сть!
- торжествующе заканчивает за него ведеор Браск и тут же, уразумев смысл
сказанного, вытаращивается на гросса с совершенно потрясенным видом.
  Гросс, в свою очередь, тоже глядит на Куркиса Браска выпученными глазами и
начинает мелко-мелко дрожать. В кабинете нависает тяжелая, удушливая
тишина. Оба собеседника, как бесшабашный марабранский промышленник, так и
первосвященник гирляндской религиозной общины, чувствуют внезапно, как их
обволакивает, сковывает и пронизывает насквозь леденящий ужас.
  Челюсть гросса приплясывает, как в жесточайшем ознобе. Не в силах с нею
совладать, он обхватывает ее руками и едва слышно хнычет:
  - Как все было хорошо! Как все было благолепно и спокойно без всякого
бога!.. И зачем я с вами связывался?.. О боже единый, боже единый, что же
теперь с нами будет?! Чем все это кончится?! Ашем та...
  - А может быть, еще не совсем точно по информации, ваша святость? Может
быть, все-таки возможны отклонения?.. - выдавливает-таки из себя фабрикант
чудес.
  - Это одни предположения! "Может быть", "не может быть"!.. Подумайте лучше
о том, как бы это все исправить!
  - Исправить? Что исправить? - с глупейшим видом переспрашивает Куркис
Браск.
  Тут гросс сардунский подается к нему и шипит ему прямо в лицо, с пеной у
рта:
  - Да, исправить!.. Неужели у вас нет возможности вернуть его в
первоначальное состояние? Ликвидировать как-нибудь?
  - Кого ликвидировать? Бога? - Куркис Браск едва шевелит помертвевшими
губами.
  - Да не бога, а эту вашу дурацкую конкретизацию! Поймите же вы, ведеор
Браск, что нам это совершенно не нужно! Мы хранили до сих пор бога единого
в наших сердцах! Он был нашим послушным орудием, а волю его диктовал я,
гросс сардунский, его нареченный сын и правитель его земного царства. Я
всегда выступал от его имени, а сам он никогда не вмешивался в наши дела.
Нас не интересовало, существует он на самом деле или не существует! Мы
служили ему, поклонялись, а он молчал себе да молчал, ничем себя не
проявляя! И такой, именно такой - безответный, безропотный, безвестный -
короче говоря, просто несуществующий, - он был для нас самым удобным,
самым приемлемым! Поэтому нам не нужно его воплощение, не нужно его
пришествие, его личное вмешательство в дела нашей веры и нашей общины!..
  - Ваша святость!..
  - Молчите! Молчите, несчастный! Я знаю, что говорю! Это правда, и теперь
не время лицемерить и лгать! Его не было и не должно быть! То, что
случилось, ошибка! Страшная, роковая ошибка! Это позор для нашей
цивилизации! Позор для нашего просвещенного века! Одно дело - совершать
обряды и поддерживать культ некоего божества для сложных политических
целей, для обуздания темных народных масс, вечно недовольных, вечно
мятежных, а другое дело - стать безвольной игрушкой в руках столь нелепо
воплотившегося, но тем не менее могущественного, безгранично
могущественного бога! Откуда он?! Зачем он?! Кому он нужен?! Нашей
религиозной общине? Нет! Нашему правящему классу? Нет! Компартии и
профсоюзам? Тоже нет! Он нужен разве что этим темным и диким крестьянам,
да и то лишь на время! Ведь если он осуществит на деле все каноны, догмы и
законы нашего вероучения, он превратит жизнь на земле в невообразимый
хаос, полный противоречий, злобы и взаимного уничтожения! А он, конечно,
так и поступит, потому что он весь, от начала до конца, придуман нами! Он
разрушит наши устои! Он перетрясет всю нашу деятельность. Он низведет
вельмож Гроссерии, фабрикантов, помещиков, министров, аристократов великой
Гирляндии на уровень грязного лохматого хлебороба! А лично вас, ведеор
Браск? Да вас за одно только марабранское чудо он испепелит и развеет по
ветру!.. Он уничтожит нашу цивилизацию, затопчет в грязь нашу тысячелетнюю
культуру, превратит человека в тупое, безвольное животное! Вот что несет с
собой приход настоящего, могущественного бога, воплотившегося полностью по
нашим канонам!.. Хаос и гибель!.. Хаос и гибель!..
  - Он говорил, что пришел судить и карать всех мерзавцев... - шепчет Куркис
Браск посиневшими губами.
  - Вот видите, видите! Всех! Значит, и нас с вами! - стонет сын божий. -
Думайте же, думайте, как это исправить! Думайте, пока не поздно! Я готов
на любые жертвы! Я озолочу вас! Я отдам вам половину сокровищ Гроссерии! Я
сделаю вас богатейшим человеком в мире! Я возведу вас на пост верховного
правителя Гирляндии! Я готов даже из вас, из вас, ведеор Браск, сделать
воплотившегося бога единого и воздавать вам любые почести, только спасите
нас! Спасите нашу гирляндскую религиозную общину! Спасите нас всех от
хаоса и гибели!..
  - Не могу, ваша святость!.. - всхлипывает Куркис Браск. - Не только за
половину, но даже за все сокровища Гроссерии не могу... Нет у меня такого
аппарата, чтобы обратно... А кроме того, кроме того, ведь он все это
слышит, все это знает, как мы тут с вами... Увольте, ваша святость, и не
говорите больше такое! Мне страшно!.. Разрешите мне удалиться!..
  - Вы правы... Слышит, знает и уже, наверное, принял меры... Все кончено!..
- обреченно шепчет гросс. - Значит, все кончено!.. Вот он каков, конец
мира! Ашем табар! Ашем табар! Ашем табар!.. Ступайте, сын мой, ступайте, и
да сохранит вас бо... бо... бо... О-о-о!!! Горе мне, несчастному, горе!!!
Значит, придется-таки босиком и в рубище!!! О-о-о!..
  Откинувшись в кресле и закрыв свое сморщенное личико руками, гросс весь
сотрясается в пароксизме безутешных рыданий. Куркис Браск вскакивает и,
объятый ужасом, бросается вон из кабинета...


  БОГ ОБЪЯСНЯЕТ СВОЮ СУЩНОСТЬ


  В скромном домике слесаря Дуваниса Фроска богу оказали самое сердечное
гостеприимство.
  Правда, Калия вначале, узнав, что за гость к ней пожаловал, дичилась его и
все норовила грохнуться перед ним на колени. Вспомнив эпизоды из священной
книги Рамадан, она даже хотела собственноручно совершить традиционное
омовение его ног. Но бог лишь добродушно посмеялся над ней и категорически
отказался от столь высокой чести.
  Что же касается самого Дуваниса, то он еще по дороге к дому успел
проникнуться к богу настоящими дружескими чувствами и теперь держал себя с
ним просто и непринужденно. Он усадил бога на почетное место и попросил
Калию подавать на стол.
  Калия ставит перед богом тарелку с целой горой свежей отварной рыбы и
тонкие ломтики поджаренного хлеба. Бог с аппетитом принимается за еду...
  После обязательного зеленого чая Дуванис с разрешения бога закуривает
сигарету, а Калия, вся зардевшись от смущения, просит старца, чтобы он
позволил ей расчесать ему волосы. Видя, что молодой женщине это доставит
радость, бог соглашается. Калия, вооружившись гребнем и замирая от
гордости и счастья, принимается расчесывать пышные седые кудри старца.
Тому нежные прикосновения гребня, видимо, тоже приятны. Он жмурится от
удовольствия, распускает по лицу широчайшую улыбку и не спешит начинать
разговор, которого Дуванис ожидает с таким нетерпением.
  Наконец молодой рабочий не выдерживает:
  - Вы обещали, ведеор, рассказать о себе. Будьте же столь добры, если вам,
конечно, не трудно...
  - Нетрудно, голубчик, совсем нетрудно! - густо мурлычет бог, чуть
приподняв веки. - Только куда же ты так спешишь?..
  - Да нет, ведеор, я не спешу... А впрочем, почем знать, может, и спешить
нужно. Каша-то ведь заварилась довольно крутая...
  - Ты прав, Дуванис. Дело затеяно нешуточное... Ну, слушай. Эти двое на
холме, что выдавали себя за деятелей кинематографии, ничего общего с
фильмом не имеют. Они обманули тебя. Один из них, тот, что высокий, в
кепи, - протер Гроссерии, один из вождей Барбитского Круга, личный
секретарь моего самозванного сына гросса сардунского. А другого тебе
следовало бы знать. Он владелец того завода в Марабране, на котором ты
работаешь. Его зовут Куркис Браск...
  - Не может быть! - с уверенностью возражает Дуванис. - Нашего хозяина я
видел несколько раз! У него нет бородки!
  - Бородки? Ну, бородка пустяк. Он мог себе ее приклеить, чтобы в
Марабранской провинции никто не узнал его. А иначе ведь он похож на твоего
хозяина?
  - Иначе похож. Мне сразу показалось, что я где-то его встречал. Теперь я
вспоминаю. Да, это был наверное Куркис Браск с приклеенной бородкой!
  - Вот видишь... А теперь дальше. Что же эти двое делали на холме и какое
они имеют отношение к опустошительному ливню? А вот какое...
  И бог, стараясь выбирать выражения попроще и подоходчивее, рассказал
Дуванису про аппарат "ММ-222", про пагубное чудо над полями его родной
провинции, про собственное свое возникновение из крестьянского
ментогенного поля.
  - Тебе все понятно? - спрашивает он, закончив рассказ.
  - То, что вы толковали, ведеор, мне понятно. Чудно, конечно, но в общем
понятно. Но одно я никак не могу взять в толк... - Дуванис мнется, не
зная, как бы это поудачнее выразиться.
  Бог ему подсказывает:
  - Тебе не ясно, что я, собственно, из себя представляю?
  - Да, ведеор, именно это!
  - А ведь это проще простого... Ты признался мне, что не веришь в бога. Я
похвалил тебя за смелость, ибо твое неверие, Дуванис, - правильный и
честный взгляд на устройство мира. Глупо и унизительно для человека верить
в нечто, реальность чего недоказуема, а сама сущность глубоко абсурдна.
Кто же я таков? В этом нужно разобраться. Ты уже понял, каким образом я
возник именно в таком вот виде: при бороде, при мантии, усыпанной
алмазами, при ременных сандалиях. Да, информация обо мне попала в
ментогенное поле крестьян вместе с молитвой о дожде, а пройдоха Куркис
Браск, укравший чудесный аппарат у одного своего инженера, вызвал этим
аппаратом мою конкретизацию. Я не помню, как падал с высоты. Я осознал
себя уже на земле, среди мрака и ливня за несколько минут до того, как ты
на меня натолкнулся... Значит ли, однако, все это, что я именно тот бог, в
которого по темноте своей верят эти добрые труженики? Нет, не значит. Бог
любой из существующих на земле религий состоит из сплошных противоречий,
и, следовательно, конкретизация его абсолютно невозможна. Я знал все это с
первым же проблеском своего сознания, ибо добрые крестьяне, стремившиеся в
простодушии своем наделить меня абсурдным божеским всеведением, дали мне,
если можно так выразиться, безграничное себяведение. Я сразу понял, что я
не бог и даже не воплощение идеи бога, ибо как сам бог, так и отвлеченная
идея бога противоречат законам природы и в реальной жизни ни под каким
видом недопустимы. Но возможно и даже безусловно необходимо иное: извечная
мечта трудового народа о прекрасной, счастливой и полноценной жизни. Эта
мечта растет и развивается вместе с человеком, она неотделима от человека,
а следовательно, представляет собой реальнейшую из реальностей. С понятием
бога эта мечта связана лишь по ошибке, да и то исключительно у людей хотя
и не утративших самых чистых, самых благородных человеческих устремлений,
но глубоко одурманенных и сбитых с пути религиозными предрассудками...
Отсюда тебе, Дуванис, должно быть ясно, что внешняя моя форма - дело
совершенно случайное, этакий каприз неведомого художника Гроссерии.
Сущность же моя заключается в том, что я являюсь как бы неким
энергетическим сгустком сокровеннейших чаяний и светлейших представлений
твоих бедных односельчан о подлинном призвании человека. В их мыслях я был
всемогущим, всеведущим, вездесущим и бессмертным. Ни одно из этих качеств
я не приобрел, но тем не менее я многое знаю и многое могу. Не в силу
своей божественности, а потому, что великие идеалы добра, справедливости и
счастья светлы, бессмертны, непобедимы, равно как и потому, что жажда
благоустроенности, мира и знаний в трудовом народе непреодолима, вечна и
должна непременно воплотиться в реальность... Теперь тебе все понятно,
дорогой мой друг Дуванис?
  - Теперь, ведеор, понятно все!
  - А тебе, Калия? - обращается бог к молодой женщине, продолжающей возиться
с его белоснежными локонами.
  - Мне тоже все ясно! - нараспев отвечает Калия.
  - Вон как! Но что же тебе все-таки ясно, дочка?
  - Мне ясно, ведеор, что вы бог для бедных. Ведь правда?!
  - Да, в какой-то мере это правда, - улыбается бог и, помолчав, добавляет:
- Ну, кончай, золотко, страдать над моей прической. Ты мне теперь
понадобишься для более важного дела!
  Калия убирает гребень и стоит перед богом, глядя на него сияющими,
восхищенными глазами.
  - Слушай, Калия! - говорит бог. - Ты пойдешь сейчас к вашему приходскому
священнику.
  - К его благочестию абу Субардану?
  - Да, к абу Субардану. Ты скажешь ему следующее: "Ваше благочестие!
Странствуя по земле, повелитель вселенной остановился в моем доме. Он
призывает вас немедленно к себе!" Запомнишь?
  - Запомню, ведеор!
  - Ну, беги! Да смотри, по пути не заглядывай к своим подругам да кумушкам
и не болтай никому обо мне!
  - Не буду, ведеор!..
  Калия птицей уносится прочь, торопясь выполнить поручение самого бога
единого, повелителя вселенной...


  ЩЕДРЫЙ ПОДАРОК ПОСТРАДАВШИМ


  После ухода жены Дуванис вновь закурил сигарету. Он был явно чем-то
взволнован и обеспокоен. Немного поколебавшись, он решительно обратился к
богу:
  - Можно вам задать один вопрос, ведеор?
  - Конечно, можно, друг мой.
  - Вы послали за нашим священником, абом Субарданом, ведеор. Это как же
надо понимать? Вы собираетесь выступить перед местными верующими и
просветить их относительно бога, да?
  - Нет, Дуванис, этого я делать не собираюсь, - со всей серьезностью
ответил старец. - К простым людям нужен в таком деле осторожный подход. Их
нельзя оглушать ни с того ни с сего, как дубиной по голове: довольно, мол,
дурака валять! Нет никакого бога, и все тут!.. Это может вызвать
совершенно обратную реакцию и чрезвычайно усложнить положение. Этим я
сразу подорвал бы свой божеский авторитет.
  - А для чего вам божеский авторитет, если вы не бог? Неужели вы все-таки
намерены морочить людям голову и выдавать себя за настоящего бога?
  - Отчасти да. И пожалуйста, не смотри на меня с таким укором! Ты хороший
парень, я уже успел привязаться к тебе, и поэтому мне будет очень больно,
если ты станешь думать обо мне плохо... Давай разберемся в моем положении.
Я возник из ментогенов честных тружеников. Эти люди постарались вложить в
меня свои самые великие чаяния, самые светлые идеалы. Короче говоря, вся
сущность моя состоит целиком и полностью из одних этих надежд и идеалов.
Помимо них, во мне нет решительно ничего. А потому я не могу предать их,
ибо тем самым предал бы самого себя. Но я не могу и не бороться за них, не
стремиться к их осуществлению и реализации, ибо пассивность в данном
случае для меня равносильна предательству. Значит, остается одно -
действовать. Действовать решительно, смело, напористо, но вместе с тем
продуманно и осторожно. Я должен использовать свое самое действенное,
самое неотразимое оружие, чтобы наверняка добиться успеха. Таким оружием
является моя "божественность". Фактического всемогущества у меня нет, но
тысячелетний авторитет бога станет для меня верным залогом победы. Этим
авторитетом я буду, конечно, пользоваться исключительно в интересах моих
создателей и вообще всех несчастных и угнетенных тружеников. Но даже им я
не могу до времени сказать о себе всю правду, ибо этим я не только лишил
бы себя их доверия, но и отрезал бы себе все пути к победе над главным
злом. А главное зло заключается именно в тех, кто сознательно
распространяет религиозные предрассудки, умышленно забивает людям голову
чудовищно нелепыми идеями загробного бессмертия, убивает в них
естественную потребность жизнеутверждающего земного счастья, и все это
лишь для того, чтобы сохранить за собой бесконечные выгоды и льготы сугубо
материального характера... Первый удар я хочу нанести прямо по своему
нареченному сыну, хищнику из хищников, гроссу сардунскому. А вашего аба я
вызвал для того, чтобы с его помощью проникнуть во дворец гросса и,
кстати, узнать, что сейчас творится в Гроссерии. Аб Субардан наверняка
получил уже от гросса инструкции относительно моей особы. Вот для чего он
мне нужен... Надеюсь, что теперь, Дуванис, ты больше не сомневаешься в
моих добрых намерениях?
  - В ваших добрых намерениях я не сомневаюсь, ведеор, но...
  Дуванис часто затягивается сигаретой и смотрит в сторону. У него есть
веские возражения, но он не решается их высказать.
  - Что еще за "но", говори, не стесняйся! - подбадривает его старец.
  - Я верю в ваши добрые намерения, - задумчиво повторяет Дуванис и, глядя
богу в глаза, продолжает: - Но мне совсем не нравится тот путь, по
которому вы решили идти, ведеор!.. Простите, что я осмеливаюсь поучать
вас. Вы, конечно, знаете гораздо больше моего - о себе, об аппарате
"ММ-222" и вообще о всяких отвлеченностях. Но живых людей вы, по-моему,
совсем не знаете. Людям, ведеор, не нужен никакой бог. Живого, реального
бога отвергнут как попы, так и угнетенные массы верующих. Первые - потому,
что для них реальный бог невыгоден, а вторые - потому, что слишком уж им
бог насолил... Поэтому я думаю, что вам не помогут ни ваша внешность, ни
громовый голос, ни алмазная мантия, ни тысячелетний божеский авторитет.
Как бог вы потерпите в борьбе с религиозной чумой полное поражение!
  - А что же я, по-твоему, должен делать, Дуванис? - спрашивает старец,
нахмурившись.
  - По-моему, вам надо открыться людям, просветить их, вооружить и поднять
на борьбу. Иного пути, ведеор. нет и быть не может!
  Некоторое время бог молчит, глубоко задумавшись. Но вот он ударяет ладонью
по столу и самоуверенно рокочет:
  - Быть может, ты и прав, Дуванис, но я все же поступлю так, как мне велят
мой разум и моя совесть. Я чувствую, что как бог я добьюсь победы. Я
повалю Гроссерию и уничтожу всех этих длиннополых мерзавцев! Вот
увидишь!.. А теперь, пока еще аб Субардан не пришел, нам с тобой нужно
сделать одно важное дело, которое тоже должно остаться нашим с тобой
секретом. Подай-ка мне ножницы и тащи сюда мою мантию!
  Дуванис, ни о чем не спрашивая, выполняет приказ бога.
  Старец расстилает мантию на полу вверх алмазами, вооружается ножницами и
принимается отстригать от своего длиннополого одеяния полосу в ладонь
шириной, с двумя рядами алмазов. Когда полоса острижена, он сворачивает ее
и подает Дуванису.
  - Здесь, голубчик, двести алмазов по пятьсот каратов каждый. Спрячь их
куда-нибудь подальше... Верные друзья у тебя есть?
  - Да, ведеор! Верных друзей у меня много. Я ведь рабочий и к тому же
коммунист!..
  - Тем лучше... Это, друг мой, за те вопли отчаяния, которые мы с тобой
слышали, входя в деревню. Когда переполох, вызванный моим появлением,
уляжется, преврати с помощью друзей эти алмазы в деньги, а деньги раздели
между крестьянами Марабранской провинции, пострадавшими от ливня. Дели
справедливо, никого не смей обидеть: ни батраков, ни арендаторов, ни
мелких землевладельцев. Только помещикам ничего не давай, они и так не
останутся в накладе. Сумеешь справиться с таким заданием?
  - Будьте спокойны, ведеор. Все будет сделано как нужно!..
  - Молодец!.. Ну, иди, прячь алмазы! А я пока облачусь в эту укороченную
хламидину и буду ждать аба Субардана...


  ПОВЕЛИТЕЛЬ ВСЕЛЕННОЙ И ЗЕМНОЙ ЧЕРВЬ


  Медленно, с протяжным скрипом открываются двери Сначала не видно ничего.
Потом слышится не то стон, не то вздох и через порог переступает
благочестивейший аб Субардан, в своей великолепной желтой сутане. Секунду,
другую он глядит на бога побелевшими от ужаса глазами, и вдруг словно
предсмертный вопль вырывается из его жирной груди:
  - А-а-ашем та-а-а-бар!!!
  С этим возгласом аб Субардан как подкошенный валится перед богом на пол и
прячет лицо в ладонях.
  Бог с глубоким презрением смотрит на распростертую на полу фигуру аба. Он
выдерживает довольно длинную паузу и наконец строго возглашает:
  - Встань и подымись, недостойный раб мой!
  Но служитель божий лишь трясется весь как в лихорадке и продолжает лежать
на полу с закрытым лицом.
  - Еще и еще раз говорю тебе: встань! - гневно приказал бог, начиная терять
терпение.
  Перепуганный аб живехонько приподнялся на колени, возд