? - спросил Иван.
     - Бандитская пуля, - усмехнулся Егоров, глядя на него снизу вверх, но
весьма уверенно. Он даже не попытался запахнуть полы халата.
     - Разбинтуй! - приказал Иван, чувствуя некоторое волнение.  Если  это
действительно ранение в грудь - он обязан об этом знать. Но такое  ранение
не лечится в домашних условиях.
     - Ты считаешь себя вправе это требовать?
     - Считаю. Если откажешься, мы сейчас поедем в больницу, и  там  врачи
определят происхождение этой раны. В поселке ночью случилось почти ЧП, и я
желаю знать, что произошло с тобой.
     - Ровным счетом ничего. Просто у меня межреберная  невралгия,  вот  и
пришлось поставить себе водочный компресс.
     - Ты мне мозги не пудри! - закричал Иван. -  То  пуля,  то  компресс!
Водкой здесь и не пахнет, зато крови  много.  Ну?  Едешь  в  больницу  или
разбинтуешь свои раны?
     - Если ты настаиваешь...
     - Настаиваю!
     - Хорошо. Пожалуйста.
     Егоров  медленно  смотал  окровавленный  бинт.  Иван  с   недоумением
уставился на впалую грудь с редкими волосками повыше солнечного сплетения.
Никаких ран там не было! Два зарубцевавшихся шрама, похоже,  действительно
от пулевых ранений  -  один  сбоку  от  левого  соска,  другой  чуть  ниже
наискосок. Иван вспомнил распластавшегося в прыжке  зверя,  свой  выстрел,
рука дрогнула, дуло качнулось вверх, тут же - второй выстрел... Но то, что
он видел - следы прямого попадания в сердце! И -  давно,  не  меньше  года
прошло с того времени!
     Иван посмотрел в глаза Егорова, пытаясь понять, в чем тут дело.  Если
это он стрелял - раны не могли затянуться, если они давнишние -  зачем  их
бинтовать, почему бинт в крови, и кровь такая же, как и следы на  траве  в
карьере и огороде бабы Лизы - чересчур темная!
     - Ты выяснил все, что хотел? - спросил Егоров.
     Он скомкал бинт, швырнул его на пол.
     - Что это за представление? - спросил Иван.
     - Могу еще раз  объяснить:  сделал  себе  водочных  компресс,  погода
меняется, с утра было солнце, а сейчас дождь собирается, ломит грудь.
     - Почему бинт в крови?
     - Только пожалуйста не говори об этом Кате, -  усмехнулся  Егоров.  -
Зарплата у меня не бог весть какая, на  бинты  денег  не  хватает.  Вот  и
пользуюсь, если нужно, старыми. Когда-то давно то  ли  руку,  то  ли  ногу
порезал, не помню, оттого и кровь, а бинт не выбросил  и  ночью  снова  им
воспользовался. Разумеется, продезинфицировав его водкой. Устраивает  тебя
такой ответ?
     Иван брезгливо поморщился.
     - Темнишь ты, Егоров. А я не люблю этого. Ну да  ладно.  Можешь  хоть
портянками перевязываться - твое дело. А насчет Кати я  тебя  предупредил.
Смотри сам.
     - Послушай и ты, Потапов!  -  неожиданно  жестко  сказал  Егоров.  Он
прикрыл  глаза  ладонью,  растирая  пальцами  вспотевший  лоб.  -  Ты   не
понимаешь, с кем разговариваешь. Я тебе не уличная шпана,  запомни!  И  не
пытайся меня запугивать!
     Иван закусил губу, развернулся и вышел, громко хлопнув  дверью.  Если
бы он задержался еще на миг, Егорову пришлось бы вновь использовать старые
бинты. А этого никак нельзя было допустить. В  передней  комнате  у  стола
стояла табуретка, Иван в сердцах поддел ее  носком  ботинка,  отшвырнул  в
сторону. На шум тотчас же явилась Елизавета Петровна, сурово посмотрела на
участкового.
     - Ты чего это буянишь, Иван?
     - Прости, баба Лиза, нервы подводят,  -  пробурчал  Иван,  выходя  во
двор.
     - Уж не сцепился ли с Володей? - огорченно спросила  старушка  и,  не
дождавшись ответа, пошла к Егорову.
     Погода  испортилась.  Небо  поминутно  прочерчивали  многоступенчатые
зигзаги молний, раскаты грома были так сильны,  что  поневоле  приходилось
втягивать голову в плечи, резкий, порывистый ветер срывал с высоких кустов
не только пожелтевшие, но и зеленые листья. Крупные  капли  дождя  прибили
пыль на дороге, но это было только началом бури.
     Спустя час Иван нашел то, что искал.
     Груда костей, шерсти и кровавого мяса лежала у ног Ивана -  все,  что
осталось от бедного Трезора. Рядом виднелись отпечатки огромных лап.
     Снова вспыхнула молния, громыхнул гром, капли  дождя  превратились  в
потоки воды, низвергающиеся с неба. Не обращая  внимания  на  дождь,  Иван
наклонился, поднял остаток лапы растерзанного пса. Потом бросил взгляд  на
огромные отпечатки лап на песке - такие же, как и у дальнего озера, где он
стрелял. Дождь в мгновение ока уничтожил их. Но Иван уже не сомневался - у
дальнего озера был не Трезор.



                                    8

     В то время как Иван мотался  по  поселку  и  окрестностям  в  поисках
зверя, который напал на брата Кати Клейн, сама Катя весь день просидела  в
своей  комнате.  Работа  валилась  из  рук,  даже  телевизор  смотреть  не
хотелось. Настроение у Кати испортилось  еще  утром,  когда  она  услышала
покаянный рассказ Романа о том, как он обманул отца,  придумав  историю  с
избиением его участковым.
     Внимательно выслушав сына, Федор Петрович не  рассердился,  напротив,
вздохнул с облегчением.
     - Хорошо, что все случилось так, - сказал он.
     - Да что ж тут хорошего?! - не выдержала  Катя.  -  Твой  сын,  папа,
лжец, обманщик, настоящий подлец! То он говорит, что Иван преследует  его,
проходу не дает, а на деле получается - Иван хороший  человек,  да  просто
герой, который спас твоего непутевого сына от верной смерти! А ты  киваешь
и говоришь: хорошо, хорошо!
     - Я очень рассердился на Ивана, - стал объяснять  Федор  Петрович.  -
Как и должен был рассердиться на любого, кто преследует моего сына. Но мне
было очень грустно от этого, ведь я считал Ивана одним из самых порядочных
людей в нашем поселке и согласился  выдать  за  него  свою  дочь.  Выдумки
Романа стали  для  меня  настоящим  потрясением.  Очень  хорошо,  что  они
оказались просто выдумками. Значит, я не ошибался в Иване  Потапове.  И  в
тебе, Катя, вернее, в твоем выборе.
     - Но ты ошибся в своем сыне! - крикнула Катя.
     - Ты чего расходилась? - удивился  Роман.  -  Я  же  честно  во  всем
признался, можешь спокойно готовиться к свадьбе.
     - Да-да, Катя, не принимай близко к сердцу, - сказал Федор  Петрович.
- Роман еще молод, не так умен, как бы нам хотелось, но в его возрасте это
нормально. А то, что он признал свои ошибки, просто похвально.
     - Ты даже не наказал его, папа! Как я могу думать о свадьбе,  если  в
любой момент он способен выдумать новую гадость и все расстроить? Странные
у тебя методы воспитания!
     - Как говорят в народе, повинную голову и  меч  не  сечет,  -  развел
руками Федор Петрович.
     - А она крови жаждет, - вставил Роман.
     - Конечно, все вы теперь умные, одна я в дураках осталась!  Запретила
Ивану приезжать к нам, а потом и поругалась с ним! А вы и рады этому!
     - Да нет же,  Катя,  не  думай  так,  -  примирительно  сказал  Федор
Петрович. - Ты у нас умница, и красавица, и невеста,  и  хозяйка,  мы  все
тебя любим.
     - Если хочешь, Катька, я схожу к Ивану, поговорю с ним, и он приедет.
Помиритесь, вы же любите друг друга.
     - Отстаньте вы от меня! - закричала Катя и убежала в свою комнату.
     У Федора Петровича Клейна был просторный кирпичный дом в три  комнаты
с большой верандой. Одна комната была Катина, другая принадлежала  Роману,
сам же Федор Петрович обосновался в гостиной.
     Комната Кати была поменьше, но в  ней  имелось  все,  что  необходимо
взрослой девушке: кровать, трельяж, письменный стол и вращающееся  кресло,
полированный гардероб, полки с любимыми книгами.
     Признание Романа прямо-таки взбесило  Катю.  Как  он  может  спокойно
рассказывать о сделанной подлости и при этом смотреть  ей  в  глаза?  Чуть
было не расстроил ее свадьбу с Иваном - она так боялась,  что  отец  решит
уехать в Германию! - и сидит себе как ни в чем не бывало! Мало того, из-за
этого негодяя она всерьез поругалась с Иваном, но  и  это  еще  не  все...
Из-за него, Романа, она согласилась погулять с Егоровым и теперь вот ждет,
когда он снова придет к ней, обещал зайти сегодня вечером. Не Ивана  ждет,
не его хочет увидеть - а Егорова!
     Почему?
     На этот вопрос Катя не могла сама себе ответить.  Она  любила  Ивана,
да-да, любила и собиралась стать его женой. И не сомневалась,  что  так  и
будет.
     Они познакомились полтора года назад, когда Иван  стал  участковым  в
Карьере. И они как бы заново узнали друг друга.  Катя  была  на  пять  лет
младше Ивана и еще в школе поглядывала на рослого, мускулистого парня,  он
же просто не замечал ее. А потом служил в армии, учился на курсах, работал
милиционером в райцентре, жил там  же,  в  общежитии.  Лишь  полтора  года
назад, вернувшись домой участковым, Иван заметил Катю и посмотрел  на  нее
так, что у девушки сердце затрепетало.  Именно  этого  взгляда  ждала  она
много лет. И дождалась.
     Они встречались почти каждый день, а  если  не  удавалось  увидеться,
Катя весь вечер думала об Иване. Он  был  настоящим  мужчиной  -  сильным,
смелым, не раз Катя видела, как он бросался в самую гущу пьяной драки, где
уже  посверкивали  ножи,  взлетали  над  головами   палки   и   штакетины.
Разбрасывал  в  стороны  мужиков  с   такой   силой,   что   те   поневоле
утихомиривались. А на следующий день, протрезвев, благодарили участкового,
что уберег их от тюрьмы. Частенько Иван  действовал  жестко,  жестоко,  но
здесь по-другому и нельзя было.
     Рядом же с Катей превращался в добродушного парня, готового исполнить
любое пожелание своей любимой. Иногда Катя, смеясь, говорила:
     - Знаешь, за что я люблю тебя, Ваня?
     - За то, что у меня милицейская фуражка, - в шутку предполагал он.
     - А вот и нет! Я люблю тебя потому, что ты  похож  на  мой  подъемный
кран - такой же сильный и послушный. Когда я управляю  им,  чувствую  себя
сильной и доброй. И когда рядом с тобой - то же самое чувствую! Ты ведь  у
меня послушный, правда?
     - Я подъемный кран! - говорил в ответ  Иван  и  подхватывал  Катю  на
руки, поднимая ее высоко-высоко.
     А она смеялась,  визжала,  дрыгала  ногами,  а  потом  прижималась  к
нему... Ей было так хорошо!
     Почему же сейчас она ждет не Ивана, а Егорова?
     Опасались Ивана, никто из парней не  приглашал  ее  гулять.  Какую-то
пустоту чувствовала Катя вокруг себя, и временами это  тревожило  ее.  Что
же, всю жизнь ей предстоит встречаться и разговаривать лишь с теми, с  кем
позволит Иван? Честно говоря, ей и не хотелось  ни  с  кем,  кроме  Ивана,
встречаться, гулять и разговаривать, но ощущение собственной несвободы  не
радовало. И вот появился Егоров, мужчина интересный,  вежливый,  умный,  и
главное, совсем не боится Ивана. Почему бы не прогуляться  с  ним,  только
так можно доказать Потапову, что ревность его - зряшная и следить  за  ней
так пристально вовсе не обязательно.
     Но было и что-то еще...
     Егоров не смотрел на нее, как многие, жадными,  похотливыми  глазами,
не пытался хотя бы мысленно раздеть. Он говорил с  нею,  как  с  Женщиной,
развлекал ее, увлекал неожиданными суждениями, оставаясь  при  этом  самим
собой - спокойным, элегантным, уверенным.
     И еще что-то...
     В его глубоких черных глазах таилась  какая-то  первородная  страсть,
дикая ярость и могущество. Казалось, он знал нечто  такое,  что  позволяло
ему презрительно усмехаться при виде стремления людей к  деньгам,  власти,
наслаждениям... А может, это просто казалось.
     В конце концов, в чем здесь проблема? Она ведь не собирается  бросать
Ивана и уходить к  Егорову,  нет,  этого  и  в  мыслях  у  Кати  не  было!
Просто-напросто у них завязался интересный разговор, который  хотелось  бы
продолжить. Почему бы нет?
     Она ведь любит Ивана, любит, любит! Но сегодня хотела бы побродить по
вечерним, чистым после грозы улицам вместе с Егоровым.
     Только и всего.
     А если он не придет, то и не  надо.  Уже  совсем  стемнело.  Если  он
боится промочить в темноте ноги - может не приходить, подумаешь!
     Роман приоткрыл дверь, просунул голову и сказал:
     - Там этот... начальник электроцеха приперся. Пойди  скажи  ему,  что
тебя нет дома.
     - Володя Егоров? - спросила Катя. - Что же ты сразу мне не сказал?  -
Она торопливо набросила кофточку, повязала платок.
     - Я тебе сразу сказал, просто я не могу выйти и сказать ему,  что  ты
не желаешь видеть всяких там...
     - Никто тебя не просит думать за меня! И вообще не твое дело,  что  я
желаю, что не желаю.
     - Ты что, серьезно собралась гулять с ним? Катька, не дури! - Голос у
Романа был серьезный, испуганный. - Не вздумай, Катька, слышишь?
     - А что здесь такого? - улыбнулась Катя.
     - Он... он страшный человек, может, и не человек  даже,  -  прошептал
Роман. - Точно тебе говорю, я боюсь его. Он...
     - Оставь при себе свои глупые выдумки!
     - Точно, Катя! Я тебе знаешь что скажу?
     - Не знаю и знать не желаю. Ты нагрубил ему ни с того ни  с  сего,  а
теперь и боишься, вот в чем дело, Роман. Скажешь  папе,  я  вернусь  через
полчаса. А лучше ничего не говори.
     В  свежем  ночном  воздухе  чувствовался  привкус  зрелого  винограда
"Изабелла", персиков и дынь. Катя и Егоров медленно  шагали  вдоль  обрыва
старого карьера. Катя задумчиво смотрела на звезды, мерцающие  в  провалах
черных, низко летящих туч.
     - Это похоже на дикую, первозданную природу, - сказал  Егоров,  глядя
вниз.
     - Она и есть дикая, - сказала Катя. - Потому что денег не хватает  на
рекультивацию. Там, дальше, есть еще един старый карьер, папа говорил, его
закончили  разрабатывать  лет  двадцать  назад.  Потом   рекультивировали:
сгладили обрывы, на склонах посадили сосны, они хорошо растут на  песчаном
грунте, а внизу, у озера, построили  детский  летний  лагерь.  Очень  даже
хорошо получилось. А этот карьер лет десять назад бросили и ничего  делать
не стали. Здесь четыре котлована и одно большое дальнее озеро.
     - В таком виде он мне больше нравится, - сказал Егоров. -  Здесь  все
устроено так, как захотела сама  природа.  Это  и  прекрасно,  потому  что
человек непременно нарушил бы эту дикую гармонию.
     - Что же здесь  хорошего?  -  удивилась  Катя.  -  Берега  котлованов
заболотились, к ним пройти только заядлые рыбаки могут, да  и  то  если  в
резиновых сапогах. А если бы здесь росли сосны, между  ними  шли  песчаные
дорожки? Представляете, Володя, как хорошо было бы? Фонари красивые  можно
было бы повесить... И все гуляли бы, свежим воздухом дышали. Теперь уж  об
этом и мечтать не приходится. Денег ни на что не хватает.
     - Для кого-то - это предел мечтаний, - согласился  Егоров.  -  Сосны,
дорожки, фонари. А для кого-то ближе, интереснее -  дикая  растительность.
Представляете, как здорово мчаться без дороги среди кустов, среди высокого
бурьяна, осоки,  камыша?!  Мощными  прыжками  преодолевать  все  преграды,
мгновенно уворачиваться от гибких ветвей - простор, стихия!
     - А зачем здесь бегать ночью? - не поняла Катя.
     - Я бы не стал это называть бегом, - мягко поправил ее Егоров. -  Это
жизнь, вернее, образ жизни. Видите ли, Катюша, есть люди, которые  обожают
сидеть в своей городской квартире.  А  есть  те,  кто  стремится  к  дикой
природе. Только там они чувствуют настоящую жизнь: в горах, в  пещерах,  в
джунглях. Они романтики, и я, похоже, отношусь к их числу.
     - Скажете тоже! - засмеялась Катя. - Разве можно сравнить джунгли или
пещеры с нашим старым карьером? В джунглях, может быть, и я бы согласилась
попутешествовать.
     - Многие так считают: джунгли - это далеко, это загадочно. А то,  что
под боком, неинтересно. И ошибаются. Ну вот, к примеру, что вы  знаете  об
этом карьере? О его ночной, скрытой от человеческих глаз  жизни?  Кто  там
ходит, прыгает, ползает, кто нападает, а кто прячется?
     - Лягушки там прыгают, - сказала Катя.
     - И лягушки тоже.
     - Змеи ползают.
     - Верно.
     - А крокодилов нет.
     - И хорошо, что нет! - улыбнулся Егоров. - С крокодилами очень трудно
договориться, они весьма твердолобы.
     - Откуда вы знаете, Володя?
     - Человек зачастую и не подозревает, какие знания  лежат  в  глубинах
его мозга, - загадочно сказал Егоров.
     - А еще там водятся какие-то  бешеные  собаки,  которые  нападают  на
людей. Вчера какой-то пес набросился на  моего  брата  Романа,  Иван  даже
стрелял в него.
     - О да, я слышал эту историю. Сегодня ваш участковый приходил к  моей
хозяйке, Елизавете Петровне, искал этого  страшного  пса.  И,  представьте
себе, нашел.
     - Да вы что! - удивилась Катя. - А я об  этом  совершенно  ничего  не
знала.
     - Ну, не то чтобы  нашел,  а  выяснил,  что  это  был  пес  Елизаветы
Петровны. Он ночью сорвался с цепи,  погулять  захотелось.  Да  так  и  не
вернулся домой. Где-то там, в карьере, ваш участковый застрелил его. Уж не
знаю, что там показалось милиционеру и вашему брату, но я определенно могу
сказать: это был очень дружелюбный пес. На верите - спросите мою  хозяйку.
Может  быть,  он  решил  поиграть  с  ними  или  заблудился  в  кустах   и
обрадовался, увидев людей. А милиционер в него - из пистолета...
     - Но Роман мне  рассказывал,  это  было  какое-то  чудовище,  которое
страшно рычало и хотело разорвать его.
     -  Вы,  Катя,  спросите  об  этом  чудовище  мою  хозяйку,  Елизавету
Петровну. Кстати, Роман был трезв?
     - Не совсем... запах-то я учуяла, - растерянно сказала Катя.
     - Вот и ответ на ваши сомнения. Не сомневаюсь, что и ваш  участковый,
- Егоров намеренно не показывал виду, что знает о предстоящей свадьбе Кати
и Ивана, - тоже был под градусом.
     - Он не пьет...
     - Тогда зачем стрелять в безобидную собаку? Зачем  огорчать  одинокую
старушку, для которой пес был единственным другом?
     - Я не знаю... Может быть, Иван... Он в тот вечер очень злой был, вот
и решил выместить свою злобу... нет, не знаю.
     Катя попыталась представить себе Ивана, стреляющего в собаку, и -  не
смогла. Но с другой стороны, Егоров...  Он  и  не  пытался  убедить  ее  в
правоте своих слов. Не  веришь  -  пойди  спроси  у  других.  Что  же  там
случилось на самом деле? Откуда здесь чудовища? Но кто-то же набросился на
Романа? Не могло же им привидеться обоим сразу?
     - Всякое бывает, - усмехнулся Егоров.
     - А может быть, Иван стрелял в другую собаку,  которая  действительно
набросилась на брата? - неуверенно предположила Катя, почему-то зная,  что
у Егорова и на это есть готовый ответ.
     Так оно и вышло.
     - В эту, Катя, к сожалению, в эту, - вздохнул  Егоров.  -  Милиционер
обнаружил следы крови и в огороде моей хозяйки. Подстреленный пес прибежал
домой, но, видимо, потом совсем  обезумел  от  боли  и  умчался  в  старый
карьер. И там исчез. Думаю, навсегда. Я весь день, как мог, утешал  бедную
Елизавету Петровну.
     Катя взглянула на затаившийся во мраке старый карьер и почувствовала,
как страх холодным клубком заворочался в груди. Там, внизу, и вправду были
джунгли - незнакомый, непонятный, пугающий мир.
     - Пойдемте домой, - сказала Катя, - уже поздно, да и прохладно стало.
     - Не печальтесь, Катя, - сказал Егоров. - Что было, то было.
     Катя интуитивно почувствовала, что  он  хочет  обнять  ее,  наверное,
слова о том, что прохладно, стали своеобразным сигналом к этому.  Она  вся
напряглась, готовая сбросить его руку, если та ляжет на ее  плечо.  Егоров
опустил уже поднятую руку.
     Они  вышли  на  центральную  улицу.  Навстречу  группами,  парами   и
поодиночке шли люди - в клубе только что закончился вечерний  сеанс.  Катя
чувствовала на  себе  укоризненные,  а  то  и  просто  враждебные  взгляды
земляков. Она повернулась к Егорову, словно ища поддержки, но  ее  спутник
шел совершенно спокойно, не обращая внимания на людей. Он смотрел  вперед,
будто бы сквозь идущих навстречу.
     "Как неудачно мы попали на  эту  улицу,  -  подумала  Катя,  смущенно
опуская глаза. - Не дай Бог Иван появится, устроит