лядел ,  ослепительно сверкая, его неповрежденный глаз
- я вышиб этот глаз из глазницы.
     Он визжал!  Взмахом лапы отшвырнул меня, как котенка, к
перилам. Там я и улегся почти без сознания и  уже  готовился
испустить  дух.  А  ослепший  тигр  тем  временем  метался в
агонии. Зверь возобладал над человеком,  и  он  скатился  по
ступеням  и  учинил  страшное  побоище  своим же собственным
солдатам.
     Над свалкой с сопением пронеслась метла.  Добрый старый
свертальф! Он удрал  только  для  того,  чтобы  вернуть  нам
средство передвижения.  Я видел, как он подлетел к двери, за
которой находился ифрит,  и как  он  поднялся,  покачиваясь,
готовый встретить следующую волну сарацин.
     Но они все еще пытались совладать со своим боссом.
     Я согнулся,  обрел  дыхание и встал.  Смотрел,  обонял,
слушал. Мой хвост,  казалось,  горел в огне. Половины хвоста
как ни бывало.
     Пистолет-пулемет завел  свою   прерывистую   песню.   Я
услышал, как  клокочет кровь в легких эмира.  Он был силен и
умирал трудно.
     "Вот тебе  и конец,  Стив Матучек,- подумал сидевший во
мне человек.- Они делают то,  с чего должны  были  начать  в
первую очередь.  Встанут внизу и начнут поливать тебя огнем.
А каждая десятая пуля - серебрянная..."
     Эмир упал,  и,  разинув  пасть,  испустил дух.  Я ждал,
когда его люди очухаются и вспомнят обо мне.
     Над лестницей,  на помеле,  появилась Джинни.  Ее голос
доносился откуда-то очень издалека:
     - Стив! Сюда! Скорее!
     Я ошелемленно помотал головой.  Попытался  понять,  что
означают  эти  слова.  Я  был  слишком измотан,  был слишком
волком.  Она сунула пальцы в рот и свистнула.  Это  до  меня
дошло.
     Она, с помощью ремня,  втащила меня к себе  на  колени,
обхватила крепко.  Пилотировал Свертальф. Мы вылетели в окно
на втором этаже и устремились в небо.
     На нас      набросился,     оказавшийся     поблизости,
ковер-самолет. Свертальф добавил мощности и  наш  "каддилак"
оставил врага далеко за кормой, и тут я отключился...








                              7.

     Когда я  пришел  в  себя,  то  лежал  ничком на койке в
больничной палате.  Снаружи был яркий  дневной  свет.  Земля
была мокрая и дымилась.  Когда я застонал, в палату заглянул
медик.
     - Привет,  герой,-  сказал  он.- Лучше оставайся пока в
этом положении. Как ты себя чувствуешь?
     Я подождал,  когда  ко мне полностью вернется сознание.
Потом принял от него чашку бульона.
     - Что со мной? - прошептал я.
     (Меня уже, разумеется, превратили в человека).
     - Можно считать, что твои дела не так уж плохи. В твоих
ранах завелась  кое-какая  инфекция   -   стафилококки,   та
разновидность, что поражает и человека, и собакообразных. Но
мы вычистили  этих  зверушек   с   помощью   антибиотической
техники. Помимо этого - потеря крови, шок, и явно застарелое
нервное истощение.  Через  неделю-другую  будешь  в   полном
порядке.
     Я лежал, размышляя. Мысли тянулись медленно и лениво. И
в основном  касались  того,  как  восхитителен  на вкус этот
бульон. Полевой  госпиталь  не   может   таскать   с   собой
оборудование, от   которого   дохнут  бактерии.  Зачастую  у
госпиталя нет  даже  добавочных  анатомических  макетов,  на
которых хирург мог бы отрабатывать симпатические операции.
     - Какую технику вы имеете в виду? - спросил я.
     - У  одного  из  наших парней Злой глаз.  Он смотрит на
микроб в микроскоп.
     Далее я не спрашивал. Знал, что через несколько месяцев
"Ридер Хайджест" посвятит этому случаю  лирическую  тянучку.
Меня мучило другое.
     - Атака... началась!
     - Ата...   А,   это!  Она  состоялась  два  дня  назад,
уважаемый Рикки-Тикки-Тави.  Тебя в это  время  хранили  под
одеялами. Мы  швабрим их по всему фронту.  Последнее,  что я
слышал, что  они  уже  добрались  до  линии Васкингтона,  и
продолжают драпать.
     Я вздохнул и повалился в сон.
     Меня не мог разбудить даже шум, с которым врач диктовал
своей пишущей машинке...


                             *

     Джинни пришла  на  следующий  день.  Верхом на ее плече
ехал Свертальф. В открытую дверь палатки бил свет, и поэтому
волосы Вирджинии отливали медью.
     - Здравствуйте,  капитан Матучек,-  сказала  она.-  Как
только освободилась,  сразу  же  пришла узнать,  как вы себя
чувствуете.
     Я приподнялся  на локтях.  Свистнула сигарета,  которую
мне предложила ВАирджиния.  Сигарета оказалась в зубах,  и я
медленно сказал:
     - Перестань,  Джинни. Сейчас еще не окончание той ночи,
но, думается, мы с тобой знакомы в достаточной степени.
     - Да,- она присела на койку и погладила меня по голове.
     Это было   восхитительно.  Свертальф  замурлыкал,  и  я
ответил ему тем же.
     - Что я ифритом? - спросил я после паузы.
     - По-прежнему в бутылке,- она рассмеялась,- сомневаюсь,
что удастся    когда-нибудь   извлечь   его   оттуда.   Если
предположить, что кому-то того хочеться.
     - Но что ты сделала?
     - Просто применила на  практике  принцип  папы  Фрейда.
Если когда-то  об  этом  напечатают,  на  меня ополчатся все
приверженцы Юнга,  сколько их есть в нашей стране...  Но это
сработало. Я  копалась  в  его воспоминаниях,  разбиралась в
иллюзиях,  и скоро обнаружила,  что у  него  гидрофобический
комплекс.  Не водобоязнь,  связанная с бешенством,  а просто
страх воды, мой Пират...
     - Можешь  называть меня Пиратом,- проворчал я,- но если
назовешь Фидо, тогда гладь по голове.
     Она не спросила,  с какой стати я настолько самонадеян,
что претендую и далее на ее  ласку.  Это  меня  воодушевило.
Правда, она залилась румянцем, но, тем не менее продолжала:
     - Получив ключ от его личности,  я нашла простой способ
сыграть на   этой   фобии.   Я   объяснила   ему,  насколько
распространено это вещество - вода.  И как вообще трудно  от
нее избавиться.  Он  приходил  в  ужас  все больше и больше.
Когда я сказала,  что тела  живых  существ,  включая  и  его
собственное, содержат  около  восьмидесяти  процентов  воды,
дело было сделано. Он вполз в бутылку и впал в кататомию...-
помолчав минуту,   она  добавила  задумчиво.-  Мне  хотелось
оставить его у себя.  Я  бы  поставила  бутыль  на  каминную
полку. Но думаю,  все кончиться Сантобниановским институтом.
Так что, я попросту напишу небольшую статью об использовании
психиатрии в военном деле.
     - Разве бомб,  драконов,  использование  вервольфов,  и
прочей придуманной нами дряни,  недостаточно уже? - вопросил
я с содроганием.
     Бедные, незатейливые  стихийные духи!  Они считали себя
злодеями, но им следовало бы поучиться у человеческой расы!
     Что касается   меня,   я   мог   представить,  с  каким
неудобствами сопряжена женитьба на ведьме, но...
     - Поцелуй же меня...
     Что она и сделала...
     У меня  не  очень-то  много  осталось сувениров от этой
войны. Это поганое время,  и лучше о нем не  вспоминать.  Но
один подарок на память все-таки со мной.
     Несмотря на все старания хирургов-косметологов: когда я
обращаюсь в  волка,  хвост  у меня обрубленный...  А когда я
человек, то при сырой погоде стараюсь не садиться
     За это я получил "Пурпурное Сердце"!
     Немного, черт возьми...


                              8.

     Сейчас мы собрались для одной интермедии. Я проскочу по
ней быстро.  По остальным (позже) - тоже.  Зачастую они были
для нас  -  для Джинни и меня - более интересными и важными,
чем те эпизоды,  когда на сцену  выступает  Враг.  Подлинное
дело  человека  -  не  борьба,  не опасности,  не мелодрамы.
подлинное  дело  -  работа,  особенно,  если  человеку   так
повезло, что то, что он делает, доставляет ему удовольствие.
Подлинное дело -  это  отдых  и  развлечения,  и  встречи  с
любовью,  и  создание  семьи,  и  неожиданные,  но  приятные
маленькие приключения.
     Однако, то,  что случилось с нами в этой области,  вряд
ли вас особенно заинтересует.  У вас своя жизнь. Кроме того,
тут многое касается только нас,  и никого более. И еще одно:
для передачи сообщения у меня  есть  только  эта  ночь.  Еще
чуть-чуть, и напряжение,  возможно,  станет слишком сильным.
Не знаю.  Но без нужды рисковать не буду.  Этому я  научился
там.
     В конце концов  используют  интермедии,  чтобы  вкратце
изложить некоторые эпизоды.
     Ладно?
     Первый эпизод,  о  котором  я сейчас рассказываю - это,
примерно два года назад. Джинни и я оставались еще на службе
в течении нескольких месяцев, хотя непосредственного участия
в сражении не принимали. Мы с ней не виделись, что было хуже
для нас обоих.  Все новые командировки и перемещения бросали
нас то в одну, то в другую сторону.
     Война продолжалась  не  слишком  долго.  Носящие халаты
познали вкус сепаратизма.  И Халифат  распался,  как  бьется
брошенное на   землю   стекло.  Революции,  бунты,  расколы,
кровная месть, банды и постоянные военные поражения. Америке
и ее союзникам не нужны были вооруженные силы,  чтобы занять
оставшуюся у врага территорию.  Враг сам просил,  чтобы  его
оккупировали. Чтобы  был  восстановлен порядок до того,  как
наступит мир и голод.  Благодаря нашим особым талантам, мы -
Джинна и я - пересекли почти пол мира, но... не вместе.
     Мы потратили  уйму   времени.   Тем   не   менее,   мне
понадобилось немало   времени,   чтобы   взаправду  решиться
сделать ей предложение.  И  хотя  ее  ответное  письмо  было
нежным, в  нем  не  было  "да".  Осиротев  очень рано,  она,
повзрослев, превратилась в женщину,  нуждающуюся в любви.  В
женщину, с нерастраченными запахи любви.  Эта, сильная духом
и телом  девушка,  не  позволит,  чтобы  ее  будущая  любовь
кончилась неудачей.  Она  не выйдет замуж,  если не уверена,
что это - на всю жизнь.
     Почему-то меня демобилизовали раньше ее, и вновь я стал
восстанавливать связи,  прерванные войной. Следов войны было
заметно в   Соединенных   Штатах  на  удивление  мало.  Хотя
захватчики заняли    почти    половину    территории,    они
продержались там очень недолго.  А потом мы погнали их, и им
было не до того,  чтобы причинять  значительные  разрушения.
Пострадали только  такие,  долго  удерживаемые завоевателями
городишки, как  этот  несчастный  Тролльбург.  По  пятам  за
армией следовали  гражданские  чиновники.  И действовали они
быстрее и эффективнее,  чем я ожидал.  А может,  просто сама
цивилизация оказалась  достаточно  устойчивой.  Точно так же
оправляется земля от вызванных технологических разрушений.
     Так что,  я  вернулся в мир,  который,  если не считать
нехватки некоторых  продуктов  (это   скоро   прекратилось),
казался вполне знакомым.  Я имею в виду,  внешне. Психология
сделалась какой  -то  иной.  Люди  были  до   глубины   души
потрясены тем,  что случилось.  Потрясены,  я полагаю, более
глубоко, чем  они  сознавали  сами.  И  значительная   часть
населения была   выбита   из   равновесия.   от  немедленных
социальных потрясений нас спасло,  несомненно,  само  обилие
появившихся эксцентрических течений. Слишком много оказалось
демагогов,   самозванных    пророков,    ложных    чародеев.
Сумасбродов   от   религии,   политики  и  науки.  Психов  с
религиозным фанатизмом новые диеты и новый  образ  жизни.  И
одни Бог знает, кого еще. Все они старались изничтожить друг
друга. Некоторые,  например церковь  Иоаннитов,  большинство
приверженцев которой предпочли сохранить анонимность,  скоро
приобрело зловещий характер.
     Однако, все это не привело к революционную взрыву. Тех,
из нас, кто не заразился фанатизмом (но помню, мы составляли
большинство), происходившее  беспокоило  мало.  Мы полагали,
что государство самим ходом событий вынуждено будет пережить
этот  разброд  и пресечь его.  А тем временем мы вернулись к
повседневной жизни. Снова мечтали об обычном. Мы жили - день
за днем.
     Что касается меня,  то я  вернулся  в  Голливуд.  Вновь
начал играть   волка-оборотня   для   "Метро-Голдвин-Майер".
Результат оказался  разочаровывающим.   Одевать   поддельную
кисточку поверх   обрубленного   хвоста   -   мне   казалось
отвратительным. Работникам студии  это  тоже  не  нравилось.
Кроме того,  они  не  были уверены,  что я хорошо играю свои
роли. И я в этом  тоже  не  был  уверен.  Например,  как  ни
мучался, но  не получил полного удовлетворения от своей игры
в "Дракуле", "Франкейнштейне" в "Человеко-волке". И в "С кем
встречался Парацельс".   Не   то,   чтобы   я  свысока  стал
поглядывать на чисто развлекательные картины,  но обнаружил,
что у  меня  появилось  стремление  сделать что-нибудь более
серьезное.
     Так что,  и с той, и с другой стороны появились намеки,
что мне пора в отставку.  Отсрочку кризису  дали,  вероятно,
мои медали.  Но  героев  войны  было хоть пруд пруди.  Кроме
того, всем известно,  что проявленная на войне  храбрость  -
это в  значительной  мере  вопрос  подготовки  и дисциплины.
Немалое значение имело также и заклинание против страха.  Но
воздействие последних  снимается  перед  уходом в отставку -
ибо гражданскому человеку приличествует скромность. Сам я не
претендую на  нечто  большее,  чем обычная доля свойственной
человеку храбрости.
     Примерно к  этому времени демобилизовалась Джинни.  Она
сразу же   навестила   меня.   Наш   союз   был    полностью
восстановлен. Правда,  она  не  согласилась на мое повторное
предложение.
     - Пока  нет.  Стив,  дорогой,  нам  обоим  сперва нужно
увидеть, что мы представляем собой в мирной жизни...
     Через несколько  дней  у нас неожиданно состоялся очень
серьезный разговор.  Джинни  вытянула  на  поверхность   мои
подлинные мечтания   -  покорить  Огонь  и  Воздух,  создать
антигравитационные чары,  достаточно  сильные,  чтобы  можно
было достичь иных планет.  Если честно,  мне всегда хотелось
стать инженером.  Но уже  на  первом  году  обучения  деньги
кончились, и   кое-кто,   видевший   меня   в   любительских
спектаклях, решил,  что я талантливый парень,  и... В общем,
одно цеплялось за другое.  Подобно большинству людей, я плыл
по течению.
     Джинни не  походила на остальных.  Однако и ей пришлось
сейчас задуматься.  Она  получила  приглашение  вернуться  в
Колдовское агенство.  Но сомнительно, чтобы ей действительно
хотелось работать  для  большой   организации.   Независимое
консультативное агенство, где она сама себе будет хозяйкой -
разве оно не даст ей свободу рук и возможность разрабатывать
собственные идеи?  Ей  нужно  было  расширить свои позиции в
чародействе, и очевидный путь к этому  -  получение  степени
доктора философии.
     Деньги, накопившиеся за время нашей  армейской  службы,
позволяли нам вернуться к учебе.
     Окончательно все  решилось,  когда   (после   некоторой
переписки) университет  Трасмегиста  предложил  ей должность
преподавателя. Ведь у нее уже была получена в Конго  степень
магистра гуманитарных  наук.  Одновременно  с преподаванием,
Джинни могла  продолжать  учебу.  Я  бухнул   заявление   на
инженерный факультет   Тасмегистовского,   и   был   принят.
Несколько недель     спустя,      Стивен      Матучек      и
"Метро-Голдвин-Майер",  вежливо рыдая, распрощались. А затем
упомянутый Матучек, вместе с Вирджинией Грейлок, вступили на
борт суперковра, отбывающего на Средний Запад.
     Сперва все шло  хорошо,  как  по  маслу.  Мы  подыскали
недорогие, но  вполне приличные комнаты,  поблизости друг от
друга. Занятия  были   интересными.   Свободное   время   мы
проводили вместе.  Главным  образом  мы  часами  гуляли.  Ее
нежелание раннего замужества слабело такими темпами,  что  я
видел, что  к  Рождеству  она  согласится.  Как раз кончится
весна, и мы сможем сыграть свадьбу.
     Но затем мы получили удар. Прямо в солнечное сплетение.
Мы знали,  что  большую  часть  преподавательского   состава
подмял под   себя   президент,   Бенгт  ММальзус.  Это  было
напыщенное ничтожество,  главным достижением  которого  было
то, что Опекуны университета сделались подпевалами. Все, что
Мальзус предлагал  принималось,  не  затрагивая  работников,
находящихся на  более  низком  уровне.  по крайней мере,  не
слишком затрагивая.  Но за год до этого  Мальзус  предписал,
чтобы весь академический персонал, без малейшего исключения,
принес магическую клятву повиновения  правилам  университета
до тех  пор,  пока  контракт  считается  в  силе.  Несколько
человек наотрез отказались.  Вообще-то говоря,: правила были
обычные.  Жалование хорошее. Новые обязательства предписания
были нацелены  на  то,  чтобы  как-то  преодолеть  мятежные,
психопатические  и откровенно нигилистические настроения,  в
последнее время пугающе распространившиеся не  только  среди
студентов,   но   и   среди  профессорско-преподавательского
состава. Джинни подписала.
     Прошло что-то около двух недель,  когда кто-то заметил,
что мы все время  гуляем  вместе,  и  насплетничали.  Джинни
вызвали в   кабинет   президента.  Он  продемонстрировал  ей
правила. напечатанная мелким шрифтом фраза,  которую ей и  в
голову не пришло прочесть.
     Студентам и    работникам     университета,     включая
преподавателей, не  разрешалось  встречаться  во  внеучебное
время.
     В этот вечер при встрече настроение у нас было мрачное.
     Естественно, на следующий день я,  разметав  клерков  и
секретарей, прорвался в кабинет Мальзуса.  Бесполезно. Он не
собирался ради  нас  менять  свои  правила.   Правило   било
наповал, поскольку  клятва  не допускала никаких исключений.
Не разрешались  встречи  и  со   студентами   иных   учебных
заведений, так  что  мой перевод в другой университет ничего
бы не дал.
     Единственное решение  -  пока  истечет  срок  контракта
Джинни, я  выпадаю  из  ее  поля  зрения.  А  она  проявляет
железную волю и не интересуется мною. Но потерять целый год?
Да кто я - волк  или  мышь...  По  этому  поводу  мы  с  ней
немедленно, прямо  на  людях,  поцапались.  А  когда  можешь
встречаться лишь случайно, либо на официальных мероприятиях,
выясняется, что не так-то просто примириться на поцелуях.
     О, конечно, мы по-прежнему оставались добрыми друзьями.
Виделись иногда в курилке, на некоторых лекциях... Настоящая
"сладкая жизнь".  А тем временем, как она отметила с ледяной
логикой, мы  оставались людьми (я-то знал,  что эта логика -
способ самозащиты,  но ничего поделать не  мог).  ВАремя  от
времени она  появлялась  в  обществе  с каким-нибудь молодым
сослуживцем.  И  я  ухаживал   за   какой-нибудь   случайной
девушкой.
     Вот так у нас к ноябрю и обстояли дела...

                              9.

     Небо было  заполнено  метлами.  Полиция  теряла голову,
пытаясь справиться    с    движением.    Игры    выпускников
университета всегда вызывали большой наплыв публики и взрывы
высоких чувств.  Я этих чувств не разделял.  Я поставил свой
помятый,   еще   довоенный  "шеви"  за  огромным,  в  двести
драконьих  сил,  "линкольном",   рукоятка   небесно-голубого
цвета,  полиэтиленовые  прутья,  плюс  радио.  Радио  тут же
принялось издеваться надо мной, но я получил свободное место
на  вешалке  первым.  Сунув ключ в карман,  я слез с метлы и
принялся мрачно слоняться в толпе.
     На все  время Игр,  Бюро Погоды оказало нам любезность.
Воздух был прохладен,  свеж и звонок.  Над темными  зданиями
университетского городка, большой желтой тыквой, поднималась
полная луна.  Мне подумалось,  что там,  за городом,  поля и
леса Среднего  Запада.  Там  пахнет мокрой землей и струится
туман.  И волчья составляющая моей  натуры  захотела  бежать
отсюда,  и  оказаться  там,  и  гоняться  за кроликами.  Но,
по-настоящему тренированный оборотень  может  контролировать
свои рефлексы,  и  поляризованный  свет  вызывает  у него не
более, чем приятную нервную почесуху.
     Что касается   меня,   импульс   скоро  угас  в  унылых
раздумьях. Джинни,  любимая!  Если бы она  оказалась  сейчас
рядом! Вот  она  идет,  лицо  поднято  навстречу  ветру,  на
длинных волосах   рыж