сь,  условившись  встретиться  вечером  в  трактире  на
Знаменской. При прощании Шишков дал  Гребенникову  золотые  часы,  несколько
золотых иностранных монет и около сорока рублей денег, вынутых  им  из  туго
набитого бумажника покойного князя.
 
   * * *
 
   После  признания  преступников  дело  пошло  обычным   порядком.   Вскоре
состоялся суд. Убийцы были осуждены на каторжные работы, на  семнадцать  лет
каждый.
 
   * * *
 
   Впечатление,  произведенное  признанием  Гребенникова,  было   громадным.
Австрийский посол граф Хотек лично приезжал  поблагодарить  меня  и  любезно
предложил  ходатайствовать  для  меня  перед  Его  Величеством   Императором
Австрийским награду.
 
 
   Убийство под сенью святой обители
 
   - Вечерня отошла. Братия Александро-Невской лавры,  помолясь,  разбрелась
по кельям. Войдя в  свою  келью,  иеромонах  Илларион  позвал  монастырского
служителя Якова:
   - Вот что, чадо, принеси-ка ты мне дровец да купи табачку,  нюхательного,
знаешь, "березинского".
   - Слушаю, отче! - ответил служитель из бессрочно отпускных рядовых,  Яков
Петров.
   Он сбегал за дровами, принес их в келью Иллариона.
   - Прикажете, отче, затопить?
   - Нет!.. Оставь, сам после это  сделаю.  А  ты  вот  насчет  нюхательного
зелья...
   Яков отправился. Но хоть и в монастыре  он  живет,  а  не  оставляет  его
лукавый своими искушениями да  наваждениями.  Любит  Яков  выпить,  ох,  как
любит! Так случилось и на этот раз. Отправляясь за  табаком  для  иеромонаха
Иллариона, повстречал он за оградой лавры своего приятеля, разболтались  они
и решили зайти в ближайший трактир раздавить сороковочку.
   -  Мне,  слышишь,  братец,  некогда.  За  табаком  послали  меня,   долго
прохлаждаться не будем.
   Но искушение оказалось сильнее. От одной посудины  перешли  к  другой,  и
время в разговорах прошло незаметно.
   Было около восьми часов вечера, когда Яков  возвратился  с  "березинским"
нюхательным зельем. Не без робости  подошел  он  к  келье  отца  иеромонаха.
Постучал. Никакого ответа. Позвонил. Молчание.  "Верно,  к  кому  из  братии
пошел Илларион",- подумал Яков.
   Поздно вечером попытался он вторично вручить Иллариону пачку  табаку,  но
келья по-прежнему была заперта. Настала заутреня. Потянулась лаврская братия
в церковь, а иеромонаха Иллариона среди них нет.  "Что  за  чудо?  -  думает
Яков.- Неужто отче иеромонах проспал?"
   Настала обедня. Опять среди братии не видит Яков отца Иллариона. "Неладно
тут что-то",- решил Яков и, лишь  только  отошла  обедня,  подошел  к  келье
Иллариона и стал смотреть в замочную скважину.  И  почти  в  ту  же  секунду
тихие, спокойно-величавые коридоры  монастыря  огласились  страшным,  полным
ужаса криком Якова "Убили!  Убили!".  Этот  крик,  глухо  подхваченный  эхом
монастырских  сводов,  прокатился   по   лавре.   Из   келий   повыскакивала
встревоженная братия.
   - Что такое? Кто  убил?  Кого  убил?  -  посыпались  возгласы  испуганных
монахов.
   - Убили! Убили! Иеромонаха Иллариона убили! - неистово  кричал  ошалевший
от ужаса Яков, мчась по коридору.
   Монахи бросились за ним. Яков,  добежав  до  кельи  иеромонаха  Нектария,
ворвался туда и прерывистым голосом заговорил:
   - Бегите, отче, к благочинному...Дайте знать... Отец иеромонах убит!
   - Что? Как?!
   - Подошел это я к келье его, дай, думаю, погляжу, что такое  значит,  что
отец Илларион ни к утрене, ни к обедне не выходил. Посмотрел  я  в  замочную
скважину да и обмер. Вижу - лежит Илларион на полу, весь в крови...
   -  Скорей...  Скорей...-  заволновался  иеромонах   Нектарий.-   К   отцу
благочинному... К казначею...
   Невообразимая паника воцарилась в лавре.  Братья  суетливо  перебегали  с
места на место, охая и крестясь. Через несколько минут  к  келье  иеромонаха
Иллариона подошли благочинный лавры, казначей и  иеромонах  Нектарий.  Сзади
пугливо жались монахи.
 
   * * *
 
   В три часа дня ко мне в кабинет поспешно вошел, вернее, вбежал  правитель
канцелярии:
   - Ваше превосходительство, страшное злодеяние! Убит иеромонах Илларион из
Невской лавры! Сию минуту нам дали знать об этом!
   Я вскочил.
   - Сейчас же сообщить прокурору и следователю. Через десять  минут  я  уже
летел к месту убийства. У ворот лавры я  встретился  с  судебными  властями.
Наскоро  поздоровавшись,  мы  направились  к  огромному  зданию,  в  котором
находились кельи монашествующих.
   - Сюда... Сюда пожалуйте...- понуро указывал нам дорогу пожилой  монах  с
бледным, скорбным лицом.
   Крупные слезы катились по его лицу.
   У входа в монастырское общежитие нас встретил благочинный.
   - Несчастье у нас, господа...- проговорил он, осеняя нас благословением.-
Иеромонаха убили.
   Мы вошли в келью убитого. Тело иеромонаха Иллариона  лежало  в  прихожей,
поперек комнаты, головой в сторону  входных  дверей,  руки  раскинуты.  Лицо
покойного было обращено вверх. Горло проколото в нескольких местах.  Зиявшие
раны были полны уже запекшейся  кровью.  Огромные  лужи  крови  виднелись  и
вокруг трупа. Он, казалось,  плавал  в  кровавом  озере.  На  правой  ладони
убитого виднелся глубокий порез.
   - Несчастный отчаянно защищался,- заявил нам доктор.- Видите эти раны  на
руке? Он хватался за нож убийцы, стараясь его обезоружить.
   - А вот и орудие преступления,- сказал я, поднимая с пола два ножа.
   Один из них был  хлебный,  другой  -  перочинный,  лезвие  которого  было
согнуто.
   - Убийца, очевидно, во время борьбы поранил изрядно  себе  руки.  Видите,
вся ряса убитого испачкана отпечатками кровавых пальцев,- вмешался  судебный
следователь.
   Вместе с прокурором и следователем мы занялись тщательным осмотром  кельи
несчастного иеромонаха.
   За перегородкой этой комнаты, у окна  виднелась  лужа  крови.  Брызги  ее
попали и на подоконник, и  на  лежавший  тут  расколотый  сахар.  В  большой
комнате тоже повсюду следы крови. Комод, шкатулка взломаны, на них  кровавые
следы от рук. На стуле мы нашли тяпку, употребляемую для колки сахара.
   - Убийство совершено с целью грабежа,- заметил я.
   - Без сомнения,- ответил следователь.
   - Убийца порезал себе руки. Это очень важная улика.
   - Семь проколов горла!  -  обратился  к  нам  доктор.-  Убийца,  которому
оказали ожесточенное сопротивление, не мог, очевидно, сразу нанести  быстрый
и сильный удар, поэтому, видите, сколько ран на горле жертвы.
   - Ага! - воскликнул я, заглянув в печь.-  Эти  пуговицы  доказывают,  что
убийца сжигал в печке свою одежду.
   Покончив с осмотром, мы приступили к первоначальному допросу.
   - Скажите, отец благочинный, слыл ли покойный за человека состоятельного?
   - Не думаю. Мне, конечно, в точности неизвестно, сколько у отца Иллариона
было денег, но предполагаю, что о больших суммах не может быть и речи.
   - Нет ли у вас подозрения на кого-либо? Вам, конечно, лучше  должны  быть
известны распорядки вашей  монастырской  жизни,  равно  как  и  лица,  здесь
бывающие.
   - Откровенно вам скажу, в ум не могу взять, кто бы это  мог  решиться  на
столь страшное злодеяние,- развел руками благочинный.
   Надо было нам самим нащупывать след к  поимке  злодея.  Я  велел  позвать
монастырского служителя Якова. Он повторил свой рассказ о том, как  покойный
посылал его за табаком и как наконец он обнаружил убийство.
   - Покажи-ка, братец, свои руки! - приказал я ему.
   Он спокойно протянул их. Мы все впились в них глазами,  особенно  доктор.
Руки были чистые, без  единого  пореза.  Я  отпустил  Якова  и  обратился  к
казначею лавры:
   - Скажите, отец казначей, кто у вас прежде служил в прислужниках ?
   Казначей назвал имена и фамилии. Я приказал агенту Назарову записать их.
   - Ну а кто за последнее время посещал лавру?
   Среди нескольких лиц отец казначей назвал, между прочим, Ивана Михайлова,
который до сентября прошлого года был монастырским служителем.
   - А не знаете ли вы,  когда  в  последний  раз  был  в  лавре  этот  Иван
Михайлов?
   Тут вперед выступили два монаха и заявили, что видели Михайлова  три  дня
назад, то есть накануне убийства иеромонаха  Иллариона.  Михайлов  явился  в
лавру без всякой надобности, провел в ней целый  день  и  накануне  убийства
ночевал  в  лавре.  Затем  он  появился  в  монастыре  в   день   совершения
преступления. Это было весьма ценное указание.
   - Где же мог ночевать у вас Михайлов? - спросил следователь.
   Мы приказали позвать всех сторожей. Один  из  них  заявил,  что  Михайлов
ночевал у него и собирался в девять часов вечера уехать к  себе  на  станцию
Окуловка.
   - Ну, теперь,- тихо сказал я прокурору и  следователю,-  будьте  покойны,
господа, я скоро найду убийцу.
 
   * * *
 
   В тот же день, поздно ночью, я позвал к себе нескольких агентов.
   - Вот в чем дело, господа. У Назарова записаны лица, служившие  раньше  в
лавре и бывавшие в ней в последнее время.  Ознакомьтесь  с  этим  списком  и
немедленно начинайте действовать,  но  с  крайней  осторожностью,  чтобы  не
спугнуть настоящего преступника. Соберите о них самые тщательные сведения и,
по мере их получения, доносите мне.
   Отпустив их, я велел позвать к себе Назарова.
   - Ну-с, Назаров, вам представляется случай отличиться, так  как  убийство
иеромонаха Иллариона является  далеко  не  заурядным  преступлением.  Завтра
первым утренним поездом вы отправитесь на станцию  Окуловка.  Из  расспросов
сторожа лавры, у которого провел ночь Михайлов, я знаю, что Михайлов  служил
раньше на этой станции стрелочником, затем,  будучи  уволенным,  приезжал  в
Петербург хлопотать о новом месте. Имейте в виду,  Назаров,  что  вы  должны
соблюдать полнейшее инкогнито, дабы весть о вашем  прибытии  на  станцию  не
дошла до Михайлова прежде, чем вы его схватите и допросите, учинив, конечно,
у него и обыск. Я дам вам открытый лист, в  котором  предпишу  всем  местным
властям оказывать немедленное  и  энергичное  содействие  во  всем,  что  вы
найдете необходимым предпринять.
   Я сел за стол, написал эту бумагу и вручил ее Назарову.
   Наутро, в половине девятого, Назаров  выехал  на  станцию  Окуловка.  Всю
дорогу Назаров действовал умно, тонко, осторожно. Зная, как часто совершенно
случайно, из обрывка какой-либо фразы удавалось напасть на верный  след  или
хотя бы поймать кончик таинственной нити преступления, Назаров незаметно  ко
всему приглядывался, прислушивался. Он ловко завязал разговор кое с  кем  из
поездной прислуги и кондукторской бригады.
   - Вы сами не из Окуловки? - спросил он одного кондуктора.
   - Нет, а что?
   - Да так... Человечка  одного  мне  надо  там  разыскать...  О  месте  он
хлопочет.
   -  А  ты,  Степан  Кондратьич,  слыхал,-  вмешался  в   разговор   другой
кондуктор,- как раз в  Окуловке,  о  которой  господин  заговорил,  какой-то
бывший служащий здорово деньги швыряет?
   - Кто такой?  -  равнодушно  спросил  Назаров,  хотя  сердце  его  так  и
запрыгало.
   - А вот этого, господин, не сумею вам сказать. Я от других  служащих  это
слыхал. Рассказывали они,  будто  этот  человек  прежде  кем-то  служил  при
станции, а потом его уволили. Удивительное дело!
   Разговор  прекратился.  Этот  счастливый  случай   еще   больше   укрепил
уверенность Назарова, что розыски преступника идут по верному пути.
   Наконец в вагоне раздался выкрик  кондуктора:  "Станция  Окуловка,  поезд
стоит три минуты!" Был восьмой час вечера. На дворе трещал  январский  лютый
мороз. Темная ночь прорезывалась светом станционных фонарей.  Назаров  стоял
на платформе и нетерпеливо ожидал отбытия поезда. Наконец в морозном воздухе
глухо прохрипел паровозный гудок, поезд двинулся. Назаров поспешно подошел к
начальнику станции.
   - Господин начальник станции?
   - К вашим услугам.
   - Прошу вас,  пройдемте  в  кабинет.  Я  -  агент  сыскной  полиции.  Нам
необходимо переговорить по крайне важному делу.
   В кабинете начальника станции  Назаров  рассказал  ему,  в  чем  дело,  и
попросил помочь в розысках.
   - Все,  что  могу...  Располагайте  мной...  -  проговорил  взволнованный
начальник станции.
   - Видите ли, в этом деле необходимо  соблюдать  величайшую  осторожность.
Надо, чтобы Михайлов...
   - Их двое. Один - Иван Михайлов, бывший  стрелочник,  ныне  уволенный,  и
брат его Федор, служащий в трактире,- предупредил станционный начальник.
   - Прекрасно. Надо, чтобы они как-нибудь не пронюхали о готовящейся на них
облаве. Поэтому у меня такой план.  Прежде  всего  я,  конечно,  обращусь  в
полицию, приглашу ее для помощи. А затем вот что: не можете ли вы  из  числа
ваших служащих назвать какого-нибудь честного, осторожного, осмотрительного,
словом, верного и надежного человека, который бы знал лично Михайлова и  мог
указать его местожительство?
   - Могу порекомендовать вам Лукинского,- ответил начальник. - Он - старший
стрелочник Окуловки. за его добросовестность я ручаюсь.
   - Прекрасно. В таком случае будьте любезны послать за ним, а я немедленно
распоряжусь о вызове станового пристава. Вы позволите  мне  послать  за  ним
вашего жандарма?
   - О, пожалуйста...
   Назаров черкнул на карточке несколько слов приставу, приглашая его сейчас
же явиться с чинами полиции, и жандарм полетел к нему.
 
   * * *
 
   Между  тем  на  станцию  явился  Лукинский,  так   хорошо   аттестованный
начальником станции.
   - Ты знаешь, любезный, Михайловых? И в  особенности  Ивана  Михайлова?  -
спросил Назаров, внимательно вглядываясь в наружность старшего стрелочника.
   - Как не знать, ваше благородие, он ведь служил у нас. Пустой человек!  А
только, ваше благородие, явился он три дня тому назад  из  Питера  и  больно
много денег с собой привез. Золотые монеты у него объявились и вещи  разные.
Как приехал, давай кутить с братом своим Федором.
   - Где же кутили они?
   - А в трактире Сметаниной.
   - Скажи, Лукинский, как ты думаешь, где они теперь должны быть? - спросил
Назаров.
   - Да где же им быть, окромя трактира? Наверное, там.
   Назаров шепотом еще раз спросил начальника станции, можно  ли  довериться
Лукинскому.
   - Говорю вам,  господин  агент,-  тихо  ответил  начальник,-  я  за  него
ручаюсь.
   - Ну, Лукинский, так ты вот что сделай: отправляйся сейчас  же  и  узнай,
где находятся Михайловы. Если их нет в трактире, то ищи в другом  месте,  но
помни - ни единым словом не проговаривайся им о том, что их ищут! Слышишь?
   - Будьте спокойны, ваше благородие... Сам понимаю.
   - И как только ты их найдешь, сейчас  же  беги  сюда!  Не  мешкай,  время
дорого. Ну, ступай.
   Прошло около получаса, в течение которого Назаров с нетерпением  поджидал
прибытия местной полицейской власти. И вдруг произошло то, чего Назаров,  да
и сам начальник станции, ожидал менее всего. Лукинский вернулся  на  вокзал,
еле держась на ногах - до такой степени он был пьян. Он шатался из стороны в
сторону, язык его совсем заплетался!
   - Однако вы хорошо  знаете  людей,  которых  рекомендуете  и  за  которых
ручаетесь! - обратился Назаров к сконфуженному  и  перепуганному  начальнику
станции.-  Знаете  ли  вы,  что,   благодаря   этому   весь   успех   поимки
предполагаемых убийц может свестись к  нулю?..  Ты  что  же  это,  любезный,
нализался раньше времени, а?  -  напустился  на  стрелочника  Назаров.-  Ну,
говори, отыскал Михайловых?
   - 0-от... отыскал,- еле пробормотал "примерный стрелочник".
   - Где же они?
   - В трактире.
   - В каком?
   - В трак... тире, говорю вам. Как раз в это время прибыл становой пристав
всего с одним десятским.
   - Неужели у вас нет еще полицейских служителей?  -  обратился  Назаров  к
приставу.- Помилуйте, что мы будем делать с одним десятским? Придется,  быть
может, устраивать засаду, а то и силой  забирать  этих  молодцов...  Где  же
другие? Где урядник?
   - А черт их знает, где их нелегкая носит! - буркнул пристав.
   Взять с собой жандарма со станции было нельзя, так как вскоре должен  был
прибыть поезд.
   - Нечего делать, времени терять нельзя. Тем более что этот Лукинский  мне
очень подозрителен. Кто его знает, может, он предупредил Михайловых,-  решил
Назаров.- Далеко до трактира Сметаниной?
   - Нет, близко,- ответил пристав.
   После бесконечных переходов то вправо, то влево Назаров увидел деревянное
здание, довольно ярко освещенное. Это и был трактир Сметаниной.
   - Вот что, господа, вы останьтесь здесь у двери, так как  ваше  появление
может  спугнуть  Михайловых,  а  я  войду  в  трактир  один  с  этим  пьяным
дураком-стрелочником. Как только свистну, спешите ко мне.
   Сказав это, Назаров, пропуская вперед  себя  Лукинского,  смело  вошел  в
заведение окуловской  купчихи.  Обычная  обстановка  захолустных  трактиров.
Столы, покрытые красными скатертями, колченогие стулья, буфет, клубы дыма от
махорки и дрянного табака, гам многих голосов  и  отвратительный,  удушливый
воздух, пропитанный винным и пивным перегаром.
   - Где же Михайловы? Которые? Указывай! - прошептал Назаров,  сжимая  руку
старшего стрелочника.
   Лукинский выдернул руку и пьяным голосом, заикаясь, дерзко проговорил:
   - А я почем знаю... Никаких Михайловых тут нет. Ничего не знаю.
   - А,  вот  что!  -  воскликнул  Назаров  и,  выхватив  свисток,  протяжно
свистнул.
   Немедленно в трактир вошли пристав, десятский и начальник станции.
   - Господин  пристав,  немедленно  распорядитесь  оцепить  все  выходы  из
трактира. Этот пьяный негодяй играет странную роль.  Он  не  желает  указать
Михайловых.
   К счастью, трактир имел  только  одну  дверь,  ту,  через  которую  вошли
Назаров и его спутники. Около него встали пристав и  десятский.  В  трактире
мгновенно наступила мертвая  тишина.  Посетители,  бражничавшие  за  чаем  и
водкой, как бы окаменели от неожиданности и испуга.
   - Кто из вас Михайловы, Иван и Федор? - резко спросил Назаров.
   Оклик остался без ответа.
   - Десятский, буфетчик! Называйте этих лиц... Вы знаете их? Есть среди них
Михайловы?
   - Никак нет.
   -  Вам  Михайловых?  -  спросил  перетрусивший  буфетчик.  -  Их   теперь
действительно нет, а только они были.
   - Когда?
   - Да, почитай, минут с двадцать, как ушли. Пили они тут, а  потом  явился
Лукинский, вот этот, что с вами. Подошел к ним, что-то сказал, они вскочили,
давай его наскоро потчевать. Он стакана три водки выпил. Как только он ушел,
бросились из трактира и Михайловы,- ответил буфетчик.
   Было очевидно,  что  "примерный"  Лукинский  предупредил  негодяев  и  те
бросились в бегство.
 
   * * *
 
   Назаров сурово взглянул на начальника станции.
   - Удружили-с! - бросил он ему.- Где теперь его искать? Какие  у  вас  еще
тут есть заведения подобного сорта?
   Они бросились к постоялому  двору.  Чтобы  исключить  возможность  побега
Михайловых из дома Суворовой, если бы они там оказались, Назаров обратился к
приставу:
   - Будьте так любезны окружить этот дом понятыми.
   - Я не могу этого сделать скоро,- ответил пристав.
   - Как не можете?! - вскипел агент.- Что  же  мне,  из-за  ваших  порядков
упускать из рук преступника? Дать ему возможность скрыться?
   - Но где же я возьму сейчас понятых? - оправдывался пристав.
   Назаров понял,  что  ему  придется  рассчитывать  только  на  собственную
сообразительность и энергию. По счастью, рядом с  постоялым  двором  Назаров
увидел  ярко  освещенный  дом.  В  его  окнах  мелькнула  фигура   жандарма.
Оказывается,  тут  шла  свадьба,  на  которой  пировал  и  жандарм.  Назаров
немедленно его вызвал и попросил о помощи.
   Оставив у каждого выхода дома Суворовой по человеку, Назаров  постучал  в
двери постоялого двора. В эту минуту  жандарм  Маслюк,  стоявший  во  дворе,
услышал какой-то шорох.
   - Ваше благородие,- подбежал он  к  Назарову,-  вроде  человек  во  дворе
прячется.
   Назаров, а за ним и остальные бросились  во  двор.  Там  стояли  экипажи,
телеги, сани и виднелась большая груда сложенных дров. Назаров сразу подошел
к  дровам  и  начал  внимательно  вглядываться  в  них.