олосами, она была сродни красавицам на картинах, развешанных по
стенам комнаты. Альдетта Мальдиана любила живопись и никогда не упускала
случая съездить в Имм и еще дальше, в города у пролива, узнав, что там
демонстрируются новые полотна.
 	-- Ты хочешь сказать: увядший цветок? -- улыбнулась в ответ альдетта и
бросила клубок глонну.
 	Аленор видел, что матери приятны его слова.
 	-- Какое там увядший, мамочка! -- с жаром воскликнул он. -- Ты
только-только начинаешь расцветать.
 	Глонн принес им фруктовый напиток и они немного поговорили о цветах --
близился праздник лучших букетов, -- а потом Аленор сообщил альдетте
Мальдиане, что собирается на рассвете ехать в Имм.
 	-- Понимаю, тебе не сидится на месте, сынок. -- Альдетта задумчиво
покивала, а затем пытливо взглянула на сына: -- Уж не обнаружился ли там
некий магнит, притягивающий твое сердце?
 	"Мой магнит в неведомых краях", -- подумал Аленор.
 	Он не хотел раскрывать истинную цель своей поездки в Имм и ответил
вопросом на вопрос:
 	-- Скажи, мама, а у тебя в юности было много таких магнитов?
 	Альдетта Мальдиана с веселым изумлением подняла брови.
 	-- Тебя интересует, часто ли я влюблялась? Наверное, не реже, чем ты
теперь. Влюбленность -- это прекрасное состояние души, сынок. -- Альдетта
Мальдиана отвернулась к окну и вздохнула. -- Жаль, что с годами оно
повторяется все реже.
 	"Потом хватает и одного лишь уважения, -- вспомнил Аленор слова матери.
-- Ну уж нет, у меня будет совсем не так!"
 	Альдетта встала и забрала клубок у глонна, переводящего печальный взгляд
с нее на юношу.
 	-- Ты ведь еще погостишь у нас, Аленор?
 	-- Да, мама. Мне хотелось бы все-таки дождаться возвращения, -- юноша
запнулся на мгновение, -- моего дяди.
 	Альдетта Мальдиана опустила голову и промолчала.
 	Поздней ночью Аленор, проворочавшись с боку на бок и измяв все подушки,
все-таки сумел уснуть -- и ему показалось, что глонн разбудил его почти
сразу, словно поджидая за дверью, карауля тот момент, когда юношу одолеет
сон. На самом же деле уже светало и глонн просто выполнил то, о чем с
вечера попросил его Аленор.
 	Наскоро проглотив принесенный исполнительным прислужником завтрак, юноша,
немного поколебавшись, все-таки облачился в панцирь, защищающий грудь и
спину. Кто знает, не сидит ли в засаде на лесной дороге неистовый Дат, сын
Океана? Пусть панцирь и не слишком подходящее обмундирование для долгой
дороги теплым летним днем -- куда приятней скакать в одной тонкой сорочке
нараспашку! -- но чего ради рисковать жизнью из-за чьей-то непонятной
прихоти? Натянув поверх панциря шелковую светло-сиреневую сорочку, накинув
на плечи легкий плащ цвета морской волны и вооружившись мечом, Аленор
отправился на конюшню.
 	Едва отъехав от ворот спящего замка и только-только собираясь пуститься
вскачь, он заметил бредущую по высокой траве к дороге рыжеволосую девушку в
узком сером платье. Придержав коня, Аленор подождал, пока девушка подойдет
поближе, и поднял руку с открытой ладонью.
 	-- Приветствую тебя, кузина. Встречаешь восход?
 	-- Приветствую тебя, Аленор.
 	Кузина Элиния остановилась на обочине. Подол ее платья был мокрым от
росы, к босым ногам прилипли травинки. В ее выпуклых серых глазах под
редкими полосками рыжеватых, едва заметных бровей, как всегда, застыло
выражение какого-то непонятного испуга и давней грусти. Ее большой рот с
бескровными губами был сжат, словно она боялась проговориться о чем-то
важном, молочно-бледные щеки, к которым не приставал загар, контрастировали
с тлеющим пламенем тонких блестящих волос, не ведающих о том, что такое
пышная прическа. Альдетта Элиния отнюдь не казалась красавицей, хотя
маленькая ямочка на округлом подбородке выглядела очень мило, и фигура ее,
обтянутая узким платьем, была изящной и тонкой, с плавными линиями бедер и
привлекающими взор выпуклостями в меру полной, высокой девичьей груди.
 	Альдетта Элиния была старше Аленора: этой осенью ей исполнялось уже
двадцать два. Аленор знал ее с самого детства, а с той поры, когда внезапно
ушла ее мать, альдетта Даутиция, она жила здесь, в замке, и альдетта
Мальдиана, как могла, старалась, заменить ей мать. Аленор и Элиния росли
вместе, но общались мало: ну какой интерес мальчишке, у которого полно
приятелей-сверстников, стараться привлечь к своим играм молчаливую и вечно
то ли испуганную, то ли грустную девчонку да еще если эта девчонка на
четыре года -- на целых четыре года! -- старше его? И о чем она вечно
грустит? О матери? О своем родном брате, которому не суждено было прожить и
двух часов? О пропавшем без вести отце, альде Тронгрине?
 	Правда, потом, через несколько лет, они немного сблизились -- Аленору
понравилось слушать ее пересказы всяких интересных книг, он приходил в
восхищение, видя, с какой легкостью Элиния сочиняет музыку (но всегда такую
печальную!) -- но все-таки были они очень разными и не часто проводили
время вдвоем. В последние годы Аленор испытывал к кузине все большее
уважение, убеждаясь в редких беседах с ней, что знания ее весьма и весьма
обширны. Знания знаниями, но все попытки Аленора вытащить двоюродную сестру
на молодежные сборища, приобщить ее к собственному кругу знакомых,
заканчивались неудачей: Элиния избегала всякого общества, предпочитая
проводить время в одиночестве. И вряд ли был на свете кто-то, из-за кого
трепетало бы сердце Элинии, о ком бы она мечтала по ночам. А если и был --
то не живущий, а какой-нибудь персонаж из прочитанных ею многочисленных
книг...
 	-- Далеко ли ты собрался, Аленор?
 	-- В Имм. Нужно кое-что разыскать в Имме.
 	Юноша сверху вниз смотрел на кузину и вдруг подумал, что если раздобудет
книгу -- обязательно покажет ее Элинии. Может быть, содержащееся в книге
неведомое ему знание сможет излечить альдетту от непрерывной печали? Он
собрался было намекнуть об этом кузине, но тотчас же передумал: не стоит
раньше времени расставлять клетки для птиц, которых еще нужно поймать.
 	-- Ты же совсем промокла, Элиния, -- сказал он. -- Как бы не подхватила
простуду.
 	-- Роса смывает ночные страхи, а утренний воздух пополняет жизненную
силу, -- очень серьезно ответила альдетта. -- Мы едины с миром и должны
поддерживать эту связь.
 	"Да, милая кузина, жизненная сила тебе явно не помешает", -- подумал
Аленор и прощально махнул рукой.
 	Конь легко мчался сквозь утренний лес, топотом копыт пробуждая птиц, и их
гомон сопровождал Аленора до самого Имма. Никто, кроме двух глоннов с
вереницей больших крытых возов, не встретился ему на пути, никто не пытался
напасть на него -- и разве кому-то в голову может придти что-нибудь
недоброе в такое прекрасное летнее утро?
 	Проехав по тропинке вдоль старинного земляного вала, поросшего травой,
бурьяном и кустарником, юноша, не заезжая в город, по скошенным лугам
направился прямо к колонии адорнитов. Городу было тесно в кольце
давным-давно ненужных оборонительных валов, и то тут, то там выплескивались
за кольцо отдельные дома, улицы и целые кварталы. Поселение адорнитов тоже
находилось с внешней стороны вала, примыкая к небольшой роще. Дальше, за
широкой ложбиной, раскинулся лес, и где-то там тянулась дорога, по которой
они с отцом ехали в год Черного Орла -- третий год Птичьего Цикла -- и где
встретилась им похоронная процессия. А сейчас шел уже третий, завершающий,
год Цикла Камней -- год Опала, зловещего камня, камня раздоров и страхов.
 	Обогнув промытый дождевыми потоками овраг, Аленор спешился и пустил коня
на лужайку, за которой начинались дома адорнитов. Дома были длинными и
приземистыми, с выложенными из темно-красного неотшлифованного камня
стенами, с односкатными, задранными вверх крышами, покрытыми чуть более
светлой, чем стены, обожженной черепицей. Возле каждого дома росли деревья
и пестрели цветами небольшие палисадники. За темными окнами с одинаковыми
черными с серебром занавесками не угадывалось никакого движения. Несмотря
на то, что утро уже сменилось разгорающимся днем, колония казалась
пустынной: сколько не высматривал Аленор, он пока нигде не обнаружил ни
одного живущего. То и дело бросая взгляд направо и налево, юноша неуверенно
направился по вымощенной желтой квадратной плиткой улице мимо домов,
недоумевая, где искать обитателей колонии, и есть ли они вообще. Он впервые
был в этом квартале и его охватила непонятная робость. Только сейчас он
обратил внимание на то, что здесь стоит тишина, нарушаемая лишь еле слышным
шуршанием листьев, не раздается такой привычный птичий пересвист и не видно
ни одной собаки, которых обычно полно на улицах Имма.
 	Только почти дойдя до рощицы, в которую упирался квартал, молодой альд
обнаружил, куда подевались жители колонии. Двери скрытого деревьями
длинного, такого же приземистого здания, стоящего в стороне от дороги, были
широко открыты и там, в полумраке, испещренном бледными огоньками свечей,
раздавалось тихое монотонное пение. Юноша понял, что попал в колонию
адорнитов в час общей молитвы. Местных обычаев он не знал, поэтому решил не
заходить в храм, а подождать окончания богослужения на улице. Устроившись
на траве под деревьями неподалеку от входа, Аленор расстегнул сорочку и,
ослабив крепления панциря, принялся платком вытирать пот с груди, стараясь
не задевать свежих порезов, нанесенных мечом умелого бойца Дата.
Одновременно он невольно прислушивался к доносящемуся из храма пению.
Поминали Творца, Христа-Искупителя и Его нерукотворный незримый Чертог, но
сама молитва была ему незнакома.
 	Внезапно юноша почувствовал, как сдавило виски, словно чьи-то невидимые
сильные руки обхватили и сжали его голову. Он тряхнул головой, встал и
прошелся по траве. Невидимые руки ослабили свою хватку, но тут же
переместились ниже, легли на горло. Аленор несколько раз глубоко вздохнул и
с опаской покосился на храм адорнитов: что-то подсказывало ему, что дело
здесь именно в вершащемся в храме действе. Неприятные ощущения исчезли, но
сердце никак не могло обрести обычный размеренный ритм и Аленор напряженно
ожидал, что сейчас с ним случится что-нибудь еще. Колония адорнитов явно не
была самым лучшим местом для праздных прогулок чужаков.
 	Однако невидимые руки больше не трогали его. Проведя платком по взмокшему
лбу, Аленор привалился к дереву, испытывая нечто вроде слабого
головокружения. Из глубины души медленно поднималась какая-то смутная
тревога. К его величайшему облегчению, пение, наконец, смолкло, и тут же,
словно только дожидаясь этого момента, порывами задул приятный ветерок,
охлаждая горящее лицо юноши. Из храма потянулись адорниты в расшитых
серебряными нитями черных одеждах. В сплошном потоке старческих фигур
нет-нет да и мелькали молодые лица; вместе со взрослыми шли и дети, молча,
как и все остальные, и так же, как остальные, не удостаивая застывшего у
дерева юношу ни единым взглядом. Очень странными показались Аленору
адорниты -- и он решил расспросить о них знающих живущих в Имме. И кузину
Элинию. И покопаться в библиотеке. Но это потом, потом... Главным сейчас
для него было попытаться остановить кого-нибудь из этих безучастно
проходящих мимо него живущих.
 	Дождавшись, когда поток отмолившихся почти иссяк, юноша вышел из-под
дерева и обратился к одиноко бредущей старухе с худощавым, словно выбитым
из камня лицом. Глубокие темные глаза старухи под почти сросшимися на
переносице бровями все-таки остановились на Аленоре, когда альд преградил
ей дорогу.
 	-- Прошу тебя выслушать меня, -- сказал юноша с легким поклоном,
стараясь, чтобы голос его прозвучал как можно мягче и учтивее.
 	Старуха, поджав губы, смотрела на него, и взгляд ее был непонятным.
Аленор вдруг заметил, что лицо ее хоть и покрыто сетью морщин, но вовсе не
кажется дряблым, темные, с проседью, волосы, собранные в тяжелый узел на
затылке, густы и пушисты, а в черной глубине ее неподвижных глаз
померещилось ему какое-то сияние. Последние фигуры скрылись за поворотом и
он остался наедине с пожилой адорниткой напротив распахнутых дверей храма,
в котором все так же горели свечи, но не было заметно чьего-либо
присутствия.
 	-- Я альд Аленор, сын альда Ламерада, -- продолжал юноша, ободренный тем,
что адорнитка не делает попыток просто обойти его, как дерево или колонну,
и молча удалиться. -- Я сегодня приехал в Имм... приехал именно сюда, в
колонию, чтобы поговорить с кем-нибудь из вас. Я очень хотел бы кое-что
узнать.
 	Ответные слова адорнитки буквально пригвоздили юношу к месту.
 	-- Вот ты и пришел, альд Аленор, сын альда Ламерада, -- звучным глубоким
голосом, похожим на колокольный звон в ночной тишине, сказала старуха и
качнула головой. -- Ты не мог не придти.
 	-- Почему? -- оторопело пробормотал юноша.
 	Старуха усмехнулась, но даже при этой усмешке выражение ее глаз не
изменилось.
 	-- А как ты думаешь, альд Аленор?
 	-- Я н-никак не думаю, -- выдавил из себя юноша. -- Ты знала, что я
приеду сюда? Откуда? Ты можешь заглядывать в будущее, как мерийские гадалки?
 	-- Ты не мог не придти, -- вновь усмехнувшись, повторила адорнитка. -- Я
не мерийская гадалка. Мое имя Ора-Уллия. Ты пришел сюда, потому что миром
правит Неизбежность. Все, что должно случиться, обязательно случается,
независимо от воли живущего.
 	-- А-а! -- облегченно выдохнул Аленор. -- Ты хочешь сказать, что если я
уже пришел сюда, то значит -- должен был это сделать? Тогда конечно. Иначе
я бы здесь не появился.
 	-- Суть не в том, должен ты или не должен, -- бесстрастно сказала
Ора-Уллия. -- От тебя это вовсе не зависит. Это зависит вовсе не от тебя.
 	-- Ну да? -- недоверчиво прищурился юноша. -- От кого же это зависит? От
Творца? Но Творец лишь созерцает наш путь, не лишая нас свободы выбора.
 	-- От Неизбежности, -- сухо произнесла адорнитка. -- Запомни, альд
Аленор: все без исключения подчиняется Неизбежности.
 	Аленор мог бы поспорить с Орой-Уллией. Например, спросить: а как же
насчет Всемогущего? Он что, тоже подчиняется Неизбежности и просто не мог
не сотворить мир? Но как это согласуется с абсолютной свободой воли
Создателя и возможностями Его творений, созданных по Его образу и подобию и
несущих в себе частицу Божества? Аленор мог найти и другие возражения -- но
не для споров приехал он сюда, в колонию адорнитов.
 	И все-таки он не удержался:
 	-- Я вполне волен был сегодня свернуть у городских валов не направо, а
налево и поехать на торжище или в Оружейный клуб.
 	-- И все-таки ты не свернул направо, -- жестко сказала в ответ Ора-Уллия.
-- Мы теряем время, альд Аленор. Задавай свои вопросы. Мне пора уже очищать
жилище. Я могла бы не отвечать на них...
 	-- Однако этого требует Неизбежность, -- вновь не удержался юноша.
 	-- Ты плохо воспитан, альд. -- Аленору почудилось, что глаза старухи на
мгновение полыхнули темным пламенем. -- Но твои слова истинны: это не мы с
тобой разговариваем сейчас; это Неизбежность говорит сама с собой. Не
сегодня, так завтра ты все равно узнал бы ответы на свои вопросы. Задавай
вопросы.
 	-- Прости, Ора-Уллия, -- юноша отступил на шаг и еще раз поклонился. -- Я
был неучтив. Но это не от невоспитанности, а от желания добраться до
истины. Существует множество кажущихся противоречий...
 	-- Теперь уже я вынуждена быть неучтивой, -- перебила его Ора-Уллия. -- В
третий раз говорю тебе: задавай свои вопросы, мне нужно идти очищать жилище.
 	-- Да-да! -- поспешно сказал Аленор. -- Однажды, двенадцать лет назад, в
год Черного Орла, я был здесь с моим отцом, альдом Ламерадом. Наверное,
весной, потому что трава, помнится, была совсем редкой. Мы встретили на
дороге похоронную процессию. Я видел ушедшего: это был седобородый старец в
черной шапочке... Я хотел бы побывать на его могиле.
 	Аленор замолчал и с трудом заставлял себя не опускать глаза под долгим,
тяжелым, пристальным взглядом Оры-Уллии. Капельки пота щекотали шею, стекая
на спину, под панцирь, щекам было жарко. Ему показалось, что цепкий взгляд
старухи обшарил всю его душу и Ора-Уллия знает его истинные намерения. Он
из последних сил выдерживал ее безмолвный мрачный напор.
 	-- Что было изображено на охранном уборе ушедшего? -- наконец прервала
молчание адорнитка.
 	-- Охранном уборе? -- недоуменно переспросил Аленор.
 	-- Да. То, что ты назвал черной шапочкой, -- это охранный убор.
 	Юноша задумался, припоминая, потом неуверенно произнес:
 	-- Я точно не помню... Это было давно, мне было всего шесть лет...
Какие-то узоры... красные... зеленые... Пo-моему, круг со звездой... Да,
круг, а внутри звезда. И кресты... Кажется, кресты... -- Он с сомнением
посмотрел на адорнитку. -- Или нет...
 	-- Я знаю, о ком ты говоришь, -- сказала Ора-Уллия. -- Я могла бы
спросить, почему у альда вдруг возникло желание побывать у склепа ушедшего
адорнита. Но ты вряд ли скажешь правду.
 	-- В тот день отец впервые показал мне черного орла, -- терзаясь от того,
что приходится кривить душой, глухо произнес Аленор. -- Перед тем, как мы
встретили похоронную процессию. Отец умер десять лет назад... Я знаю имя
птицы: черный орел. Я знаю имя отца: Ламерад. Я знаю, где это было:
неподалеку от Имма... Я не знаю имени ушедшего... Мне нужно знать имя
ушедшего... Не могу объяснить почему, но я должен побывать на его могиле...
 	-- Неизбежность, -- пробормотала Ора-Уллия, опустив голову, и юноша был
рад, что она перестала сверлить его взглядом. -- Куда ни повернись -- везде
лишь одна Неизбежность. И ничего более... И никуда не деться от
Неизбежности... Его похоронили под именем Гpax. Настоящее его имя
принадлежит его душе, и оно ушло вместе с ней. Он вновь воплотится со своим
настоящим именем и вновь заменит его на другое. -- Звучный голос старухи
потускнел и Аленор с трудом разбирал слова, которые почти сливались с шумом
ветра в ветвях. -- Грах... Ему уже некому было передать искусство владения
таинствами... Нить оборвалась... Разлетелась цепь... Круг больше не
замкнется. То, что происходит там, -- Ора-Уллия обернулась к затихшему
храму, -- лишь слабый отблеск, отражение отражения, общедоступное и много
утратившее. Наивные мечтатели... Они думали уйти от Неизбежности, они
надеялись перехитрить Неизбежность... Разве можно ускользнуть от
собственной тени?
 	Адорнитка вновь посмотрела в глаза Аленору странным взглядом ожившей на
мгновение статуи, которая готова вот-вот застыть, и юноша подумал, что в
словах Оры-Уллии мелькают крупицы каких-то неведомых истин, и что,
наверное, есть смысл тщательно собрать эти крупицы, разложить их перед
собой и попробовать составить правильный, единственно верный и возможный
узор.
 	-- Иди туда, через рощу, альд Аленор. За рощей дорога: по ней мы носим
своих ушедших. Повернешь налево, увидишь. Склеп из черного камня. Наверху
-- изваяние тунгра.
 	-- Тунгра?
 	-- Да. Ты не знаешь наших древних охранников. Здесь нет наших древних
охранников. Тунгр -- это рогатая птица с глазами зелеными, как трава. Ты
найдешь. Я ответила на твои вопросы, альд Аленор, и мне давно уже нужно
идти.
 	-- Благодарю тебя, Ора-Уллия, -- поклонившись, ответил Аленор. -- Пусть
твой род всегда процветает.
 	-- Ушли времена процветания. Запомни: все, что происходит с тобой,
направляется рукой Неизбежности. Даже тот черный орел над твоей головой --
неспроста. Даже отдаленный гром за твоим окном...
 	Ора-Уллия кивнула и, наклонив голову, направилась к желтой полосе дороги.
Аленор смотрел ей вслед -- и ему было как-то не по себе от последних слов
адорнитки. Над всем этим стоило поразмыслить. Потом...
 	Бросив последний взгляд на безмолвный храм, юноша прямо через луга,
позади домов, обходя купы деревьев, направился к тому месту, где оставил
коня. Сердце его тревожно сжималось, но он уже не мог просто так отказаться
от задуманного и как ни в чем не бывало вернуться к прежней беспечной
жизни. Даже если ты берешься за дело, последствия которого трудно
предсказать, оно становится твоим делом... И если следовать убеждениям
Оры-Уллии, каждый твой поступок, каждый поворот -- налево ли, направо ли --
это очередной лик Неизбежности.
 	Сев на коня, Аленор не стал возвращаться в колонию,