Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
прозрачным, и
тонкая по-аристократически кость, отчего коленки и руки, на одной из ко-
торых имелся только что спокойно а аккуратно облизанный, чтоб не чесал-
ся, комариный укус, вызывали иллюзию хрупкости и особой незащищенности;
тут в окне замелькали бетонные плиты платформы очередной станции, и Кас-
перский ринулся в тамбур - быть может, платформа совсем не заасфальтиро-
вана, и тогда это большая удача - но поезд проехал ее, не останавлива-
ясь. Касперский вернулся, проклиная свою судьбу, и тут обнаружил, что
ребенок исчез вместе с шортиками, медвежонками и шапочками, вместе с ко-
ленками, руками и комариным укусом. Касперский попытался представить
снова его трогательное в своей невозмутимости лицо, но это удалось лишь
отчасти оттого, что его пристальное внимание уже успело разобрать изоб-
ражение на мелкие составляющие части, полностью проанализировав, и те-
перь каждый фрагмент был отнесен к строго определенной ассоциативной зо-
не сознания... Касперский проклял все тротуары мира и погрузился в сла-
достное воображение той черты, за которой уже совершенно ничего не бу-
дет...
ДВИЖЕНИЕ
...Я живу на берегу моря. Чтобы попасть на пляж, вам нужно пересечь
шоссе (осторожно, здесь такое интенсивное движение!) и железную дорогу;
впрочем, можете сначала железную дорогу, потом шоссе, не имеет значения
- только, пожалуйста, поаккуратнее, не наступайте мне на грудь, я ведь
тоже здесь! Главное, не попадите под поезд, он проходит по самой кромке
прибоя каждые полчаса - я не знаю, вы говорите - две рельсы даже если
одноколейка; от какой же мерить? - здесь какая-то неувязочка; я понимаю,
поезд ходит по двум рельсам, но надо же было разместить все как-нибудь
на такой узкой полоске - может быть, это монорельс? - и ведь шоссе тоже,
согласитесь, имеет некоторую ширину... А, вот: прибой-то смачивает не то
чтобы безразмерную линию, а все-таки какую-то неопределенную зону - там,
где пена, галька, воздух и ракушки - ведь это все одинаковое, так ведь?
Ну, в общем, здесь кроется какой-то подход к ответу на ваш вопрос... В
принципе, я состою из пляжа, шоссе, железной дороги; куда бы вы ни нас-
тупили, останетесь здесь же, потому что я не имею поперечных размеров
(ох уж эта ваша геометрия!), а идти вдоль берега бесполезно, потому что
до бесконечности в обе стороны одно и то же (чтобы в этом убедиться,
лучше сесть на поезд или автобус). Вообще-то я и сам не понимаю, как это
все так получилось: с одной стороны, пляж тянется бесконечно, с другой
стороны все умещается на расстоянии одного шага в ширину... Быть может,
мы забыли что-то из координатных осей? В целом, сведения, которыми я
располагаю, чересчур запутаны, чтобы хоть что-то во всем этом понять;
может быть, вы - и есть я; или: нервная система, состоящая из одного ак-
сона (зато какого длинного!) - вот кто я. Вот кто мы. Линия соприкосно-
вения воды, воздуха и суши - здесь возникает жизнь ; что ж удивительно-
го, что все окружающее расположено вне такого пространства - и какая ж
жизнь без шоссе и железной дороги?.. По-моему, так. Вот я и живу здесь.
Между пляжем, рельсами и асфальтом. Между берегом и водой. Чтобы попасть
на пляж, вам нужно пересечь шоссе (осторожно, здесь такое интенсивное
движение!) и железную дорогу; впрочем, можете сначала железную дорогу,
потом шоссе, не имеет значения...
В МУЗЕЕ
- Здравствуйте. Я хотел бы посмотреть аквариум.
- Сейчас, я ее позову, - служащий озабоченно посмотрел на странного
посетителя.
Касперский пошел по залу, рассматривая экспонаты. Одет он был в кос-
тюмную пару, только на ногах вместо обуви какие-то полуразмотанные поло-
тенца, и все лицо в белых пятнах. Выставлялись преимущественно одинако-
вые предметы, зато их было много.
- А... Это вы меня спрашивали?
- Да. Я как раз нашел. Аквариум - это вот этот?
- Нет, что вы, здесь все свежее. Пойдемте, покажу.
Они пошли мимо витрин и стеллажей, (Вот это что - вы сами налили?
Нет, что вы; это кто-нибудь из туристов еще вздумает попить отсюда...)
наконец остановились.
- Вот (весь верх аквариума был заставлен грязной посу-
дой).
- Скажите, а когда его будут чистить?
- Когда... (она задумалась).. Да вот, видите (она показала на стеллаж
справа) - пока немного. Наверно, здесь нет того, что вы ищете... А вооб-
ще - хоть сейчас. Открывайте и ловите все, что поймаете. Может, найдет
е...
Она открыла крышку; стала видна вода и плавающие на поверхности пред-
меты (кости, куски какие-то). На дне тоже что-то болталось.
Женщина наконец ушла ("Вот в этих тарелочках - рыба жареная, если хо-
тите"), и Касперский, оглянувшись, достал из-за пазухи странную трубча-
тую рогатку с тремя концами. Посмотрел в черную воду и опустил предмет в
аквариум.
- И чего будет? - спросил я.
- Всплывет. Но не навсегда: завтра потонет снова.
И действительно! Назавтра всплыло три таких же рогатки, две большие и
одна маленькая, причем одна из них состояла из цилиндриков с разными
этикетками, а на остальных этикетки были одинаковые и сливались, как
будто их и не было вовсе...
СРЕЗАЯ УГЛЫ
...На сто сороковой день зимы меня повезли на Востряковское кладбище.
Помню, снег крошился на маленькие льдинки, и все кресты показывали на
север; я запомнил номер дома: сто два, это мой вечный опознавательный
знак в пространстве черно-желтых координат, черная цифра на желтом стол-
бике, синяя надежда на белом отчаянии - ты знаешь меня? Я - Автор, я -
тот, которого нет, ты видишь, мне приходится все время напоминать о се-
бе! Мне приходится все время отвоевывать простое право иметь собственное
лицо - то, что всегда есть даже у самого ничтожнейшего персонажа! - и
все равно никто не замечает моего лица... Люди вокруг меня могут появ-
ляться и исчезать, быть похожими или отличаться - они принадлежат друг
другу; кажется, в отличие от них мне принадлежит весь мир - но это еще
раз доказывает, что у меня ничего... ты слышишь?..
...Я сидел у несуществующего зеркала в словесной раме, ожидая восхода
Солнца. Снег крошился на меленькие льдинки, все кресты показывали на се-
вер, и только на могиле Касперского дымился вечносвежий асфальт.
Л А Й З А
(очень простой рассказ)
*
Она была теплее обычного в тот день. Когда Бруно помогал ей перешаг-
нуть через свежевскопанную грядку с подснежниками, она не сразу отняла
руку - и прикосновение длилось гораздо дольше необходимого (Бруно по-
чувствовал, как наполняется какой-то волшебной субстанцией, льющейся из
ее руки); кроме того, ее оливковые глаза смотрели нежнее и мечтательнее;
от них по-прежнему нельзя было оторваться, но теперь можно было смотреть
долго-долго, потому что она не старалась сразу отвести взгляд.
-...Какая-то тварь ест мои мухоморы, - сказал Бруно, - это уже давно,
но сегодня я наконец поставил на нее капкан. Вот ее следы. Как думаешь,
незаметно?
Лайза равнодушно пожала плечами.
- Я ее видел один раз, - продолжал Бруно, - Может, ласка, может, ле-
мур. Может, соболь. Вообще-то от крыс потери больше, но все-таки...
- Да, - сказала Лайза. Ее не слишком интересовала эта история.
- Пойдем, я лучше покажу тебе мои астролябии, - предложил Бруно, -
Как думаешь, завтра будет град? Весь чертополох побьет!..
Лайза увидела цветок примуса и наклонилась, чтобы его понюхать - она
никогда не рвала цветы - и Бруно подумал, что теперь будет вспоминать
этот ее наклон весь вечер, всю ночь и все утро, пока назавтра не прои-
зойдет еще что-нибудь подобное... Он шел к ней с развесистым черно-розо-
вым цветком астролябии.
- Будет здорово вставить его тебе в волосы!
- Не хочу.
- Ну, я только попробую!
Почему-то Лайза не стала упорствовать, как обычно. Бруно подошел сов-
сем близко, дотрагиваясь до нее своим дыханием, и пока цветок никак не
хотел держаться, запах ее волос совершенно вывел его за пределы здравого
рассудка, так, что он стал перебирать ее локоны, потом выронил цветок,
нежно-нежно коснулся ее лба, щеки, краешка уха - а Лайза стояла, как за-
колдованная - и когда через минуту оба чуть-чуть отступили, чтобы пос-
мотреть друг на друга, взгляд ее был совсем теплый, а ее платье немножко
смято так, что отчетливо проступали все мелочи ее чертовски стройной фи-
гурки.
- Я приду завтра, - сказала она, - Жди! - и, повернувшись, быстро
пошла, не оглядываясь; Бруно стоял и смотрел вслед, пока пестики всех
гортензий не завернулись бантиками с двойными узлами.
На следующий день туман лился с неба вместо дождя, и от этого черные
волосы Лайзы казались еще чернее - она оделась по-другому и с виду была
холодна, как раньше. Бруно снова не знал, с чего начать разговор. В се-
редине дня, впрочем, выглянуло солнце.
- Черт знает какая жара, - сказал Бруно, - двадцать восемь в тени!
Должно быть, завтра будет заморозок. Я как раз накрыл полиэтиленовым
парником лучшую грядку с мухоморами. Кстати, эта проклятая зверюга не
попалась в капкан, хотя опять излазала весь участок! - но, вспомнив, что
Лайзу не интересует эта тема, продолжал:
- Возможно, скоро я разбогатею. Цены на мухоморы на рынке в Крим-
зон-Сити так высоки! Знаешь, я хотел тебя угостить: суфле из толченых
осьминогов, баобабовый сок...
Но Лайза, как всегда, не притронулась ни к одному из его угощений.
-...Потрясающе, - удивлялся Бруно через полчаса, разглядывая линии ее
ладони, - отчего у тебя такие нежные руки? У девушек в здешних краях
обычно не бывает таких рук. Работа в земле, да и просто - все это... Ты
ведь выросла и все время живешь здесь?
- Да, - хитро улыбнулась Лайза.
- Странно... Еще вот, знаешь, мне нравится: у тебя волосы едва до
плеч - а ведь самое то, что надо! Здешние обычно отпускают волосы, ну,
парикмахеров-то нет, грива - во, а толку?.. Наверное, у тебя прирожден-
ный вкус. Мне нравится, как ты одеваешься. Мне все нравится. Вот только
браслет у тебя так себе...
- Много ты понимаешь в браслетах! - испепеляюще посмотрела Лайза. Ви-
димо, она собиралась замкнуться и обидеться, а этого Бруно допустить ни-
как не мог, поэтому подошел и поцеловал ее, взяв ее голову своими рука-
ми, а в следующую секунду оба оступились и упали на одиннадцать пороло-
новых матрасов, сложенных для просушки на веранде в одну стопку, и лежа-
ли так целую вечность, пока рядом с ними не шлепнулся большой колорадс-
кий жук, обожженный светом керосиновой лампы. А может, птичка. Или даже
летучая рыбка.
- Почему ты никогда не остаешься на ночь? - спросил Бруно, когда
солнце село за водонапорную башню, - Ведь ты же не тринадцатилетняя де-
вочка!
- Сегодня ни в коем случае, - пропела Лайза, - Но вот, скажем, завт-
ра...
- О!!!
- Однако не очень-то на что-то такое сразу рассчитывай! И вообще, мо-
жет быть, я еще девственница. В здешних краях в моем возрасте это более
чем естественно...
...Их прощание было теплым, как никогда.
- Ты по-прежнему считаешь, что мне не стоит тебя провожать? - спросил
Бруно.
- По-прежнему. Возвращаясь назад, ты обязательно утонешь в болоте.
Ведь тропинку знаю только я! Пока, - и Лайза улыбнулась в последний раз.
Бруно ничего не мог делать в этот вечер, хотя все, за что бы он ни
взялся, сразу грозило получиться. Поздно ночью, выйдя на крыльцо, он ус-
лышал сквозь моросящий дождь какое-то шуршание у любимой грядки - приг-
лядевшись, он различил зверюгу, ее профиль хорошо был виден на фоне бе-
лого парника; то ли ласка, то ли лемур, то ли соболь - осторожно принеся
дробовик, он тщательно прицелился в голову и выстрелил, и по короткому
хриплому писку понял, что не промахнулся. "Удача! - думал Бруно, - Се-
годня удивительно удачный день!"
Наутро белесый снег валил торжественными крупными хлопьями. Бруно вы-
шел из дома.
Возле парника с мухоморами лежала Лайза, простреленная в голову. Она
была такой, какой Бруно представлял ее себе в самых сладких мечтах - бе-
зо всякой одежды; лишь с тоненьким неказистым браслетиком на руке.
М А Г Е Н Т А
/A dedication
*
- Она была похожа на кокаин, - Глюк прицелился в рекламу сигарет
"Pale Male" на борту вражеского танка, - По ней сходили с ума все биз-
несмены нашего города. Фу, черт, мимо... Она уходила от меня три раза. И
каждый раз у меня начинались озноб, бессонница, нервная дрожь, я ничего
не мог есть, кроме мороженного по чайной ложке - все признаки кокаиновой
абстиненции! Я, правда, не пробовал, но читал.
- А я пробовал, - сказал Сэконд, - но ничего такого не помню... Слу-
шай, почем ты гранаты брал?
- По восемь.
- Дай глянуть... Какие-то они левые. Это че за фирма?
- Нормальные. Я проверял. Эти можно брать.
- Да? Ага... Надо поискать их за семь... Так че там про героин?
- Одолжи патрон. Отдам с получки.
- Давай так: если попадешь, навар поровну, - У Сэконда с похмелья
дрожали руки, и он не мог целиться.
- А вдруг не попаду?
- Да ты моими обычно не мажешь... Только смотри, чтоб весь не выго-
рел. За горелые меньше дают.
Глюк прицелился, выстрелил. Танк загорелся.
- Эх... Не, ничего... Ничего, молодец... Ага... Ну, нормально. Расс-
казывай дальше.
- Когда она ушла от меня в последний раз, у меня совсем кончились
деньги. Мои картины не шли, рассказы не брал никто, я даже пробовал пи-
сать ренги - все бестолку. Она сказала: "Бэйби, мы остаемся друзьями. Я
вернусь к тебе, когда ты заработаешь миллион!" - и у меня перестали дро-
жать коленки, я выпил томатного сока и даже смог съесть бутерброд, и
отправился на войну. Я сказал: "Бэйби, я привезу тебе..."
-...У нас на базаре тоже художник был, - вспомнил вдруг Сэконд, - об-
долбанный такой старикан. Он продавал подделки всяких там самых шедев-
ров, но требовал за них только фальшивые деньги, и дохлый номер ему было
всучить настоящую купюру... А меня завербовал торговец радиоактивным
плутонием. Он сказал: "Чувак, фигли ты продаешь эти чиперные использо-
ванные презервативы, ты мог бы..."
...С визгом напротив окопа затормозил крытый "джип" с медицинским
крестом.
- Трупы есть?
- Нет пока. А свежие сегодня берете?
- Берем, но не позже трех минут.
- По двойной?
- По двойной цене. Мы вон там, за ветряной мельницей. Полминуты езды
от вас.
- Ладно. Свистнем, если чего.
"Джип" отъехал, огибая воронки.
- Че-то так тихо?..
- Должно быть, обеденный перерыв уже.
- Не. Еще рано. Ты жрать хочешь?
- Нет.
- А я буду... (Сэконд высунулся и огляделся) Эй, бабуль, у тебя че
там? "Сникерс"?.. А почем?.. Дорого, бабуль... Ну ладно, давай... Пол-
пиццы и "Сникерс"... Горячая?.. Ага... Не, я "Пепси" не люблю, бабуль,
сгоняй за "Колой" - ну ладно, че тебе стоит, одна нога здесь - ... Зап-
лачу, заплачу, давай... Только скоренько, а то остынет!
Глюк достал блокнот с ручкой и в несколько линий занес рисунок обла-
ков на небе.
- Че там у тебя за чумовая сигнальная ракета в сумке? - спросил Сэ-
конд с набитым ртом.
- О, это я сегодня утром купил! Здорово повезло. Это самый редкий
цвет!
- Какой?
- Магента.
- Чего-о?
- Ну, типа лилового...
- А зачем тебе?
- Она так любит праздники и фейерверки - и я пообещал ей: "Бэйби,
когда ты вернешься ко мне, я устрою..."
...Звякнула пуля, ухнула мина, жахнула бомба. Со стороны фронта под-
полз обляпанный грязью фюрщик и крикнул, едва слышимый сквозь канонаду:
- Валюту сдаете?!
- Почем?!
- Девять дхарм за один йокиль!!
- Давай десять!!
Фюрщик махнул рукой и уполз. Над головами прошла пара вертолетов те-
лекомпании "Эл Эс Ди", выпускающей новости до обеда, потом вдалеке зара-
ботала зенитная батарея "Шницель", и наконец все опять стихло.
- Сегодня вечером снова нажрусь, - пророческим голосом объявил Сэ-
конд, - Скажи, вот ты сам не киряешь, а твоя бэйби была не дура выпить
или тоже нет?
- Она пила каждый день. В последнюю неделю. От безысходности. Я был
мрачен и уделял ей слишком мало внимания. Я работал целыми днями, и все
бестолку. Я отдал за бесценок все, кроме ее "портрета в сиреневом"...
Она больше всего любила оттенки лилового, сиреневого и фиолетового. Она
была так красива, что я подарил ей совершенно прозрачный косметический
набор - чтоб не портить ненужными красками ее лица... Она всегда говори-
ла, что любит только меня, но однажды нашелся человек, который просто
посадил ее в свой лимузин и сказал: "Расслабься!" - и тогда она решила
уйти от меня... Я позвонил ей на следующий день, и она сказала - ... Я
уже рассказывал, что она сказала.
- Да, - Сэконд отпил глоток из фляжки Глюка, - классная фляга! Давай
ченч: ты мне - флягу, я тебе - американскую военную отвертку М6! В нату-
ре, ни у кого такой нет...
- Нет, спасибо, не нужна.
...Заработал миномет за бугром, и что-то плюхнулось на песок в рес-
кольких метрах спереди.
- Разрывная... Не взорвалась, ого!.. Надо ее взять, классная штука!
Сползай, а, а то я с похмелья!..
- А не рванет?
- Не... Раз за десять секунд не рванула - значит, все...
Глюк осторожно вылез на бруствер, приподнялся, осматриваясь - и
тут-то она и рванула. Он неестественно дернулся и молча съехал на дно
окопа, сочась киноварно-красным в трех местах...
Сэконд подскочил к нему, оценил опытным взглядом, засуетился, выхва-
тил магентовую ракету, пустил ее в сторону ветряной мельницы и замахал
руками:
- Эй, свежий, только что!! По двойной цене, пока не остыл! Пятнадцать
секунд назад! Семнадцать! Восемнадцать... Девятнадцать... Двадцать...
*
М Е М У А Р Ы
(на соискание титула самого дебильного произведения Автора
за весь исторический период)
*
28.9'88
...Проснулся утром. Спел два раза "Before the Dawn" пополам с Халфор-
дом. Поехал домой за военным билетом и еще чем-то, там попилил на орга-
не, от чего на втором десятке минут сторчались все регистры ниже 4', и
хрен с ними. Далее (~12 ч.) зашел в поликлинику, а оттуда поехал в пси-
хо- и наркологический диспансеры, ни в одном из которых, как выяснилось,
на учете не состою. Проезжая обратно мимо биофака МГУ заметил, что вре-
мени без десяти два и по такому случаю решил сойти и посмотреть, в чем
одета сегодня А.В., если я на нее наткнусь по дороге - в красно-черном
или нет. Углубился в ботанический сад МГУ, пытаясь найти в нем вереск,
чтобы написать о нем песню, но не нашел ни вереска, ни А.В. И фиг с ни-
ми. Попытался запомнить контраст между небом и листьями, в основном кле-
нов, а также между листьями и асфальтом (черным), что в эпистолярном из-
ложении абсолютно не производит впечатления, и зачем только я об этом
пишу?.. Далее на станции метро Университет какой-то кришнаит (4854110,
Костя) предлагал книжки по означенной тематике ценой от 6 до 150 рублей
как фирменные, так и местные; красиво, но не покупать же... В поликлини-
ке (мне нужна справка, выписка из карты для профпатолога, понимаете?!)
поругался с врачом, сестрой, зав. отделением и регистратурой, а главвра-
ча не было, он (она) до четырех; в промежутках читал журнал "Радуга",
где, по обыкновению, крыли последними совами Маркса, Ленина и советское
правительство особенно. Над станцией метро "Проспект Вернадского" было
красивое небо с перистокучевыми облаками, очень долго его разглядывал;
наконец поехал к М., потому что очень хотелось есть, и приехал на чет-
верть часа раньше нее, поэтому ужинал чем попало. Поговорили. Написал
письмо в "Московский Комсомолец" какой-то фишке, которая "не против по-
ловой жизни, но не со всем же подряд?" с поддержанием ее жизненных пози-
ций на обороте стандартного бланка (рассказ "Кое-что о влиянии лунного
света на рост столбов"); пустое, но ведь и труд невелик, авось... но тут
М. сказала, что мне пора идти в кино (фе