и обратно. Он, Лумиан, простой Черный Монах, - избранник самого Незабвенного? Это никак не укладывалось у него в голове.
     Настоятель Гуарам не потрудился ответить монаху, а только взглянул на Лумиана, чуть склонив голову. В его взгляде монаху почудилась некоторая толика зависти и, кажется, раздражения. Лумиан мгновенно насторожился - он не любил, когда на него смотрят подобным образом, даже если смотрит сам отец настоятель.
     Зависть он еще готов был простить. А вот раздражение во взгляде настоятеля Гуарама неприятно поразило его. Разумеется, Лумиан не стал выказывать охвативших его чувств, а лишь склонил голову, чтобы спрятать заблестевшие глаза.
     - Брат Лумиан, - настойчиво произнес Гуарам. - Ты сегодня же должен отправиться вместе с остальными.
     - Но как же? - недоуменно спросил монах, дотянувшись до ноги и погладив пальцами воспаленную широкую рану. Бедро тут же пронзила острая боль, от которой на глаза навернулись слезы, однако Лумиан нашел в себе силы сдержать рванувшийся наружу крик. Где-то в глубине души он подивился, что рана затянулась столь быстро, - ведь его нашли меньше суток назад, но поразмыслить над этим Лумиан не успел, поскольку полог, закрывающий дверной проем, откинулся и в келью шагнул Вилонд - второй из Старших братьев Ордена. Подойдя к настоятелю, он наклонился и что-то шепнул тому на ухо. Гуарам в ответ кивнул и, указав Старшим братьям на лежащего, произнес:
     - Пора, отнесите его в Туманную залу и ожидайте меня там.
     Братья, подхватив Лумиана на руки, поспешно шагнули за порог кельи.
     Монах отказывался что-либо понимать. Он никогда не слыхал о Туманной зале - в пещерах было не так уж и много места. Однако Лумиан промолчал, справедливо посчитав, что увидеть все самому будет гораздо надежнее.
     Сначала его несли по коридору по направлению к главной пещере, где проходили богослужения и праздничные жертвоприношения Райгару. Пройдя под высоким сводом, братья оказались во внешней галерее, идущей вокруг пещеры.
     Здесь находились кельи отца настоятеля и Старших братьев.
     Монахи пронесли Лумиана через галерею, не замедляя шага, а затем свернули в один из проходов, которые лучами расходились во все стороны от главной пещеры. Пол был покрыт тонким слоем пыли, по которой змеилась цепочка следов. Брат Шатрад, выхватив из держателя, вмурованного в стену, чадящий факел, ни на миг не задерживаясь, двинулся по проходу, освещая путь. Лумиана теперь тащил только Вилонд, и, казалось, ему это совершенно не было в тягость.
     Неожиданно впереди замаячила стена. В первый момент Лумиан подумал было, что Старшие братья ошиблись и понесли его не по тому коридору, но ни Шатрад, ни Вилонд даже не остановились, а все так же быстро продолжали идти к перегораживающей проход стене. А дальше произошло уж совсем странное. Шедший чуть впереди Шатрад вытянул вперед обе руки и бросил почти догоревший факел в стену. Не долетев до камня, факел ярко вспыхнул и... исчез. С пальцев Шатрада сорвались несколько белых молний и вонзились в гранит. Стена неярко засветилась, а затем раздалась в стороны, открыв широкий проход. Ход несколько раз раздваивался, но несущие Лумиана братья безошибочно выбирали верное направление, - видно, не впервой им тут было ходить.
     "А ведь отец настоятель так и не разъяснил до конца, что за Знака мы ждали", - подумал монах.
     - Знак подал сам Райгар, чтобы возвестить о том, что Великие Змеи отправили послов за осколками Пламенеющего Шара, - буркнул Вилонд и снова замолчал, шумно выдохнув и поудобнее перехватив Лумиана. Эти слова Старшего брата поразили монаха даже больше, чем тайный коридор, скрытый за магической стеной. Выходит, Вилонд мысли читать умеет?
     - Тебе-то какая разница? буркнул Шатрад, даже не повернув головы. - Можешь не беспокоиться насчет этого, скоро ты овладеешь не одним подобным умением.
     Проход как-то сразу оборвался, и перед братьями возникло огромное помещение, заполненное клубящимся розовым туманом.
     Лумиан тотчас же догадался, что это и есть та самая Туманная зала, о которой говорил Гуарам, хотя вокруг не было видно совершенно ничего, так что определить истинный размер помещения было весьма затруднительно. Старшие братья безбоязненно шагнули в туман - и все вокруг исчезло. Лумиан не мог разглядеть даже самого себя. Со всех сторон полилась ненавязчивая, но ритмичная музыка, будто кто-то веником из тонких прутьев бил в барабан и играл на свирели.
     Лумиан притих. Все происходящее с ним с момента прихода в залу он воспринимал как-то отрывочно, цельная картина никак не желала вырисовываться.
     Лумиан помнил, как его несли сквозь туман, а в следующую секунду он ощутил под своей спиной, ровную теплую каменную поверхность. Руки и ноги его развели в разные стороны и сковали тяжелыми цепями так, что монах, даже извернувшись, не смог бы вырваться. На миг на Лумиана накатил страх, но быстро исчез, сменившись странным безразличием. Все же он принялся кончиками пальцев ощупывать камень, к которому его столь сноровисто приковали. Плита казалась гладкой, но монах почти тут же определил, что камень покрывали неглубокие бороздки и ямки. Письмена.
     Некоторые иероглифы он смог различить на ощупь. Наиболее часто встречался иероглиф, обозначающий бога. Потом Лумиан опознал символы Дороги и Силы, а также иероглиф Великого Предназначения, смысла которого доподлинно не знал уже никто, кроме разве самих богов. Монах попытался связать их воедино, но четкой картины не получалось. Бог, Дорога, Сила, Предназначение...
     Поразмышлять еще Лумиан не успел, поскольку музыка неожиданно смолкла и тут же послышался голос отца Гуарама:
     - Твой час пришел, брат Лумиан. Сегодня жизнь твоя изменится и душой ты целиком и полностью примешь Незабвенного, отдав ему себя без остатка. Райгар даст тебе часть своей силы, чтобы ты мог верно служить ему и исполнить то, для чего предназначен. Прими Незабвенного, позволь ему войти в тебя, и ты увидишь, как может быть прекрасен мир, когда в нем есть только Райгар.
     Навалилась тишина, и Лумиан сквозь мгновенно поредевший туман разглядел смутные силуэты пяти колонн, стоящих вокруг каменной плиты, на которой он возлежал. Каждую колонну венчало что-то весьма схожее с парой шипастых крыльев; точнее рассмотреть Лумиан не смог - мешал не до конца разошедшийся туман. А потом вдруг колонны начали вращаться, описывая вокруг плиты широкий круг... Или же это стала крутиться сама плита вместе с лежащим на ней монахом? На это Лумиану ответить было довольно трудно. Тело само понимает, движется оно или стоит на месте, но сейчас Лумиану мешало какое-то незнакомое чувствo, раньше ни разу им не испытанное. Сверху вновь полился голос отца настоятеля, но теперь в его речи слышались непривычные интонации. Да и говорил Гуарам на одном из древних языков, распространенных когда-то на юге Империи, еще до сошествия Великих Змеев в поднебесный мир.
     Крылья на колоннах распахнулись, и Лумиан увидел под каждым из них широко открытый глаз. Белков почти не было, зато тонкий ободок радужки и круглый зеленый зрачок занимал его почти весь.
     Сначала пришел страх, а потом...
     Боль!
     Страшная, нестерпимая боль корежила его тело, вырывая руки и ноги из сочленений, вколачивая голову в плечи и ломая позвоночник. Боль разрывала на части каждую мышцу и перемалывала кости, обращая их в пыль. Лумиан завопил, извиваясь, пытаясь вырваться из сковывающих его цепей, но тяжелый маслянистый металл был непреклонен. Кричать уже не осталось сил, но Лумиан кричал и все еще пытался вырваться из объятий ужаса. И последней его человеческой мыслью было:
     "Оказывается, боль - это тот же холод... я ненавижу холод..."
     - Кажется, пришел в себя.
     Он знал говорившего, но не мог вспомнить, кто это.
     - Да, скоро силы вернутся к нему. Ему был известен и этот голос.
     - Побыстрее бы, остальные уже давно готовы.
     - Знаю, но мы не вправе торопить его. Теперь он вспомнил все. Он родился сегодня в недрах гор поднебесного мира. Он должен найти для бога Камень. Он - зверь, ищейка, получившая право делать все, что потребуется.
     Отныне он - Берхартер, когда-то безродная тварь, человек. Черный Монах, а теперь - правая рука бога. Девятый Черный Охотник.
     Он не знал ничего о своей прежней жизни - ему это было не нужно. Он жил только настоящим: не было ни прошлого, ни будущего.
     Цепи с треском лопнули, и Охотник, вскинувшись, сел. Не обращая никакого внимания на попятившихся от него людей в плащах, он принялся придирчиво осматривать себя. Подняв руку, он поводил ею из стороны в сторону, а затем сжал кулак, любуясь взыгравшими под кожей тугими узлами мышц. Коротко стриженные ногти впились в ладонь, но Берхартер не обратил на это внимания.
     Другой рукой Охотник начал ощупывать свое тело. Он ничуть не изменился - все та же широкая мощная кость, те же бугристые мускулы и покрывающие ноги жесткие курчавые волосы, те же узкие глаза и выдающиеся скулы.
     Запустив пальцы под обручи железных оков, Охотник несколькими короткими рывками сорвал с себя остатки цепей и отшвырнул их в сторону, а затем поднялся на ноги и осмотрелся. Чуть поодаль стояли отец настоятель Черных Монахов Гуарам, брат Шатрад и брат Вилонд. За их спинами столпились еще несколько человек, но никто из них не заинтересовал Берхартера.
     - Брат Лумиан, как мне называть тебя теперь? - снова произнес настоятель, не поднимая глаз, смотря в пол, скрытый струящимся розовым туманом.
     Берхартер медленно подошел к Гуараму и остановился напротив, с брезгливым любопытством взирая на отца настоятеля. Как Лумиан мог почитать эту мразь? Охотник хищно улыбнулся и, вскинув руку, схватил Гуарама за горло, приблизив его лицо к своему. В голове отчетливо зазвучал глухой голос, рождающийся и умирающий в вечности: "У тебя есть право вспомнить последнюю обиду..."
     Черный Охотник чуть прикрыл глаза и расслабился, вспоминая. Дверка, ведущая в прошлую жизнь, на миг приоткрылась и тут же снова захлопнулась, но этого было вполне достаточно, чтобы услышать: голос в его голове просил поквитаться с настоятелем за обиду. Когда же Охотник понял, в чем она заключается, его невольно разобрал смех. Безмозглый смертный! Прежнего владельца тела разгневало, что отец настоятель без причины косо взглянул на него? Глупец, глупец! Обращать внимание на подобную мелочь - на это способны разве что люди.
     Как бы там ни было, а он должен был выполнить последнюю волю монаха Лумиана. Перебросив отца настоятеля через плечо, Охотник осмотрелся еще раз и, заметив темный зев выхода, направился прямиком туда, не обращая внимания на вопли Гуарама и испуганные крики поспешивших вслед за ним братьев, предпочитавших держаться на почтительном расстоянии.
     - Брат Лумиан... -Крик настоятеля внезапно сорвался на шепот, полный ужаса. - Что ты делаешь? Остановись, заклинаю тебя именем Незабвенного...
     Охотник на миг замер и скосил глаза на дергающегося на плече Гуарама.
     - Мое имя - Берхартер, мразь! И не забывай этого! - с презрением выплюнул новорожденный Охотник.
     Пройдя короткую колоннаду. Охотник уперся в гранитную стену, перегораживающую проход. Не останавливаясь, он выбросил вперед правую руку, отчего каменный монолит, треснув, разлетелся на куски, обдав Берхартера и Гуарама облаком едкой пыли и осколками камня. Не ожидая, пока пыль осядет.
     Охотник шагнул сквозь облако и продолжил свой путь. Позади слышались встревоженные крики, но он ни разу не обернулся.
     Остановившись перед первой же встретившейся дверью, Берхартер вырвал из подгнившего дерева четыре длинных ржавых гвоздя, лишь чуть ободрав при этом ладони, и, сжимая их в кулаке, прихрамывая, отправился дальше по коридору.
     Вскоре впереди показалась галерея, а за ней и главная пещера. При виде обнаженного человека, тащившего на плече отца настоятеля, монахи бросали свои дела и, выпучив глаза, провожали Охотника взглядом. Самые смелые увязались за ним и даже пытались подбежать ближе, но идущие позади Старшие братья торопливо останавливали их, запрещая кому бы то ни было приближаться к Берхартеру.
     Берхартер прошел через несколько залов и коридоров и оказался перед воротами, закрывающими выход из пещер. Тяжелый засов был пропущен сквозь кованые скобы, но Охотник одним ударом кулака переломил плотное черное дерево и пинком распахнул створки. В пещеру ворвался холодный ветер и яркий, ослепительный солнечный свет. Луч, ударивший Берхартеру в глаза, на миг зажег их желтым пламенем, а затем Охотник шагнул через порог и исчез в снопах света.
     Когда братья выбежали из пещеры следом за Берхартером, тот уже успел уйти далеко по тропе.
     - Остановись, - выкрикнул настоятель, задергавшись и попытавшись освободиться из цепких объятий Девятого Черного Охотника, однако тот только криво ухмыльнулся и хохотнул, ускорив шаг, направляясь к отвесной, слегка припорошенной снегом каменной стене высившейся чуть дальше над тропой.
     Бывший монах Лумиан, подойдя к стене вплотную, швырнул отца настоятеля в снег и ладонями принялся очищать камень от ледяной корки. Гуарам попытался отползти в сторону, но Берхартер ногой наступил ему на спину и уткнул лицом в снежную крошку.
     - Безумец! - прокричал настоятель, приподняв голову. В голосе его теперь явственно слышался ужас. - Что ты собираешься делать, во имя Незабвенного?
     - То, о чем попросил меня Лумиан, - рявкнул Охотник, которому надоели стенания Гуарама. Зажав заранее приготовленные гвозди в зубах, Берхартер рывком поставил отца настоятеля на ноги и прижал его спиной к скале. Схватив Гуарама за руку, он приложил ее к камню и, размахнувшись, пригвоздил ладонь настоятеля, разом пробив и плоть, и гранитный монолит. Настоятель завопил, рванувшись, но Охотник держал его крепко и, не тратя времени понапрасну, выхватил изо рта еще один гвоздь. Среди скал снова разнесся вопль, полный муки. Ринувшиеся было на помощь своему настоятелю монахи замерли, так и не решившись подойти ближе.
     Гуарам уже больше не дергался; боль выбила сознание из его тела задолго до того, как длинные граненые ржавые гвозди прибили к камню и его ноги.
     Берхартер вытер руки о плащ настоятеля и, развернувшись, широким шагом зашагал обратно в сторону пещер. Монахи при его приближении поспешно разошлись в стороны, испуганно косясь на Черного Охотника, не решаясь ни остановить, ни окликнуть его; проходя мимо монахов, Берхартер окинул их тяжелым взглядом и мрачно улыбнулся. А потом он вернулся в пещеру: нужно было собираться - его ждали.

***

     Наведавшись в кладовые. Охотник подобрал для себя подходящие по размеру штаны и куртку, подпоясался широким ремнем и натянул на ноги высокие - до колен - сапоги на толстых, обитых железом каблуках. Поверх куртки Берхартер надел меховой жилет на кольчужной основе - вещь довольно странную и мало распространенную, но Охотника она именно этим и привлекла. В последнюю очередь он накинул на плечи длинный кожаный плащ, крепящийся на плече простой стальной бляхой. На миг Берхартер пожалел, что в монашеской обители не было зеркал - ему захотелось взглянуть на себя со стороны.
     Теперь пришла очередь оружия. Берхартеру не нужен был ни меч, ни нож, чтобы в случае чего защитить свою жизнь, но Охотник не желал вводить в соблазн лихой люд видом безоружного человека.
     После беглого осмотра соседней кладовой, оказавшейся на удивление богатой, Берхартер выбрал для себя меч приблизительно двух локтей в длину, с простой рукоятью и деревянными, обтянутыми кожей ножнами. Приблизив факел к самому клинку, Охотник придирчиво рассмотрел его: он не хотел, чтобы меч - если его все же придется использовать - подвел его в поединке. Однако рисунок, покрывающий лезвие, вполне удовлетворил его. Меч, несмотря на свой неказистый вид, был выкован из отличной стали. Таким оружием не погнушался бы ни бывалый воин, ни даже король. Все же, решив завершить проверку, Берхартер взял меч за оба конца и, стараясь не исполосовать ладонь, согнул клинок почти пополам, а затем отпустил. Сталь с легким шелестом распрямилась, принимая первоначальную форму. Охотник прищурил глаз и осмотрел лезвие - не осталось даже следа изгиба.
     Закрепив меч за спиной под плащом так, чтобы рукоять торчала над правым плечом, Охотник нашел пару недлинных метательных ножей. Один он засунул за пояс, а другой спрятал за голенище в специально предназначенный для этого чехол. Берхартер хотел было взять еще и кистень, но вовремя одумался: незачем тащить с собой лишний вес - оружие всегда можно добыть в дороге.
     В последний раз проверив, удобно ли сидит новая одежда и надежно ли закреплен меч, Черный Охотник быстрым шагом направился к воротам. Он знал, что там его ожидают еще двое слуг Незабвенного. Именно с ними ему, Берхартеру, придется объединить силы, чтобы добыть для своего хозяина Камень.
     При виде спешащего, облаченного во все черное Охотника, монахи торопливо расступались и уже не порывались следовать за ним. Берхартер даже не взглянул на них: долгополые должны знать свое место, на них незачем обращать внимание.
     Едва выйдя из пещеры, он нос к носу столкнулся двумя молчаливыми темными фигурами. Капюшоны их плащей были откинуты на плечи, ветер трепал длинные волосы, в бытность Охотников монахами заплетенные в косы. Некоторое время они стояли внимательно разглядывая друг друга. Берхартер все больше и больше убеждался, что добыть Камень для Незабвенного при помощи этих двоих не составит труда.
     Охотник, отведя наконец взгляд, посмотрел поверх голов на высящуюся вдалеке каменную стену с распятым на ней отцом настоятелем. Ни один монах так и не решился снять Гуарама со скалы, хотя сделать это никто не запрещал.
     - Ты избрал довольно забавный способ казни, - нарушил затянувшееся молчание один из Охотников, взглянув через плечо на настоятеля. Затем, вновь впившись глазами в лицо Берхартера, коротко представился:
     - Дэфин.
     - Энерос, - назвался второй, лениво почесав шею.
     - Я - Берхартер, - выдержав небольшую паузу, произнес Охотник и первым шагнул на тропу. - Нам нужно торопиться, кто-то собирается добраться до Камня раньше нас.
     Говорить об этом не было нужды - это чувствовал каждый Охотник. Кто-то хотел добыть осколок Пламенеющего Шара; Берхартер был готов к этому и потому не слишком беспокоился. Камень искал простой смертный, который не мог являться серьезной угрозой для планов слуг Незабвенного. Охотники ни секунды не сомневались, что сметут дерзкого со своего пути, даже не заметив этого.
     Смертные слишком ничтожны, чтобы противиться воле Райгара.
     Первым спускался по тропе Берхартер, следом за ним шли Энерос и Дэфин.
     Поравнявшись с распятым отцом настоятелем. Охотники чуть замедлили шаг и с Удивлением увидели, что грудь Гуарама слабо вздымается, а веки, прикрывающие глазницы, чуть подрагивают. Настоятель был еще жив.
     То ли услышав, то ли почувствовав рядом с собой Охотников, Гуарам, громко застонав, приподнял голову. Посиневшие от холода губы раскрылись, и Берхартер услышал обращенные к нему одному слова:
     - Да не видеть тебе удачи... Будь проклят!
     Охотник схватил Гуарама за волосы и рывком приподнял его голову. Чуть наклонившись, Берхартер прошептал настоятелю в самое ухо, так чтобы не расслышал больше никто:
     - Позаботься лучше о своей душе, старикан. Охотник даже не заметил, что слова эти он говорил уже мертвому.
     Маленький рудокоп по имени Озенкольт, спрятавшись среди камней, внимательным взглядом провожал медленно спускающиеся с гор три темные фигуры.
     Они были словно близнецы - одного роста, в одинаковых плащах, ветер трепал их волосы, разбрасывая по плечам жесткие, нечесаные локоны.
     Озенкольту эти люди не нравились. Он не знал, кто они, - эти ребята совсем не походили на Черных Монахов, хотя и вышли из их пещер. Один показался маленькому рудокопу знакомым, но Озенкольту никак не удавалось вспомнить, где он мог его видеть.
     Путники, спускающиеся с гор, были какими-то странными, от них веяло чем-то нелюдским. Озенкольт дождался, пока они скроются за поворотом,