е он выкрутится?
     Охотники стояли перед  шаманом  напружинившись, с  силой уперев пятки в
землю и  сжав кулаки,  точно  встречая нападение хищного  зверя. Их взгляды,
которые они бросали  друг  на друга и  на судью, таили угрозу  и  недоверие.
Ирину  удивило, что никто из  племени не  подошел послушать, чем  разрешится
этот спор, хотя вопрос касался всех.
     -- В этом отношении аборигены крайне щепетильны, -- пояснил Буслаев. --
Реакция зрителей, возгласы,  явное одобрение и  поддержка того  или иного из
жалобщиков может создать определенный настрой, повлиять на беспристрастность
судьи.  Поэтому  посторонним  подходить  близко  во  время  судопроизводства
категорически  запрещено. Нас терпят, потому  что мы  высшие существа,  да и
ведем себя прилично.
     Шаман  выслушал  обе стороны,  скрестил руки на груди, так  что  пальцы
коснулись плеч, поднял лицо вверх и застыл. Он совещался с богами. Проходили
минуты, десятки минут, а шаман  не шевелился, и постепенно напряжение начало
покидать охотников.  Обмякли мускулы, бессильно  опустились руки,  в  глазах
появилось   уважение   и  даже   страх,   эдакий   священный   трепет  перед
нечеловеческой выдержкой  общающегося с богами, сумевшим на  столько времени
превратиться в камень. Они  непоколебимо  верили,  что в  эти  минуты  шаман
запросто советуется с богами, и в их души закралось сомнение, не напрасно ли
они рвутся к этой должности, снизойдут ли  боги  до такого "запанибратского"
общения с ними, сумеют ли они, простые охотники, так вознестись духом. Глядя
на их движения, ставшие робкими и неуверенными, ловя их растерянные взгляды,
Ирина  как в раскрытой  книге читала их  мысли. Но еще лучше эти мысли читал
шаман. Он знал, что именно так  будут  реагировать неопытные претенденты, и,
дождавшись,  когда сложная  эволюция  чувств  вылилась  в  одно-единственное
желание -- отказаться от  этого  таинственного и непонятного дела,  остаться
тем, кем они  были, и  заниматься такой простой и понятной работой добывания
пищи,  -- шаман внезапно встрепенулся, опустил руки, и на его лице разлилось
блаженство  от мудрого  решения, подсказанного богами.  Не торопясь, ясным и
сильным голосом, который, несомненно, достигал до всех членов племени, шаман
начал говорить.
     Внезапно Буслаев странно всхлипнул, согнулся пополам и мелко затрясся.
     -- Ты чего?
     -- Ой,  не  могу!  --  шепотом стонал  он, захлебываясь от  хохота.  --
Уморил! Ну хитрец, ну дипломат!..
     Охотники были  не  меньше его  поражены  речью шамана.  Они  вытаращили
глаза, недоуменно переглянулись  и потом, видимо  обрадованные,  медленно  и
важно удалились.
     -- Гениальный мужик! -- сказал Буслаев, вытирая слезы. --  Сказал,  что
оба они настолько великие охотники, что  боги возлюбили  обоих и не решились
сделать выбора.  Что  они нарочно подстроили так, чтобы  охотники убили одно
животное. И теперь они должны  всегда охотиться сообща и всю  добычу  делить
пополам. Так что этот  деятель застраховал себя на много лет, пока одного из
этих претендентов не запорет зверь. И другим нельзя претендовать, потому что
боги  постановили, что  лучшие -- эти. Вот так: кнутом и пряником... Пойдем,
познакомлю тебя с этим Макиавелли.
     Вход в жилище шамана  оказался тут же, рядом с креслом, замаскированный
густым  кустарником. Пещера  была явно  искусственного происхождения  -- луч
фонаря выхватывал  на стенах  и потолке грубые следы каменного  долота.  Кто
здесь жил,  для кого были  вырублены  эти  две комнаты,  соединявшиеся узким
коридором?  Ведь рядом совсем готовая  большая,  удобная  пещера.  Вероятно,
давным-давно  появился  в  племени  могучий  предводитель,  который,   желая
подчеркнуть  свою власть, велел  сделать себе отдельное жилье. С  тех пор  и
живут тут его воспреемники.
     Ирину в первую очередь интересовали чучела зверей. Она уже знала, что в
каждом племени есть своеобразный  зоологический музей.  Но здесь ее постигло
разочарование. Во  второй комнате  не  было ничего,  кроме гарпий. Несколько
сотен шкур, неумело набитых травой. Самые древние из них сгнили, а остальные
подверглись  разрушению  в  большей  или  меньшей  степени.  В  этом племени
искусство  таксидермиста не было в почете. Но кроме гарпий, Ирина обнаружила
еще  кое-что. В самом дальнем углу  белела высокая  пирамида из человеческих
черепов.  Под  лучом фонаря  пустые глазницы  грозно  глянули на  непрошеных
пришельцев, челюсти зловеще оскалились. От неожиданности Ирина попятилась.
     -- Тут народец  серьезный,  -- с  усмешкой  пояснил  Буслаев. --  Убить
гарпию -- это только первый тур испытаний. Не бог весть какой подвиг, хотя и
выходят  на  нее почти  с голыми руками: с сетью  из  лиан. Самое главное --
битва  претендента с шаманом. Тут уж без компромиссов, режутся насмерть, как
гладиаторы. Вот  почему шаманы у нас всегда молодые. Иной,  постарев, рад бы
уйти в отставку, да нельзя...
     "В  племени у девушек этого нет, --  торопливо размышляла Ирина. -- Там
только  пиявки. В один  тур. Значит,  это настолько  сложное  дело, что  его
вполне хватает для испытаний. Интересно, умеют ли эти ловить пиявок?"
     Она спросила Буслаева. Тот пожал плечами,
     --  Навряд  ли, они  ведь живут далеко от болота.  Но на  всякий случай
уточним.
     Он  переговорил   с  шаманом,  несколько  раз  переспросил  его,  потом
озадаченно обратился к Ирине:
     -- Чепуху какую-то мелет. Говорит, что поймать  пиявку -- это  пустяки,
но  не имеет  смысла.  К ней будто  бы  нельзя  прикоснуться, даже если  она
пролежит  в темноте  много  дней  и ночей. Она  обязательно убьет, причем не
плевком --  про  это он  даже не знает, -- она убивает просто так, невидимо,
если подойти на три шага.
     -- Н-да! -- сказала Ирина, поворачиваясь и выходя из пещеры. -- Весело!
Каждый врет по-своему. Легенда на легенде. Один говорит, что  пиявки никогда
не умирают,  а другой демонстрирует чучела... Разберись  тут! Впрочем, этому
другу верить  нельзя. Он  пиявки-то живой небось в глаза не видал. Тот шаман
хоть от своего отца тайны принял...
     -- Тайны и здесь передаются. За два дня до боя шаман уводит претендента
в эту пещеру и рассказывает ему  все, что  знает. Раньше,  говорят,  хватало
одних суток. Так что мы всетаки принесли кое-что на эту планету: шаманы, как
правило, умницы и схватывают все новое раньше рядовых верующих. А потом  они
выходят вон  на ту площадку над утесом и  устраивают дуэль на  топорах.  Так
что, кто бы ни погиб, тайны не теряются. Кстати, поэтому шаманам запрещается
ходить на охоту и вообще покидать становище: они носители тайн племени.
     -- Ну  тебя! -- вдруг  рассердилась  Ирина. -- Какое мне  дело до твоих
шаманов! Расстроил меня, рыжий Пират! Никому теперь верить нельзя.
     Она  схватила  Бубу  за  руку  и  быстро  зашагала  к мобилю.  Буслаев,
остолбенев на мгновение, кинулся вслед.
     -- Стой, стой! Про сюрприз-то забыли!
     Это был  действительно сюрприз:  на  крохотной делянке с  южной стороны
утеса рос картофель.
     -- Это делается так, -- объяснил  Буслаев. -- Выдергивается ботва, и на
этом  месте  шаришь в земле,  только  обязательно голыми руками. И не  бойся
испачкаться, не то весь вкус пропадет.
     Кто еще на далекой Земле помнил, как неохотно расступается под пальцами
влажная жестковатая земля,  как одурманивает она  таинственным  первозданным
ароматом, когда, торопясь,  разгребаешь ее, чтобы достать  холодные  твердые
клубни? Кто еще помнил горьковатый дымок лесного костра, когда перекидываешь
с ладони  на ладонь  раскаленную картофелину,  плача  и смеясь  сдирая с нее
кожуру? Может, и остались еще старики, которые  поняли бы этот восторг, да и
то вряд ли: давным-давно машины заменили на полях человека.
     А какое это наслаждение -- макать клубень в соль и осторожно откусывать
от него маленькие кусочки, стараясь не обжечь губы, и перепачкаться донельзя
золой и отмываться потом в ледяном ручье...
     -- Подумать  только, что  мы  потеряли!  -- вздохнула  Ирина, падая  на
траву. -- Вроде  всем  хороша  цивилизация, а вот  это она у нас отняла.  Да
разве  заменят гимнастические  залы гонки на необъезженных  лошадях, отдых в
душистом сене, запах теста, которое замешиваешь собственными руками! Завидую
здешним аборигенам: все это у них впереди.
     --  Да, правда, -- задумчиво отозвался Буслаев, закуривая трубку. -- Мы
как-то не  думаем об  этом,  когда пытаемся раскачать  здешнюю  цивилизацию,
сдвинуть ее с мертвой точки. Представляем себе конечную цель: наш уровень. А
до этого еще тысячи  лет страшного  труда, и  рабы, и  религиозные  войны...
Металл  будут  плавить почти вручную.  Кстати,  знали бы  мои деятели, каким
богатством  обладают! Ведь  эта гора -- чистый  железняк. Магнитный.  На сто
километров  вокруг  любой  прибор  с  ума  сходит. Робот  и  тот  чувствует.
Специально  обследовал:  потребление   энергии  падает  наполовину.  Как  ты
думаешь, может этот магнетизм влиять на психику?
     Ирина  не ответила. Подложив руки под голову, она,  не мигая, глядела в
по-летнему глубокое небо, синева которого постепенно растворялась  в вышине.
Буба свернулась рядом клубочком. Откуда-то сбоку выдвинулся огромный робот и
замер, будто  охранял  их.  Было тихо. Такриоты, спасаясь  от  зноя,  ушли в
пещеру.  Не  хотелось  шевелиться,  не  хотелось  ни  о  чем  думать.  Ирина
чувствовала пристальный взгляд Буслаева, но в такую жару и это не трогало.
     Так  продолжалось  до  тех пор, пока  не налетел  ветерок и  трава тихо
зашумела.  Ирина  вдруг резко вскочила на ноги,  пригладила разлохматившиеся
волосы.  Разоспавшаяся  Буба,  кряхтя  как  старушка, недовольно  поднялась.
Пришлось встать и Буслаеву.
     --  Только,  чур,  насчет картошки молчок!  -- спохватился  он.  -- Шеф
считает, что еще  рано  приучать  их к  земледелию.  Я, правда, не  приучаю,
посадил для себя, но все же...
     "Ну  и  хитрюга  же  ты!  --  насмешливо  подумала  Ирина.  --  Делаешь
поверенной своих тайн, связываешь нас одной ниточкой!"
     Вслух  она, разумеется,  ничего не сказала  и с  удовольствием  приняла
приглашение прилететь еще "на картошку".
     Но  возвращаясь  на  Базу,  она  подумала:  а  действительно  ли  шаман
ошибается? Может, и впрямь пиявки здесь не умирают. Питает же робота энергия
магнитного излучения... Ирина покачала головой и неожиданно расхохоталась.
     Академик  Козлов говорил, что когда  исследователь заходит в тупик,  он
начинает  строить  гипотезы  одна  абсурднее  другой,  пока  не  доходит  до
сплошного абсурда. После этого наступает  отрезвление, и он начинает мыслить
в правильном направлении. Кажется, и в  ее работе  наступил  этот переломный
момент.


БИТВА

     На этот раз робота привез Буслаев.
     --  Даю с условием, --  предупредил он. --  Если  и по  этому  придется
справлять гражданскую  панихиду,  умыкну  тебя. Не могу, знаешь ли, обойтись
без обслуживающего персонала: утренний кофе в постель и так далее.
     -- Согласна! -- рассмеялась  Ирина. -- А если обойдется  без эксцессов,
сбреешь бороду.
     --  Вот  далась  тебе  моя   борода!  --  с   досадой  сказал  Буслаев,
отворачиваясь.
     Мимико со свирепым видом оттащила Ирину в сторону.
     --  Перестань издеваться над человеком! Он же не от хорошей жизни...  У
него шрамы.
     -- Шрамы?
     -- Он из второго отряда.  Один из шести  уцелевших.  О нем  еще писали:
самый молодой цивилизатор. Ему топором раздробили челюсть.
     -- Да я  же шутки ради... -- пролепетала  Ирина, готовая  провалиться в
свое болото. Только спустя несколько минут она овладела собой настолько, что
смогла разговаривать с Буслаевым нормальным тоном.
     Неожиданно  вопрос экипировки  вырос  в  сложную  проблему. Сначала все
казалось  просто:  одеть  в  старый  комбинезон  --  и  делу  конец.  Но  на
двухметрового великана ничто не лезло. Мешала ширина грудной  клетки, раза в
полтора превышавшая человеческую. Вариант Буслаева -- галстук  и трусики  --
Ирина  отвергла  с негодованием. Не хватало  еще  устраивать из эксперимента
комедию!  Для стопроцентной гарантии требовалось закрыть все туловище. После
долгих  примерок,  после  того,  как  перерыли  всю  кладовую  Базы  и   уже
прикидывали,  нельзя  ли  из клубного занавеса соорудить нечто  вроде  тоги,
Буслаев принес собственный костюм.
     -- На вырост  шил,  -- пояснил он, помогая роботу  натянуть белоснежную
шуршащую сорочку, которая тут же лопнула, черную пару и яркий галстук.
     Костюм  угрожающе трещал, и владелец его театрально хватался за сердце.
От   обуви,  разумеется,  пришлось  отказаться:   никто  в  отряде  не   мог
похвастаться подошвами пятьдесят пятого размера.
     --  Рубашечку-то беленькую со значением  пожертвовал? --  тихо спросила
Ирина, готовая отколотить  неугомонного бородача,  всеми силами старающегося
устроить спектакль.
     Буслаев хитро прищурился:
     -- Обычай. Товарищ идет на подвиг. Вернется ли...
     Робот ковылял не сгибая колен, нелепо растопырив руки. От его спокойной
мощи не осталось и следа. Тесный костюм,  даже не застегнутый, превратил его
в  нечто жалкое и  беспомощное.  Он даже  не смог самостоятельно забраться в
мобиль, три человека внесли его на руках.  Перед тем  как захлопнуть дверцу,
Буслаев сорвал цветок, продел его роботу в петлицу и торжественно объявил:
     -- Готов!
     Посмотреть на эксперимент прилетели все цивилизаторы.  Вереница  машин,
как стая стрекоз,  потянулась к болоту. Впереди  летел  Сергеев. Он  и Ирина
остались в воздухе, остальные приземлились на берегу.
     Буслаев,  помогая себе жестами, объяснил роботу  задачу.  Потом, решив,
нто вокруг слишком серьезные лица, обнял его,  изо  всех  сил шмыгая носом и
растирая кулаками глаза.
     -- Прощай, друг! Имя твое мы навечно внесем в списки...
     Никто не улыбнулся.
     -- Клоун!  -- прошипела Ирина, к которой доносилось каждое слово. Рации
всех мобилей работали, и между находящимися в воздухе и оставшимися на земле
действовала прямая связь. Были учтены все ошибки предыдущего эксперимента.
     -- Благодарю,  --  сказал робот.  --  Мой  индекс  стоит в  инвентарной
ведомости  наиболее ценного оборудования. Не забудьте вычеркнуть его оттуда,
прежде чем вносить в другой список, чтобы не произошло путаницы.
     -- Не забуду, не забуду, -- пробормотал Буслаев упавшим голосом.
     Буба, сидевшая, как всегда, в  правом кресле, отчаянно вертела головой,
разрываясь между экраном и прозрачной стенкой кабины. Она, кажется,  отлично
соображала, что происходит, и когда струйки  взбаламученного ила обвили ногу
гиганта, вся сжалась, вытаращив глаза и затаив дыхание.
     Робот сделал  второй шаг,  третий. Вот  он  уже по  колено  в воде,  по
грудь...  Пиявки спокойно совершали  свои рейсы, не обращая на него никакого
внимания. Два часа он  провел  в  болоте и  когда пересекал путь  какой-либо
пиявке, та огибала его. Этим и ограничилась их реакция.
     Все  это  было  настолько   обыденно,   что  зрители  вскоре  перестали
напряженно следить  за ним  и  начали  развлекаться  кто  как мог.  Молодежь
занялась волейболом,  цивилизаторы постарше  деловито  обсуждали предстоящее
прибытие  рейсового звездолета.  Буба  уютно свернулась в  кресле  и достала
крохотный  магнитофон  -- подарок Ирины. Приступ  суеверного  ужаса от этого
подарка у нее прошел меньше чем за четыре часа, и теперь она не расставалась
с забавной игрушкой. Установив самый тихий  звук, она часами прижимала к уху
плоскую коробочку, и с ее лица не сходило изумление.
     А  робот все бродил и бродил,  то  по колено в воде, то  проваливаясь с
головой.
     -- Любопытная особенность, -- прозвучал в динамиках  голос Сергеева, --
болото  глубже всего по  краям,  а  в середине совсем мелкое. Обычно  бывает
наоборот.
     -- Возможно, в центре просто мель, -- отозвалась Ирина.
     --  Очевидно, хотя я предполагал  здесь  сброс в какую-нибудь подземную
реку. Наружного стока  ведь  нет,  а ручей  несет  столько воды, что излишек
просто не в состоянии испариться. И однако...
     -- Может, прикажем роботу поймать пиявку? -- перебила Ирина, которую не
волновали гидрологические проблемы.
     -- Ни  в коем случае.  Потеряем еще  одного робота,  и весь эксперимент
пойдет насмарку.  Вы же  знаете, живыми они не даются, по крайней мере днем.
Чтобы выполнигь заказ  Земли,  мы просто бросали с мобилей гранаты, а  потом
сачком вылавливали убитых.
     -- А не боялись, что они окажутся разумными существами?
     --  Нет, -- отрезал  Сергеев.  -- Да  и  вы этого  не думаете. Это  вам
недавно пришло  в голову с отчаяния,  да и то  сейчас вы уверены, что это --
абсурд.
     -- К сожалению, я еще ни в чем не уверена.
     Наконец робот вышел на берег. Все пробирки были заполнены.
     -- Отлично! -- сказал Сергеев. -- Теперь можете  определить биосферу, в
которой обитают эти  животные. Я бы  советовал в первую очередь  установить,
чем они могут питаться. Потом беритесь за траву.
     Ирина не  сказала,  что  траву  она  уже  изучила,  чтобы  не  выдавать
товарищей.  Трава  оказалась  обычной  такрианской  травой, видоизменившейся
вследствие каких-то мутаций.
     Цивилизаторы  между  тем окружили Буслаева  и  хохотали,  глядя, как он
раздевает робота.
     --  Единственный  костюм!   --  орал  Шкипер,  хватаясь   за  голову  в
неподдельном отчаянии.  --  Отдавал, не жалко было. Плевать  на мануфактуру,
когда друга теряешь! А теперь что? И  робот цел,  и костюма нет. Не жизнь, а
сплошные потери!
     Ирина вырвала у него жалкие тряпки, в которые превратился действительно
отличный костюм.
     -- Не верещи! Верну в лучшем виде.
     Она  была  возбуждена  и радостна  против  воли,  поддавшись  всеобщему
настроению.  Все  поздравляли  ее,  пожимали руки,  целовали, пробовали даже
качать.  Как  ни скромна была эта первая победа,  все-таки это  была победа.
Кусочек одной  загадки разгадан.  И  только  Ирина да  Сергеев  понимали все
значение сегодняшнего дня: поиски начинались в совершенно новом направлении,
и  дух  захватывало,  когда  Ирина  пыталась  представить,  куда  они  могут
привести.
     -- Внимание! -- закричал начальник отряда. -- Сегодня в честь успешного
эксперимента состоится бал. Форма одежды -- парадная.
     Ирина с благодарностью взглянула на  него. Бал --  это для всех,  а для
нее -- веха на пути, памятная веха на крутом повороте.
     Ух какая буря восторгов разразилась на берегу! Праздниками цивилизаторы
не были избалованы. Девушки  бросились  к своим мобилям. Надо ведь  привести
себя в порядок. И хотя впереди был целый день, им, как обычно,  еле  хватило
времени. Что  творилось в туалетной! Бытовой  комбайн  чуть не  растащили по
кусочкам.
     Ирине пришлось особенно трудно. Нужно было одеть не только себя и Бубу,
но и вернуть к жизни костюм Буслаева.  Зато  Буба была на  седьмом  небе. Ее
нарядили в голубое платье  с  кружевным воротничком,  белые туфли.  А  когда
Ирина  перетянула  голубой  ленточкой  ее  черные  волосы,  девочка  чуть не
заплакала  от счастья. Единственное, что на  миг омрачило  ее радость -- это
запрещение накрасить губы.
     К  вечеру  нагнало тучи.  Черно-синяя пелена намертво затягивала  небо,
глотая звезды.  Воздух сковала душная липкая тишина. Ирина опоздала,  одевая
Бубу. Когда они выскочили из дома, уже падали  первые крупные капли. Они еле
успели  рвануть  дверь  клуба,  и ее стук  будто  включил гигантскую молнию,
раскинувшую свои  пальцы  по  всему  небу. Начиналась  страшная  такрнанская
гроза. Но сюда, в зал, раскаты грома почти не доносились.
     Это был  чудесный бал. Наконец-то Ирина почувствовала себя совсем своей
в этой  дружной,  отважной, веселой  семье. Ведь  это ее  победу праздновали
цивилизаторы, радуясь ей, как своей победе, хотя  работа Ирины доставляла им
только лишние хлопоты.
     В фильмах часто показывали балы цивилизаторов. Это уже сделалось своего
рода штампом. Стремясь подчеркнут