Конечно, он живал между людей
     И знает жизнь от сердца своего;
     Крик ужаса, моленья, скрып снастей
     Не трогают молчания его.


ЗВЕЗДА
     Светись, светись, далекая звезда,
     Чтоб я в ночи встречал тебя всегда;
     Твой слабый луч, сражаясь с темнотой,
     Несет мечты душе моей больной;
     Она к тебе летает высоко;
     И груди сей свободно и легко...
     Я видел взгляд, исполненный огня
     (Уж он давно закрылся для меня),
     Но, как к тебе, к нему еще лечу
     И хоть нельзя -- смотреть его хочу...


ЕВРЕЙСКАЯ МЕЛОДИЯ
     Я видал иногда, как ночная звезда
     В зеркальном заливе блестит;
     Как трепещет в струях и серебряный прах
     От нее, рассыпаясь, бежит.
     Но поймать ты не льстись и ловить не берись:
     Обманчивы луч и волна.
     Мрак тени твоей только ляжет на ней --
     Отойди ж, -- и заблещет она.
     Светлой радости так беспокойный призрак
     Нас манит под хладною мглой;
     Ты схватить -- он шутя убежит от тебя!
     Ты обманут -- он вновь пред тобой.


ВЕЧЕР ПОСЛЕ ДОЖДЯ
     Гляжу в окно: уж гаснет небосклон.
     Прощальный луч на вышине колонн,
     На куполах, на трубах и крестах
     Блестит, горит в обманутых очах;
     И мрачных туч огнистые края
     Рисуются на небе как змея,
     И ветерок, по саду пробежав,
     Волнует стебли омоченных трав...
     Один меж них приметил я цветок,
     Как будто перл, покинувший восток,
     На нем вода блистаючи дрожит,
     Главу свою склонивши, он стоит,
     Как девушка в печали роковой:
     Душа убита, радость над душой;
     Хоть слезы льет из пламенных очей,
     Но помнит все о красоте своей.


НАПОЛЕОН
     (Дума)
     В неверный час, меж днем и темнотой,
     Когда туман синеет над водой,
     В час грешных дум, видений* тайн и дел,
     Которых луч узреть бы не хотел,
     А тьма укрыть, чья тень, чей образ там,
     На берегу, склонивши взор к волнам,
     Стоит вблизи нагбенного креста?
     Он не живой. Но также не мечта:
     Сей острый взгляд с возвышенным челом
     И две руки, сложенные крестом.
     Пред ним лепечут волны и бегут,
     И вновь приходят, и о скалы бьют;
     Как легкие ветрилы, облака
     Над морем носятся издалека.
     И вот глядит неведомая тень
     На тот восток, где новый брезжит день;
     Там Франция! -- там край ее родной
     И славы след, быть может скрытый мглой'
     Там, средь войны, ее неслися дни...
     О! для чего так кончились они!..
     Прости, о слава! обманувший друг.
     Опасный ты, но чудный, мощный звук;
     И скиптр... о вас забыл Наполеон;

     Хотя давно умерший, любит он
     Сей малый остров, брошенный в морях,
     Где сгнил его и червем съеден прах,
     Где он страдал, покинут от друзей,
     Презрев судьбу с гордыней прежних дней,
     Где стаивал он на брегу морском,
     Как ныне грустен, руки сжав крестом.
     О! как в лице его еще видны
     Следы забот и внутренней войны,
     И быстрый взор, дивящий слабый ум,
     Хоть чужд страстей, все полон прежних дум;
     Сей взор как трепет в сердце проникал
     И тайные желанья узнавал,
     Он тот же все; и той же шляпой он,
     Сопутницею жизни, осенен.
     Но -- посмотри -- уж день блеснул в струях.
     Призрака нет, все пусто на скалах.
     Нередко внемлет житель сих брегов
     Чудесные рассказы рыбаков.
     Когда гроза бунтует и шумит,
     И блещет молния, и гром гремит,
     Мгновенный луч нередко озарял
     Печальну тень, стоящую меж скал.
     Один пловец, как ни был страх велик,
     Мог различить недвижный смуглый лик,
     Под шляпою, с нахмуренным челом,
     И две руки, сложенные крестом.


ЭПИТАФИЯ НАПОЛЕОНА
     Да тень твою никто не порицает,
     Муж рока! ты с людьми, что над тобою рок;
     Кто знал тебя возвесть, лишь тот низвергнуть мог:
     Великое ж ничто не изменяет.


К ГЛУПОЙ КРАСАВИЦЕ
     Тобой пленяться издали
     Мое все зрение готово,
     Но слышать боже сохрани
     Мне от тебя одно хоть слово.
     Иль смех, иль страх в душе моей
     Заменит сладкое мечтанье,
     И глупый смысл твоих речей
     Оледенит очарованье...
     Так смерть красна издалека;
     Пускай она летит стрелою.
     За ней я следую пока,
     Лишь только б не она за мною.
     За ней я всюду полечу
     И наслажуся в созерцанье,
     Но сам привлечь ее вниманье
     Ни за полмира не хочу.


ОЧИ, N. N.
     Нет смерти здесь; и сердце вторит нет;
     Для смерти слишком .весел этот свет.
     И не твоим глазам творец судил
     Гореть, играть для тленья и могил...
     Хоть все возьмет могильная доска,
     Их пожалеет смерти злой рука;
     Их луч с небес, и, как в родных краях,
     Они блеснут звездами в небесах!


АВКАЗУ
     Кавказ! далекая страна!
     Жилище вольности простой!
     И ты несчастьями полна
     И окровавлена войной!..
     Ужель пещеры и скалы
     Под дикой пеленою мглы
     Услышат также крик страстен,
     Звон славы, злата и цепей?..
     Нет! прошлых лет не ожидай,
     Черкес, в отечество свое:
     Свободе прежде милый край
     Приметно гибнет для нее.


УТРО НА КАВКАЗ Е
     Светает -- вьется дикой пеленой

     Вокруг лесистых гор туман ночной;
     Еще у ног Кавказа тишина;
     Молчит табун, река журчит одна.
     Вот на скале новорожденный луч
     Зарделся вдруг, прорезавшись меж туч,
     И розовый по речке и шатрам
     Разлился блеск, и светит там и там:
     Так девушки, купаяся в тени,

     Когда увидят юношу они,
     Краснеют все, к земле склоняют взор:
     Но как бежать, коль близок милый вор!.


КРЕСТ НА СКАЛЕ
     (M-lle Souchkoff)
     В теснине Кавказа я знаю скалу,
     Туда долететь лишь степному орлу,
     Но крест деревянный чернеет над ней,
     Гниет он и гнется от бурь и дождей.
     И много уж лет протекло без следов
     С тех пор, как он виден с далеких холмов.
     И каждая кверху подъята рука,
     Как будто он хочет схватить облака.
     О, если б взойти удалось мне туда,
     Как я бы молился и плакал тогда;
     И после я сбросил бы цепь бытия,
     И с бурею братом назвался бы я!
     Прости, мой друг!., как призрак я лечу
     В далекий край: печали я ищу;
     Хочу грустить, но лишь не пред тобой.
     Ты можешь жить, не слыша голос мой;
     Из всех блаженств, отнятых у меня,
     Осталось мне одно: видать тебя,
     Тот взор, что небо жалостью зажгло.
     Все кончено! -- ни бледное чело,
     Ни пасмурный и недовольный взгляд
     Ничем, ничем его не омрачат!..
     Меня забыть прекрасной нет труда, --
     И я тебя забуду навсегда;
     Я мучусь, если мысль ко мне придет,
     Что и тебя несчастна убьет,
     Что некогда с ланит и с уст мечта
     Как дым слетит, завянет красота,
     Забьется сердце медленней -- свинец
     Тоски на нем -- и что всему конец!..
     Однако ж я желал бы увидать
     Твой хладный труп, чтобы себе сказать:
     "Чего еще! желанья отняты,
     Бедняк -- теперь совсем, совсем оставлен ты!"


ЧЕЛНОК
     Воет ветр и свистит пред недальной грозой;
     По морю, на темный восток,
     Озаряемый молньей, кидаем волной,
     Несется неверный челнок.
     Два гребца в нем сидят с беспокойным челом,
     И что-то у ног их под белым холстом.
     И вихорь сильней по волнам пробежал,
     И сорван летучий покров.
     Под ним человек неподвижно лежал,
     И бледный, как жертва гробов,
     Взор мрачен и дик, как сражения дым,
     Как тучи на небе иль волны под ним.
     В чалме он богатой, с обритой главой,
     И цепь на руках и ногах,
     И рана близ сердца, и ток кровяной
     Не держит опасности страх;
     Он смерть равнодушнее спутников ждет,
     Хотя его прежде она уведет.
     Так с смертию вечно: чем ближе она,
     Тем менее жалко нам свет;
     Две могилы не так нам страшны, как одна,
     Потому что надежды здесь нет.
     И если б не ждал я счастливого дня,
     Давно не дышала бы грудь у меня!..


ОТРЫВОК
     На жизнь надеяться страшась
     Живу, как камень меж камней,
     Излить страдания скупясь:
     Пускай сгниют в груди моей.
     Рассказ моих сердечных мук
     Не возмутит ушей людских.
     Ужель при сшибке камней звук
     Проникнет в середину их?
     Хранится пламень неземной
     Со дней младенчества во мне.
     Но велено ему судьбой,
     Как жил, погибнуть в тишине.
     Я твердо ждал его плодов,
     С собой беседовать любя.

     Утихнет звук сердечных слов:
     Один, один останусь я.
     Для тайных дум я пренебрег
     И путь любви и славы путь,
     Все, чем хоть мало в свете мог
     Иль отличиться, иль блеснуть;
     Беднейший средь существ земных.
     Останусь я в кругу людей,
     Навек лишась достоинств их
     И добродетели своей!
     Две жизни в нас до гроба есть.
     Есть грозный дух: он чужд уму:
     Любовь, надежда, скорбь и месть:
     Все, все подвержено ему.
     Он основал жилище там,
     Где можем память сохранять,
     И предвещает гибель нам,
     Когда уж поздно избегать.
     Терзать и мучить любит он;
     В его речах нередко ложь;
     Он точит жизнь как скорпион.
     Ему поверил я -- и что ж!
     Взгляните на мое чело,
     Всмотритесь в очи, в бледный цвет;
     Лицо мое вам не могло
     Сказать, что мне пятнадцать лет.
     И скоро старость приведет
     Меня к могиле -- я взгляну
     На жизнь-на весь ничтожный плод-
     И о прошедшем вспомяну:
     Придет сей верный друг могил,
     С своей холодной красотой:
     Об чем страдал, что я любил,
     Тогда лишь будет мне мечтой.
     Ужель единый гроб для всех
     Уничтожением грозит?
     Как знать: тогда, быть может, смех
     Полмертвого воспламенит!
     Придет веселость, звук чужой
     Поныне в словаре моем:
     И я об юности златой
     Не погорюю пред концом.
     Теперь я вижу: пышный свет
     Не для людей был сотворен.
     Мы сгибнем, наш сотрется след,
     Таков наш рок, таков закон;
     Наш дух вселенной вихрь умчит
     К безбрежным, мрачным сторонам,
     Наш прах лишь землю умягчит
     Другим, чистейшим существам.
     Не будут проклинать они;
     Меж них ни злата, ни честей
     Не будет. Станут течь их дни,
     Невинные, как дни детей;
     Меж них ни дружбу, ни любовь .
     Приличья цепи не сожмут,
     И братьев праведную кровь
     Они со смехом не прольют!..
     К ним станут (как всегда могли)
     Слетаться ангелы. А мы
     Увидим этот рай земли,
     Окованы над бездной тьмы.
     Укоры зависти, тоска
     И вечность с целию одной:
     Вот казнь за целые века
     Злодейств, кипевших под луной.
     * * *
     Оставленная пустынь предо мной
     Белеется вечернею порой.
     Последний луч на ней еще горит;
     Но колокол растреснувший молчит.
     Его (бывало) заунывный глас
     Звал братии к всенощне в сей мирный час!
     Зеленый мох, растущий над окном,
     Заржавленные ставни -- и кругом
     Высокая полынь -- все, все без слов
     Нам говорит о таинствах гробов.
     Таков старик, под грузом тяжких лет
     Еще хранящий жизни первый цвет;

     Хотя он свеж, на нем печать могил
     Тех юношей, которых пережил.
     Пред мной готическое зданье
     Стоит, как тень былых годов;
     При нем теснится чувствованье
     К нам в грудь того, чему нет слов,
     Что выше теплого участья,
     Святей любви, спокойней счастья.
     Быть может, через много лет
     Сия священная обитель
     Оставит только мрачный след,
     И любопытный посетитель
     В развалинах людей искать
     Напрасно станет, чтоб узнать,
     Где образ божеской могилы
     Между златых колонн стоял,
     Где теплились паникадилы,
     Где лик отшельников звучал
     И где пред богом изливали
     Свои грехи, свои печали.
     И там (как знать) найдет прошлец
     Пергамент пыльный. Он увидит,
     Как сердце любит по конец
     И бесконечно ненавидит,
     Как ни вериги, ни клобук
     Не облегчают наших мук.
     Он тех людей узрит гробницы,
     Их эпитафии пройдет,
     Времен тогдашних небылицы
     За речи истинны почтет,
     Не мысля, что в сем месте сгнили
     Сердца, которые любили!..


К...
     I
     "Простите мне, что я решился к вам
     Писать. Перо в руке -- могила
     Передо мной. Но что ж? все пусто там.
     Все прах, что некогда она манила
     К себе. Вокруг меня толпа родных,
     Слезами жалости покрыты лица.
     И я пишу -- пишу -- но не для них.
     Любви моей не холодит гробница.
     Любви -- но вы не знали мук моих.
     Я чувствую, что это труд ничтожный:
     Не усладит последних он минут.
     Но так и быть -- пишу -- пока возможно --
     Сей труд души моей любимый труд!
     Прими письмо мое. Твой взор увидит,
     Что я не мог стеснить души своей
     К молчанью -- так ужасна власть страстей!
     Тебя письмо страдальца не обидит...
     Я в жизни -- много -- много испытал,
     Ошибся в дружбе -- о! храни моих мучений
     Слова -- прости -- и больше нет волнений,
     Прости, мой друг", -- и подписал:
     "Евгений".


НОЧЬ. III
     Темно. Все спит.
     Лишь только жук ночной,
     Жужжа, в долине пролетит порой;
     Из-под травы блистает червячок,
     От наших дум, от наших бурь далек.
     Высоких лип стал пасмурней навес,
     Когда луна взошла среди небес...
     Нет, в первый раз прелестна так она!
     Он здесь. Стоит. Как мрамор, у окна.
     Тень от него чернеет по стене.
     Недвижный взор поднят, но не к луне;
     Он полон всем, чем только яд страстей
     Ужасен был и мил сердцам людей.
     Свеча горит, забыта на столе,
     И блеск ее с лучом луны в стекле
     Мешается, играет, как любви
     Огонь живой с презрением в крови!
     Кто ж он? кто ж он, сей нарушитель сна?
     Чем эта грудь мятежная полна?
     О, если б вы умели угадать
     В его очах, что хочет он скрывать!
     О, если б мог единый бедный друг
     Хотя смягчить души его недуг!


     FAREWELL'
     (Из Байрона)
     Прости! коль могут к небесам
     Взлетать молитвы о других,
     Моя молитва будет там
     И даже улетит за них!
     Что пользы плакать и вздыхать,
     Слеза кровавая порой
     Не может более сказать,
     Чем звук прощанья роковой!..
     Нет слез в .очах, уста молчат,
     От тайных дум томится грудь
     И эти думы вечный яд, --
     Им не пройти, им не уснуть!
     Не мне о счастье бредить вновь,
     -- Лишь знаю я (и мог снести),
     Что тщетно в нас жила любовь,
     -- Лишь чувствую -- прости! -- прости!


ЭЛЕГИЯ
     Дробись, дробись, волна ночная,
     И пеной орошай брега в туманной мгле.
     Я здесь стою близ моря на скале,
     Стою, задумчивость питая,


     *Прощай (англ.).


     Один, покинув свет, и чуждый для людей,
     И никому тоски поверить не желая.
     Вблизи меня палатки рыбарей;
     Меж них блестит огонь гостеприимный,
     Семья беспечная сидит вкруг огонька
     И, внемля повесть старика,

     Себе готовит ужин дымный!
     Но я далек от счастья их душой,
     Я помню блеск обманчивой столицы,
     Веселий пагубных невозвратимый рой.
     И что ж?--слеза бежит с ресницы,
     И сожаление мою тревожит грудь,
     Года погибшие являются всечасно;
     И этот взор, задумчивый и ясный --
     Твержу, твержу душе: забудь.
     Он все передо мной: я все твержу напрасно!..
     О, если б я в сем месте был рожден,
     Где не живет среди людей коварность:
     Как много бы я был судьбою одолжен --
     Теперь у ней нет прав на благодарность!--
     Как жалок тот, чья младость принесла
     Морщину лишнюю для старого чела
     И, отобрав все милые желанья,
     Одно печальное раскаянье дала;
     Кто чувствовал, как я, -- чтоб чувствовать страданья,
     Кто рано свет узнал -- и с страшной пустотой,
     Как я, оставил брег земли своей родной
     Для добровольного изгнанья!


ЭПИТАФИЯ
     Простосердечный сын свободы,
     Для чувств он жизни не щадил;
     И верные черты природы

     Он часто списывать любил.
     Он верил темным предсказаньям,
     И талисманам, и любви,
     И неестественным желаньям
     Он отдал в жертву дни свои,
     И в нем душа запас хранила
     Блаженства, муки и страстей.
     Он умер. Здесь его могила.
     Он не был создан для людей.


     SCUTES* 1
     Когда бы мог весь свет узнать,
     Что жизнь с надеждами, мечтами

     Не что иное -- как тетрадь
     С давно известными стихами.


ГРОБ ОССИНА
     Под занавесою тумана,
     Под небом бурь, среди степей,
     Стоит могила Оссиана
     В горах Шотландии моей.
     Летит к ней дух мой усыпленный,
     Родимым ветром подышать
     И от могилы сей забвенной
     Вторично жизнь свою занять!..


ПОСВЯЩЕНИЕ
     Прими, прими мой грустный труд
     И, если можешь, плачь над ним;
     Я много плакал -- не придут
     Вновь эти слезы -- вечно им
     Не освежать моих очей.
     Когда катилися они,


     1 Сентенция (англ.).


     Я думал, думал все об ней.
     Жалел и ждал другие дни!
     Уж нет ее, и слез уж нет --
     И нет надежд -- передо мной
     Блестит надменный, глупый свет
     С своей красивой пустотой!
     Ужель я для него писал?
     Ужели важному шуту

     Я вдохновенье посвящал,
     Являя сердца полноту?
     Ценить он только злато мог
     И гордых дум не постигал;

     Мой гений сплел себе венок
     В ущелинах кавказских скал.
     Одним высоким увлечен,
     Он только жертвует любви:
     Принесть тебе лишь может он
     Любимые труды свои.


КЛАДБИЩЕ
     Вчера до самой ночи просидел
     Я на кладбище, все смотрел, смотрел
     Вокруг себя; полстертые слова
     Я разбирал. Невольно голова
     Наполнилась мечтами; вновь очей
     Я не был в силах оторвать с камней.

     Один ушел уж в землю, и на нем
     Все стерлося... Там крест к кресту челом
     Нагнулся, будто любит, будто сон
     Земных страстей узнал в сем месте он...
     Вкруг тихо, сладко все, как мысль о ней;
     Краснеючи, волнуется пырей
     На солнце вечера. Над головой

     Жужжа, со днем прощаются игрой
     Толпящиеся мошки, как народ
     Существ с душой, уставших от работ!..
     Стократ велик, кто создал мир! велик!..
     Сих мелких тварей надмогильный крик
     Творца не Оольше ль славит иногда,
     Чем в пепел обращенные стада?
     Чем человек, сей царь над общим злом,
     С коварным сердцем, с ложным языком?.


ПОСВЯЩЕНИЕ
     Тебе я некогда вверял
     Души взволнованной мечты;
     Я беден был -- ты это знал --
     И бедняка не кинул ты.
     Ты примирил меня с судьбой,
     С мятежной властию страстей;
     Тобой, единственно тобой,
     Я стал, чем был с давнишних дней.
     И муза по моей мольбе
     Сошла опять с святой горы.
     Но верь, принадлежат тебе
     Ее венок, ее дары!..


1880. МАЙЯ. 16 ЧИСЛО
     Боюсь не смерти я. О нет!
     Боюсь исчезнуть совершенно.
     Хочу, чтоб труд мой вдохновенный
     Когда-нибудь увидел свет;
     Хочу -- и снова затрудненье!
     Зачем? что пользы будет мне?

     Мое свершится разрушенье
     В чужой, неведомой стране.
     Я не хочу бродить меж вами
     По разрушении! -- Творец.
     На то ли я звучал струнами,
     На то ли создан был певец?
     На то ли вдохновенье, страсти

     Меня к могиле привели?
     И нет в душе довольно власти --
     Люблю мучения земли.
     И этот образ, он за мною
     В могилу силится бежать,
     Туда, где обещал мне дать
     Ты место к вечному покою.
     Но чувствую: покоя нет,
     И там и там его не будет;
     Тех длинных, тех жестоких лет
     Страдалец вечно не забудет!..


ГОСТЬ
     Как прошлец иноплеменный
     В облаках луна скользит.
     Колокольчик отдаленный
     То замолкнет, то звенит.
     "Что за гость в ночи морозной?"
     Мужу говорит жена,
     Сидя рядом, в вечер позд