темно и Павлыш включил фонарь, чтобы  не  сбиться  с  пути.
Справа был песчаный откос, уходивший  кверху  -  край  дельты,  слева  дно
опускалось ступеньками. Течение речки ощущалось  здесь  явственно  -  вода
давила в бок, гнала в глубину  и  видно  было  как  по  дну  передвигались
струйки песка, уносимые течением.
     Спустившись еще глубже, Павлыш попал в джунгли водорослей,  мягких  и
податливых. Никто не мешал Павлышу идти по дну моря, никто  не  встретился
ему, но это не вселяло спокойствия, потому что Павлыш не мог отделаться от
ощущения, что за ним  следят,  пытаются  угадать,  насколько  он  силен  и
опасен...
     ...Морда глядела на него из  водорослей  единственным  узким  глазом.
Свет шлемового фонаря отразился в глазу и глаз еще более сузился,  силясь,
видно, разобрать, что же скрывается за пятном света.
     Павлыш замер  и  от  резкой  остановки  потерял  равновесие,  течение
подхватило его, приподняло и повалило вперед,  к  морде.  Павлыш  взмахнул
руками, чтобы удержаться на месте и задрал голову, опасаясь потерять морду
из луча света. Он был беспомощен и даже не мог достать пистолета, так  как
для этого сначала надо было вернуть руки к телу.
     Глаз закрылся, на его месте появился разинутый рот,  пасть,  усеянная
иглами. Павлыш отлично мог бы уместиться в пасти и мгновенно он достроил в
воображении морду, приставил к ней соответствующее тело и хвост  с  шипами
на конце. Морда закрыла рот и вновь открыла глаз.  Морда,  возможно,  была
удивлена странным поведением пришельца, - чуть касаясь  конечностями  дна,
пришелец  поводил  в  воде  руками,  качался,  поворачивался  и  при  этом
приближался к морде.
     Чудовище не выдержало этого жуткого зрелища. Чудовище, видно, решило,
что Павлыш хочет его съесть. Морда вдруг развернулась и бросилась  наутек.
У морды не было тела,  не  было  хвоста  с  шипами,  -  лишь  нечто  вроде
скошенного затылка, снабженного плавниками.
     Стебли водорослей завертелись в водовороте, поднятом мордой.
     Павлыш, наконец, встал на ноги. Перед тем, как  продолжить  путь,  он
постоял с минуту, отдышался, достал пистолет и решил не выпускать  его  из
руки, пока не выберется наружу.
     И через несколько шагов обнаружил, что был прав,  приняв  такую  меру
предосторожности. Хотя спасло его не  это  -  спасла  его  морда,  которая
спасаясь от него бегством, первой попала в ловушку.
     Паутина, вернее не паутина, а ловушка, напоминающая  чем-то  паутину,
почти невидимая среди схожих цветом стеблей водорослей была слабо натянута
и колебалась вместе с растениями, окружавшими  ее.  Испуганная  морда  без
туловища влетела в нее с размаху, оказалась  в  зеленом  мешке,  мгновенно
скрывшем ее, опутавшим зелеными стеблями. И теперь билась в  мешке,  а  по
поверхности его, шустро перебирая лапками, сбегались многоножки с тяжелыми
светящимися жвалами и впивались в морду, рвали ее, не обращая внимания  на
яркий луч фонаря, и вода мутнела от крови, и движения  жертвы  становились
все более вялыми, судорожными.
     Павлыш стоял, смотрел на гибель морды и им овладела  нерешительность,
- воображение немедленно населило подводные джунгли сотнями зеленых мешков
и казалось первый же шаг приведет  в  ловушку.  И  когда  Павлыш  все-таки
двинулся, он пошел назад, по  уже  пройденному,  известному  пути,  потом,
выбравшись из водорослей, спустился глубже, чтобы обойти джунгли по  краю,
- у многоножек были сильные и острые жвалы, - скафандр не приспособлен для
защиты от таких хищников.
     В глубине мешало идти  течение.  Оно  было  подобно  сильному  ветру.
Павлыш разыскал все-таки длинный, похожий на обломанный  палец,  камень  и
взял его в свободную руку, чтобы  не  всплывать  при  каждом  шаге.  Стена
водорослей покачивалась совсем рядом и Павлышу  показалось,  что  в  одном
месте, в  прогалине  между  растениями  он  увидел  еще  одну  паутину,  у
основания которой дежурили многоножки. А, может быть, показалось.
     Павлыш взглянул на часы. Уже прошло  два  часа  с  тех  пор,  как  он
покинул корабль, прогулка затягивалась. Заросли поредели, - видно им лучше
жилось в том месте, где пресная вода реки смешивалась с  морской.  Значит,
можно понемногу забирать к  берегу.  Скоро  путешествие  по  морскому  дну
закончится. Павлыш начал взбираться по пологим ступенькам вверх и, закинув
голову, увидел, что над головой сквозь тонкий слой  воды  видны  звезды  и
полоски пены на верхушках волн.
     И тут его сильно ударили в спину. Он  инстинктивно  качнулся  вперед,
ударился лбом о забрало и попытался обернуться,  -  и  злость  брала,  как
медленно он оборачивался, чтобы встретить лицом следующий удар.
     Сзади никого не было.
     Павлыш постоял с минуту, вглядываясь в  темноту,  поводя  фонарем,  и
снова почувствовал удар в спину. Словно некто быстрый и веселый  заигрывал
с ним.
     - Ах так, - сказал Павлыш. - Как хотите. Я пошел на берег.
     Он снова совершил оборот вокруг своей оси, но тут же резко  обернулся
и столкнулся нос к носу с тупорылым существом, подобным громадному  червю.
Существо, увидев, что обнаружено,  мгновенно  взвилось  вверх,  выскочило,
подняв столб брызг, из воды и исчезло.
     - Так и не познакомились, - сказал ему вслед Павлыш. - Хотя вы крайне
милы.
     Он сделал еще шаг и почувствовал, что вода расступилась. Павлыш стоял
по горло в воде. Берег был пуст и уходил  вдаль,  к  огоньку  (его  Павлыш
увидел сразу) ровной полосой. Река  шумела  сзади,  бессильная  остановить
его. Павлыш уронил камень и поднял ногу, чтобы выйти из воды. И тут же его
кто - то схватил за другую ногу и сильно рванул вглубь.
     Вода взбурлила. Павлыш потерял ориентировку и понимал только, что его
тащат вглубь, чего ему никак не  хотелось.  Он  старался  выдернуть  ногу,
включить фонарь, выстрелить в того, кто тащит его - все это одновременно.
     Наконец, фонарь вспыхнул, но в замутненной воде Павлыш никак  не  мог
разглядеть своего врага и тогда он, достав все-таки пистолет, выстрелил  в
ту сторону. Луч пистолета был ослепительно ярок,  хватка  ослабла,  Павлыш
сел на дно и понял, что его старался увлечь вглубь игривый  червь.  Теперь
же он извивался, рассеченный лучом надвое. Вода вокруг мутнела.  И  Павлыш
почему-то  пожалел  червя  и  подумал,  что  тому   просто   не   хотелось
расставаться с человеком, к которому он почувствовал симпатию. Вот  и  вел
познакомиться с семьей, - ведь не знал же, бедняга, за  какое  место  люди
водят друг друга в гости.
     Павлыш уже хотел было выходить на берег,  как  из  глубины  выскочила
стая узких, похожих на веретено рыб, привлеченных,  видно,  запахом  крови
червя. Веретена раздваивались, словно щипцы, впивались в  червя,  их  было
много, очень много и зрелище схватки  половинок  червя  с  хищниками  было
настолько страшно, буйно, первобытно, что  Павлыш  не  мог  оторваться  от
него. Стоял и смотрел. И лишь когда одно  из  веретен  метнулось  к  нему,
проверяя кто светится так ярко, Павлыш понял, что задерживаться  никак  не
следует, и поспешил к берегу, выключив фонарь и надеясь, что червяк  более
аппетитная пища, чем его скафандр.
     К сожалению, веретено думало иначе. Оно впилось в бок и рвало  ткань,
как злая собака. И Павлышу пришлось разрезать хищника лучом. Тут же, будто
услышав его крик о помощи, несколько веретен покинули  червя  и  бросились
вдогонку за Павлышем. Павлыш отступал к  берегу,  разя  лучом  по  ловким,
быстрым телам хищников, но,  казалось,  что  на  место  погибшего  тут  же
приплывает другой, да еще двое или трое принимаются пожирать  разрезанного
лучом собрата. Раза два хищники  добирались  до  скафандра,  но  ткань  не
поддавалась зубам и они продолжали дергать и клевать скафандр,  будто  его
упрямство прибавляло им силы.
     Одному из хищников  удалось  все-таки  прокусить  скафандр.  И  ногу.
Павлыш, рыча от боли, чувствуя как вода через отверстие льется в скафандр,
смешиваясь с кровью, как все новые и новые веретена впиваются  в  ноги,  с
отчаянием рвался к берегу, полосуя по воде слабеющим лучом, и вода  кипела
вокруг и фейерверком разлетались искры и клубы пара.
     Павлыш выбрался на  песок,  вытащив  вцепившихся  бульдожьей  хваткой
хищников, вернее не хищников,  а  их  части,  ибо  все  они  были  мертвы,
разрезаны лучом. Павлыш присел на песок и отдирал их от скафандра. Одна из
штанин по колено была полна водой и, освободившись от веретен, раскидав их
головы по песку (сразу из кустов прилетели членистые твари и  засуетились,
замельтешили лапками, благодаря Павлыша  за  угощение),  Павлыш,  обхватив
щиколотку двумя руками, провел ими вверх по ноге, чтобы вода  вылилась  из
скафандра.
     В месте разрыва икра саднила, - зубы  веретена  вонзились  в  мясо  и
Павлыш знал, что идет кровь, но остановить  ее  было  нечем.  Он  совершил
непростительную для врача ошибку - не взял с собой даже пластыря.
     - Гнать надо таких, - сказал Павлыш себе. - Ожидал провести  приятный
вечерок. Прогулку под луной.
     Он почувствовал, что страшно устал, что хочет лечь и никуда больше не
ходить. И даже возвращаться к кораблю, потому что возвращаться надо  снова
по морскому дну, а такие путешествия можно совершать только раз  в  жизни.
Просто закопайся в песок и спи, - подсказывало усталое тело. Никто тебя не
тронет. Отдохнешь часок - другой и потом пойдешь дальше. Немного мутило  и
было трудно дышать.
     Конечно же, понял  Павлыш.  Сквозь  дыру  идет  здешний  воздух.  Вот
неудача. Павлыш отмотал кусок шнура, висевшего аксельбантом через плечо  -
захватил, на случай, если понадобится веревка,  отхватил  лучом  пистолета
кусок с полметра и наложил пониже колена жгут. Это было очень неразумно  -
нога затечет и идти будет труднее, но на смеси своего и  местного  воздуха
тоже долго не протянешь.
     Отрезая шнур, Павлыш заметил, что пистолет дает совсем слабый луч,  -
но не понял, то ли слишком часто стрелял, то ли энергия утекла раньше, еще
на корабле. Павлыш спрятал пистолет. Оставался нож, но вряд ли  его  можно
считать надежным оружием.
     Затем Павлыш сделал еще одно неприятное открытие -  в  битве  на  дне
каким-то образом раскрылся ранец и запасы пищи  достались  рыбам.  На  дне
ранца обнаружился лишь тюбик с соком. И Павлыш выпил  половину,  тщательно
закрутив остатки и спрятав их понадежнее.
     Разумность  требовала  возвратиться   на   корабль.   Может   удастся
подзарядить пистолет и главное, возобновить запасы воды, сменить скафандр.
Дальше идти безрассудно. С каждым шагом возвращение становится  все  более
проблематичным, тем более неизвестно, что ждет впереди, и  что  скрывается
за огоньком. Может это просто действующий вулкан?
     Чтобы больше не рассуждать, Павлыш поднялся, - нога болела - и быстро
пошел по песку к огоньку, не оглядываясь назад.
     Хотелось пить. Когда знаешь,  что  осталось  на  два  глотка,  всегда
хочется пить. Чтобы отвлечься, Павлыш сконцентрировал внимание на  боли  в
ноге, хоть, впрочем, уже шагов через двести  не  надо  было  делать  этого
специально, - нога онемела и ныла, словно зуб. Еще не хватало,  чтобы  они
были ядовитыми, подумал Павлыш. И что мне стоило сразу побежать к  берегу,
как я только их увидел. А ведь стоял и смотрел, потерял целую минуту.
     Упрямства хватило еще на  полкилометра.  Потом  пришлось  присесть  и
распустить шнур, усилить приток кислорода, чтобы не стало  дурно.  Но  все
равно было дурно. Пожалуй, я потерял много крови, думал Павлыш
     Он снова затянул шнур, - все равно  отдых  не  помог,  лишь  кислород
зазря уходил в небо, - доковылял до кустов.  Кусты  изменились,  они  были
здесь выше, не такие колючие, больше похожи на деревья. Даже удалось найти
палку и Павлыш сначала хотел срезать  ее  ножом,  но  руки  не  слушались,
пришлось снова достать пистолет и отпилить ее лучом.
     Дальше Павлыш шел, опираясь на упругую палку и  подтягивая  с  каждым
шагом больную ногу, и был он наверно похож на умирающего путника в пустыне
или  на  полярного  исследователя  давних   времен,   из   последних   сил
стремящегося к полюсу. И если за полярным путешественником  положено  было
бежать верному псу, то и у Павлыша были спутники, не столь  приятные,  как
псы, но верные - несколько тварей прыгали по песку, взлетали,  поднимались
над головой и вновь  опускались  на  песок.  Они  были  неназойливы,  даже
вежливы. Но им очень хотелось, чтобы  двуногое  существо  скорее  упало  и
подохло.
     А когда-нибудь здесь будут жить люди, думал  Павлыш.  Построят  здесь
дома и дороги, может быть назовут какую-нибудь из улиц  именем  "Компаса".
Длинными вечерами будут приходить на берег моря, по тропинкам, проложенным
в  кустарнике,  будут  любоваться  полосатым  солнцем,  зеленой  водой   и
приученные твари будут присматривать за детьми или восседать на  хозяйских
плечах. Люди ведь быстро умудряются ставить все с  ног  на  голову.  Может
быть, даже научатся собирать зеленую паутину с водорослей и изготовлять из
нее изящные  шали,  вечные,  переливчатые,  легкие.  А  пока  он,  Павлыш,
ковыляет по песку и  его  преследуют  совершенно  неприученные  твари,  не
знающие, что человек  -  царь  природы,  полагают,  что  он  всего-навсего
потенциальная падаль. Совершенно один...
     Но кто зажег  огонек?  Кто  ждет  путника  за  отворенными  ставнями?
Приветлив ли ? Удивится? Встретит выстрелом, испугавшись незнакомца?  Ведь
если разумные существа появились здесь сравнительно недавно, то они  могут
оказаться  недостаточно  разумными,  чтобы  спешить  на  помощь   каким-то
космонавтам.
     Но главное - дойти. Неважно сейчас, враг там ждет  или  друг,  просто
это вулкан или светящийся куст. Если начать  рассуждения,  дать  сомнениям
одолеть тебя, силы кончатся. Упадешь  и  доставишь  незаслуженную  радость
членистым тварям.
     А огонек между тем приблизился... Берег довольно  круто  загибался  к
мысу, в конце которого, невероятно далеко, но куда ближе чем раньше, горел
огонек. Кусты отступили от берега, разорванные невысокой скалистой грядой,
хребтом мыса. Включив на минуту фонарь,  Павлыш  разглядел  поблескивающие
черные скалы, однообразно  зубчатые,  как  старая  крепость  стена.  Потом
пришлось фонарь выключить снова - твари самоотверженно бросались на него и
если  раньше  их  удары  казались  легкими,  теперь  каждое   столкновение
отзывалось вспышкой боли, доползшей уже к бедру, и приступом тошноты.
     Стало еще темнее - облака превратились в сплошную пелену  и  принесли
дождик -  частый,  мелкий,  стекавший  по  забралу  ветвистыми  струйками.
Павлышу вдруг захотелось, чтобы дождь охладил лицо, он  ведь  должен  быть
свежим, живым... Павлыш поднял забрало шлема  и  наклонил  голову  вперед.
Капли, падавшие на лоб, были теплыми и удивительно - дождь пахнул, он  нес
странные,  дурманящие  запахи  земли,  скрывающейся  за  кустами,   запахи
дремучих лесов, сочных степей, громадных, распластанных  по  земле  хищных
цветов,   ущелий,   наполненных   лавой,   ледников,   поросших   голубыми
лишайниками,  гниющих  пней,   из  которых  ночами  вылетают  разноцветные
искры...
     Отчаянным  усилием,  теряя  уже  сознание,  одурманенный   видениями,
которые принес теплый дождь, Павлыш спустил  забрало.  Пришлось  сесть  на
песок и гнать видения, дышать глубоко и ровно,  и  бороться  с  неодолимым
желанием заснуть и забыться. И Павлыш старался разозлить  себя.  Он  ругал
себя, смеялся над собой,  издевался,  он  кричал  что-то  обидное  тварям,
рассевшимся в кружок на песке, терпеливым тварям...
     Потом он снова шел. И ему казалось, что за ним следует слон.  Большой
белый слон с упругим хоботом и  вислыми  ушами.  Слон  топал  по  песку  и
подгонял Павлыша. Слон был видением. Твари тоже были видением. Огонек  был
видением. Ничего в самом деле не было - только песок и вода. И  вода  была
зеленая и добрая. В ней мягко лежать.  Она  понесет  обратно,  к  кораблю,
положит у люка и  Глеб  Бауэр,  сам  своей  волей  вышедший  из  анабиоза,
подойдет, возьмет Павлыша на руки, отнесет в каюту и скажет:  ты  молодец,
Слава, ты далеко ушел.
     Потом было просветление. Боль.  Сизое  небо.  Жесткий  песок.  Скалы,
нависшие над узкой песчаной полоской, скрывающие огонек. И в этот  момент,
борясь с болью и благодаря ее за то, что вернула разум, Павлыш прислонился
к скале, достал тюбик с соком, допил его. И стало еще муторней, но  голова
просветлела. И Павлыш заспешил  вперед,  боясь  снова  потерять  сознание,
сойти с ума, поверить в ласковость волн и покой.
     Но слон все шел и шел сзади. Он остался от видений. И шаги  его  были
реальны, тяжелы, казалось, что песок вздрагивает и прогибается под ним.
     Беспокоило отсутствие огонька. Вдруг пройдешь мимо,  но  никаких  сил
повернуть,  взобраться  на  скалу,  осмотреться.  Павлыш  никак   не   мог
сообразить, сколько времени прошло с тех  пор,  как  он  свернул  на  мыс.
Провалы в сознании могли быть мгновенными, могли продолжаться долго.
     А слон совсем близко. Дышит в спину. И Павлышу всего-то нужно было  -
повернуть голову, и видение исчезнет. Но никак не мог заставить  себя  это
сделать. Он устал не только физически. Устало все, и разум, и воображение,
и чувства - и мозг отказывался впитывать новые образы, реагировать на них,
пугаться их или игнорировать. Было, в общем, все равно  -  идет  ли  сзади
слон или он - плод воображения, остаток бреда.
     И все-таки Павлыш оглянулся. Он надеялся, что никого там  нет,  кроме
тварей.
     Но слон был. Нет, не слон, никакой не слон. Просто  аморфная  громада
непонятным образом покачивалась сзади,  соизмеряя  движение  со  скоростью
человека, даже припадая на одну сторону, будто приволакивая ногу. У нее не
было  ни  глаз,  ни  хобота.  Только  в  самых  неожиданных  местах  вдруг
вспучивалась светлая оболочка, образуя короткие щупальца.
     Павлыш включил фонарь. И тут же пропала боль. Тут же  пришла  злость,
которую так безуспешно старался вызвать  в  себе  Павлыш.  Ведь  несколько
десятков метров, несколько шагов осталось до цели, до огонька. Так нельзя.
Это нечестно. Это просто нечестно со стороны планеты.
     Громада не отступила. Лишь в  том  месте,  куда  уперся  луч  фонаря,
образовалась впадина, словно свет ощутимо давил на оболочку. Павлыш провел
лучом по телу громады, и та с  неожиданной  легкостью  ушла  из-под  луча,
разделившись на две формы, став похожей на песочные часы.
     Павлыш выхватил пистолет, нажал гашетку, но луч пистолета  протянулся
тонкой полоской, нежаркой и нестрашной и оборвался у громады. Павлыш кинул
пистолет. Он был тяжел, он оттягивал руку, он был совершенно не нужен.
     Павлыш и громада стояли друг перед другом.  Павлыш  выключил  фонарь.
Громада расширилась в середине и снова стала  кулем  картошки  размером  с
избу.  Одна  из  тварей  неосторожно  подлетела  близко   к   громаде,   и
вытянувшиеся из оболочки щупальца подхватили ее и упрятали в тело.  И  нет
твари.
     - К черту! - сказал Павлыш, и громада качнулась, услышав голос.  -  Я
все равно дойду.
     Он  повернулся  к  громаде  спиной,  потому  что  ничего   иного   не
оставалось. И пошел. Дождь слишком громко стучал  по  шлему  и  звенело  в
ушах. Но надо было идти и не оборачиваться.
     Громада была ближе. Он чувствовал это и не оборачивался.
     Скалы расступились. Мыс кончался. Одна скала выше других,  с  плоской
вершиной, стояла на самой оконечности мыса. И  на  ней  горел  огонек.  Не
огонек, ослепительно яркий фонарь.  Фонарь  находился  на  столбе.  Вокруг
фонаря вертелись твари и основание  столба  было  усеяно  их  трупами.  До
вершины фонаря, до площадки, на которой он горел, было метров пять. Черный
кубик, метра в два высотой умещался на этой площадке рядом с фонарем. Там,
верно, находилась силовая установка, питающая фонарь. И все.
     Не было ни домика с открытыми окнами, не было пещеры, в которой горел
огонь,  не  было  даже  действующего  вулкана.  Был  автоматичес