция. -- И это, и
следующее, и еще несколько поколений  будут продолжать жить  в пещере. Разве
что  найдутся  один-два особо  бесстрашных  последователя. Мы  хотим  просто
создать прецедент. Дом будет  сто