а?
 	-- Откуда... змея? -- еле двигая губами, спросил Аленор.
 	Фалигот уныло развел руками.
 	-- Ее могли завезти глонны вместе с сеном. Или она заползла в мешок,
когда убирали на поле земляные клубни. -- Он вздохнул. -- Теперь уже не
узнать...
 	"Цветы!" -- сверкнуло в голове юноши. Черная гадина могла притаиться
среди цветов, украшавших покои матери. Он мысленно застонал. Красота,
спутница добра, оказалась невольной пособницей зла...
 	-- Такова воля Вседержителя, мой мальчик, -- тихо сказал Фалигот. -- Мы
бессильны что-либо изменить.
 	-- Змеи -- наше проклятие, -- простонала альдетта Агилаита. -- Но за что?
За что-о?!.
 	Покинув подавленных внезапно обрушившимся горем дядюшку и бабушку, Аленор
быстро зашагал по переходу и вдруг резко остановился: он не знал, куда
теперь спешить и что вообще делать дальше. Приготовления к похоронам шли
своим чередом и не требовали его участия. Что делать? Терзаться у гроба
матери? Метаться от стены к стене в своих покоях? Зайти к уединившемуся у
себя страдающему Карраганту? Но они никогда не были нужны друг другу, не
нужны и сейчас -- у каждого из них свое горе, и два этих горя не могут
слиться в одно, общее, объединяющее...
 	Кузина Элиния! Лишившаяся чувств от очередного удара Элиния... Она
пережила уже утрату матери и отца. А теперь разразилась новая беда -- уход
тети, старавшейся заменить ей мать...
 	С переполненным болью и горечью сердцем Аленор побрел сквозь угрюмую
тишину перехода к покоям Элинии.
 	На его стук никто ие отозвался и он, немного поколебавшись, решил уже
уходить, но тут дверь приоткрылась и на юношу взглянули печальные глаза
глонна.
 	-- Элиния спит? -- спросил Аленор.
 	Глонн отрицательно покачал головой, открыл дверь шире и отступил в
сторону, сделав приглашающий жест. Когда юноша вошел, глонн показал на
распахнутую дверь соседней комнаты и направился к столику у окна,
уставленному чашечками и пузырьками с лекарствами. Сел, сложив лапы на
груди, и застыл, превратившись в темное изваяние иа фоне вечернего
сумрачного неба. Стараясь ступать как можно тише, юноша вошел в спальню
кузины Элинии.
 	Светильники не были зажжены и здесь, и черный клавикорд у стены выглядел
как туша неведомого чудовища, затаившегося в ожидании жертвы. Кресла
кольцом сжимались вокруг обреченного стола, готовясь по какому-то
известному только им сигналу наброситься на добычу. Узкая кровать
беспомощно распласталась под потолком, уже собравшимся обрушиться и
раздавить и ее, и все другие вещи, единственным предназначением которых
было превратиться в груду расщепленных деревяшек и расплющенного,
искореженного металла. Сумрак вливался в спальню через большое окно,
похожее на застывший в беззвучном крике ужаса открытый рот, и был пропитан
запахом лекарств. Голова Элинии казалась вдавленной, втиснутой в белый
капкан подушки.
 	-- Элиния... -- неуверенно позвал Аленор, пытаясь отогнать от себя
нахлынувшее вдруг наваждение. -- Ты спишь?
 	Взяв стул, он приблизился к кровати и сел, вглядываясь в лицо кузины. И
увидел, что глаза девушки открыты и ее неподвижный взгляд устремлен в
какую-то точку на завешенной ковром стене.
 	-- Приветствую тебя, Элиния, -- с облегчением сказал юноша. -- Как ты
себя чувствуешь? Тебе уже лучше?
 	Лицо Элинии не изменилось, глаза все таж же, не мигая, смотрели на стену,
и когда раздался ее безжизненный голос, юноше показалось, что это
заговорила статуя.
 	-- Я себя никак не чувствую, -- сказала Элиния и замолчала, сохраняя
каменное выражение лица.
 	Тревога резанула Аленора по сердцу -- так неестественно, так странно
выглядела кузина. Но он тут же подумал, что Элинию поили всякими
успокоительными отварами -- весь стол заставлен пузырьками! -- и мягко
произнес, положив свою ладонь на скрытую тонким покрывалом руку Элинии:
 	-- Все пройдет. Все будет хорошо, кузина.
 	Хотя ему сейчас было очень плохо.
 	-- Ничего не пройдет, Аленор, -- все тем же безжизненным голосом сказала
Элиния. -- Все уже прошло.
 	По ее щеке сползла слеза. Аленор погладил неподвижную руку девушки и с
горечью подумал, что потрясение, пережитое Элинией, оказалось слишком
сильным, и ей не скоро удастся оправиться после этого удара.
 	-- Все подвластно воле Создателя, -- сказал он, вспомнив слова Фалигота.
-- Нам неведомы Его замыслы и мы не можем им препятствовать. -- Он помолчал
и, вздохнув, добавил: -- Закон Кармы, Элиния... Мама расплатилась за ошибки
прошлого существования...
 	"Господи, -- смятенно подумал он, -- какие же грехи она совершила, если
ей воздалось теперь такой страшной мерой?.."
 	Сумерки, все больше сгущаясь, сотнями черных змей проскальзывали в
комнату через искаженный немым воплем зев окна, скрадывая очертания
предметов. Девушка вдруг повернула голову и Аленор даже в полутьме увидел,
как странно блеснули ее глаза.
 	-- Мы не можем препятствовать замыслам Создателя? -- Ее голос звучал сухо
и надтреснуто, и слышалась в нем какая-то странная нота. -- Как бы не так,
Аленор! Как бы не так! Все зависит именно от нас! Ты думаешь, Создатель
наказывает нас? Нет, он просто предлагает нам отрывок иэ театрального
представления и дает нам возможность действовать. Действовать, Аленор! И мы
уже сами вольны решать: действовать нам или нет? У меня была такая
воэможность десять лет назад, была! Но я выбрала бездействие! Сама,
понимаешь, са-ма выбрала бездействие, хотя могла воспрепятствовать, как ты
говоришь, замыслу Создателя.
 	Элиния уже не лежала, а сидела, вцепившись в руку Аленора, и ее громкий
голос разносился, казалось, по всему замку. Аленор никак не мог сообразить,
что она такое говорит... о чем она говорит?.. В соседней комнате раздался
какой-то звук: похоже, там открыли дверь -- испуганный криком Элинии глонн
счел за благо удалиться из покоев альдетты? -- но юноша почти не обратил на
это внимания, потому что кузина продолжала бросать в полумрак наполненные
каким-то, пока что непонятным ему смыслом, слова:
 	-- Ты думаешь, что тетя... твоя мать расплатилась за ошибки своей прошлой
жизни? Нет, она расплатилась за мою ошибку. Мою, Аленор! Ты думаешь, ее
убила змея? Нет, Аленор, это я, я убила ее десять лет назад, убила еще
тогда и убила теперь. Я дважды убила ее, Аленор!
 	"У нее горячка, -- подумал юноша. -- Надо дать ей что-нибудь
успокаивающее".
 	Он хотел высвободить свою ладонь из руки Элинии, но девушка вцепилась в
нее накрепко.
 	-- Не тешь себя заблуждением, Аленор, я в своем уме и говорю то, что
должна была сказать еще десять лет назад, но побоялась. Испугалась за себя,
а больше всего испугалась, что все вокруг пойдет наперекосяк. Жизнь у всех
нас пойдет наперекосяк! Я молчала десять лет, Аленор, и своим молчанием
позавчера ночью убила твою мать!
 	-- Успокойся, Элиния... О чем ты? Отпусти мою руку, я принесу тебе успо...
 	-- Я спокойна! -- перебила его Элиния. -- Я говорю о том, что десять лет
назад видела, как убивали твоего отца. Видела -- и промолчала!
 	Мир пошатнулся. Разверзлась земля и все вокруг полетело в кромешную тьму.
 	"У нее вывихнулся разум, -- подумал тот, кто совсем недавно, а, быть
может, целую вечность назад, носил какое-то имя, а теперь не знал, кто он и
где находится, и находится ли где-нибудь вообще. -- Рок довершил, что
Творец судил..."
 	-- Убивали?.. Уби...
 	Некто летел сквозь бездонный провал в земной тверди, а вокруг, со всех
сторон, из каждой трещины хлестал его неумолимый сбивчивый задыхающийся
голос, сыпался на него градом слов, и не было никакой защиты, никакого
спасения от этого голоса...
 	-- Да, Аленор, убивали! Я была там, в кустах... Я часто сидела там, в
кустах, это было мое место... Никто не знал... что я там делала... никто
никогда не видел... А это так приятно... очень... и ничего не нужно... и
никто не нужен... Я и сейчас... да, я и сейчас, Аленор! И мне не нужны вы,
мужчины, с вашими... Я могу сама, да! Сама! И мне это нравится, да, с
детства... И никто не хватает, не заламывает руки, не... не... как он...
 	"О чем это?.. Чей это голос?.."
 	-- Он убил его, Аленор! Он принес в мешке змею, такую же, и выпустил
ее... И ушел... А я осталась... не могла сдвинуться с места... словно
окаменела... А потом... когда увидела... я убежала... а все спали, все
легли отдыхать, было так жарко, и за обедом все... ты же помнишь этот
праздник, Аленор, этот обед! Я никого не встретила, убежала к себе... а
потом... а потом... Я ничего не могла сказать, я боялась... все бы
сделалось совсем по-другому... было бы плохо, все стали бы врагами, а я не
хотела, чтобы все стали врагами... и ведь твоего отца это уже не вернуло
бы, пойми, Аленор!
 	Он все-таки выкарабкался из бездны, он с хрустом оторвал от себя чужую
руку и навис над той, что лежала на постели.
 	-- Ты лжешь, Элиния! Зачем ты лжешь? Ты сошла с ума!
 	-- Неужели ты еще не понял, Аленор? -- вновь начал терзать его
захлебывающийся голос. -- Ему нужна была твоя мать! Позавчера, когда он
приехал... Этот бесконечный ужин... Он так напился, а твоя мать была
холодна, я видела... я все вижу, Аленор! Она знала, зачем он... к кому он
уезжал... Потом все разошлись... я легла, но не могла уснуть... Долго,
очень долго... Не знаю, почему, но словно кто-то шепнул... словно чей-то
голос... -- (От этих слов Аленора пробрал озноб). -- Я встала, пошла к
тете... к твоей матери... А она... она... Она не знала, что делать, она
металась! Она сказала мне, что он ввалился к ней... кричал... она ударила
его... и... чтобы он немедленно убирался... вообще, насовсем... -- Элиния,
словно захлебнувшись, замолчала, и в тишине раздавалось ее отрывистое,
подобное коротким толчкам, дыхание.
 	Аленор давно уже не различал ее лица, и все звенело у него внутри, и
гудел, и жалобно стонал разбитый колокол неба.
 	-- И тогда он сказал... Я из-за тебя -- родного брата... Было бы из-за
кого... Стоило ли из-за тебя -- родного брата!.. И она мне: это он со зла
так сказал, Элиния... Никого он... но все равно пусть убирается... И...
и... И я ей все рассказала... как десять лет назад...
 	-- Зачем? -- глухо спросил Аленор. -- Потому что он...
 	-- Да! Да! Боялась и ненавидела! Если бы мой отец... он защитил бы, а
так... Ты не представляешь, каково это: знать и молчать... Это... это... Я
должна была остаться с ней... не уходить... не оставлять ее одну... Тогда
бы ничего... Но он же был пьян, Аленор, совершенно пьян! Думала,
проспится... и не вспомнит, что он наговорил... Я не осталась, Аленор...
ушла... у меня болела голова... и ничто меня больше не подтолкнуло... А
утром... его крик... Я сразу все поняла... И эта змея... Опять змея! И
ничего не докажешь, Аленор, нич-чего! Он испугался, что тетя... твоя мать
не будет молчать... Я убила ее, Аленор! Я могла еще десять лет назад...
могла сказать...
 	"Но ведь не сказала", -- явственно услышал он чей-то знакомый шепот.
 	Звон прекратится. С размаху умолк гулкий колокол неба, будто мгновенно
ткнулся в болотную топь. Стало прозрачно и холодно, вещи обрели четкость
очертаний, и темнота замерла, прилипнув к окну и перестав перетекать
скользкими змеиными телами в комнату, где, вжимаясь спиной в подушку,
полулежала на скомканной простыне владычица Неизбежность, принявшая облик
рыжеволосой неказистой девушки с навсегда испуганными глазами.
 	Он встал и медленно, с расстановкой, произнес:
 	-- Я искалечу его и выдавлю из него признание. Он сойдет с ума в
подземелье, а потом подохнет там, в темноте.
 	Слова ледяными глыбами повисли в пропахшем лекарствами воздухе. Аленор
повернулся и вышел из комнаты.
 	"Это не у Элинии вывихнулся разум. Это мир вывихнул ногу. Мир охромел..."
 	Проходя к двери, ведущей из покоев кузины, он увидел, как что-то темное
шевельнулось за столиком у окна. Глонн? Разве он никуда не уходил? Или тихо
вернулся? Удивление было мимолетным -- Аленора это не интересовало. Он шел
к себе за оружием и доспехами, ибо не знал, что такое нападать исподтишка,
и готов был сразить Карраганта в схватке один на один. Прямо сейчас. Прямо
здесь, на этой земле, где покоится прах убитого отца; на этой земле, где
еще не погребенным лежит тело убитой матери.
 	Два глонна бесшумно бродили по переходу, зажигая светильники. Юноша шагал
размашисто, и по стене неотступно следовала за ним его тень -- порождение
его собственного тела, некое подобие его собственного тела... однако же,
ничуть не напоминающее другое его подобие: отражение в зеркале. Он, Аленор,
был причиной появления совершенно непохожих друг на друга его собственных
отпечатков! А разум? Разум ведь тоже не только отражает мир -- он способен
создавать тени мира, творить отпечатки событий и поступков, по которым
подчас трудно судить об истинной сущности бытия мироздания...
 	"Подожди, не спеши, -- сказал он себе и замедлил шаги. -- Даже если
кузина выложила мне все это при ясном рассудке... Даже если ее признания --
не плоды горячки... хотя тут есть место для очень больших сомнений... --
Мысли его путались и он остановился посреди перехода и уставился в пол. --
Если даже она говорила это не в полубреду, то... что из этого следует? А из
этого следует, Аленор, что она вполне сознательно придумала все эти
истории... вполне сознательно назвала виновника ухода моего отца и моей
матери. Он тут совершенно ни при чем... но он надругался над ней... И она
хочет сделать меня орудием своей мести Карраганту. Ах, милая кузина, как
ловко ты все это подстроила!"
 	Юноша, потирая подбородок, направился дальше -- и вновь его начали
одолевать сомнения. Какой же прекрасной актрисой нужно быть для того, чтобы
разыграть такую убедительную сцену -- а что-то не замечал он раньше у
кузины таких артистических способностей... И Каррагант -- просто гнусная
тварь, если он так поступал с Элинией... несчастной Элинией...
 	Дверь в его покои была широко открыта: кажется, он сам оставил ее так,
когда спешил к Фалиготу. За дверью было темно. Сняв висевший над нишей с
каменной вазой светильник, Аленор вошел в комнату и сразу же обо что-то
споткнулся. Это был сброшенный со стола подсвечник. Свисал с кресла плащ,
рядом, на полу, лежали ножны с мечом. Под столом белел скомканный платок, а
на столе кучей громоздились вытряхнутые им из сумы дорожные вещи. Юноша
рассеянно оглядел весь этот сотворенный им самим беспорядок -- и вдруг
светильник дрогнул в его руке. На краю стола стоял еще один, погашенный,
светильник, которого там раньше не было -- его сняли с полочки у окна. Кто
его снял? Охваченный смутным предчувствием, Аленор подошел к столу и начал
поспешно перебирать дорожные вещи. Присел на корточки и заглянул под стол.
Зажег еще три светильника и тщательно осмотрел всю комнату, зная уже, что
не найдет того, что искал...
 	Прервав бесплодные поиски, Аленор оперся руками на гладкую крышку стола и
задумался, пытаясь воссоздать картину происшедшего в его отсутствие. И чем
больше он размышлял, тем сильнее охватывала его ярость.
 	-- Ты не уйдешь, Каррагант! -- процедил он и с силой ударил кулаком по
столу.
 	Облачившись в панцирь, опоясавшись мечом, Аленор бросился по переходу к
лестнице, ведущей вниз, к выходу из замка. Теперь был дорог каждый миг.
 	Каррагант слышал то, что говорила Элиния. Это не глонн ушел из покоев
кузины -- это вошел Каррагант! Вошел и понял, что его злодеяния раскрыты. И
забрал черную книгу адорнитов, лежащую в куче дорожных вещей на столе. Его
нужно догнать, пока он не ускользнул неизвестно куда! Догнать -- и
отомстить.
 	У Аленора не было сомнений в том, что Каррагант уже бежал из замка.
Главное -- не дать ему уйти, настичь его, пока он не шагнул в магический
круг. А далеко уйти он не мог -- у негодяя было слишком мало времени для
этого.
 	Промчавшись через внутренние дворы, Аленор еще издалека крикнул глонну,
сидящему на скамейке у ворот:
 	-- Куда поскакал Каррагант?
 	Глонн, вскочив, показал лапой в сторону холмов.
 	Прямо через кусты и клумбы, топча цветы, юноша ринулся к конюшне, крикнув
иа бегу:
 	-- Открывай ворота! Немедленно открывай ворота!
 	В бледном свете Диолы, едва тлеющем сквозь облака, вихрем вырвался он из
ворот и пустил коня в погоню за убийцей -- родным братом его отца, мужем
его матери, его дядей и отчимом мерзавцем альдом Каррагантом...