Михаил Юрьевич Лермонтов
   Стихотворения



     ----------------------------------------------------------------------------
     ПСС, том 1, изд. Художественная литература, 1957.
     OCR Конник М.В.
     ----------------------------------------------------------------------------
От Редакции

    В первый том настоящего собрания сочинений М.  Ю. Лермонтова входят его
стихотворения,   во  второй  --   поэмы,  в  третий-  драмы,   в  четвертый-
прозаические  произведения,  письма,   материалы  записных   книжек  (планы,
наброски, дневниковые записи).
     Сам Лермонтов,  как известно, при составлении первого  и  единственного
сборника своих произведений, выпущенного в свет в 1840 году, включил  в него
всего  двадцать  шесть стихотворений  и  две  поэмы.  Из  трехсот  с  лишним
стихотворений, написанных до 1836 года,  Лермонтов  поместил в  этот сборник
только одно  ("Русалка"). Из  двадцати  двух поэм  (не считая незаконченных)
напечатал всего  три ("Тамбовскую казначейшу"  -- в "Современнике"  1838 г.;
"Песню про  царя Ивана  Васильевича..." и "Мцыри"  --  в сборнике 1840 г.) и
боролся за  публикацию четвертой  ("Демон"); из пяти драм отдал в театр одну
-- "Маскарад" (1835); из прозаических произведений опубликовал только "Героя
нашего времени".
     Однако   за  сто  с  лишним  лет,  отделяющих  нас  от  первых  изданий
Лермонтова,  в  собрания  его  сочинений  постепенно  были включены все  его
юношеские произведения,  зачастую очень слабые в  художественном  отношении,
наброски, отрывки, которые поэт рассматривал  лишь как заготовки для будущих
сочинений.  Общее  число  произведений,  печатающихся  в  полных   собраниях
сочинений Лермонтова, в наше время примерно в двенадцать раз превышает то, с
чем обращался к читателю  сам поэт. Таким  образом,  обычное хронологическое
размещение  материала  внутри  каждого  тома,  необходимое  в  академических
собраниях сочинений, в массовых изданиях Лермонтова  оказалось в разительном
несоответствии с  интересами широкого читателя. Принцип  строгой хронологии,
механически понятый,  привел  к тому, что в  этих изданиях произведения,  не
предназначавшиеся  для печати, а  также  шутки, экспромты  заслоняют  высшие
достижения  гения  Лермонтова,   создания  его  зрелой  поры.  Приобщаясь  к
поэтическому   наследию   Лермонтова,  массовый  читатель   полных  собраний
сочинений вынужден следить за  творческой эволюцией поэта, начиная  с первых
ученических опытов и подражаний.
     Поэтому с  особым вниманием редакция издания отнеслась к его структуре.
Принцип композиции, положенный  в его  основу, преследует  обе цели: и  учет
воли автора -- взыскательного художника -- и обеспечение полноты издания.
     Датой, отделяющей в политической и  литературной  биографии  Лермонтова
период его поэтического становления от времени,  когда он вошел в литературу
как автор "Смерти Поэта", "Бородина", "Песни про царя Ивана Васильевича...",
является  1837  год.  Эта  дата  и  положена  в  настоящем  издании в основу
композиции томов стихотворений и поэм.
     Первый  том открывается  "Смертью Поэта",  второй --  "Песнью про  царя
Ивана  Васильевича...". В основной раздел третьего тома вошел "Маскарад"  --
сочинение,  которое  Лермонтов избрал для  своего  литературного  дебюта,  с
которым хотел впервые обратиться к широкой публике. Четвертый том  открывает
"Герой   нашего  времени".  Это   --  произведения  художественно   наиболее
совершенные  и общественно значимые. Второй раздел  каждого  тома составляют
ранние  произведения, не предназначавшиеся поэтом к  печати. В особый раздел
первого  тома  впервые выделены шутки, экспромты, эпиграммы.  В  приложениях
даны  наброски неоконченных  произведений и редакции, представляющие интерес
для широкого читателя. В приложениях к первому тому даны также стихотворения
на   французском   языке    и   "Коллективное".   Внутри   каждого   раздела
хронологический принцип сохраняется.
     Такое распределение материала предлагается в настоящем издании впервые.
Поиски  подобного рода --  отказ от  принципа строгой  хронологии в массовом
издании сочинений Лермонтова  --  уже были  предприняты в одном из последних
изданий Гослитиздата (Полное собрание сочинений М. Ю. Лермонтова под ред. Б.
М. Эйхенбаума, 1947).
     Тексты в настоящем издании сочинений М. Ю. Лермонтова вновь выверены по
рукописям  и  печатным  первоисточникам.  В ряде случаев  уточнены тексты  и
'датировки  собрания сочинений  Лермонтова, выпущенного  Институтом  русской
литературы  Академии  наук  СССР  в   1953-1956  годах.  Письма  Лермонтова,
написанные  по-французски,   даются   в   переводах,  тексты  оригинала   не
воспроизводятся.  Отдельные  слова и строки, зачеркнутые  в  рукописи  самим
поэтом,  но не  замененные другими, воспроизводятся в тех случаях, когда это
требуется  для понимания произведения  (они даются в квадратных  скобках). В
угловые   скобки   заключены  названия  произведений,   самим   автором   не
озаглавленные, и слова, чтение которых предположительно.
     В  примечаниях к  каждому тому приведены исторические,  литературные  и
биобиблиографические  справки, необходимые как для понимания  самого текста,
так  и  для  уяснения условий его  создания и  публикации. В  последнем томе
дается "Хронологическая канва жизни и творчества М. Ю. Лермонтова".
     Так  называемые  "юнкерские поэмы", не  вполне  удобные  для печати  и,
по-видимому,  представляющие  собою  плод  коллективного  сочинительства,  в
настоящее -- массовое -- издание сочинений М. Ю. Лермонтова не включены.


     СТИХОТВОРЕНИЯ
     1837-1841
     1837
     СМЕРТЬ ПОЭТА
     Погиб Поэт! -- невольник чести --
     Пал. оклеветанный молвой,
     С свинцом в груди и жаждой мести,
     Поникнув гордой головой!..
     Не вынесла душа Поэта
     Позора мелочных обид,
     Восстал он против мнений света

     Один, как прежде... и убит!
     Убит!., к чему теперь рыданья,
     Пустых похвал ненужный хор
     И жалкий лепет оправданья?
     'Судьбы свершился приговор!
     Не вы ль сперва так злобно гнали
     Его свободный, смелый дар
     И для потехи раздували
     Чуть затаившийся пожар?
     Что ж? веселитесь... он мучений
     Последних вынести не мог:
     Угас, как светоч, дивный гений,
     Увял торжественный венок.
     Его убийца хладнокровно
     Навел удар... спасенья нет:
     Пустое сердце бьется ровно,
     В руке не дрогнул пистолет.
     И что за диво?., издалека,
     Подобный сотням беглецов,
     На ловлю счастья и чинов
     Заброшен к нам по воле рока;
     Смеясь, он дерзко презирал
     Земли чужой язык и нравы;
     Не мог щадить он нашей славы;
     Не мог понять в сей миг кровавый,
     На что он руку поднимал!..
     И он убит -- и взят могилой,
     Как тот певец, неведомый, но милый,
     Добыча ревности глухой,
     Воспетый им с такою чудной силой,
     Сраженный, как и он, безжалостной рукой.
     Зачем от мирных нег и дружбы простодушной
     Вступил он в этот свет завистливый и душный
     Для сердца вольного и пламенных страстей?
     Зачем он руку дал клеветникам ничтожным,
     Зачем поверил он словам и ласкам ложным,
     Он, с юных лет постигнувший людей?..
     И прежний сняв венок -- они венец терновый,,
     Увитый лаврами, надели на него:
     Но иглы тайные сурово
     Язвили славное чело;
     Отравлены его последние мгновенья
     Коварным шепотом насмешливых невежд,
     И умер он -- с напрасной жаждой мщенья,
     С досадой тайною обманутых надежд.
     Замолкли звуки чудных песен,
     Не раздаваться им опять:
     Приют певца угрюм и тесен,
     И на устах его печать.
     А вы, надменные потомки
     Известной подлостью прославленных отцов,
     Пятою рабскою поправшие обломки
     Игрою счастия обиженных родов!
     Вы, жадною толпой стоящие у трона,
     Свободы, Гения и Славы палачи!
     Таитесь вы под сению закона,
     Пред вами суд и правда -- все молчи!..
     Но есть и божий суд, наперсники разврата!
     Есть грозный суд: он ждет;
     Он не доступен звону злата,
     И мысли и дела он знает наперед.
     Тогда напрасно вы прибегнете к злословью:
     Оно вам не поможет вновь,
     И вы не смоете всей вашей черной кровью
     Поэта праведную кровь!


БОРОДИНО
     -- Скажи-ка, дядя, ведь недаром
     -- Москва, спаленная пожаром,
     Французу отдана?
     Ведь были ж схватки боевые,
     Да, говорят, еще какие!
     Недаром помнит вся Россия
     Про день Бородина!
     -- Да, были люди в наше время,
     -- Не то, что нынешнее племя:
     Богатыри -- не вы!
     Плохая им досталась доля:
     Немногие вернулись с поля...
     Не будь на то господня воля,
     Не отдали б Москвы!
     Мы долго молча отступали. Досадно было, боя ждали,
     Ворчали старики: "Что ж мы?

     на зимние квартиры?
     Не смеют, что ли, командиры
     Чужие изорвать мундиры
     О русские штыки?"
     И вот нашли большое поле:
     Есть разгуляться где на воле!
     Построили редут.
     У наших ушки на макушке!
     Чуть утро осветило пушки
     И леса синие верхушки --
     Французы тут как тут.
     Забил заряд я в пушку туго
     И думал: угощу я друга!
     Постой-ка, брат мусью!
     Что тут хитрить, пожалуй к бою;

     Уж мы пойдем ломить стеною,
     Уж постоим мы головою
     За родину свою!
     Два дня мы были в перестрелке.
     Что толку в этакой безделке?
     Мы ждали третий день.
     Повсюду стали слышны речи:
     "Пора добраться до картечи!"
     И вот на поле грозной сечи
     Ночная пала тень.
     Прилег вздремнуть я у лафета,
     И слышно было до рассвета,
     Как ликовал француз.
     Но тих был наш бивак открытый:
     Кто кивер чистил весь избитый,
     Кто штык точил, ворча сердито,
     Кусая длинный ус.
     И только небо засветилось,
     Все шумно вдруг зашевелилось,
     Сверкнул за строем строй.
     Полковник наш рожден был хватом:
     Слуга царю, отец солдатам...
     Да, жаль его: сражен булатом,
     Он спит в земле сырой.
     И молвил он, сверкнув очами:

     "Ребята! не Москва ль за нами?
     Умремте ж под Москвой,
     Как наши братья умирали!"
     И умереть мы обещали,
     И клятву верности сдержали
     Мы в Бородинский бой.
     Ну ж был денек!
     Сквозь дым летучий

     Французы двинулись, как тучи,
     И все на наш редут.
     Уланы с пестрыми значками,

     Драгуны с конскими --хвостами,
     Все промелькнули перед нами,
     Все побывали тут.
     Вам не видать таких сражений!..
     Носились знамена, как тени,
     В дыму огонь блестел,
     Звучал булат, картечь визжала,
     Рука бойцов колоть устала,
     И ядрам пролетать мешала
     Гора кровавых тел.
     Изведал враг в тот день немало,
     Что значит русский бой удалый,
     Наш рукопашный бой!..
     Земля тряслась -- как наши груди;
     Смешались в кучу кони, люди,

     И залпы тысячи орудий
     Слились в протяжный вой...
     Вот смерклось.
     Были все готовы
     Заутра бой затеять новый
     И до конца стоять...
     Вот затрещали барабаны --
     И отступили бусурманы.
     Тогда считать мы стали раны,
     Товарищей считать.
     Да, были люди в наше время,
     Могучее, лихое племя:
     Богатыри -- не вы.
     Плохая им досталась доля:
     Немногие вернулись с поля.
     Когда б на то не божья воля,
     Не отдали б Москвы!


x x x


ВЕТКА ПАЛЕСТИНЫ
     Скажи мне, ветка Палестины:
     Где ты росла, где ты цвела?
     Каких холмов, какой долины
     Ты украшением была?
     У вод ли чистых Иордана
     Востока луч тебя ласкал,
     Ночной ли ветр в горах Ливана
     Тебя сердито колыхал?
     Молитву ль тихую читали,
     Иль пели песни старины,
     Когда листы твои сплетали
     Солима бедные сыны?
     И пальма та жива ль поныне?
     Все так же ль манит в летний зной
     Она прохожего в пустыне
     Широколиственной главой?
     Или в разлуке безотрадной
     Она увяла, как и ты,
     И дольний прах ложится жадно
     На пожелтевшие листы?..
     Поведай: набожной рукою

     Кто в этот край тебя занес?

     Грустил он часто над тобою?

     Хранишь ты след горючих слез?
     Иль, божьей рати лучший воин,
     Он был с безоблачным челом,
     Как ты, всегда небес достоин
     Перед людьми и божеством?..
     Заботой тайною хранима,
     Перед иконой золотой
     Стоишь ты, ветвь Ерусалима,

     Святыни верный часовой!
     Прозрачный сумрак, луч лампады,
     Кивот и крест, символ святой...

     Все полно мира и отрады
     Вокруг тебя и над тобой.


УЗНИК
     Отворите мне темницу,
     Дайте мне сиянье дня,
     Черноглазую девицу,
     Черногривого коня.

     Я красавицу младую
     Прежде сладко поцелую,
     На коня потом вскочу,
     В степь, как ветер, улечу.
     Но окно тюрьмы высоко,

     Дверь тяжелая с замком;
     Черноокая далеко,
     В пышном тереме своем;
     Добрый конь в зеленом поле
     Без узды, один, по воле
     Скачет весел и игрив,
     Хвост по ветру распустив.
     Одинок я -- нет отрады:
     Стены голые кругом,
     Тускло светит луч лампады
     Умирающим огнем;
     Только слышно: за дверями
     Звучно-мерными шагами
     Ходит в тишине ночной
     Безответный часовой.


СОСЕД
     Кто б ни был ты, печальный мой сосед,
     Люблю тебя, как друга юных лет,
     Тебя, товарищ мой случайный,
     Хотя судьбы коварною игрой
     Навеки мы разлучены с тобой
     Стеной теперь -- а после тайной.
     Когда зари румяный полусвет
     В окно тюрьмы прощальный свой привет
     Мне, умирая, посылает

     И, опершись на звучное ружье,
     Наш часовой, про старое житье
     Мечтая, стоя засыпает, --
     Тогда, чело склонив к сырой стене,

     Я слушаю -- ив мрачной тишине
     Твои напевы раздаются.
     О чем они -- не знаю; но тоской
     Исполнены, и звуки чередой,
     Как слезы, тихо льются, льются...
     И лучших лет надежды и любовь --
     В груди моей все оживает вновь,
     И мысли далеко несутся,

     И полон ум желаний и страстей,
     И кровь кипит -- и слезы из очей,
     Как звуки, друг за другом льются.
     Когда волнуется желтеющая нива,
     И свежий лес шумит при звуке ветерка,
     И прячется в саду малиновая слива
     Под тенью сладостной зеленого листка;
     Когда росой обрызганный душистой,
     Румяным вечером иль утра в час златой,
     Из-под куста мне ландыш серебристый
     Приветливо кивает головой;
     Когда студеный ключ играет по оврагу
     И, погружая мысль в какой-то смутный сон,
     Лепечет мне таинственную сагу
     Про мирный край, откуда мчится он, --
     Тогда смиряется души моей тревога,

     Тогда расходятся морщины на челе, --
     И счастье я могу постигнуть на земле,
     И в небесах я вижу бога.


МОЛИТВА
     Я, матерь божия, ныне с молитвою

     Пред твоим образом, ярким сиянием,
     Не о спасении, не перед битвою,
     Не с благодарностью иль покаянием,
     Не за свою молю душу пустынную,
     За душу странника в свете безродного;
     Но я вручить хочу деву невинную
     Теплой заступнице мира холодного.
     Окружи счастием душу достойную;
     Дай ей сопутников, полных внимания,
     Молодость светлую, старость покойную,


     Сердцу незлобному мир упования.
     Срок ли приблизится часу прощальному
     В утро ли шумное, в ночь ли безгласную --
     Ты восприять пошли к ложу печальному

     Лучшего ангела душу прекрасную.
     Расстались мы, но твой портрет
     Я на груди моей храню:
     Как бледный призрак лучших лет,
     Он душу радует мою.
     И, новым преданный страстям,
     Я разлюбить его не мог:
     Так храм оставленный -- все храм,
     Кумир поверженный -- все бог!
     I
     Я не хочу, чтоб свет узнал
     Мою таинственную повесть;
     Как я любил, за что страдал,
     Тому судья лишь бог да совесть!..


     Им сердце в чувствах даст отчет,
     У них попросит сожаленья;
     И пусть меня накажет тот,
     Кто изобрел мои мученья;
     Укор невежд, укор людей
     Души высокой не печалит;
     Пускай шумит волна морей,
     Утес гранитный не повалит;
     Его чело меж облаков,
     Он двух стихий жилец угрюмый,
     И, кроме бури да громов,
     Он никому не вверит думы...
     * * *
     Не смейся над моей пророческой тоскою;
     Я знал: удар судьбы меня не обойдет;
     Я знал, что голова, любимая тобою,
     С твоей груди на плаху перейдет;
     Я говорил тебе: ни счастия, ни славы
     Мне в мире не найти; настанет час кровавый,
     И я паду, и хитрая вражда
     С улыбкой очернит мой недоцветший гений;
     И я погибну без следа
     Моих надежд, моих мучений.
     Но я без страха жду довременный конец.
     Давно пора мне мир увидеть новый;
     Пускай толпа растопчет мой венец:
     Венец певца, венец терновый!..
     Пускай! я им не дорожил.
     * * *
     Прощай, немытая Россия,
     Страна рабов, страна господ,
     И вы, мундиры голубые,

     И ты, им преданный народ.
     Быть может, за стеной Кавказа
     Укроюсь от твоих пашей,
     От их всевидящего глаза,
     От их всеслышащих ушей.
     * * *
     Спеша на север издалека,
     Из теплых и чужих сторон,
     Тебе, Казбек, о страж востока,
     Принес я, странник, свой поклон.
     Чалмою белою от века
     Твой лоб наморщенный увит,
     И гордый ропот человека
     Твой гордый мир не возмутит.
     Но сердца тихого моленье
     Да отнесут твои скалы
     В надзвездный край, в твое владенье
     К престолу вечному аллы.
     Молю, да снидет день прохладный
     На знойный дол и пыльный путь,
     Чтоб мне в пустыне безотрадной

     На камне в полдень отдохнуть.
     Молю, чтоб буря не застала,
     Гремя в наряде боевом,
     В ущелье мрачного Дарьяла
     Меня с измученным конем.
     Но есть еще одно желанье!
     Боюсь сказать! -- душа дрожит!
     Что, если я со дня изгнанья
     Совсем на родине забыт!
     Найду ль там прежние объятья?
     Старинный встречу ли привет?
     Узнают ли друзья и братья
     Страдальца, после многих лет?
     Или среди могил холодных
     Я наступлю на прах родной
     Тех добрых, пылких, благородных,
     Деливших молодость со мной?
     О, если так! своей метелью,
     Казбек, засыпь меня скорей

     И прах бездомный по ущелью
     Без сожаления развей.
     1838


КИНЖАЛ
     Люблю тебя, булатный мой кинжал,
     Товарищ светлый и холодный.
     Задумчивый грузин на месть тебя ковал,
     На грозный бой точил черкес свободный.
     Лилейная рука тебя мне поднесла
     В знак памяти, в минуту расставанья,
     И в первый раз не кровь вдоль по тебе текла,
     Но светлая слеза -- жемчужина страданья.
     И черные глаза, остановись на мне,
     Исполненны таинственной печали,
     Как сталь твоя при трепетном огне,
     То вдруг тускнели, то сверкали.
     Ты дан мне в спутники, любви залог немой,
     И страннику в тебе пример не бесполезный:
     Да, я не изменюсь и буду тверд душой,
     Как ты, как ты, мой друг железный.
     * * *
     Гляжу на будущность с боязнью,
     Гляжу на прошлое с тоской
     И, как преступник перед казнью,
     Ищу кругом души родной;
     Придет ли вестник избавленья
     Открыть мне жизни назначенье,
     Цель упований и страстей,
     Поведать -- что мне бог готовил,
     Зачем так горько прекословил
     Надеждам юности моей.
     Земле я отдал дань земную
     Любви, надежд, добра и зла;
     Начать готов я жизнь другую,
     Молчу и жду: пора пришла;
     Я в мире не оставлю брата,
     И тьмой и холодом объята
     Душа усталая моя;
     Как ранний плод, лишенный сока,
     Она увяла в бурях рока

     Под знойным солнцем бытия.
     * * *
     Слышу ли голос твой
     Звонкий и ласковый,
     Как птичка в клетке,
     Се