кивнула.
     - Верно, - сказал Брюс. - Тому, кто притащит эту штуку  в  парфянский
лагерь, останется именно столько времени на то, чтобы убраться. Есть и еще
одна граница безопасности. Второй вопрос. В этом доме найдется слесарь?
     Несмотря на всю непринужденность речи  Брюса,  мы  внимали  ему,  как
оракулу, и Бур, и Мод утвердительно кивнули, не  успев  ни  возразить,  ни
уклониться от ответа.
     - Очень хорошо. При  некоторых  обстоятельствах  вам  двоим  придется
повозиться с  сундуком.  Но  до  того,  как  рассматривать  этот  вариант,
надлежит решить третий вопрос: есть среди нас атомщик?
     Тут голоса зазвучали громче; Илли пришлось заявить, что да,  конечно,
древние луняне знали атомную энергию - как бы  иначе  они  уничтожили  все
живое на своей планете и сотворили эти жуткие кратеры? - но он-то  сам  не
ядерщик,  он  "вещитель"  (я   подумала   сначала,   что   его   скрипучий
автопереводчик зашепелявил); что такое вещитель? - ну, вещитель - это тот,
кто  манипулирует  вещами  таким  образом...  это  совершенно   невозможно
описать, но нет,  вещить  ядерные  устройства  абсолютно  невозможно,  это
просто смешно. Поэтому он не  может  быть  атомным  вещителем  -  эти  два
понятия более чем противоречат друг другу!  А  Севенси,  с  высоты  своего
двухмиллионолетнего  преимущества  перед  лунянином,  пробурчал,  что  его
цивилизация не использует вообще-то каких-либо видов энергии, а вот просто
двигает сатиров и всякое барахло, крутя вокруг них пространство-время "или
думать им кругом если мы это надо. Не можешь думать им в  Пустота,  жалко.
Ты должна иметь - ну, не знать чиво. Все равно здесь эта нет".
     - Так что нет у нас здесь ядерщиков, - резюмировал  Брюс,  -  поэтому
пытаться залезть в сундук - более чем бесполезно, и даже скорее опасно. Мы
не знали бы, что нам делать, если бы даже вскрыли его. Еще один вопрос,  -
он обратился к  Сиду.  -  Насколько  далеко  назад  во  времени  мы  можем
что-нибудь отсюда выкинуть?
     Сид, который выглядел слегка уязвленным, но тем не менее  благодарным
за то, как Брюс справился с этим раскудахтавшимся курятником,  начал  было
объяснять, но Брюс, похоже, не собирался терять контроль над  публикой  и,
как только Сид дошел до слова "ритм", гусар тут же оборвал его.
     - Короче, только когда мы сможем снова точно настроиться  на  космос.
Благодарю вас, магистр Лессингем. Это по крайней мере пять часов - или две
еды, как верно отметила военачальница критян, - и Брюс улыбнулся  Каби.  -
Так что, отправится бомба в Египет или куда-либо еще, нам ничего не  нужно
с ней делать еще пять часов. И очень хорошо!
     Он сверкнул улыбкой и сделал пару шагов  туда  и  обратно  по  стойке
бара, как будто измеряя пространство, которое ему было отведено.  Два  или
три коктейльных стакана соскользнули и разбились, но он вроде бы  даже  не
заметил этого, да и все остальные, кажется, тоже. Меня бросило в дрожь  от
того взгляда, каким он вперивался то в одного, то в другого  из  нас.  Нам
приходилось смотреть на него снизу вверх. За его лицом,  с  развевающимися
вокруг золотыми кудрями, была только пустота.
     - И очень хорошо, - внезапно повторил  он.  -  Нас  здесь  двенадцать
Пауков и два Призрака, и у нас есть время побеседовать.  Все  мы  сидим  в
одной поганой лодке, воюем в одной и той же поганой  войне,  так  что  все
поймут, о чем разговор. Я начал было его некоторое время  назад,  но  меня
сильно завела эта перчатка, и все это вылилось в посмешище. Ну и ладно! Но
теперь перчатки сняты!
     Брюс вытащил перчатки из-за пояса и швырнул под ноги; в очередной раз
шествуя по бару, он сшиб их носком сапога на пол, но  никого  из  нас  это
почему-то не насмешило.
     - Потому что, - продолжил он, - я пытался понять, что же несет  война
Пауков каждому из нас. О, конечно, это прекрасный  захватывающий  спорт  -
шляться туда-сюда по пространству  и  времени,  а  потом,  когда  операция
закончена, собраться на буйную пирушку - вне пространства и  вне  времени.
Сладостно сознавать, что не найдется щелочки настолько узкой, тайны  столь
интимной или священной, стены,  которая  была  бы  -  или  будет  -  столь
крепкой, - чтобы мы не могли пролезть, раздавить, сокрушить. Знание -  это
такая притягательная вещь, оно сладостнее, чем похоть  или  обжорство  или
упоение битвой - чем все это вместе взятое; этот голод невозможно утолить.
Приятно ощущать  себя  Фаустом,  даже  в  стае  других  Фаустов.  Это  так
сладостно - заставлять  действительность  плясать  вокруг  тебя,  изменять
направление жизни человека или развития культуры,  вычеркивать  прошлое  и
царапать свои каракули по зачеркнутому. И ты единственный знаешь  об  этих
изменениях, и наслаждаешься ими - ха! Убить мужчину или украсть женщину  -
разве это не помогает утолить жажду власти? Сладостно ощущать,  как  Ветры
Перемен дуют сквозь тебя, и ты знаешь прошлое, которое  было,  и  прошлое,
которое есть, и прошлое,  которое  будет.  Приятно  обладать  Атропосом  и
срезать какого-нибудь Зомби или Нерожденного с его  жизненной  линии;  или
посмотреть  на  лицо  воскрешаемого  Двойника   и   увидеть,   как   жизнь
возвращается к  нему,  и  завербовать  его  в  свои  собратья,  пригласить
новорожденного Демона в наши ряды, а потом решить, кем ему лучше  стать  -
Солдатом, Развлекателем или еще кем.  А  бывает,  он  не  может  перенести
Воскрешения, оно жжет его или замораживает;  и  тогда  ты  должен  решить,
вернуть ли его назад, на его жизненную линию и в его тусклые  сны,  только
теперь они будут еще более тусклыми и омерзительными, чем прежде; но  если
это женщина, и в ней есть это таинственное  и  неуловимое  нечто,  ты  еще
можешь взять ее оболочку с собой, чтобы сделать из нее девушку-призрак - и
это тоже приятно... Приятно ощутить,  как  Ветер  Смерти  дует  над  твоей
головой, и знать, что прошлое  совсем  не  так  уж  необратимо,  как  тебе
некогда казалось, и что нет никакого  неизбежного  будущего,  если  вообще
можно говорить  о  будущем;  знать,  что  нет  в  действительности  ничего
святого, что сам космос можно выключить щелчком тумблера  и  не  останется
ничего, кроме ничего.
     Он простер руки к Пустоте.
     - И сознавая все это, ты счастлив вдвойне, когда входишь в  Дверь  на
Станцию, и оказываешься в безопасности от Ветров Перемен  и  наслаждаешься
заслуженным отдыхом, помня при этом обо всех этих удовольствиях, о которых
я говорил, и перебираешь,  одно  за  другим,  все  изумительные  ощущения,
которые накопил там,  в  космосе,  а  тебе  помогает  в  этом  твоя  милая
омерзительная компания Фаустов и Фаустин! О да, это  прекрасная  жизнь,  в
самом деле, но я спрашиваю у вас... - и он снова пронзил нас своим взором,
одного за другим. - Я спрашиваю вас, что с нами сделали?  Я  уже  говорил,
что я получил совершенно разные картины того, какой была моя жизнь и какой
она могла бы быть, если бы произошли изменения такого рода, каких даже мы,
Демоны, делать не можем, и какова моя жизнь есть сейчас. Я  наблюдал,  как
каждый из нас реагирует на происходящее, на новости из Санкт-Петербурга  и
на то, что нам так прекрасно рассказала критская воительница - только  вот
ничего прекрасного она нам не рассказала, - и главным образом  -  на  этот
чертов ящик с бомбой. И вот я хочу просто спросить вас:  что  случилось  с
вами?
     Он перестал наконец вышагивать и, засунув  большие  пальцы  за  пояс,
казалось, следил за тем, как скрежещут шестеренки в одиннадцати головах  -
только свои я постаралась остановить как можно  быстрее,  когда  из  мрака
выплыли образы Дэйва и отца, а затем сцена изнасилования в Чикаго, и между
ними лицо мамы и как я была в "Дюнах Индианы" и в "Джаз лимитед". А  потом
те безумные вещи, которые вытворял паучий доктор, после чего  я  потерпела
фиаско в  качестве  медсестры.  Потому  что  меня  просто  воротит,  когда
кто-нибудь, кроме меня самой, вытворяет такие штуки с моими мозгами.
     Я  воспользовалась   надежной   уловкой   Развлекателей   -   быстрым
переключением на другое,  гораздо  более  интересное  занятие  -  проблемы
других людей.
     С первого взгляда, Бур выглядел так, как  будто  у  него  было  забот
больше всех - шеф его публично опозорил, а  любимая  девушка  отдала  свое
сердце Солдату; но он вроде бы достойно сносил эти удары.
     Я не стала  задерживаться  на  внеземлянах  -  в  них  все  равно  не
разберешься - или на Доке,  потому  что,  глядя  на  валяющегося  пьяницу,
никогда не можешь сказать, в какой фазе своего цикла он находится - близок
к просветлению или наоборот - известно только, что цикличность существует.
     Мод, видимо, страдала столь же сильно, как и Бур, вспоминала имена  и
в панике отбрасывала их от себя, а это у нее всегда происходит болезненно,
потому что она на триста лет дальше в будущем, чем мы все,  и  воображает,
будто  настолько  же   мудрее.   А   это   совершенно   не   соответствует
действительности. Не говоря уже о том, что ей  за  пятьдесят,  хотя  в  ее
столетии косметика достигла таких высот, что  Мод  большую  часть  времени
выглядит - и ведет себя - как тинэйджер. Она  отодвинулась  от  бронзового
сундука, чтоб не выделяться, а Лили вышла  из-за  рояля  и  стояла  теперь
рядом с ней.
     Лили  была  в  противоположной  части  спектра  эмоций,  она   пылала
величайшим  восторгом  от  Брюса,  гордая,  как   засватанная   принцесса,
глазеющая на своего суженого. Эрих насупился, посмотрев на нее, потому что
он тоже гордился, гордился тем,  как  его  Kamerad  по-фюрерски  привел  в
порядок этих паникеров. Сид, похоже, был признателен Брюсу и  не  возражал
бы против продолжения лекции.
     Даже Каби и Марк,  эти  два  дракона,  постоянно  рвущихся  в  битву,
стоящие чуть впереди и сбоку от нас, у сундука, как будто на страже, вроде
были не прочь послушать еще. Тут я поняла, почему Сид  хотел,  чтобы  Брюс
продолжил свою беседу, хотя тот путь,  на  который  он  нас  увлекал,  был
сплошь утыкан сигналами опасности. Когда  все  это  кончится,  по-прежнему
останется проблема, что делать  с  бомбой,  и  неприятный  конфликт  между
Солдатами и Развлекателями. Сид явно надеялся, что решение придет по  ходу
дела, или по крайней мере неприятности отодвинутся в будущее.
     Но за всем за этим, глядя на то, как Сид хмурит брови и кусает  губы,
я почувствовала, как глубоко он поражен словами Брюса. Новенький докопался
до глубины наших душ  и  ухитрился  пересчитать  все  затрещины,  пинки  и
оплеухи, которые мы получили, а потом каким-то образом повернул дело  так,
что нам пришлось задуматься, какие же мы жалкие тупицы, и паршивые овцы, и
потерявшиеся ягнята - и вот мы уже жаждем услышать продолжение.



                              8. ТОЧКА ОПОРЫ

                                  Дайте мне точку опоры, и я переверну мир
                                                                   Архимед

     Голос Брюса как будто доносился к нам издалека, когда он, глядя влево
и наверх, в Пустоту, вещал нам:
     - Вам не приходило в голову  поинтересоваться,  почему  две  стороны,
сражающиеся в этой войне, именуются Змеями и Пауками? Змеи -  это,  может,
понятно - вы всегда подыщете для врага  какую-нибудь  грязную  кличку.  Но
Пауки - то, как мы называем себя? Потерпите  меня  немножко,  Илилихис;  я
знаю, что ни одно существо не создано Природой грязным или зловредным,  но
это все я говорю, опираясь на чувства и привычки антропоида.  Да  Марк,  я
знаю, что иные из ваших легионов имеют клички, скажем, "Пьяные  львы"  или
"Улитки"  и  это  почти  так  же  оскорбительно,  как  назвать  Британский
экспедиционный корпус "Хилыми старикашками".  Нет,  вам  следует  обратить
свое внимание на эти банды злобных подростков  в  городах,  обреченных  на
уничтожение, и даже тут вы увидите, что они пытаются себя приукрасить.  Но
чтобы просто так - Пауки. Или Змеи - потому что, как вы знаете, они и сами
себя так называют. Кто же наши хозяева, если мы даем им такие прозвища?
     Я содрогнулась и мои мозги усиленно заработали сразу в десяти  разных
направлениях, и мне никак было их не  остановить,  хотя  меня  еще  больше
затрясло.
     Вот, скажем, Илли, который сидит сзади меня - у меня никогда раньше и
мысли такой не возникало, а ведь у него, некоторым образом, восемь ног,  и
я припоминаю, что думала о нем, как о  паукообразной  обезьянке.  А  разве
луняне не обладали мудростью и атомной энергией и еще  миллионом  лет,  за
который можно развязать Войну Перемен?
     Или представьте себе, когда-нибудь в далеком будущем  обычные  земные
пауки станут разумными и создадут  жестокую  каннибальскую  культуру.  Они
будут в состоянии сохранить  тайну  своего  существования.  Я  понятия  не
имела, кто или что будет на Земле во времена Севенси, но  разве  не  может
быть такого, что этот черный  волосатик,  отравленный  паучьим  сознанием,
тайно плетет паутину в мире мыслей и во всем пространстве и времени?
     А Бур - разве нет в нем чего-то змеиного, в том, как  он  движется  и
вообще?
     Пауки и Змеи. Spinne und Schlange, как их называет Эрих. S&S.  Но  SS
соответствует Schutzstaffel - чернорубашечники - у нацистов;  а  что  если
кто-то из этих жестоких и полоумных германцев открыл способ перемещения во
времени и... - я вздрогнула и вскочила,  спрашивая  себя:  Грета,  ты  уже
совсем спятила?


     Док завизжал  на  Брюса,  и  голос  его  звучал  как  у  грешника  из
преисподней, потому что он по-прежнему лежал на полу, и  звуки  отражались
от стойки бара:
     - Не злословьте о Пауках! Не богохульствуйте! Они  могут  услышать  и
шепот Нерожденного. Другие могут высечь только вашу кожу, а  они  способны
хлестать прямо по мозгу и сердцу.
     - Хватит, Брюс! - крикнул Эрих.
     Но Брюс так не считал.
     - Но кем бы ни были Пауки на самом деле и чем бы они ни пользовались,
абсолютно ясно, как индикатор на Хранителе, что Война  Перемен  не  только
ведется против них, но она еще и исходит от них. Задержимся  ненадолго  на
нынешней суматохе с глупой потасовкой и  паническим  анахронизмом,  -  при
этом все мы помним,  что  анахронизмом  является  то,  что  выводит  Ветры
Перемен  из-под  контроля.  Это  пьяное  размахивание  кулаками  во  время
греко-критской  перебранки.   Можно   подумать,   что   это   единственная
происходящая  битва  и  нет  иного  способа  повернуть  события  в  нужном
направлении.  Константина  вышвырнули  из  Британии  на  Босфор   ракетой.
Мини-подлодку отправили с Армадой против  деревянных  суденышек  Дрейка  -
бьюсь об заклад, что вы об этом и не слышали! А теперь, чтобы спасти  Рим,
им нужна атомная бомба. О боги, они ведь могли бы  использовать  греческий
огонь или  даже  динамит,  но  ядерную  реакцию...  Вы  только  попробуйте
представить себе, какие бреши и шрамы появятся на  том,  что  осталось  от
истории  -  удушение  Греции  и  изничтожение  Прованса  и  трубадуров;  и
Ирландского Пленения Папы в ней не будет!
     Порез на его щеке разошелся и снова начала сочиться кровь, но ни  он,
ни мы не обращали на это внимания. Его губы искривились  в  усмешке  и  он
иронически заявил:
     - Но я забываю, что  это  космическая  война  и  что  Пауки  проводят
операции на миллионах,  триллионах  планет  и  обитаемых  газовых  облаков
сквозь миллионы лет и что мы - всего лишь  один  маленький  мирок  -  одна
маленькая солнечная система, Севенси - и вряд ли мы можем ожидать от наших
загадочных  хозяев,   с   их   чрезмерной   занятостью   и   всеобъемлющей
ответственностью, чтобы они относились с пониманием  или  бережливостью  к
нашим книжечкам и к нашим столетьицам, к нашим почитаемым пророкам и нашим
эпохам; или же чрезмерно беспокоились о том, чтобы сохранить  какую-нибудь
из уже случившихся штуковин, которая успела нам полюбиться. Может быть,  и
найдутся сентиментальные чудаки, готовые умереть, но не жить в  мире,  где
не  были  написаны  "Summa  theologiae"  и  Уравнения  поля,  "Гамлета"  и
"Одиссея", где  не  было  Мэтью  и  Китса,  но  наши  господа  -  существа
практические, они служат интересам  тех  закаленных  душ,  которые  просто
желают жить, - неважно, как.


     - Брюс, я же говорил тебе, что хватит! - но голос Эриха затерялся  во
все ускоряющемся потоке речи новенького.
     - Я не собираюсь тратить время на описание  мелких  признаков  нашего
великого крушения - отмена отпусков, все  более  острые  нехватки,  потеря
Экспресс-комнаты, использование Станций Восстановления для операций и  все
прочее лихорадочное латание дыр - в предпоследнюю операцию мы  снаряжались
вместе с тремя Солдатами из другой галактики. Они тут были не при чем,  их
не собирались  использовать  на  Земле.  Такие  небольшие  накладки  могут
случиться в напряженные моменты на любой войне  и,  возможно,  это  просто
локальные проблемы. Но есть более существенная вещь.
     Он сделал  паузу,  думаю,  чтобы  посильнее  заинтриговать  нас.  Мод
умудрилась незаметно подобраться ко мне: я ощутила, как  она  прикоснулась
своей маленькой ладошкой к моей руке. Уголком рта она прошептала:
     - Чем мы сейчас занимаемся?
     - Мы слушаем, - ответила я ей в ее же манере. Меня немного  раздражал
ее стиль общения.
     - И ты тоже? - она выгнула припудренную золотистыми блестками бровь.
     Я не успела поинтересоваться у нее, что именно я  тоже?  Втюрилась  в
Брюса? Вот уж дудки! - потому что как раз в этот  момент  вновь  заговорил
Брюс.
     - Вы никогда не задавали себе вопрос, сколько еще операций над  собой
может вынести история, пока она вся не закрутится петлями? Не истощится ли
наше прошлое после слишком многих Перемен?  И  настоящее  и  будущее  тоже
истекают кровью! Ведь Закон Сохранения Реальности, эта молитва  теоретиков
- не более чем слабенькая надежда, облеченная в  пышное  название!  Смерть
Перемен так же неизбежна, как Тепловая  Смерть,  и  намного  быстрее  нее.
Каждая операция делает действительность  чуть  грубее,  чуть  безобразнее,
чуть искусственнее, а  все  в  целом  становится  беднее  подробностями  и
ощущениями, которые являются нашим наследством, подобно тому, как  если  с
холста соскоблить краску, останется лишь грубый карандашный набросок. Если
все это будет продолжаться, разве космос не превратится сначала в набросок
самого себя,  а  потом  вообще  в  ничто?  Насколько  еще  можно  истощать
действительность, вырезая из нее все новых и новых Двойников? А  вот  еще.
Каждая операция чуть-чуть добавляет сознание в Зомби, и когда вызванный ею
Ветер Перемен стихает, они остаются чуть более возбужденными, их одолевают
кошмары, они мучаются. Те из  вас,  кто  побывал  на  операциях  в  сильно
переделанных темпоральных областях, поймут, что  я  имею  в  виду  -  этот
взгляд, который они бросают на тебя украдкой, как бы  говоря:  "Снова  ты?
Уйди, ради Христа. Мы мертвы. Мы из тех, кто не хочет пробуждаться, кто не
желает быть Демонами и терпеть не может Призраков. Прекратите мучить нас".
     Я  оглянулась  на  девушек-призраков,  не  могла  удержаться.  Как-то
получилось, что они сошлись у контрольного дивана, и глазели на нас,  сидя
спинами к Хранителям. Графиня утащила с собой  бутылку  вина,  которую  ей
перед тем принес Эрих, и теперь они по очереди прикладывались  к  ней.  На
белых кружевах графининой блузки расплывалось розовое пятно.
     - И настанет день, - говорил Брюс, - когда все  Зомби  и  Нерожденные
пробудятся и все вместе сойдут с ума и двинутся  на  нас  -  в  переносном
смысле, конечно - своими бесчисленными ордами, говоря: "Хватит с нас!"
     Но я не сразу повернулась к Брюсу. Хитон Фрины сполз с одного  плеча;
они с графиней сидели, наклонившись вперед,  опершись  локтями  о  колени,
раздвинув ноги  -  графиня,  по  крайней  мере,  настолько,  насколько  ей
позволяла ее узкая юбка - и слегка склонившись друг к другу. Они  все  еще
были на  удивление  материальны,  хотя  им  не  оказывалось  персонального
внимания  уже  с  полчаса,  и  о