е,- сказал Сергеев Олегу.- Остались мы с тобой сиротами.

     x x x

     Павлыш проснулся, когда было еще совсем темно. Он не сразу сообразил,
где он, а сообразив и расстроившись из-за этого, постарался понять, отчего
проснулся. Потом услышал плач и понял, что это Клавдия. Она иногда плакала
или разговаривала во сне, даже кричала. Но потом утром ничего не помнила.
     Если бы Павлыш был волен, он бы уже неделю назад перешел жить к  себе
в лабораторию.  И даже пытался заговорить об этом, хотя  и  опасался,  что
заденет  этим  чувства  Клавдии,  но  Клавдия  холодным   тоном,    словно
предусмотрела такую возможность заранее и заготовила ответ, объяснила, что
лаборатория недостаточно стерилизована.  Она буквально набита бактериями и
вирусами, которые Павлыш затаскивает снаружи.  Вот если бы Павлыш  занялся
починкой переходника из лаборатории в туннель, это было бы  куда  лучше  и
полезней для станции.
     Она ни словом не дала ему понять, что  просьба  об  отселении  как-то
задела ее. Она даже не спросила, почему он хочет жить в лаборатории.
     Разумеется, не ночные кошмары Клавдии были  причиной  такого  желания
Павлыша.  Вернее, были маленькой составной частью этого желания.  Если  бы
планета оказалась менее зловещей и негостеприимной,  если  бы  можно  было
спокойно  ходить  по  ней,  уставать  от  этой  ходьбы,  питаться   новыми
впечатлениями, он бы не ощущал замкнутости и тесноты  жилого  отсека.  Еще
недавно Павлыш мечтал вырваться с корабля,  который  опостылел  за  месяцы
полета, мечтал под небо нового мира. Теперь же корабль казался просторным,
спокойным и уютным.  Там можно окунуться  в  бассейн,  посидеть  с  добрым
собеседником в оранжерее, помузицировать в кают-компании...
     Здесь же планета не только  не  допускала  к  себе,  она  протягивала
злобные пальцы и внутрь  станции.  Вот  та,  оранжевая,  плесень,  которая
прицепилась к штанине  скафандра,-  вода  из  душа  ее  не  взяла.  Павлыш
отскребывал ее, бросив в бой достижения химии.  Плесень не только  успешно
сопротивлялась,  но  и,  когда  Павлыш  умудрился  дотронуться   до    нее
указательным  пальцем,  обожгла.  Теперь  обожженный  палец   был    залит
пластырем, а Клавдии пришлось соврать, что обрезался - она бы не простила,
и правильно бы сделала, такого легкомыслия.
     Впрочем, ничего  особенного  не  происходило.  Планета  как  планета,
экспедиция как  экспедиция.  Настолько  банальная,  что  можно  думать  об
обожженном пальце.  Да и  очень  агрессивной  планету  не  назовешь  -  за
исключением стычки с чудовищем, окончившейся плохо для чудовища, ни одного
серьезного происшествия.  И не только потому, что Клавдия  блюла  порядок.
Салли с Павлышом тоже были не детьми и знали, что в Африке гулять без папы
и без мамы опасно.  А с эмоциями можно справиться. Надо  устроить  большую
поездку - и планом исследований она  предусмотрена.  Сесть  в  вездеход  и
поглядеть, чем живет этот мир за пределами  поляны.  Тем  более  что  этап
запусков скаутов уже выполнен, есть кое-какие интересные результаты,  хотя
ничего экстраординарного найти не удалось. Пока. Все как в археологической
экспедиции, где идут во множестве  осколки  керамики  или  ржавые  гвозди,
представляющие большой интерес для науки,  но  неинтересные  обывателю.  В
музее  он  равнодушно  проходит  мимо  витрин  с  наконечниками  копий   и
склеенными глиняными  горшками.  Ему  хочется  увидеть  сказочной  красоты
статую или золотую диадему.  Любой  археолог  будет  вам  доказывать,  что
диадемы - не цель археологии, ее цель отыскать как можно больше черепков и
бусинок, чтобы определить пути миграции и уровень  материальной  культуры.
Но можете быть уверены, что археолог лицемерит.  В глубине души он мечтает
о Диадеме, о неожиданном блеске в завале черной  земли,  о  той  редчайшей
сенсации, презрение к которой - основа основ археологической гордыни.
     Биологически активная планета не может не таить в себе диадем. Но это
не означает,  что  диадема  достанется  именно  Павлышу.  Клочок  планеты,
который постепенно открывался ему, был ничтожно мал по сравнению  со  всем
этим миром, и потребуется еще немало экспедиций и немало  Павлышей,  чтобы
можно было сказать, что эта планета более или менее исследована и понята.
     Павлыш признавал, что ни знаний, ни понимания планеты у него нет.  Но
интуиция все время предостерегала его против этого мира, а  Павлыш  привык
доверять интуиции.
     Он готовил вездеход к поездке, когда в служебный купол пришла  Салли.
Она хотела поехать вместе с Павлышом, но Клавдия ее не  отпустила,  потому
что ей самой понадобилась помощница.  Она обещала взять Салли с  собой  на
следующий день к любопытным  обнажениям  на  том  берегу  озера,  открытым
геоскаутами.
     - Если вам  попадутся  цветы,-  сказала  Салли,-  настоящие  цветы  -
привезите мне ма-а-аленький букетик.
     - А Клавдия?
     - Страшнее кошки зверя нет.
     - Я постепенно начинаю склоняться к мысли, что она права.
     - Вы? Неукротимый бунтарь?
     - Это все игра, Салли. А вот у меня вчера разболелся живот...
     - Все ясно, можете не продолжать,- сказала Салли.- Три дня назад меня
лихорадило, я немного  простыла.  И  я  начала  подозревать  эту  коварную
планету  в  том,  что  она  умудрилась  пронзить  своими  бациллами   наши
непроницаемые стены.
     - К  сожалению,  старинные  мечты  о  том,  что  где-то  мы  встретим
невероятные формы жизни, пока не сбылись. Законы природы единообразны. Тот
же набор хромосом, и за внешней экзотичностью  те  же  принципы  жизни.  И
почти везде обнаруживаются микроорганизмы, способные отлично  существовать
на человеческом материале.
     - Салли, ты свободна? - раздался голос Клавдии.
     Оба услышали.
     - Иду,- сказала Салли.
     Можно подумать,  чуть  было  не  сказал  вслух  Павлыш,  что  Клавдия
ревнует.
     Павлыш вывел вездеход из купола и взял курс по берегу озера, чтобы не
углубляться в лес. Он ехал не спеша, поглядывал по сторонам, мирно жужжали
камеры,  щелкали  анализаторы  -  вездеход  честно  трудился,  не  обращая
внимания на пассажира.  Павлышу хотелось бы найти настоящие цветы, хотя он
понимал, что вряд ли они здесь попадутся - высших растений на планете  еще
было мало, да и насекомых, которые могли бы опылять их,  Павлышу  тоже  не
встретилось.
     День был теплый, парило, снег  остался  только  в  гуще  леса.  Земля
пропиталась водой, и лес вокруг за последние дни заметно ожил  -  началось
длинное, сумрачное лето.  Больше снега здесь  Павлышу  не  увидеть  -  они
улетят раньше, чем лето дойдет до середины.  Хотя, впрочем, он обязательно
слетает в горы, там есть ледники и вечные снега.  Жаль,  что  они  выбрали
место для работы в этом мрачном краю, южнее, у океана, где пустыня, климат
куда суше...
     Странное  зрелище  привлекло  внимание  Павлыша.  Он  даже  остановил
машину, чтобы поглядеть на огромных  насекомых,  как  ни  странно,  схожих
чем-то с лошадьми, стая  которых,  видно,  шла  на  водопой  и  неожиданно
натолкнулась на вездеход.  Насекомые замерли на мгновение,  и  тут  же  на
спинах у них, сверкая и переливаясь всеми  цветами  радуги,  начали  расти
прозрачные пузыри.  Стая бросилась бежать вдоль  берега,  а  пузыри  стали
размером больше самих чудовищ, достигая метров трех в диаметре. Каждый шаг
беглеца  превращался  в  затяжной  прыжок  в  несколько  метров  длиной  -
насекомые как бы парили над землей.  В этом противоестественном беге  была
экзотическая грация.  Затем вся стая повернула к озеру и бросилась  вводу.
Лишь  пузыри  да  узкие  черные  головы  с  белыми,  в  плошку,  глазищами
высовывались из воды.
     Далеко  стая  не  уплыла.  Внезапно  вода  перед  передним  насекомым
взбурлила, и змеиная голова с разинутой, полной зубов пастью  мотнулась  к
сверкающему пузырю, пузырь лопнул, и черная морда ушла под воду, и там  же
скрылась змеиная голова. Остальные пловцы резко повернули к берегу.
     Павлыш проверил, работали ли камеры  -  эту  сцену  стоит  прокрутить
вечером дома.  Клавдия скажет что-нибудь банальное, типа "жестокая  борьба
за существование".  Салли будет поражаться, может, даже сочувствовать этим
пузырям, а может, увидит в  этом  что-нибудь  забавное  -  хотя  нет,  что
забавного в этом лишенном чувства юмора мире?
     Павлыш пустил машину дальше по берегу, рассуждая о том, что критерием
цивилизованности мира должно служить именно  чувство  юмора.  Порой  может
засмеяться и обезьяна, но нужна достаточно развитая речь, чтобы рассказать
анекдот и увидеть хохочущие лица собеседников.  Здесь же  ничего  смешного
просто не бывает. Если ты зазеваешься, решишь посмеяться, тебя скушают.
     Вскоре пришлось  вновь  затормозить  -  к  берегу  подступали  холмы,
поросшие кустарником, редким, белесым и каким-то хилым.  Но  среди  кустов
виднелись круги разрыхленной земли.  Круги  были  совершенно  правильными,
проведенными циркулем.
     Павлыш остановил машину на краю одного  из  кругов.  Постоял.  Ничего
интересного не происходило.  Тогда он включил  щуп.  Длинный  гибкий  прут
выскочил из тела вездехода и начал ощупывать  землю.  Конец  его  медленно
продвигался к центру круга.  И вдруг, когда Павлыш решил было,  что  круги
безопасны, земля раздалась, нечто белое, подземное и бесформенное  вылезло
наружу - то ли это был-щупалец, то ли  мягкое  бесформенное  продолговатое
существо,- обволокло щуп и с такой силой потянуло к себе, в  глубину,  что
щуп не выдержал и оборвался.  Щупалец исчез, земля  приняла  снова  ровный
вид. Павлыш пожалел, что лишился щупа, и мрачно сказал похитителю:
     - Подавишься ты моим щупом. Честное слово, подавишься.
     Он повел вездеход стороной,  поближе  к  склонам  холмов,  продираясь
сквозь кусты.
     И тут он увидел цветы. Или нечто, очень похожее на цветы.
     Алые лепестки  с  ладонь  размером  окружали  пушистый  желтый  центр
цветка.  Это было красиво. Длинные стебли чуть покачивались, сгибаясь  под
тяжестью лепестков.
     Павлыш осмотрелся.  Вроде бы ничто ему не грозило. В любом случае его
скафандр устоит против любого агрессора.
     Он выскочил из вездехода и пошел к цветам.  Приятно доставить радость
Салли.
     Но в момент, когда перчатка Павлыша  дотронулась  до  стебля,  цветок
отклонился, будто испугавшись прикосновения и, сложив лепестки,  скользнул
в землю.  Лишь узкая норка указывала на  место,  где  он  рос.  Со  вторым
цветком Павлыш решил схитрить. Он ухватил его быстро, словно ловил муху, и
дернул.
     Цветок затрепетал в руке,  стараясь  уползти  под  землю,  но  Павлыш
держал его крепко.  Эта борьба  продолжалась  полминуты,  пока  цветок  не
сдался и не повис безжизненно в руке  Павлыша.  Павлыш  попытался  открыть
лепестки, но это  были  уже  не  лепестки,  а  слизистый  комочек  красной
протоплазмы.
     Павлыш отбросил комочек, тот плюхнулся на землю и вдруг  снова  ожил,
стебель, только что  мягкий  и  безвольный,  начал  настойчиво  вертеться,
отыскивая в земле щель.  После нескольких попыток это ему  удалось,  и  он
червяком уполз вниз, втянув и красный комок цветка.
     - Живите как хотите,- не скрывая отвращения, сказал  Павлыш.-  Цветов
мы больше не собираем.
     Справа стояла стена кустов куда более ярких, чем остальной кустарник.
Листья у кустов были острыми как иглы  -  будто  молодая  поросль  сосенок
грелась под теплым ветром.  Павлышу даже показалось, что, если  раздвинуть
колючие ветки, там, внутри, таятся настоящие крепкие скользкие маслята.
     Чтобы отделаться от наваждения, Павлыш подошел к кустам  поближе.  Но
не успел притронуться к ним, как кусты ощетинились длинными  иглами,  и  в
следующее мгновение иглы полетели в Павлыша, настолько  тонкие,  острые  и
крепкие,  что  сотни  их  умудрились  вонзиться  в  непроницаемую    ткань
скафандра, и Павлыш чуть не потерял равновесие от совместного удара  сотен
игл.
     Он отскочил, проклиная кусты, и потратил несколько минут, прежде  чем
удалось очистить скафандр от невероятно крепких и острых иголок.
     Еще через несколько сот метров  пришлось  снова  остановиться.  Холмы
подошли к самому берегу, из воды здесь торчали острые камни, предупреждая,
что плавание по озеру может быть опасным.  Тогда Павлыш поднял вездеход  в
воздух и пошел над вершинами деревьев.
     Сквозь тонкие голубые и зеленоватые ветви трудно  было  увидеть,  что
происходит в глубине леса, к тому же пошел дождь и все заволокло.
     Павлыш пытался уговорить себя, что ему здесь очень интересно, что как
биолог и путешественник он сегодня многое увидел, что он первооткрыватель,
Колумб этого мира и потому очень доволен  своим  первым  путешествием.  На
самом же деле настроение было гадким, и  все  время  возвращалось  видение
того,  как  он  тянет  скользкий  живой  стебель  из  земли,  как   цветок
превращается в комок красной слизи.
     Может, вернуться? Павлыш представил себе, как войдет сейчас в  тесный
купол,  полный  чистых  домовитых  запахов,  как  с  напускной  строгостью
посмотрит Клавдия и заявит, что он наверняка плохо прошел  дезинфекцию  на
входе, а Салли начнет хлопотать у плиты,  отдавая  дань  женскому  желанию
накормить охотника.
     Лес оборвался у большой быстрой реки, которая  впадала  в  озеро.  Он
подходил к реке плотно и густо - ни клочка свободной земли, деревья стояли
в воде белыми стволами, как неуверенные в себе купальщики, не знающие,  то
ли им нырнуть и поплавать, то ли побрызгать на грудь  ладошками  и  брести
обратно к расстеленному на берегу полотенцу.
     На дальнем берегу Павлыш увидел  небольшой  мыс,  поросший  травой  и
окаймленный полосой гальки.  Туда он и направил вездеход, решив, что  этот
мыс будет крайней точкой его путешествия.
     Когда Павлыш вышел  из  вездехода,  вокруг  было  тихо.  Только  чуть
журчала вода, обтекая камни.  Словно он вошел в комнату,  где  только  что
кипел непринужденный разговор, но при виде нежданного гостя все замолкли и
смотрят на него враждебно, ожидая, когда тот уйдет.
     - Скучно живете,- с вызовом  сказал  реке  Павлыш,  но  ответом  было
молчание.
     Отмахнувшись от печальных размышлений,  Павлыш  стал  глядеть  вдаль.
Неподалеку начинался лес, в общем низкорослый и чахлый, дальше  от  берега
он становился выше, вершины были  темнее.  А  еще  дальше,  там,  где  лес
сливался с  пеленой  дождя,  он  заметил  колоссальную  обрывистую  скалу.
Впрочем, нет, вернее всего, это не  скала,  подумал  Павлыш.  Скорее,  это
похоже на колонны - две, три, четыре...  Колонны уходили в облака. Вот это
уже интереснее, подумал он, и желание возвращаться домой пропало.
     Павлыш поднял машину в воздух и полетел дальше.  Через пять минут  он
приблизился к колоннам и мог разглядеть их как следует.
     Больше всего, понял Павлыш, это похоже на стволы деревьев.  Но стволы
диаметром в несколько десятков метров и как  бы  сплетенные  из  множества
канатов, каждый  толще  метра.  Так  как  это  сплетение  было  случайным,
бессистемным, то в некоторых местах стволы  расширялись,  затем  громадной
шишкой, наростом, уходили в сторону, и все это сооружение было к  тому  же
покрыто кустами, лишайниками, небольшими деревцами, выросшими из ствола. А
в одном месте Павлыш разглядел  даже  уместившееся  в  развилке  небольшое
озеро, окруженное густым тростником.  Потом он увидел пещеру  -  дупло,  в
котором мог бы уместиться трехэтажный дом, и у него даже появился  соблазн
нырнуть туда на вездеходе, но потом Павлыш представил себе,  каким  гадким
характером могут отличаться его обитатели, и раздумал.
     Кружа вокруг  ствола,  Павлыш  медленно  поднимал  машину,  и  каждый
последующий круг был все больше, потому что на высоте метров ста от ствола
начали отходить корявые сучья, а ствол все тянулся вверх, пока не  пропал,
и только тогда Павлыш понял, что незаметно вошел в низкие облака, скрывшие
от него вершину дерева.
     Павлыш включил прожектор.  Сильный луч  с  трудом  пробивался  сквозь
мглу, и Павлыш мог лишь угадывать, что перед ним сплетаются  сучья.  Когда
он приблизился к стволу метров на пять, то увидел, как  луч  отразился  от
недвижных красных глаз какой-то твари, которая  наблюдала  за  вездеходом,
ожидая, что он подойдет еще ближе, чтобы можно  было  его  попробовать  на
зуб.
     Вдруг машину дернуло, и Павлыш даже ударился локтем о  пульт.  Он  не
сразу  понял,  хватаясь  за  ручное  управление,  что  локатор   вездехода
остановил  и  увел  машину  в  сторону,  чтобы  не  налететь  на  огромный
горизонтальный сук - десятиметровой ширины  эстакаду,  уходящую  вдаль,  к
одеялами.- Коза, наверное, ищет, чего поесть.
     Больше ничего увидеть не удалось, надо вернуться сюда,  когда  погода
будет получше, решил Павлыш.  Пожалуй, если это не диадема, то по  крайней
мере серебряное ожерелье.  Ему  удалось  найти  самые  большие  деревья  в
Галактике, а это уже открытие.
     И Павлыш повел машину вверх на автопилоте, доверяя  ему  больше,  чем
собственным чувствам.
     Так как поднимался он медленно, то прошло минут  десять,  прежде  чем
вездеход вырвался из облачного слоя.
     Стало очень светло. Непривычно светло.
     Над головой сверкало синее небо, более темное, чем на Земле,  на  нем
горели редкие звезды.  Под самым вездеходом в бесконечность  уходила  вата
облаков. Ничем не нарушаемая, спокойная, белая и чистая.
     Значит, вершины деревьев скрываются где-то внутри облака.
     "Ничего, дома разберемся - локатор зафиксировал абрис дерева". Павлыш
развернул вездеход и задал ему курс к лагерю, но опускаться в облака  пока
не стал.
     Он пожалел, что раньше не догадывался подняться сюда. Запускал в этот
чистый  простор  своих  скаутов,  а  не  подумал,   какая    замечательная
психотерапия для удрученного смрадным влажным лесом человека - оказаться в
просторе неба над надоевшими облаками.
     Тут так хорошо дышалось...
     Это  тоже  было  психологическим  эффектом  -  дышал  Павлыш  тем  же
воздухом, который был в скафандре.
     - Отлично,- сказал он вслух.- Теперь, как станет тошно,  буду  летать
сюда.
     - Куда? - спросила Клавдия.
     Оказывается, связь была включена, и Клавдия все это время слышала все
его вздохи, проклятия и беседы с самим собой.
     - Я возвращаюсь,- сказал Павлыш.
     - Как полет? - спросила Клавдия.
     - Очень интересный полет,- искренне ответил Павлыш.- И очень красивое
небо.

     x x x

     Они неплохо пообедали.  К счастью (должны же  быть  утешения),  Салли
набрала в экспедицию  массу  вкусных  приправ  и  снадобий,  Клавдия  была
великим мастером китайской кухни, и как-то Салли говорила Павлышу, что  их
группа  славится  на  всю  Дальнюю  разведку  кулинарными   изысками.    А
разнообразие и изысканность в пище в дальней экспедиции - это особый  шик,
недостижимый даже на большом корабле, потому что  обычно  повара  идут  по
пути наименьшего  сопротивления,  подчиняясь  инструкциям,  написанным  на
обертках сублимированных, консервированных и прочих  полуфабрикатов.  Надо
иметь желание и воображение, чтобы превратить сухой суп из  шампиньонов  в
сказочный соус к пышному бифштексу.  Да и пышность  бифштекса  достигается
лишь при высоко развитой интуиции:  мгновением раньше, мгновением позже  -
и бифштекс превращается в стандартный  кусок  мяса,  одинаковый  на  любом
корабле и базе.
     Павлыш лениво отодвинул недоеденный  пудинг  -  больше  его  душа  не
принимала - и сказал:
     - Теперь я намерен  вас  угостить,  мои  прекрасные  дамы,  сказочным
зрелищем, равного которому вы не встречали в Галактике.
     Он включил проектор.
     На экране медленно летели насекомые,  влекомые  воздушными  пузырями.
Вот они поворачиваются к воде и плывут, радужно  сверкая,  словно  мыльные
пузыри.
     Салли сидела на полу, охватив колени полными руками.
     - Как жалко, что меня с тобой не было,- сказала она тихо.
     Павлыш заметил, что впервые она назвала его на "ты".
     Клавд