еста. Теперь  уже  были  слышны  шаги  и
крики, совсем недалеко - а может еще далеко - звук по пещере летит не так,
как на земле.
     Жало навалился на камень плечом, отпрыгнул в  сторону,  когда  камень
все-таки не поддался, отбежал на несколько шагов, снова бросился на  глыбу
и снова неудача. Было бы время, он не спеша бы расшатал камни, нашел  тот,
который держит на себе завал.
     Шаги сзади на мгновение затихли. Воины слушали.
     - Он там! - Это был голос Инея.
     Жало  толкнул  самый  верхний  камень,  тот  отвалился  и   покатился
навстречу яркому солнцу и лучи солнца ослепили беглеца.
     - Вот он, - голос был совсем близко.
     Жало нырнул в отверстие и, обдирая шерсть на  боках,  рвался  наружу,
как червяк, зажатый в пальцах. Он тянул себя обеими руками, перебирая  ими
по откосу, подтягиваясь к острым краям скал. В последний  момент  в  пятку
ударило копье, брошенное подбежавшим ближе других воином...  Но  Жало  уже
катился по камням и траве, не чувствуя  боли,  вскочил  на  четвереньки  и
побежал громадными скачками вперед, к реке, поджимая раненную ногу.
     Его спасло именно то, что он не  сумел  разобрать  завал  у  входа  в
пещеру. Отверстие, сквозь которое он выскользнул, было узко даже для него.
Не подгоняй его ужас, он никогда бы не протиснулся в эту дыру.  Первый  же
воин, устремившийся за ним, плечами заклинился в камнях и прошло несколько
минут, прежде чем улеглась свалка у завала - раскаленные погоней,  запахом
крови, воины мешали друг другу. А когда они, раскатив  камни,  выбежали  в
долину, Жало был уже у самой реки.
     Он приостановился на мгновение. Глаза привыкли к свету, страх, только
что державший в когтях все его тело, отступил куда-то к  спине,  таился  в
позвоночнике, ждал, что копье вонзится в хребет, пригвоздит к земле.  Жало
метнулся за дерево,  обернулся.  Воины,  суетившиеся  у  входа  в  пещеру,
казались маленькими, почти нестрашными.  Жало  услышал  собственный  хрип,
дыхание металось в горле, руки были пусты: ни палки рядом, ни камня.  Река
бурлила на перекате и Жало знал, что идти надо дальше, на  ту  сторону,  к
низким холмам.
     Он ступил в воду. Вода была теплее,  чем  в  ручье,  что  протекал  у
деревни. Но в ручье вода лишь чуть покрывала камни на дне, здесь  впереди,
она становилась темной и не  видна  была  земля,  которая  скрывается  под
водой. Но Жало не думал об этом. Воины заметили его и бежали вслед. Из-под
разрезанной копьем ступни потянулась красная струйка, смешивалась с  водой
и мелкие черви уже сплывались, чтобы полакомиться кровью.
     Жало сделал шаг вперед и нога провалилась  по  колено  в  мягкий  ил.
Следующий шаг вел в синеву. Вода подталкивала беглеца. Он зашел  по  пояс.
Тот берег был еще далеко. Почти так же далеко, как будто он и не вступал в
воду. Жало показалось, что воины уже догоняют его. И он, не прекращая идти
вперед, оглянулся. Нет, воины отстали... Нога потеряла опору, дна не было,
Жало с головой рухнул в  воду,  река  подхватила  его  и  понесла,  крутя,
затягивая вглубь, не давая вздохнуть...
     Жало рванулся вверх, к воздуху, мелко дергал руками и ногами... Может
быть он бы и выплыл, инстинкт щенка,  брошенного  в  воду,  память  о  тех
отдаленных временах, когда предки его жили в воде,  существовал  где-то  в
теле, но река была быстра. Она не давала плыть, крутила в водоворотах,  но
она же и выбросила его на  недалекий  перекат,  ударила  о  гальку,  и  не
сознавая, что делает, Жало выпрыгнул из воды, как  выпрыгивает  испуганная
рыба.
     Здесь было мелко.
     Жало стоял покачиваясь, широко расставив ноги, не решаясь сделать  ни
шага, чтобы река вновь не подхватила его. В  ушах,  залитых  водой,  стоял
ровный шум. Но где преследователи?
     Жало посмотрел назад. Вода, стекавшая по лицу, заливала  глаза.  Жало
обтер ее с глаз - и было больно дотрагиваться до лица. Воины уже подбежали
к реке и столпились там, где  его  подхватила  и  потащила  река.  И  Жало
увидел, как один из воинов поднял руку с копьем.
     Когда копье шлепнулось в воду, чуть-чуть не долетев до беглеца,  Жало
уже бежал снова. В одном месте он снова провалился по пояс, но тут же  дно
поднялось - он бежал  уже  по  мелкому,  прозрачному,  прогретому  солнцем
плесу, а воины кричали что-то вслед, непонятно, - все еще  шумела  в  ушах
вода - воины не решались войти в реку, потому, что бывали в долине  раньше
и боялись большой воды.
     Жало забился ы кустарник, упал, пополз вглубь, забыв  о  зверях,  что
таятся в колючках, оставляя широкий след - клочья шерсти и пятна крови. Но
кусты, пошептавшись, вновь смыкали листья и ветви, и  Жало  полз  и  полз,
даже когда уже потерял сознание.
     Очнулся он, может через несколько дыханий, а может через половину дня
- он не мог сказать. Рядом кто-то беззвучно шел сквозь кустарник. Жало  не
тронули ни звери, ни ползучие птицы, ни мокрые  змеи,  скользившие  рядом,
чтобы посмотреть, кто  осмелился  забиться  в  чащу.  Но  в  непостижимом,
бесплотном, беззвучном присутствии кого-то,  была  беда,  опасность.  Жало
замер, заставив себя прервать неровное дыхание. Он смотрел между воздушных
корней.
     Там, через прогалину, быстро  шел  дух,  -  нет,  не  тот,  утренний,
добрый, а настоящий Великий дух, которого Жало видел, когда его  и  других
мальчиков Старший привел  в  храм,  где  они  должны  были  пройти  Первое
испытание. Тогда этот дух сидел на троне в храме, одетый в  золотой  плащ,
окруженный ярким сиянием. Тогда дух был милостив и спрашивал о  разном.  И
велел делать нечто, о чем и Жало и  другие  мальчики  забыли,  потому  что
Великий дух приказал им об этом забыть.
     Дух шел прямо, кусты перекрывали ему путь колючими ветвями, но дух не
останавливался, не разводил  ветви,  -  колючки  входили  в  его  грудь  и
пронзали ноги, корявые стволы исчезали в нем и выходили  вновь  из  спины,
когда дух проходил дальше. Для духа не было преград. Дух искал его,  Жало,
ничтожного беглеца, песчинку,  нарушившего  Закон  долины,  убежавшего  от
смерти. И Жало вспомнил, а это дозволено было запомнить в  храме,  что  он
должен всегда и во всем слушаться Старшего, потому что  Старший  выполняет
волю богов. И горе тому, кто осмелится этого не сделать.
     Дух был один. Воины, видно, остались у реки.
     Дух остановился, будто в нерешительности. Наверно почуял беглеца. Дух
смотрел в ту сторону, где укрылся Жало.
     - Выходи, - сказал он громко. - Выходи и будь послушен. Я вижу тебя.
     Руки оперлись о траву, подчиняясь приказу,  дрогнули  ноги,  стараясь
послушаться. Но Жало был слишком слаб и слабость  эта,  старание  победить
израненное тело, задержала его,  не  позволила  даже  открыть  рот,  чтобы
откликнуться, отдать себя во власть всемогущему, всевидящему духу.
     И эта задержка привела к странному. Дух повернул  в  другую  сторону,
отвернулся от тянущегося к нему Жало и громко сказал:
     - Выходи, я вижу тебя!
     Но теперь он не мог видеть Жало. Он смотрел не на него. И Жало  вдруг
понял, что дух не всемогущ. Что дух не увидел  его,  говорил  просто  так,
пугал, надеялся на то, что Жало сам придет к нему.
     Дух пошел дальше,  удаляясь,  проходя  сквозь  кусты,  сквозь  стволы
низких деревьев, бесплотный, но схожий с человеком. Кусты не шевелились  и
не было слышно шагов.
     И Жало вновь потерял сознание.


     - Логическая неувязка, - сказал Павлыш  вслух.  Он  вновь  уселся  на
шкуру. Он был растерян и обижен. Больше обижен. Он не был виноват в смерти
Речки. Если ее убили воины, они это сделали без него. Наоборот, он же спас
ребят от Белой смерти. Юноша боялся Павлыша. Нет, не самого Павлыша, - что
ему Павлыш, если он может проходить сквозь стены?  От  боялся  присутствия
чужого человека в долине. Этим как-то нарушались его планы. И убежали Жало
с Речкой, во второй раз уже убежали, без всякой  помощи  Павлыша.  Он  был
тогда внизу, у храма. Да, а как же юноша проходит сквозь стены? Значит  ли
это, что на Форпосте обитает раса "юношей", столь далеко  ушедшая  вперед,
что  добилась  проницаемости   материи?   Значит,   цивилизация   деревни,
высокоразвитая, и в то же время не технологическая - без городов, машин...
Где же она прячется? Под  землей?  В  океане?  И  посылает  миссионеров  к
отсталым племенам? Космос велик и неразгадан, - люди коснулись лишь  самых
краев его, разгадали лишь первые тайны...  И  уж  совсем  сказочный  образ
возник в мозгу -  раса  существ,  бесплотных,  полупрозрачных,  живущих  в
воздухе, в облаках, повелевающая приземленными грубыми дикарями... Чепуха.
Юноша был вполне телесен, никуда не взлетал  и,  если  ему  надо  было,  -
убегал на ногах. А камень? Как рука прошла сквозь  камень?  Движение  было
нечаянным - проницаемость юноши не была сознательным действием.  А  почему
тогда он не провалился сквозь землю?
     Павлыш  постучал  пальцем  по  плоскому   камню-столу.   Камень   был
прохладен, безнадежно тверд. Над проницаемостью бились ученые на Земле и у
Корон. Но пока без практических результатов. Павлыш  подошел  к  стене,  к
тому месту, в которое ушел юноша. Никакой потайной  двери,  никакой  щели.
Все происходило без фокусов.  И  вряд  ли  можно  говорить  об  оптических
иллюзиях.
     Невнятные  голоса  донеслись  снаружи.  Зашуршал  лингвист,  не  смог
разобрать о чем говорят.
     Павлыш подошел к выходу. В долине потемнело: скрылось солнце,  рваная
туча  прилетела  с  моря,  шла  низко,  касаясь  вершин  скал.  Два  воина
спускались по тропе,  волоча  за  собой  человеческое  тело.  Тело  Речки.
Остановились перед трещиной, куда чуть не  провалился  Павлыш,  совещались
как перетащить тело  вниз.  А  на  дне  долины,  у  хижин,  тоже  возникло
движение, словно только сейчас туда докатилась весть  о  чем-то  неладном,
плохом, происходящем в пещере. Горстка  фигурок  неуверенно  и  бестолково
продвигалась к ручью и замерла на берегу, словно  ручей  был  рубежом,  за
который невозможно перейти.
     Роль наблюдателя, зеваки, хороша и интересна лишь тогда,  когда  тебя
не мучает желание вмешаться, пока не начинает грызть  ощущение  того,  что
ты, оставаясь наблюдателем, теряешь нечто важное, то, что  не  ускользнуло
бы от тебя, будь  ты  участником  событий.  А  бывает  и  так,  что  может
понадобиться твоя помощь.
     Черт с ним, с обещанием сидеть в пещере. Павлыш быстро пошел вниз,  к
воинам, стараясь не выпускать их из виду.
     Один из воинов легко перескочил через трещину. Второй - перекинул ему
конец веревки, обмотанный вокруг тела девушки. Затем  последовал  за  ним.
Вдвоем они потянули тело к себе,  оно  сползло  в  трещину  глухо,  влажно
ударилось о стену. Воины выволокли его наверх и  пошли  дальше,  вниз,  не
оглядываясь. Желтая пыль поднималась от их шагов, клубилась над Речкой.
     Павлыш догнал их у храма. Один из воинов услышал шаги,  взглянул,  не
испугался, решил, что так и надо, раз дух следит  за  их  действиями.  Они
втащили Речку в темную дверь, бросили тело внутри,  но  сами  в  храме  не
остались. Вышли и присели на ступеньках.
     Дверь медленно закрывалась.
     Павлыш толкнул ее, прошел мимо отводивших глаз воинов, толкнул дверь,
мягко поддавшуюся от толчка. За дверью обнаружился небольшой круглый  зал,
слабо, но ровно светился заглаженный купол потолка.
     Помещение было пустым.
     Павлыш стоял спиной к полуоткрытой двери, глядел на пол,  где  должно
было лежать тело девушки, и чувствовал  физическую  усталость  от  нелепых
загадок планеты. Воины не могли унести Речку далеко. Для этого  просто  не
хватило бы времени. Подходя к храму, Павлыш отлично видел,  что  они  были
внутри меньше минуты - ровно столько, сколько требовалось,  чтобы  втащить
тело, оставить его в зале и вернуться к выходу. Никакого люка на  полу  не
было. Камень, выровненный, правда, но самый настоящий камень. Значит, если
отвергнуть мистику, кто-то ждал воинов в храме и взял у  них  тело.  Отнес
куда-то  дальше,  во  внутренние  помещения.  Возможно  другие  воины  или
служители храма. Должна быть еще одна дверь. Значит сейчас Павлыш стоит  в
"прихожей".


     Свет,  падавший  прямоугольником  от  входа,  чуть-чуть  не  достигал
дальней стены, и по освещенному полу от башмаков Павлыша  протянулись  две
темные полосы - тень ног. Дверь, в следующий  зал,  находилась  в  том  же
направлении, спрятанная за каменной плитой,  стоявшей  торчком  у  дальней
стены. Поэтому Павлыш ее не заметил сразу. Там,  спереди,  было  шуршание,
легкий стук, возня. Павлыш достал пистолет, взвесил на  ладони  и  положил
обратно. Как сказал юноша, он уже достаточно натворил дел в долине.  Да  и
вряд ли воины осмелятся тронуть духа. Если на то нет специального указания
Старшего. Сзади прилетел порыв мокрого ветра - двигался дождь.
     Павлыш обогнул плиту. За ней обнаружился ровно  вытесанный  проем  и,
прежде чем вступить в темноту очередного  за  сегодняшний  день  коридора,
Павлыш включил шлемовый фонарь, запрокинул  голову,  посмотрел  наверх.  В
каменном косяке была щель - дверь опускалась сверху.
     Будь что будет. Павлыш быстро шагнул за порог.
     - Есть кто живой? - спросил  Павлыш.  Повел  головой  -  конус  света
упирался в стену, метнулся, рассеялся в темноте...
     И тут же зажегся свет.  Он  возник  сверху,  расширяясь,  разгораясь,
обозначая сперва темные формы окружающих предметов, потом заползая в  углы
выстраивая вещи, давая им цвет и фактуру.
     Тело девушки лежало на низком ложе, укрытом светлой блестящей тканью.
Голова была повернута набок, губы приоткрыты, желтеет полоска зубов,  руки
приподняты к груди, словно в попытке защититься,  судорожно  сжаты  темные
кулачки. За ложем - длинный серый пульт. Кнопки, индикаторы,  экранчики  -
глаза.  Щупальцы,  руки,  лапы  вылезают  из   серого   металла,   повисли
безжизненно, замерли под странными углами. Две машины тоже  с  щупальцами,
множество  ножек  поддерживает  их  над  полом,  наверно  роботы,  застыли
неподалеку, перемигиваются огоньками. Свет  ярок  в  громадном  зале,  там
дальше ящики, шкуры животных,  банки  и  сосуды  с  внутренними  органами,
образцами растений. Странный музей, лаборатория, жилище миссионера.
     А может и он гость здесь, пришла мысль.  Не  смог  улететь,  застрял,
коротает век, командуя диким племенем?
     Павлыш думал так, а сам  склонился  над  девушкой.  Может  еще  можно
что-нибудь сделать? Может еще жива?
     Девушка была жива.
     Формально жива. Раз, другой  сократилось  умирающее  сердце.  Пропал,
снова возник пульс. Павлыш достал диагноста. Диагност был мал, умещался  в
ранце, взял его  Павлыш  на  всякий  случай,  скорее  по  профессиональной
привычке. Диагност зажужжал, впился в грудь девушки тонкой иглой, протянул
стрекало ко лбу, заглянул под веко. Был наверно доволен, разумная машинка,
соскучившаяся по работе. Роботы подъехали поближе, Павлыш сказал им:
     - Не мешайте.
     Один из роботов отстучал непонятное. Зацокал.
     Лингвист молчал - не понял.
     Проводки, тончайшие гибкие кабельки протянулись от диагноста к  ногам
и рукам девушки. Потом защелкал  морзянкой  огонек  на  макушке.  Работая,
диагност готовил шприц. Присоски обхватили горло, под давлением вгоняя под
кожу стимулянты. Диагност  мог  оказать  первую  помощь,  не  советуясь  с
Павлышем.  Если  помощь  нужна  срочно.   Откинулась   крышка,   выскочила
пластиковая карточка.  Павлыш  прочел  предварительный  диагноз:  переломы
ребер, ссадины, ушибы, повреждения внутренних органов,  кровоизлияния.  Он
не хотел бы оказаться на месте Речки. Оставил диагноста  на  месте,  пусть
сигнализирует, если что случится. Сам открыл карман -  аптечку.  "Возможен
летальный исход" повторил заключительную фразу доклада диагноста.
     Работать было приятно. Павлыш понимал чувства диагноста, не отказывал
машине в  праве  на  них  -  сам  соскучился  по  работе.  Предоставлялась
возможность - спасти жизнь. Диагност выкинул вторую карточку -  результаты
анализов. Без них нельзя было продолжать лечение. Состав крови,  антитела,
температура. Кое-чего можно будет сделать и  своими  силами.  Нужна  вода.
Местная вода.
     - Послушай, - сказал Павлыш роботу, пользуясь лингвистом, настроенным
на местный язык. - Сбегай за водой к ручью.
     Робот не двинулся с места.
     - Не понимаешь, когда с тобой разговаривают?
     Робот молчал.
     - Придется самому сходить. Только  предупреждаю,  -  Павлыш  старался
казаться строгим. - Чтобы до девушки не дотрагиваться. Ясно?
     Потом диагносту:
     - Останешься здесь, лапушка. Чуть что - сигнализируй. Павлыш настроил
внутреннюю связь на диагноста. В ушах неровно застучало сердце  Речки,  со
всхлипом тянулся воздух в легкие.
     Павлыш побежал к выходу, за водой.
     Роботы стояли неподвижно.


     У входа  был  шум,  свалка.  Воины  пытались  задержать  растрепанную
женщину. Та рвалась к ступеням, бормотала, вскрикивала невнятно. Несколько
других женщин стояли поодаль, не вмешиваясь, лишь подбадривали нападающую,
ругали воинов.
     Щелкнул включился лингвист.
     -  Убийцы!  Звери,  подземные  черви!  Убийцы!  -  лингвист   пытался
перевести речи всех женщин одновременно,  торопился,  сбивался,  сам  себя
перебивал:
     - Отойди! Узнает Старший, ты не будешь жить! Не кусайся!
     Это слова воинов. И снова:
     - Убийцы! Где мои дети? Я видела  снизу!  Мы  видели  снизу,  как  вы
тащили Речку! За что ее убили? Звери!
     Воины не решались пустить в ход копья,  опасались  остальных  женщин,
может быть их собственных матерей, теток, сестер.  Лишь  отталкивали  мать
Жало, огрызались, рычали.
     Первыми Павлыша увидели женщины, стоявшие в стороне.
     - Дух! - закричала одна из них.
     Женщины отпрянули, спрятали лица от взора духа. Замерли  воины.  Лишь
мать, не слыша ничего, билась, пыталась пробиться к храму.
     - Остановитесь, - сказал Павлыш.
     Женщина  услышала,  заметила  его.  К  удивлению   Павлыша   она   не
склонилась, как остальные - казалось, ее ярость удвоилась.
     - Ты убил ее!
     Воины скрестили копья, она повисла на них, размахивая когтями.
     - Ты их мать? - спросил Павлыш.
     - Убийца!
     - Она мать Жало, - сказал воин.
     - И Речка ее дочь, - крикнула из толпы старуха. - Речку привел к  ней
Немой Ураган.
     - Мои дети! Где мои дети?
     Женщина укусила одного из воинов в плечо и тот выпустил копье, прижал
ладонь к шерсти.
     - Ты жестокий дух! Духи - убийцы! Они убили моих детей!
     Женщины говорили - да, да, - но тихо, прикрывая лица руками.
     - Спокойно, - сказал Павлыш. - Я пока никого не убил.
     - Вот придет Старший, он узнает о твоих  словах,  женщина,  -  сказал
воин, вцепившись здоровой рукой в волосы женщины.
     - Где Речка? Где Жало?  -  кричала  женщина.  -  Они  были  красивые,
смелые, добрые. Они лучше всех в деревне! За что ты убил Речку? Я  видела,
как вы тащили ее, чтобы духи вынули из нее сердце.
     Женщины вторили ей, словно хор в греческой трагедии.
     -  Сколько  же  нужно  повторять!  -  закричал  тогда  Павлыш,  чтобы
перекрыть гам. - Речка жива. Она только больна, ранена.
     В ушах - передавал диагност - слабо билось сердце Речки.
     - Пусти меня к ней.
     - С удовольствием. Только сначала нужна вода. Кувшин с  водой.  Пусть
мне принесут.
     - Вода?
     - Да, для Речки. Она хочет пить, разве непонятно?
     - Сейчас, - сообразила девушка из хора и замелькала  черными  пятками
по тропинке вниз, к ручью.
     - Дух просит воды! - в священном восторге подхватили другие женщины.
     Еще две или три из них бросились вслед за девушкой.
     Ну вот, вроде намечается прогресс, подумал Павлыш. Юноша опять  будет
недоволен, хотя я, кажется, укрепляю его репутацию среди жительниц долины.
     - А где Речка? Я хочу ее видеть, - сказала мать Жало.
     - Погоди. Принесут воды, вместе пойдем.
     - Ей больно?
     - Она выздоровеет, - вежливо заверил женщину Павлыш. - Через