ади него длинные уродливые тени. Фермер
ухмыльнулся, представляя себе,  что  подумает  и  скажет  Лопес
утром,  узнав  о  вторжении  в  запретный курган. Хорошо, что я
вскрыл его в тот же вечер, решил Брилл, -- знай об этом  Лопес,
он мог б помешать мне в этом деле.
     В  задумчивой  тишине  летней  ночи  Брилл достиг кургана,
поднял фонарь -- и пораженно выругался.  Фонарь  осветил  место
раскопок, небрежно брошенные неподалеку инструменты -- и черную
зловещую  яму!  Огромный замыкающий камень лежал возле нее, как
будто был мимоходом отброшен в сторону. Стив  с  опаской  сунул
фонарь вперед и заглянул в маленькую, похожую на пещеру камеру,
ожидая  увидеть  нечто неведомое. Но его взгляд не наткнулся ни
на  что,  кроме  голых  каменных  стен  узкой  длинной  камеры,
достаточно  большой, чтобы принять тело человека и сложенной из
грубоотесанных и прочно скрепленных между собой каменных плит.
     -- Лопес! -- злобно воскликнул Стив. -- Грязный койот!  Он
выследил меня за работой, а когда я пошел за фонарем, подкрался
сюда,  поднял  рычагом  камень -- и схватил то, что здесь было.
Черт побери его жирную шкуру, ну и задам я ему!
     Он  сердито  задул  фонарь  и  уставился  поверх  заросшей
кустарником  долины.  Неожиданно он замер: на краю холма, по ту
сторону которого стояла лачуга Лопеса,  двигалась  тень.  Узкий
полумесяц  луны  снижался  и  тени обманчиво перемещались в его
тусклом свете. Но зрение Стива закалило солнце и ветры  пустыни
и он знал, что за кромкой покрытого мескитовыми деревьями холма
исчезало двуногое существо.
     --  Удирает  в  свою  хижину,  --  оскалился  Брилл.  -- И
наверняка прихватил что-то, иначе не несся бы как угорелый.
     Брилл сглотнул, удивляясь дрожи, охватившей его тело.  Что
особенного  в старом вороватом чудаке, семенящем домой со своей
добычей?  Он  пытался  подавить  в  себе  мысли   о   странной,
вприпрыжку,  походке  огибающей холм темной фигуры. Наверное, у
старого грузного Хуана Лопеса были основания выбрать себе столь
быструю и особенную манеру передвижения.
     -- Любая его находка принадлежит  нам  обоим  поровну,  --
поклялся  вслух  Брилл,  стараясь  отвлечься от поразившего его
воображение побега Лопеса. -- Я взял эту землю  в  аренду  и  я
раскопал  холм.  Ясно почему он рассказал мне басню о заклятье!
Черта с два я поверю в  эти  сказки!  Хотел,  чтобы  я  оставил
курган  в  покое и клад достался бы ему. Удивительно, что он не
выкопал его давным-давно. Хотя, эти тупые мексиканцы совершенно
непредсказуемы...
     Продолжая размышлять вслух, Брилл широко шагал по пологому
склону пастбища, опускающегося к  руслу  ручья.  Углубившись  в
тень деревьев и густой кустарник, он перешел через сухое русло,
рассеянно подметив, что в темноте не прозвучал крик козодоя или
совы. Ночь застыла в напряженной неприятной тишине. Он пожалел,
что  задул  фонарь, который все еще был при нем, и порадовался,
что нес в правой руке смахивающую на боевой  топор  кирку.  Ему
вдруг захотелось свистнуть, просто чтобы нарушить тишину, но он
чертыхнулся  и  передумал.  Стив  рад  был  вскоре подняться на
низкий берег ручья, освещенный звездным небом.
     Очутившись на холме,  он  посмотрел  вниз,  на  окруженную
мескитовыми  деревьями  прогалину,  где  стояла  жалкая  лачуга
Лопеса. В одном из окон горел свет.
     -- Видно, готовит пожитки для побега, -- проворчал Стив  и
вдруг  покачнулся будто его ударили, потому что тишину разорвал
ужасный крик и ему  захотелось  зажать  руками  уши,  чтобы  не
слышать   этот   невыносимо   пронзительный  вопль,  неожиданно
захлебнувшийся на самой высокой ноте.
     -- Боже милостивый! -- Стив  почувствовал,  как  по  всему
телу  выступил  холодный пот. -- Это кричал Лопес... или кто-то
дру...
     Недоговорив,  он  уже  мчался  с  холма  так  быстро,  как
способны  были  нести  его  длинные  ноги.  В  одинокой  хижине
происходило нечто  немыслимое  ужасное  и  он  обязательно  все
узнает, даже если ему придется встретиться с самим дьяволом. На
бегу  Брилл  покрепче  стиснул  в  руке рукоять кирки. Какие-то
мародеры и бродяги убивают старого Лопеса за добычу, взятую  им
из  кургана,  решил Стив и забыл о своем гневе. Любому обидчику
старого мошенника придется плохо, пусть даже Лопес и был вором.
     Фермер выбежал на прогалину, но в эту минуту свет в хижине
погас и  Стив,  пошатнувшись  на  бегу,  с  налету  врезался  в
мескитовое дерево. Не сдержав стона и поранившись о колючки, он
отпрянул,  чертыхнулся  и  снова  побежал  к хижине, готовясь к
худшему.
     Брилл  попытался  открыть  единственную  дверь  хижины   и
обнаружил,  что  она  заперта  изнутри.  Он окликнул Лопеса, но
ответа не было. И все же, тишина не  была  абсолютной.  Изнутри
донесся  звук приглушенной возни, прекратившийся, когда Брилл с
треском вонзил в дверь кирку. Тонкая  преграда  разлетелась,  и
Брилл  влетел  внутрь  с  горящими  глазами  и  занесенной  для
нападения киркой. Но ничто не нарушило вновь наступившей тишины
и не пошевелилось  в  комнате,  хотя  лихорадочное  воображение
Брилла успело населить темные углы лачуги ужасными фигурами.
     Влажной  от пота рукой он отыскал спичку и зажег ее. Кроме
него в хижине был только Лопес -- старина  Лопес,  мертвый  как
камень,   лежал  на  полу,  напоминая  распятие  своими  широко
раскинутыми руками. Его рот был разинут  в  идиотской  гримасе,
глаза  выкачены  и  наполнены  невыносимым ужасом. Единственное
окно было распахнуто,  указывая  на  способ  побега  убийцы,  а
может,  и на способ его проникновения в хижину. Брилл подошел к
окну и осторожно выглянул наружу. Он увидел лишь склон холма по
одну сторону и мескитовую прогалину по другую. Фермер вздрогнул
-- не шевельнулось ли что-то среди укороченных теней мескитовых
деревьев  и  чаппараля  --  или  ему  показалось,  будто  среди
деревьев промелькнула темная фигура?
     Когда  спичка  догорела до самых пальцев, он повернулся и,
ругаясь из-за того, что обжегся, зажег старую масляную лампу на
грубом столе. Стеклянный шар лампы был очень горяч,  как  будто
она горела много часов.
     Он  неохотно  перевернул  лежащий  на  полу труп. Какая бы
смерть ни настигла Лопеса  --  она  была  ужасна,  но  проворно
осматривающий  мертвого  старика Брилл не нашел на нем ни одной
раны -- ни от ножа, ни от дубинки. Стоп!  На  ощупывающей  руке
Брилла  появилась  тонкая  полоска  крови. Продолжая искать, он
обнаружил причину: три или четыре крошечных  прокола  на  горле
Лопеса,  из  которых  по  капле  сочилась  кровь.  Вначале  ему
показалось,  раны  нанесены  стилетом  --  узким   кинжалом   с
закругленными  кромками  --  затем он покачал головой. Он видел
раны от стилета, у него на теле тоже была такая  рана.  Но  эти
раны,  скорее,  напоминали  укус  какого-то животного с острыми
клыками.
     Впрочем,  Брилл  сомневался,  что  раны  были   достаточно
глубоки,  чтобы  вызвать  смерть,  да и крови из них вытекло не
много.  В  темных  закоулках  его  мозга  возникла   вызывающая
отвращение  уверенность,  что Лопес умер от страха, а раны были
нанесены одновременно с его смертью, либо мгновением позже.
     Вдобавок,  Стив  заметил  еще  кое-что:   на   полу   были
разбросаны  грязноватые  листы бумаги, исчирканные грубой рукой
мексиканца -- ведь он собирался написать о  проклятье  кургана.
Исписанные листы, валявшийся на полу огрызок карандаша, горячая
масляная  лампа  -- все указывало на то, что старик просидел за
грубоотесанным столом несколько часов кряду. Но  кто  же  тогда
вскрыл  погребальную  камеру  и  выкрал  содержимое?  И  что за
существо, удирающее вприпрыжку за холм, успел заметить Брилл?
     Оставалось  только  одно:  оседлать  своего   мустанга   и
проскакать   десять  миль  до  Колодцев  Койота  --  ближайшего
поселка, чтобы сообщить шерифу об убийстве.
     Брилл собрал с пола бумаги. Последний смятый в комок  лист
был зажат в руке старика и Брилл добыл его с некоторым усилием.
Повернувшись, чтобы погасить лампу, фермер помедлил, ругая себя
за   страх,  притаившийся  в  закоулке  мозга  --  страх  перед
протянувшейся через окно тенью, которую он успел заметить перед
тем, как в хижине погас свет. Несомненно, то была длинная  рука
убийцы,  тянущаяся  к  лампе, чтобы загасить ее. Что показалось
ему необычным, нечеловеческим в этой тени, возможно, искаженной
в тусклом  свете  лампы?  Как  человек,  старающийся  вспомнить
подробности  кошмарного  сна, Стив пытался четко пояснить себе,
почему при виде убегающей фигуры он  испугался  настолько,  что
сходу  врезался  в дерево, и почему при одной мысли об этом, он
снова  покрывается  потом  холодным  потом.  Укоряя  себя   для
храбрости,  он зажег свой фонарь, задул лампу на грубом столе и
решительно отправился в путь. И все же, крепко стискивая в руке
кирку,  он  недоумевал,  почему  некоторые  особенности   этого
жестокого  убийства  так  угнетали  его?  Подобные преступления
отвратительны,   но   достаточно   заурядны,   особенно   среди
мексиканцев, лелеющих свои тайные распри.
     Ступив  в  молчаливую,  усеянную  звездами  ночь, он вдруг
замер  на  месте.  За   ручьем   послышалось   душераздирающее,
смертельно  испуганное ржание лошади -- и безумный топот копыт,
вскоре  исчезнувший  вдали.  Брилл  яростно  и  с   отвращением
выругался.  Не  прячется ли среди холмов пантера, и не убила ли
эта чудовищная кошка старого Лопеса? Но почему  тогда  на  теле
жертвы  не  было  следов  свирепых кривых когтей? И кто погасил
свет в хижине?
     Размышляя над этой загадкой, Брилл спешил к темному ручью.
Ковбоя всегда  волнуют  причины  паники  в  собственном  стаде.
Очутившись  в  тени  окаймляющего сухой ручей кустарника, Брилл
вдруг обнаружил,  что  у  него  пересох  язык.  Он  то  и  дело
сглатывал  слюну  и нес фонарь над головой. Тусклый свет фонаря
был едва виден во  мраке  и  лишь  подчеркивал  кромешную  тьму
сгустившихся  теней.  Почему-то  среди  хаоса  досаждавших  ему
мыслей вдруг появилась мысль о том, что земля эта, хотя и новая
для англосаксов, по сути, очень старая. Вскрытая и оскверненная
могила была немым свидетельством того, что человек был здесь  в
глубокой  древности  --  и неожиданно ночь, холмы и обступившие
фермера  тени  показались  ему  пугающими   реликтами   темного
прошлого.  Здесь  жили  и умирали долгие поколения людей еще до
того, как предки Брилла  услышали  об  этой  земле.  Наверняка,
ночами,  где-то здесь, у темного ручья, испускали дух в ужасных
мучениях жертвы. Обуреваемый такого рода мыслями, Брилл  спешил
миновать затененный деревьями ручей.
     Наконец он облегченно вздохнул, выйдя из зарослей на своей
стороне  участка.  Торопливо  поднимаясь  по  пологому склону к
обнесенному  оградой  корралю,  он  всматривался  по  сторонам,
высоко  поднимая  фонарь. Корраль был пуст, поблизости не видно
было ни единого животного. Колья ограды лежали  на  земле,  что
указывало на работу человека и события приобрели новый зловещий
смысл.  Кому-то  не  хотелось, чтобы он поехал в Колодцы Койота
этой ночью, а  значит,  убийца  намерен  был  сбежать  и  хотел
оставить  за  собой  блюстителям  закона как можно больше миль,
решил с усмешкой Брилл. Ему показалось, будто с дальнего  конца
мескитовой  прогалины  все  еще  доносится  еле  слышный  топот
лошадей. Что могло испугать  их  так  сильно?  Холодные  пальцы
страха пробежали по спине Брилла.
     Стив  направился к дому. Он не вошел в него без оглядки, а
крадучись обошел хижину, с дрожью всматриваясь в темные окна  и
мучительно  прислушиваясь к малейшему шороху, способному выдать
присутствие затаившегося убийцы. Наконец, он осмелился  открыть
дверь  и  войти внутрь. Вначале он ударил дверью о стену, чтобы
узнать, не прячется ли кто-нибудь за ней, затем поднял фонарь и
с колотящимся сердцем ступил в дом, свирепо сжимая в руке кирку
и охваченный мешаниной из страха и слепой ярости. Но на него не
напал прячущийся убийца и осторожный осмотр не дал результатов.
     Со вздохом облегчения Брилл  запер  дверь,  плотно  закрыл
окна  и  зажег  свою  старую  масляную  лампу. Мысль об одиноко
лежащем в лачуге по ту сторону ручья старом Лопесе, вернее, его
трупе с остекленелыми глазами, заставила Стива  вздрогнуть,  но
он не собирался отправиться в поселок пешком этой ночью.
     Он  извлек  из  потайного места свой надежный старый кольт
45-го  калибра,  повращал  сине-стальной  барабан  и   невесело
ухмыльнулся.  Возможно,  убийца  не собирался оставлять в живых
свидетеля своего преступления. Что ж, пусть приходит! Он -- или
они -- обнаружат в молодом ковбое  с  шестизарядной  пушкой  не
столь   легкую   добычу,   какой   оказался  старый  безоружный
мексиканец. Все это напомнило Бриллу о бумагах, принесенных  им
из  лачуги  Лопеса.  Убедившись,  что  он не находится на линии
окна,  через  которое  могла  влететь  неожиданная  пуля,  Стив
уселся,   чтобы   прочесть  их,  не  забывая  прислушиваться  к
подозрительным шорохам снаружи.
     Читая  корявые,   с   трудом   нацарапанные   строки,   он
чувствовал,  как  в  душе  у  него  растет ледяной ужас. Старый
мексиканец поведал пугающую историю -- ту,  что  передаются  от
поколения к поколению -- историю о незапамятных временах.
     В  бумагах Брилл прочел о странствиях кабальеро Эрнандо де
Эстрады и его копьеносцев, бросивших вызов  ранее  неизведанным
пустыням   юго-запада.  Рукопись  гласила,  что  вначале  отряд
состоял из сорока с небольшим солдат, слуг и господ. Среди  них
были  капитан де Эстрада, священник, молодой Хуан Завилла и дон
Сантьяго де Вальдес -- загадочный дворянин, снятый с беспомощно
дрейфующего в Карибском море корабля и рассказавший о том,  что
остальные  члены  команды  и  пассажиры  умерли  от  чумы и ему
пришлось выбросить их тела за борт. Поэтому де Эстрада взял его
на борт корабля, несущего экспедицию из Испании, и  де  Вальдес
присоединился к первопроходцам.
     Далее  старый  Лопес описывал путешествие испанцев в своей
примитивной манере, как это передавалось от  отца  к  сыну  его
предками свыше трех сотен лет. Слова на бумаге едва ли отражали
ужасающие  тяготы,  с  которыми  столкнулись  первопроходцы  --
засуха, жажда, наводнения, песчаные  бури  и  копья  враждебных
краснокожих.  Но  старый  Лопес  поведал  и о другом испытании,
постигшем одинокий караван, прокладывающий путь в дебрях  дикой
природы. Неведомый таящийся ужас превратил отряд в свою добычу,
люди  один  за  другим становились его жертвами и никто не знал
убийцу. Страх и черное подозрение грызло сердца  людей  подобно
язве  и  даже  их предводитель пребывал в растерянности. Но все
знали: среди них был дьявол в обличье человека.
     Люди начали отстраняться друг  от  друга,  шли  врассыпную
вдоль тропы и их взаимная подозрительность, побуждающая каждого
уединяться,  лишь  облегчала задачу дьяволу. Останки экспедиции
брели через пустыню потерянные,  измученные  и  беспомощные,  а
невидимый  ужас  продолжал  преследовать  их,  повергая  наземь
отставших, не щадя дремлющих часовых и  уснувших  путников.  На
горле   каждого   из   них  находили  раны  от  острых  клыков,
выпускавших из жертвы кровь до капли -- поэтому живые знали,  с
какого  рода  злом  им  придется иметь дело. Люди, шатаясь, шли
вперед; призывая на помощь святых или  богохульствуя  в  слепом
страхе,  они  отчаянно  боролись  со  сном  до тех пор, пока не
падали в изнеможении, и подкравшийся сон нес им ужас и смерть.
     Подозрение   сосредоточилось   на   чернокожем   великане,
рабе-людоеде  из Калабара. Они сковали его цепями, но юный Хуан
Завилла погиб как все предыдущие, а затем та же участь постигла
священника. Но священник сопротивлялся  дьявольскому  убийце  и
прожил  достаточно долго, чтобы шепнуть имя дьявола де Эстраде.
Далее Брилл с дрожью и широкооткрытыми глазами прочел:
     "... Теперь де Эстраде было  ясно,  что  добрый  священник
поведал   истину   и  убийцей  был  дон  Сантьяго  де  Вальдес,
оказавшийся  вампиром  и  питающийся  кровью  живых.  Тогда  де
Эстрада вспомнил о некоем гнусном дворянине, прячущемся в горах
Кастилии  со  времен мавров и живущем кровью беспомощных жертв,
дарующих ему отвратительное бессмертие. Тот дворянин был изгнан
с гор и никто не знал, куда он бежал, но теперь  очевидно,  что
дон Сантьяго и был тем злодеем. Он покинул Испанию на корабле и
де  Эстрада  знал,  что люди с этого корабля умерли не от чумы,
как представил этот дьявол, а от клыков вампира.
     Де Эстрада, чернокожий великан и  несколько  оставшихся  в
живых  солдат  отправились  на поиски и нашли бестию безмятежно
спящей в зарослях чаппараля;  вампир  досыта  напитался  кровью
последней  жертвы.  Теперь  уже  хорошо  известно,  что вампир,
подобно удаву погружается, будучи сытым, в глубокий сон  и  его
можно  пленить без опаски. Но де Эстрада задумался над тем, как
можно убить нежить? Ведь вампир -- давно умерший человек, ловко
приспособившийся к своему мерзкому промыслу.
     Люди настояли, чтобы Кабальеро загнал в сердце дьяволу кол
и отрезал ему голову, произнося святые слова, обращающие  давно
мертвое тело в прах, но священник умер и де Эстрада боялся, что
чудовище очнется во время ритуала.
     Поэтому  они  осторожно  подняли дона Себастьяна и отнесли
его  к  находящемуся  неподалеку  старому  индейскому  кургану.
Вскрыв  холм,  они  выбросили  найденные в нем кости, поместили
внутрь вампира и вновь закрыли курган -- да  сохранит  его  так
Господь до Судного дня.
     Сие  место  проклято  и мне жаль, что я не умер где-либо с
голоду прежде, чем прийти сюда в поисках работы -- ибо  я  знал
это  место, ручей и курган с его страшной тайной еще с детства;
так что, теперь вы понимаете, сеньор Брилл, почему вы не должны
вскрывать этот курган и будить дьявола..."
     На этом месте  рукопись  обрывалась  торопливым  росчерком
карандаша, прорвавшего смятый лист.
     Брилл  поднялся с безумно колотящимся сердцем, бледный как
мел, и с прилипшим к небу языком. С трудом переведя  дух,  Стив
произнес:
     --  Вот  почему  шпора  оказалась  в  кургане  --  один из
испанцев  потерял  ее  во  время  раскопок,  и  мне   следовало
смекнуть,   что   холм  уже  вскрывали,  хотя  бы  по  россыпям
древесного угля...
     Его обступили  темные  видения  и  он  в  ужасе  съежился,
представляя  себе,  как  погребенное в могильном мраке чудовище
лихорадочно  пытается  сдвинуть  каменную  плиту,   расшатанную
киркой  невежи; затем темную фигуру, вприпрыжку огибающую холм,
спеша на свет,  обещающий  человеческую  добычу..  и  немыслимо
длинную руку в тусклоосвещенном окне лачуги.
     --  Это  безумие! -- задыхаясь пробормотал Брилл. -- Лопес
ей-Богу спятил. На свете нет вампиров! А если есть,  то  почему
чудовище  не  расправилось со мной вместо Лопеса -- если только
вампир  не  захотел  прежде  осмотреться,   чтобы   действовать
наверняка? Однако к чертям все эти бредни...
     Слова  замерли  у  него  в  горле. В окне появилось лицо и
уставилось на него, беззвучно  шевеля  губами.  Ледяные  глаза,
казалось, проникли до самых тайников его души. Из глотки Брилла
вырвался  вопль  и  отвратительный  призрак  исчез. Но в хижине
появился гнилостный запах, висящий ранее  над  курганом.  Дверь
хижины заскрежетала и начала медленно прогибаться внутрь. Брилл
встал спиной к стене, револьвер плясал у него в руке, а в вихре
мыслей  выделялась  только  одна  -- сейчас между ним и ужасным
порождением ночного  мрака  из  тьмы  веков  была  лишь  тонкая
деревянная   перегородка.   Его   глаза  расширились  при  виде
подающейся двери и он услышал стон удерживающей засов скобы.
     Дверь  рухнула  внутрь.  Брилл  не   завопил.   Его   язык
превратился  в  ледышку,  а  остекленевшие  глаза уставились на
высокую, похожую на  хищную  птицу  фигуру  --  ледяные  глаза,
длинные  черные  когти,  истлевшее  платье  старинного  покроя,
высокие сапоги со  шпорами,  мягкая  шляп