еренц-зале святейшего собрания при ослепительном
свете пяти огромных люстр сошелся весь цвет гирляндской религиозной
общины. Среди подавляющей массы желтых сутан благочестивейших абов приятно
ласкают глаз синие с серебром мантии гремов, лиловые с золотой отделкой
облачения митрархов, черно-зеленые ризы настоятелей монастырей - синапов
и, конечно, белоснежные, сверкающие своей беспорочностью одеяния протеров
Гроссерии. Всего по зову гросса сардунского в зале собралось более тысячи
священнослужителей гирляндской религиозной общины. Среди гигантских
полотен с символическими знаками и синих священных знамен пылают не
электрические, а настоящие жертвенные светильники, огромные, древние,
выбитые тысячу лет назад безвестными мастерами из пластин литого золота...
  Торжественность и благолепие!
  Сиятельный сын божий восседает на своем высоком престоле под балдахином во
всем своем блеске и великолепии. Сколько торжественности, сколько сознания
собственного величия в его горделивой осанке!
  Позади престола, скрытый пока что от глаз собравшихся, томится под
надзором двух дюжих монахов наш незадачливый фабрикант чудес Куркис Браск.
Он выглядит далеко не так геройски, как выглядел два часа назад в кабинете
гросса. Перед ним стоит раскрытый чемодан с малым прибором "ММ-222",
приведенным в полную боевую готовность. Но мысли марабранского
промышленника заняты отнюдь не предстоящей операцией. Он думает только об
одном: как бы отсюда улизнуть! Как бы развязаться с проклятыми попами!
  Его беспорочество протер-секретарь, заикаясь от волнения, зачитывает
очередную сводку мнений, поступившую от особой комиссии. Собравшиеся
священнослужители слушают сводку и согласно кивают мудрыми головами.
  -... И посему мы считаем, - несется по залу дрожащий голос
протера-секретаря, - что явление, возникшее в результате научного
эксперимента в полях провинции Марабрана, в силу того, что оно
сопутствовало самому эксперименту в качестве непредвиденной ассоциации,
следует рассматривать как некую субстанцию божественной схемы, которая
хотя и имеет прямое отношение к естеству непостижимого бога единого, тем
не менее не может быть рассматриваема как самостоятельный стимул
вселенского образования. Исходя из вышесказанного, рекомендуется отнести
явление, возникшее в провинции Марабрана и именующее себя повелителем
вселенной, к такому разряду явлений, которые не выходят за рамки реального
бытия. Однако, если же это явление окажется, паче чаяния, наделено
сверхъестественным могуществом и станет присваивать себе божеские
прерогативы, рекомендуется не вступать с ним в тщетные и опасные
пререкания, не раздражать его, но стараться мягкостью, покорностью и
любовью снискать его благорасположение и всецело привлечь его на сторону
гирляндской религиозной общины, которая от такого союза получит
неизмеримые выгоды. В случае же, если это явление окажется строптивым,
несговорчивым и, следовательно, для общины опасным, то рекомендуется со
всей решительностью поступить с ним по закону обратного действия, то есть
вернуть его в первоначальное полевое состояние, конфисковав у него
предварительно все имущество в пользу казны его святости гросса
сардунского. В этом же случае рекомендуется после исправления марабранской
ошибки вызвать силами вернейших служителей гирляндской религиозной общины
истинного бога единого, полностью тождественного со вселенским учением и
канонами общины. Такой повелитель вселенной...
  На этом месте чтение сводки было прервано. В конференц-зал пулей влетел
позеленевший от ужаса главный привратник, крича во все горло:
  - Ашем табар!!! Ашем табар!!! Грядет бог единый судить живых и мертвых!!!
  По залу проносится волна тихой паники. Бледные священнослужители жмутся
друг к другу, как перепуганные овцы. Протер-секретарь, выронив из рук
листки сводки, тихонько скулит и изо всех сил старается вскарабкаться на
балдахин святейшего престола. Гросс роняет витой жезл, закрывает лицо
руками и колотится в жесточайшем ознобе. Два дюжих монаха, приставленные к
Куркису Браску, как подкошенные валятся на ковер и превращаются в
неподвижные трупы. А сам ведеор Браск, видя вокруг такое смятение,
молниеносно развинтил свой прибор, захлопнул чемодан и затем глазами
загнанного зверя стал шарить по всем окнам, выбирая, в которое в случае
чего сподручнее будет выскочить...
  Все ближе и ближе гремят тяжелые шаги по гулким сводчатым галереям дворца,
и с каждым их ударом растет невыразимый ужас, охвативший блистательное
сборище многоопытных служителей бога.
  Наконец портьера, скрывающая высокий дверной проем, резко откидывается в
сторону. В конференц-зал не спеша входит величественный старец могучего
телосложения, с гордо поднятой головой. Вся его гигантская фигура
задрапирована в просторную голубую мантию, густо унизанную крупными
бриллиантами. Его пышные, тщательно расчесанные, белоснежные кудри
рассыпаны по широким плечам. Серебристая, веерообразная борода доходит до
самого пояса. На смуглом, запыленном с дороги лице полыхают два огненных
черных глаза...


  СТОЛКНОВЕНИЕ


  Не доходя шагов десяти до престола гросса, старец подернулся к залу и...
словно гремящий вихрь пронесся под высокими сводами. Гаснут жертвенные
светильники перед священными знаменами, испуганно звенят хрустальными
подвесками электрические люстры.
  - Так-то вы встречаете своего владыку небесного, рабы недостойные?! На
колени, мерррзавцы!!! - львиным рыканьем взрывается старец, тряхнув своей
белой гривой.
  Словно колосья под напором урагана, безмолвные священнослужители мигом
простираются ниц, прячут носы и глаза в ковровом ворсе.
  Старец окидывает их разноцветные спины грозным взглядом и затем медленно
оборачивается к престолу.
  Прежде чем он успел повернуться, из-за престола стрелой выскочил Куркис
Браск с чемоданом в руке и, в несколько прыжков достигнув выхода, исчез за
широкой портьерой. Его стремительного бегства не заметил никто: ни бог, ни
гросс, ни служители божьи...
  Повернувшись к престолу, старец вонзает в первосвященника свой жгучий
взор. Он молчит и явно чего-то ожидает. Глаза его все больше и больше
разгораются гневом. А гросс сидит ни жив ни мертв и не смеет взглянуть на
повелителя вселенной.
  И тогда, встряхнув нетерпеливо белоснежной гривой, могучий старец вновь
прогремел:
  - Ты, червь земной, мерзкий, хлипкий и погрязший в пороках! Ты, гнуснейший
и вероломнейший из человеческих тварей! Ты, подло присвоивший себе звание
моего сына на земле! Тебе говорю я: встань и сойди с престола!
  "Конец!" - пронеслось в парализованном мозгу гросса сардунского.
  Но именно это сознание неизбежной гибели, это чувство, что терять уже
больше нечего, возвращает гроссу некоторое самообладание, пробуждает в нем
инстинкт самосохранения, толкает его на борьбу, пусть даже заведомо
безнадежную. Он не спешит подчиниться приказу бога. Он лишь с бесконечной
покорностью и кротостью смотрит на страшного бога и, поправив на голове
сбившуюся набок тиару, говорит тихим, елейным голосом:
  - Прости, о повелитель вселенной, дряхлого, немощного старика. Ты,
великий, всемогущий и всеведущий, знаешь, сколь преданно тебе мое сердце,
истомленное постом и молитвами. Яви же милость ко мне, о всеблагий и
всемилостивый, не ввергай меня на старости лет в пучину позора и
унижения... Да, я мерзок и грешен! Но кто из смертных не грешен, о
владыка! Ты един без греха и скверны, ибо в тебе начало и конец всего
сущего! Ашем табар! Ашем табар! Ашем табар!
  Произнося эти ни к чему в общем-то не обязывающие слова, гросс в душе
приободряется, почти ликует:
  "Жив еще и на престоле сижу! Не испепелил, не пронзил меня молнией, а
стоит и слушает! Стоя слушает своего лукавого раба! Значит, еще не все
потеряно! Значит, еще поборемся!"
Но бог, словно прочитав мысли гросса, сверкающей громадой надвигается на
престол и обрушивает на него потрясающие раскаты своего страшного голоса:
  - Слазь долой, тля ничтожная! Ты еще смеешь разглагольствовать! Где знаки
твоей покорности и смирения?! Почему на голове твоей не пепел покаяния, а
золотой колпак порочной гордыни?! Почему на тебе не грязное рубище, а
богатое одеяние?! Слазь с престола, не то я предам тебя таким мукам, что
от них в ужасе взвоет проклятый мною прародитель зла!!!
  На сей раз гросс сардунский не смеет ослушаться столь категорического
приказа. Он сползает с престола и отвешивает богу глубокий поясной поклон.
  - Воле твоей покорна вселенная, о лучезарнейший, а я - ничтожная пылинка в
могучей длани твоей. Ашем табар! - угодливо произносит он при этом, но уже
без прежнего страха и трепета.
  Бог бесцеремонно отпихивает его и сам взгромождается на престол. Его
внушительная фигура становится теперь еще величественнее и грознее.
  А гросс, совсем обнаглев, усаживается на самую нижнюю ступеньку престола,
показывая этим с совершенной очевидностью, что от прав сына божьего он и
не думает отказываться.
  Бог не гонит его: видимо, ему просто надоело перепираться с вредным и
хитрым старикашкой. Окинув взором ряды простертых на полу
священнослужителей, он снова разражается оглушительным громом:
  - Ну, порождения ехидны! Признаете вы меня повелителем вселенной или все
еще упорствуете в своих подлых сомнениях?!
  По спинам священнослужителей пробежало волнение. Один из них, престарелый
митрарх из далекой восточной провинции, воздев руки горе, возгласил
дрожащим голосом:
  - Боже наш великий и справедливый! Ты един направляешь движение светил и
держишь всякое дыхание в могучей деснице своей! Ты - упование и надежда
всех человеков! Ашем табар!
  - Ашем табар!.. - глухо проносится по рядам уткнувшихся в ковер
священнослужителей.
  - Ашем табар!!! - оглушительно гремит бог и затем, значительно тише,
продолжает: - То-то же! Един!..
  Но тут у него под ногами раздается тихий, смиренный голосок гросса
сардунского:
  - Припадая к стопам твоим, о владыка, молю тебя! Сними последнюю пелену
тумана с глаз наших! Яви нам свое величие! Ашем табар!..
  - Наглец! Ты не насытился марабранским чудом? Тебе новых чудес
захотелось?! - негодует бог.
  - Не чудес, о повелитель вселенной! - стонет гросс. - Не чудес, а
свидетельства непреоборимого!.. Прости меня, ничтожного, но я не для себя,
не для себя, ибо я верую, что ты истинный отец мой небесный! Я молю тебя
ради маловерного и в сомнениях погрязшего человечества!..
  - Молчать! - охваченный гневом, грохочет бог. - И тебе, мерзкому, и
человечеству маловерному хватит и такого свидетельства, как моя божеская
мантия! Разве существует на земле такое полотно?! Разве обладают смертные
столь крупными бриллиантами?! Ты весь, со всеми сокровищами Гроссерии, не
стоишь рукава моей мантии!
  - Верую, о лучезарнейший, верую всем сердцем моим! Но позволь, отче
небесный, мерзким рукам человеческим коснуться звездных каменьев твоей
божественной мантии и засвидетельствовать истину для вящей славы твоей!..
  Чело бога затуманилось. Его пламенный взор насквозь прожигает неугомонного
старичка, примостившегося на нижней ступеньке божественного престола.
Кажется, бог вот-вот разразится громом и молнией и испепелит дерзкого
пигмея.
  Но молнии нет, и бог произносит с гордым смирением:
  - Быть по сему! Зови ювелира, неверный!


  ОСВИДЕТЕЛЬСТВОВАНИЕ БОЖЕСКОЙ МАНТИИ


  Гросс встрепенулся и воспрял духом. Эта первая маленькая победа над богом
единым вернула ему самоуверенность, удесятерила его силы.
  Еще бы! Разве всемогущий и всеведущий, пришедший на землю судить и карать
грешников, стал бы унижаться до подобного освидетельствования? Нет, и
тысячу раз нет! Он принялся бы без всяких проволочек чинить суд и расправу
и давно уже спихнул бы своего самозванного и дерзкого сына в бездну
вечного мрака. А этот?! Ювелиру показаться согласен! Значит, не так уж
страшен! Значит, не точно по информации сработал марабранский аппарат, и
бог этот лишь с виду грозен, а на деле слаб и беспомощен!..
  Ощутив могучий прилив бодрости, его святость как встрепанный вскакивает на
ножки и трижды хлопает сухими ладошками:
  - Гей! Кто там есть! Монахи! Служки! Позвать сюда грема Лаандра, моего
личного ювелира!
  - Лаандра!.. Грема Лаандра! Грема-ювелира к его святости!.. - зашумело и
поползло, перекликаясь как эхо, по залам и галереям святейшего собрания.
  И вот уже манерный, вертлявый, в синей с серебром сутане ювелир
бочком-бочком, непрерывно отвешивая поклоны, подбегает к святейшему
престолу и простирается перед ним так удачно, что трудно решить, к кому
это относится - к богу на троне или к гроссу сардунскому у его подножия.
  - Встань, грем Лаандр, и слушай! - приказывает гросс.
  Ювелир шустро поднимается с полу.
  - Сей могучий, лучезарный и величественный, которого ты видишь на моем
престоле, - говорит сын божий торжественно и громко, - есть тот, кого мы
призываем в наших молитвах! Он простер на тебя свою бесконечную милость и
разрешает тебе коснуться звездных каменьев его небесной мантии. Потрудись
же, боголюбивый грем, во славу повелителя вселенной и засвидетельствуй
подлинность этих дивных алмазов!
  У ювелира подкашиваются ноги. Он падает на колени, дрожит как перед казнью
и мгновенно покрывается обильным потом.
  - Не бойся, червяк! Залазь сюда! - добродушно гудит бог из Марабраны,
желая приободрить перепуганного грема.
  Ювелир вздрагивает от его голоса и принимается суетливо шарить в тайных
карманах своего синего облачения. Он извлекает из них лупу, резец, щипчики
и еще кое-какие мелкие инструменты и флакончики с кислотой. Робко косясь
на бога, он всходит на ступеньки престола и, припав к божеской мантии,
принимается тщательно изучать необыкновенные бриллианты.
  Весь конференц-зал, весь огромный дворец святейшего собрания, вся
Гроссерия ждут с напряжением результатов исследования грема-ювелира.
  Лишь гросс сардунский относится к освидетельствованию алмазов совершенно
безучастно. Он весь сжался, ушел в себя и, зная заранее, что алмазы
окажутся настоящими, усиленно обдумывает очередной ход против бога из
Марабраны. До сих пор все разыгрывалось как по нотам. Всемогущество бога
удалось взять под сомнение без малейших потерь. К бриллиантам удалось
приставить своего человека. Это очень хорошо! Теперь необходимо заставить
бога снять мантию. А потом... потом достаточно подать Куркису Браску
условленный сигнал - и страшного бога как не бывало!..
  Наконец грем Лаандр закончил свое исследование и, поцеловав краешек
мантии, пятясь, спускается со ступенек престола.
  - Говори, боголюбивый грем! - приказывает гросс. - Пусть все услышат
истину! Пусть изгонят из сердец своих остатки сомнений и уверуют вместе со
мной, что се истинный бог единый, создатель и повелитель вселенной! Говори
же, грем Лаандр!
  - Свидетельствую! - истошным голосом вопит боголюбивый ювелир, вскинув
руку с лупой. - Алмазы настоящие, размеров небывалых! Каждый алмаз не
менее пятисот каратов. Шлифовка тонкая, изысканная, явно небесной работы!
Земные мастера не умеют шлифовать такие микроскопические грани! Стоимость
алмазов трудно определить! Каждый алмаз - колоссальное состояние! Вся
мантия, мнится мне, четырежды покрыла бы государственный бюджет
Гирляндии!.. А посему свидетельствую: это - бог единый, наш небесный
владыка, повелитель миров, в которого я верую, верую, верую! Ашем табар!..
  Грем-ювелир снова простирается на полу, а гросс, в свою очередь, до самой
земли кланяется богу. Зелеными призраками метнулись из темных ниш
безмолвные служки, и вот уже золотые жертвенные светильники вновь полыхают
по всему залу перед развернутыми синими знаменами. Еще немного - и в
конференц-зале начнется настоящий молебен в честь бога единого...


  ПЛОХО БЫТЬ БОГОМ БЕЗ ВСЕМОГУЩЕСТВА


  В руках у гросса невесть откуда появляются дымящаяся курильница и
солнцеподобный символ бога в круге. Все выше поднимают головы протеры и
митрархи, все громче и уверенней звучат гимны и бесконечные "ашем табар" в
честь живого бога, восседающего на престоле. Лицо бога становится мрачным.
Он поднимает руку и громовым голосом прерывает своего расходившегося
самозванного сына:
  - Кончай, червяк, комедию!
  Оборвав гимн на полуслове, гросс озадаченно умолк.
  - Вижу и знаю, что ты задумал, лукавый старик! - сотрясает своды могучий
бас бога. - Ты хочешь превратить меня в живого идола, поселить в Великом
храме бога единого и показывать за деньги доверчивым туристам! Но ты
просчитался, старый плут! Этому не бывать!
  - Слово твое - закон, о владыка! А мы, рабы твои недостойные, готовы
выполнить любое твое пожелание! - мямлит гросс, смиренно потупив глазки.
  - Еще бы вы посмели противиться мне!
  Глазищи бога полыхают, как два черных факела.
  - Слушайте, лицемеры, стяжатели и развратники! Слушайте, честолюбцы,
тунеядцы и лжецы! Имя мое - разум, справедливость и гармония! Я пришел к
вам из небытия, чтобы разогнать ядовитые тучи мракобесия и помочь людям
построить земное царствие всеобщего счастья, ему же не будет конца и
предела! Я знаю, что мои законы вам придутся не по вкусу, ибо я насквозь
вижу ваши подлые души, в которых нет бога справедливости и добра, а есть
лишь бог стяжательства, гордыни и лицемерия. Тридцать пять столетий
вершите вы свои гнусные преступления, прикрываясь именем бога единого.
Тридцать пять столетий вы строите свое благополучие на крови и страхе, на
унижении и истязании трудового народа! Вы - извечные, непримиримые враги
разума, прогресса и человечности! Но вам никогда не угасить огонь разума,
не задержать колесо прогресса, не отвратить торжество человечности! Мера
преступлений ваших уже наполнена, пора держать ответ!.. Падите же лицом в
пыль и слушайте приговор справедливости!..
  Именем обездоленных и угнетенных, именем стремящихся к свету, правде и
счастью я приказываю вам и повелеваю: все храмы, часовни, монастыри,
духовные училища, теософские факультеты, религиозные издательства,
мастерские и магазины предметов культа - закрыть! Все гимны, молитвы,
обряды, богословские лжеучения и нелепые вымыслы рамаданской мифологии -
забыть! Все книги, полные мистического словоблудия, все картины, знамена,
полотнища с символами и прочие предметы культа, не имеющие ни
художественной, ни исторической ценности, - сжечь! Всех протеров,
митрархов, гремов, синапов, абов, монахов, богословов, членов Барбитского
Круга, студентов духовных училищ и прочих дармоедов, присосавшихся к
культу, - распустить, причислить к лику нормальных людей и научить
полезному труду! Преступную организацию, именуемую гирляндской религиозной
общиной, вкупе со всеми митрархатами, приходами, сектами, орденами,
партиями и прочими группировками - ликвидировать и впредь под страхом
смертной казни не создавать! Имя мое во всех его вариантах изъять из
употребления и предать забвению!.. Да будет так!.. Кончилось время
темноты, страха, лжи и угнетения человека человеком! Настало светлое время
разума, знаний, справедливости и всеобщего счастья! Истинно говорю вам:
нет во вселенной иного владыки, нежели свободный, счастливый и стремящийся
к знанию трудовой народ! Ступайте же и тоже трудитесь, всеми силами
стараясь хоть немного искупить вину свою перед человечеством и заслужить
высокое звание человека!.. Такова моя воля! Ашем табар!
  - Ты ли говоришь это, о владыка?! - в ужасе кричит гросс сардунский. - Ты
ли отвергаешь своих преданных слуг и рушишь свою твердыню на земле, нашу
святую гирляндскую общину?! Куда же пойду я теперь, отвергнутый отцом
своим небесным, сирый и нищий духом?!
  - Тебе, старый мошенник, по возрасту подойдет место смотрителя одного из
музеев Гроссерии! А коли не хочешь, ступай в приют для престарелых! -
насмешливо гудит бог.
  Гросс чувствует, как что-то внутри у него оборвалось. Перед глазами у него
поплыли разноцветные круги, к горлу подкатил комок. Он вскакивает на ноги,
вытаращивает на бога дикие, исступленные глаза и визжит пронзительным,
истерическим голосом.
  - Ты бог-отступник! Ты не наш бог! Я проклинаю тебя!.. На, поражай,
испепеляй меня! Покажи на убо