не из приятных. Ты знаешь,
Клод, что значит для курильщика бросить курить, но Риччи пошел на этот
шаг ради любимой женщины. И она по достоинству оценила его благородство
-- через год родила ему двух девочек-близнецов, которых по взаимному
согласию нарекли Евой и Еленой. Но вернемся к той роковой ночи.
Началось с того, что Риччи вошел в дом с сигаретой в зубах. В
последующие дни, несмотря на резко ухудшившееся состояние здоровья
супруги, он продолжай дымить не только вне дома, но и непосредственно в
квартире. Кристину он вообще перестал замечать. Это и есть первая
странность -- резкая перемена в отношении к жене.
     -- По-моему, ничего сверхъестественного в этом нет, -- пожал
плечами Реналь. -- Возможно, Риччи завел кого-нибудь на стороне и
потому перестал уделять внимание супруге.
     -- Погоди, это еще не все, -- перебил его Антонио. -- Вторая
странность состоит в том, что Риччи с завидным постоянством стал
называть одну из дочерей не Евой, а... Джоанной. При этом Елена для
него так и осталась Еленой. Зато имя Ева вызывало у него сильное
раздражение.
     -- Это уже интересней, -- нахмурился Реналь. Тень страшной догадки
закралась в его мозг.
     -- И третья странность, -- продолжал итальянец, -- основная: на
правой щеке Риччи появился шрам.
     -- Шрам? Что же в этом странного? -- снова пожал плечами комиссар.
     -- Погоди, Клод, погоди, -- загадочно улыбнулся Антонио. -- Хотя
шрам и появился сразу, в один день, он не был похож на обычную свежую
рану, а являл собой уже затянувшийся, не менее годичной давности,
успевший побелеть, рубец.
     Клод Реналь резко остановился. Лицо его выражало сильную тревогу.
     -- Так ты говоришь, до того злополучного дня шрама не было? --
быстро спросил он.
     -- Так утверждает Кристина Риччи... Да что с тобой, Клод? Неужели
ты принял эту чепуху так близко к сердцу?
     -- Это не чепуха, Антонио, в том-то все и дело, что это не чепуха,
-- горячо возразил комиссар Реналь. -- Выходит, вернувшееся пристрастие
к табаку, неожиданное изменение имени дочери и шрам -- все это звенья
одной цепи?
     Антонио пожал плечами.
     -- Возможно. Что из того?
     -- Когда это произошло?
     -- Ты имеешь в виду перемену в Риччи? Неделю назад.
     -- Та-ак, -- протянул Реналь, усиленно скребя затылок, -- теперь
все становится на свои места.
     Антонио восхищенно взглянул на друга.
     -- Да ты никак уже напал на след! Ай да Клод Реналь! Ну-ка
выкладывай!
     Клод Реналь пропустил мимо ушей требование друга.
     -- А что ты сам думаешь по поводу Риччи? -- спросил он, пристально
глядя в глаза Антонио. -- В первую очередь я имею в виду шрам.
     -- Шрам? -- пожал плечами Антонио. -- Могу сказать лишь одно:
такой рубец за одну ночь появиться не мог. Я видел этого типа и ручаюсь
за свои слова.
     -- Ну и?.. -- сгорал от нетерпения Реналь.
     Несколько минут Антонио хранил молчание.
     -- Похоже, что место Риччи занял кто-то другой... -- неуверенно
начал он.
     -- Вот! -- выкрикнул комиссар и хлопнул друга по плечу. -- Именно
такого ответа я и ждал от тебя!..
     Антонио с сомнением покачал головой.
     -- Но и это еще не все, -- заметил он минутой позже. -- Два дня
назад Кристина Риччи прибежала в ателье вся в слезах и сообщила, что ее
дражайший супруг внезапно уехал, не сказав никому ни слова. И знаешь
куда?
     -- Знаю, -- твердо заявил Реналь.
     -- Даже так! -- вскинул брови Антонио.
     -- Именно так. Он уехал в Лондон.
     -- Да ты ясновидящий, Клод! -- воскликнул итальянец, тараща на
друга глаза. -- Риччи действительно укатил в Лондон!
     -- Спасибо, Антонио, -- мрачно произнес комиссар, -- твой сюжет
пришелся мне по вкусу... А вот, кстати, и моя хибара...
     "Хибара" Клода Реналя оказалась небольшим уютным коттеджем,
тщательно ухоженным и блиставшим чистотой. Полицейские миновали
аккуратный цветник и скрылись в доме.



     Глава шестая

     "Да, сержант прав, явных следов преступления здесь нет, нет их и в
миланском варианте, но чует мое сердце -- за всем этим кроется что-то
очень нехорошее. Итак, факты следующие. Двое суток назад Пьер Лебон
звонит мне в Париж и сообщает, что его друг, Шарль Левьен, якобы
бесследно исчез, а на его месте объявился некий двойник, как две капли
воды похожий на Левьена. Да, простой смертный ни за что бы не заметил
подмены, но в том-то все и дело, что Пьер Лебон -- не простой смертный,
его нос служит ему во сто крат лучше, чем глаза любому из нас. Значит
ли это, что его свидетельство можно принять за истину? Думаю, да. Но
если Левьен действительно подменен двойником, то это могло произойти
только в отеле, ибо, во-первых, именно в отель его вызвали к необычному
больному, пожелавшему иметь дело только с доктором Левьеном, во-вторых,
именно в отеле исчез некий месье Дюк. Собственно, исчез не Дюк, а сам
Левьен, Дюк же, или кто он там на самом деле, покинул отель уже под
новым именем.
     Что же происходит дальше? Лебон опознает в Левьене самозванца,
спешит в отель, разыскивает меня и сообщает о сделанном им страшном
открытии. А потом исчезает. Портье утверждает, что за этот день Шарль
Левьен дважды посетил отель "Йорк": первый раз, когда его вызывали к
"больному", во второй же раз он приходил сам, якобы навестить того же
"больного" и справиться о его здоровье. Если портье не ошибается,
второй визит по времени совпал с телефонным звонком Пьера Лебона.
Значит ли это, что и в исчезновении Лебона виновен человек, присвоивший
себе имя Шарля Левьена? Похоже, что так, но за установленный факт эту
версию принимать преждевременно. Видимо, между Левьеном и Лебоном
происходит резкий разговор, во время которого Пьер Лебон изобличает
самозванца, и тот, дабы не оставлять свидетеля... Что именно он
предпринимает, остается пока загадкой. Характерно лишь то, что оба
исчезновения -- если они действительно произошли в отеле "Йорк" -- не
оставили никаких следов.
     Теперь о событиях в Милане несколькими днями раньше. С неким Риччи
внезапно происходят странные метаморфозы: он перестает считаться с
женой, полностью игнорируя ее, путает имя собственной дочери и,
наконец, приобретает шрам как минимум годичной давности. Первые два
обстоятельства сами по себе еще ничего не значат -- худо-бедно, но им
все-таки можно найти обычные, бытовые объяснения, но вот третье...
Здесь дело намного сложнее. Даже само по себе оно уже наводит на
некоторые неутешительные мысли, а в совокупности с первыми двумя
приобретает характер ярко выраженной патологии. Действительно, ни
человеческий организм, ни современная медицина не способны в считанные
часы зарубцевать свежий шрам, а о том, что возраст шрама исчисляется
даже не днями, а часами, свидетельствует супруга Риччи. Какой же вывод
напрашивается из всей этой совокупности фактов? А вывод тот же, что и в
истории с Шарлем Левьеном: миланец Риччи был подменен двойником. Сам же
Риччи бесследно исчез.
     Следует ли отсюда, что между исчезновениями, а также между обоими
двойниками существует какая-то взаимосвязь? Похоже, следует. Если
сделать подобное допущение, то тут же возникает целый ряд вопросов.
Во-первых, какая цель преследовалась обоими подменами? Во-вторых, кто
они, эти двойники? В-третьих, следует ли ограничиться двумя случаями
появления двойников или стоит предположить возможность и других
подобных преступлений? Но если случаев не два, то сколько?..
В-четвертых, каков механизм подмены одного человека другим? Каким
образом могли бесследно исчезнуть три человека? Или больше?.. И
наконец, в-пятых: почему именно Лондон? Ведь и тот, и другой, покинув
свои дома, в спешном порядке отправились в Лондон. Уж не готовится ли
крупный террористический акт? Взрыв Букингемского дворца? Убийство
премьер-министра? Боже, какая чертовщина в голову лезет!.."
     Клод Реналь очнулся от своих мыслей, только когда такси замерло
напротив двухэтажного коттеджа. Багровое предзакатное солнце мягко
падало за альпийские вершины, оставляя на спокойной глади Женевского
озера длинную, подернутую рябью, светящуюся дорожку. Дневной зной
сменился вечерней прохладой, прозрачный воздух был напоен ароматами
горных цветов, свежестью близкой воды, какой-то неземной
умиротворенностью, спокойствием, тишиной, сытой и безмятежной
сонливостью. Здесь, в одном из богатых пригородов Женевы, недалеко от
французской границы, люди не просто жили -- они получали удовольствие
от жизни.
     Клод Реналь отпустил такси и направился к коттеджу. "А неплохое
гнездышко свил себе старина Джил!" -- усмехнулся он, сдвигая шляпу на
затылок.
     Джилберта Сэндерса он знал уже лет пятнадцать, не меньше. Это был
прекрасный полицейский, великолепный спортсмен, отчаянный, смелый,
любивший риск больше собственной жизни, пускавшийся в совершенно
немыслимые авантюры, участвовавший в десятках, если не сотнях стычек, в
погонях, захватах, перестрелках. И при этом он всегда выходил целым и
невредимым из любой самой скверной истории, всегда одерживал верх над
врагом. Он прекрасно стрелял, в совершенстве владел несколькими видами
восточного боевого искусства, знал несколько языков, обладал весьма
серьезными сведениями из медицины, химии, криминалистики,
юриспруденции, а также других областей знания, необходимых в его
непростой работе. И при всем при этом имел оригинальный склад ума,
некий талант к сыску, отлично понимал, что в его работе бурному финалу
всегда предшествует будничная, кропотливая, порой заводящая в тупик,
рутина. Словом, Джил Сэндерс был эталоном, к которому, как считал Клод
Реналь, должны стремиться полицейские всего мира.
     Сэндерсу не было еще и двадцати, когда он стал работать в сыскном
отделе Скотланд-Ярда. Судьба бросала его из Портсмута в Ньюкасл, из
Бирмингема в Глазго, из Белфаста в Лондон, пока наконец двадцати пяти
лет от роду он крепко не сцепился со своим тогдашним начальством. С
британской полицией пришлось проститься, но, перебравшись на материк,
Сэндерс тут же изъявил желание служить в полиции французской. Тут-то он
и встретился с Клодом Реналем, который вскоре стал его лучшим другом.
Бок о бок на протяжении шести лет они ворошили гнезда преступного мира,
врывались в тайны парижской мафии, вступали в единоборство с уголовными
элементами всех мастей. Они прекрасно дополняли друг друга, дополняли и
учились: Клод у Джила -- решительности и быстроте, Джил у Клода --
способности к вдумчивому анализу и умению оперировать фактами. Джил был
непревзойден в действии, Клод же не имел равных в логике. Шесть лет
постоянного общения принесли благотворные плоды для обоих, наградив их
теми качествами, которых у них как раз не хватало.
     Но случилось так, что Сэндерсу, или "британскому льву", как
окрестили его французские коллеги, снова не повезло: во время ведения
дела по раскрытию крупной банды фальшивомонетчиков он вторгся в
недоступный для простых смертных мир одного высокопоставленного
вельможи. Дело замяли, а не в меру ретивого сыщика вежливо "попросили"
уйти из полиции.
     Так в тридцать один год кончилась полицейская карьера Джилберта
Сэндерса. О дальнейшей судьбе своего друга Клод Реналь знал только
понаслышке. Кажется, Джил пустился в какие-то сомнительные авантюры,
участвовал в секретных операциях в Анголе, Иране, Никарагуа, Панаме, на
Ближнем Востоке. Несколько лет прожил в Центральной Африке. Сколотив
изрядный капиталец на продаже своего опыта, рук и головы сильным мира
сего, он внезапно вернулся в Европу и совершенно неожиданно осел в
Швейцарии, купив коттедж на берегу Женевского озера. С тех пор прошло
уже несколько лет, но о некогда отчаянном парне, Джиле Сэндерсе, ничего
слышно не было. "Видимо, -- решил Клод Реналь, -- старина Джил
окончательно вышел в отставку".
     Телеграфировав Сэндерсу о своем желании навестить его по одному
очень любопытному делу, комиссар Реналь не замедлил привести свое
намерение в исполнение. Совместная итало-французская операция по
разгрому международной шайки контрабандистов завершилась неделю назад,
но особыми успехами ее финал не блистал. Пожалуй, единственным светлым
моментом во всей этой акции оказалось обнаружение целого склада
наркотиков в городке, вверенном бдительности комиссара Реналя; самой же
банде удалось уйти почти без потерь. Получив от парижского руководства
благодарность за прекрасную службу -- что бы там ни было, а склад
наркотиков был найден именно группой Клода Реналя и именно в его
городе, -- комиссар, пользуясь благорасположением начальства к своей
персоне, попросил отпуск на пару недель и незамедлительно получил
согласие. Эти две недели он намеревался посвятить частному
расследованию дела Левьена -- Лебона -- Риччи, -- частному потому, что
для официального начала следствия пока не было оснований. Антонио
Пеллони, его старый друг и миланский коллега, выразил искреннее
сожаление, что не может помочь комиссару в этом расследовании -- по
крайней мере в ближайшее время: дома ждали неотложные дела. Сказав
Марии, своей верной супруге, что едет навестить старого товарища по
службе -- а доля правды в этом действительно была, -- Клод Реналь
отправился к берегам Женевского озера, к Джилберту Сэндерсу. Помня о
выдающихся способностях "британского льва" и о тех шести отчаянных
годах совместной работы в парижской полиции, Реналь надеялся склонить
его к поискам разгадки страшной тайны.
     Дверь долго никто не открывал, но вот на пороге возник сам
Джилберт Сэндерс. Это был крепкий коренастый мужчина, сильно
загоревший, с правильными чертами лица, холодным оценивающим взглядом
серых, глубоко посаженных глаз. Одет он был в голубой вязаный свитер и
старые потертые джинсы.
     Несколько секунд прошло в молчании. Наконец Сэндерс сказал:
     -- Заходи.
     Повернулся и пошел в дом, давая гостю понять, что тот может
следовать за ним.
     "Даже руки не подал, -- не на шутку обиделся Клод Реналь, -- и
взгляд у него какой-то колючий, настороженный, словно я к нему с
обыском явился. А как он изменился за эти десять лет! От былой
доброжелательности и открытости и следа не осталось..."
     Не проронив более ни слова, Сэндерс провел гостя на второй этаж, в
свой кабинет.
     -- Я не один, -- бросил он на ходу, уже перед самой дверью.
     "Женщина! -- догадался Клод Реналь. -- Вот почему он такой
недовольный! Мое вторжение несвоевременно".
     Но он ошибся. В кресле, у открытого балкона, сидел высокий
худощавый мужчина и нервно курил сигарету. В глазах его застыли испуг и
растерянность. "И тем не менее я им помешал", -- решил Реналь.
     -- Извини, Джил, я, кажется, не совсем вовремя...
     -- Пустяки, Клод. -- Сэндерс открыл бар над холодным камином. --
Виски?
     -- Пожалуй, -- кивнул Реналь.
     Сэндерс наполнил три стакана.
     -- Это Ганс Миллер, -- кивнул он в сторону мужчины в кресле, --
мой... компаньон.
     При звуке собственного имени тот слегка вздрогнул и затравленно
посмотрел по сторонам, как бы в поисках пути к немедленному бегству.
     -- А это мой старый друг Клод Реналь, -- произнес Сэндерс,
представляя комиссара. -- Из полиции, -- добавил он, и в его последних
словах Реналю почудилась какая-то скрытая многозначительность.
     Миллер заерзал в кресле и неловко кивнул вошедшему.
     -- Садись, Клод, и будь как дома, -- сказал Сэндерс, указывая на
свободное кресло. -- Честно говоря, не ожидал тебя увидеть.
     "Не ожидал? -- в недоумении подумал Реналь. -- А телеграмма?" Но
приобретенное с годами профессиональное чутье не позволило ему
высказать свое недоумение вслух. Комиссар предпочитал больше слушать,
чем говорить. "Кроме того, -- предположил он, -- у Сэндерса вполне
могут быть причины не упоминать о телеграмме при постороннем".
     -- Решил вот навестить старого друга, -- улыбнулся Реналь,
закуривая. -- Столько лет не виделись...
     -- Ты прекрасно сделал, что приехал, Клод, -- отозвался Сэндерс и
залпом выпил содержимое своего стакана.
     Где-то за стеной послышался едва различимый шорох. Сэндерс и
Миллер быстро переглянулись, затем Миллер поднялся и, извинившись,
вышел из кабинета через вторую, только сейчас замеченную комиссаром,
дверь.
     -- Тебя не узнать, Джил, -- сказал Реналь, -- ты стал настоящим
рантье. Как живешь, старина?
     Сэндерс усмехнулся.
     -- Прекрасно, Клод. Наконец-то я обрел покой и тишину. Надоело
все... -- Он махнул рукой и замолчал.
     И все-таки было в его глазах что-то неприязненное, напряженное.
Реналь видел, как он постоянно, но не открыто, а исподтишка наблюдает
за ним.
     -- Ладно, Клод, поболтали и будет, -- отрезал Сэндерс. --
Выкладывай, с чем приехал. При нем, -- он кивнул на пустое кресло, где
только что сидел Миллер, -- можешь говорить все без утайки. От него у
меня секретов нет.
     -- Кто он?
     -- Я же сказал, -- в голосе Сэндерса внезапно послышалось
раздражение, -- это мой компаньон. Надеюсь, ясно?
     -- Ясно, -- проворчал Реналь.
     Не нравился ему Сэндерс, видит Бог, не нравился, появилось в нем
что-то отталкивающее, пугающее и, главное, чужое. Будто подменили его.
     Подменили?!
     Реналя прошиб холодный пот. Нет, не может быть. Чушь какая-то!..
Реналь тряхнул головой и сосредоточился.
     -- Послушай, Джил, мне нужна твоя помощь.
     -- Помощь? -- Сэндерс пожал плечами. -- Ты же знаешь, Клод, я
отошел от дел.
     -- Да, я слышал. Но все же выслушай меня, Джил, может быть, мое
предложение все-таки заинтересует тебя.
     -- Изволь. Но мой ответ ты знаешь наперед.
     Тихо, почти бесшумно вошел долговязый Миллер и сел в кресло у
балкона. Руки его дрожали.
     Что-то мешало Реналю начать свой рассказ. Но вот он справился с
одолевающими его сомнениями и поведал Сэндерсу все, что знал об
исчезновении трех мужчин -- двух французов и одного итальянца. Миллер
слушал, закрыв глаза, с трудом сдерживая бившую его сильную дрожь, а
Сэндерс сидел неподвижно и в упор смотрел на рассказчика. Наконец
рассказ подошел к концу.
     -- Я был бы очень признателен тебе, Джил, -- добавил в заключение
Реналь, -- если бы ты помог мне разобраться в этом темном деле. Мне
нужен твой опыт, старина.
     Несколько минут в кабинете царила тишина. Долго, очень долго, как
показалось Реналю, Сэндерс мерил кабинет упругими шагами. Трижды
наливал себе виски. Но вот он замер, широко расставив ноги.
     -- Клод Реналь, -- заявил он официальным тоном, -- я внимательно
выслушал твое предложение и вынужден ответить отказом. Вот уже пять
лет, как я отказался от участия в подобных авантюрах. Довольно крови,
Клод. Я хочу умереть в собственной постели. Это все.
     -- Но, Джил, -- вскочил Реналь, -- поверь, готовится крупная
афера! Мы не можем остаться в стороне, не имеем права!
     -- Мое решение окончательное, -- сухо отозвался Сэндерс.
     Клод Реналь вдруг понял, что дальнейший разговор бессмыслен.
     -- Извини, Джил, что нарушил твой покой.
     -- Да, именно покой, -- холодно перебил его Сэндерс, -- покой, о
котором я мечтал долгие годы. Покой, который не променяю ни на какие
блага мира.
     -- Ну, благ у тебя предостаточно. -- Реналь обвел взглядом богатые
апартаменты Сэндерса.
     -- Эти блага я заслужил собственным потом и кровью, -- с вызовом
ответил тот. -- И не тебе упрекать меня, Клод Реналь.
     -- Да какие там упреки, -- махнул рукой комиссар. -- Жаль, Джил,
очень жаль, я так на тебя рассчитывал. -- Он порылся в карманах, вынул
визитку, набросал на ней несколько слов и оставил на столе. -- Если
вдруг надумаешь, найдешь меня в этом отеле. Завтра в полдень я уезжаю.
Прощай, Джил.
     Реналь протянул руку, и Сэндерс нехотя ответил на рукопожатие.
Вниз комиссар спускался один, Сэндерс провожать его не пошел. Вскоре
хлопнула входная дверь, и грузная, неуклюжая фигура комиссара
показалась на садовой дорожке. Он шел, понуро опустив плечи: замысел,
на который Реналь возлагал столько надежд, кончился полным крахом.



     Глава седьмая

     -- Ему все известно! -- завопил Миллер, как только силуэт Клода