ормить тебя.
     - Да, я ужасно голодна, - согласилась она, невольно чувствуя неловкость из-за того, что после столь страшной ночи и всех выпавших на их долю испытаний ее могут одолевать такие простые, обыденные желания.
     Габриель скользнул взглядом по ее лицу, остановившись на губах.
     - Заказать еду?
     - Может быть, но чуть позже. - Она помолчала. - А где Морис?
     Габриель не знал, как смягчить ответ, ему было очень трудно произнести эти слова.
     - Он погиб.
     Сара тряхнула головой, не желая верить, что это правда, хотя по глазам Габриеля читала, что это так.
     - Прости, Сара, мне тоже очень больно, он был смелым человеком и любил тебя даже больше, чем ты можешь себе представить.
     - Это моя вина, - сказала она, и голос ее был полон сожаления и раскаяния. - Я виновата в том, что он погиб.
     - Нет, дорогая, если кто и виноват, так это Нина, и она уже заплатила за это.
     Тихие слезы полились по щекам Сары - нелегко было пережить смерть друга.
     - Только благодаря Морису я смог спасти тебя. - Габриель нежно утирал слезы с ее щек. - Мы оба обязаны ему жизнью, и ты и я. - Взяв ее руки, он приложил их к своим губам. - Скажи мне, чего ты хочешь, Сара.
     - О чем ты?
     - Опасность миновала, никто и ничто уже не угрожает тебе, и теперь ты должна решить, как устроить свою жизнь.
     - Разве ты не знаешь? Я хочу провести ее с тобой.
     - Ты уверена? Я ведь однажды предупредил тебя, что если ты пообещаешь быть моей, я уже никогда и на за что не отпущу тебя. Готова ли ты провести со мной всю свою жизнь, быть до конца дней своих причастной к тому ужасу, который неразрывно связан со мной? Будешь ли ты счастлива со мной без детей? Твоей семьей буду только я один.
     - Да, Габриель. - Она провела по его щеке кончиками пальцев, а затем подтвердила свое обещание поцелуем. - Я стану жить лишь для тебя, танцевать лишь для тебя, ты будешь моим солнцем так же, как я твоим. Каждый день моей жизни будет принадлежать тебе.
     Побежденный, как всегда, ее любовью и доверчивостью, Габриель привлек Сару к себе, прижимая к сердцу. Он был бы рад положить к ее ногам весь мир, окружить ее непрестанной любовью и заботой и молить, чтобы этого ей было достаточно. Он был готов на все, лишь бы она разделила его одиночество. Глядя ей в глаза, он поклялся, что потратит все свои силы на то, чтобы сделать ее счастливой, чтобы она никогда не пожалела о своем решении.
     А затем она подняла к нему лицо, прижимаясь губами к его губам, и для его сомнений не осталось места. Он уже не мог думать о будущем, для него существовали только этот миг и женщина, которую он обнимал.
     "Она была искренна", - говорил он себе, закрывая ее рот поцелуем. Она была для него лучом света в темноте, и с этой ночи каждый следующий день они разделят вдвоем.

Часть вторая
ОТНЫНЕ И НАВЕКИ

ГЛАВА I
Лос-Анджелес, 1995 год

     Он стоял на балконе дома, расположенного на холмах над Лос-Анджелесом, глядя на огни, разливавшиеся повсюду, насколько можно было охватить взглядом. Слишком многое изменилось в мире за те пятьдесят лет, что он отсутствовал в нем. Невероятные изменения в науке, людях, странах и городах. Так много перемен, а он все тот же.
     Восстав после пятидесятилетнего сна, он несколько недель провел за чтением газет и журналов всего мира, пытаясь приобщиться к современности. Он решился покинуть Сала-манку, лишь когда понял, что может как-то ориентироваться в новом времени. Сара ушла из жизни, и он не мог больше оставаться в замке, где все напоминало ему о ней.
     Первым его побуждением было отправиться на родину в Италию, но он не нашел там ничего из того, что знал прежде. Деревни, в которой он вырос, больше не существовало. Ему было слишком больно узнать, что ее уже нет, и он решил отправиться в Соединенные Штаты, где ничто не напоминало бы ему о Саре и той жизни, которая была у него с ней много лет назад.
     Он приспособился к новому миру меньше чем за год, но так и не полюбил его. Все представлялось ему таким преходящим, безвкусным, грубым. Человек двадцатого века казался ему страшно бездушным. Еда готовилась в считанные минуты в микроволновой печи, одежду не нужно было гладить, самолеты перевозили людей из одного конца земли в другой за несколько часов. Казалось, что все постоянно куда-то спешат, словно боясь остановиться и понять, что променяли счастье и покой на хаос, что, несмотря на все новшества и приспособления, несмотря на скорость, они едва могут выкроить для себя несколько минут покоя.
     И все же кое-что в этом современном мире-ему, несомненно, нравилось. Например, телевидение, а также спортивные машины. Первое, что он сделал, оказавшись в Штатах, - это купил автомобиль. Вождение давалось ему так же легко, как и все остальное, за что бы он ни взялся. Ему нравились скорость и ровный ход спортивной машины, нравилось скользить в ней посреди ночи по извилистой дороге за городом, забывая обо всем, что было дорого ему в прошлом.
     И все же, несмотря на то, что он любил свою машину, ей было не сравниться с его скакуном, с которым у него была связь, близкая к духовной. Темно-красный "ягуар" не мог прижаться носом к его руке с тихим приветственным ржаньем. Это были разные вещи - ехать на машине или верхом на лошади, но ему нравилось мягкое ворчание, с которым включалось зажигание, нравилось чувствовать ночной ветер на своем лице и скорость.
     Он был шокирован переменами в модах. Женщины разгуливали в неприлично коротких шортах и кофточках под грудь. Все тело, за исключением интимных частей, было выставлено на обозрение. Даже платья открывали больше, чем скрывали, А прически! Он был поражен, впервые увидев женщину с волосами, подстриженными выше ушей и выкрашенными в ярко-оранжевый цвет. Ему было слишком трудно воспринимать это зрелище.
     Немало времени ему понадобилось и на то, чтобы приспособиться к мужской одежде. Как ни печально, но его костюмы совершенно вышли из моды, в своем плаще с ниспадающими фалдами он производил странное впечатление. Он глянул вниз на свои теперешние футболку и облегающие джинсы, готовый допустить, что они относительно удобны, хотя и кажутся дешевкой по сравнению с тончайшей шерстью и льном, к которым он успел привыкнуть с незапамятных времен.
     Да, мир переменился. Поначалу ему захотелось опять уйти под землю - 493-летнему вампиру никогда не приспособиться к такому сумасшедшему образу жизни.
     Но потом он открыл, что по улицам ночью слоняются целые орды бездомных людей, мужчин и женщин, которых никто никогда не хватится. "Человеческое мясо разных сортов", - думал он с кривой усмешкой. Если бы у него была такая склонность, он мог бы убивать и насыщаться каждую ночь без всяких опасений быть раскрытым.
     Мысленным взором он перенесся назад в прошлое к неосвещенным стеклянным дверям, ведущим в черный дом. "Черный, как моя жизнь", - подумал он.
     Она умерла больше полувека назад, но он все еще слишком остро переживал эту утрату, так, словно Сара ушла из жизни лишь вчера.
     Сара-Джейн. Если она когда-то и пожалела о своем решении разделить с ним всю свою жизнь, то ни разу ничем не показала этого.
     Когда годы стали брать свое, он начал умолять ее принять его Черный Дар, но каждый раз она твердо отказывалась. Он видел, как Сара стареет, как волосы ее покрываются серебром, а глаза тускнеют, в то время как он остается молодым, и все же не переставал любить ее, вплоть до дня ее смерти, да и потом. Он любил ее всецело и преданно. Уже в конце, когда он знал, что ей остались считанные часы, он умолял ее молиться за него на том свете, просить небеса и Бога, в которого она так верила, о снисхождении к нему.
     Они пробыли вместе пятьдесят четыре года, и она умерла на его руках. Последние мысли Сары были о нем: памятуя, каким он был одиноким, когда явился к ней в приют, она просила у него прощения за тог что покидает его, и убеждала найти новую любовь и привязанность, чтобы никогда не испытывать столь страшных мук одиночества.
     Он похоронил Сару на маленьком кладбище позади замка, но не мог оставить ее одну в черноте земли, не мог выстоять без нее перед лицом жестокого мира и поэтому, продав всю свою собственность, за исключением замка, похоронил себя под землей рядом с ее гробом. Он проспал там пятьдесят лет, надеясь, что за это время ослабнет боль от потери, а затем решился вновь явить себя миру.
     Напрасные надежды - мир изменился, но его боль осталась прежней.
     Теперь, глядя в небеса, он представлял там Сару, улыбающуюся ясно и светло, вечно молодую и прекрасную.
     Много раз, оказываясь на грани безнадежности и отчаяния, он готов был покончить со своим безрадостным существованием, если бы только знал, что это поможет ему воссоединиться с Сарой.
     Однако он понимал, что после конца ничего хорошего его не ждет. Лучшее, на что он мог рассчитывать, - это вечные потемки и забвение; худшее-встретиться в адских безднах с Ниной, свирепой, полной жажды мщения.
     Восстав от полувекового сна, он провел месяц в замке, но пустота и одиночество вместе с сознанием того, что Сара ушла навсегда, слишком давили на него. Это было худшим из мучений-блуждать по комнатам, когда-то наполненным ее смехом, и знать, что она уже никогда не вернется, не встретит его нежной улыбкой, когда он пробуждается вечером. Он нанял адвоката, чтобы тот вел его финансовые дела, и опечатал замок.
     Последнюю ночь в Саламанке он провел коленопреклоненным перед могилой Сары, молча прощаясь с ней и вспоминая прекрасные годы, которые они провели вместе.
     Он покинул Саламанку и первое время блуждал по миру из страны в страну, дивясь переменам, случившимся за то время, пока он спал под землей. Рухнули империи, государства бывшие врагами, стали союзниками. Мораль общества изменилась, изменились и сами люди. Здесь было чему поучиться, и на время ему удалось заглушить свою боль жаждой познания. Но пустота оставалась.
     Вздохнув, он прогнал от себя мучительные мысли. Было уже поздно, и голод его давал о себе знать.
     Голод его, как и боль, оставался неизменным.

ГЛАВА II

     Она снова была здесь, сидела на серой каменной скамье. Одна лишь луна составляла ей компанию. Он видел ее в маленьком местном парке, в дальнем его уголке, каждый вечер на прошлой неделе, чувствуя, как его притягивает к ней, и не зная почему. Возможно, в этом был виноват золотой тон ее волос, или его взволновало то, что она выглядела такой потерянной и одинокой. Она была одна, как и он.
     Сегодня она плакала. Ни стона, ни всхлипа, только слезы, сбегавшие по ее щекам, когда она смотрела на силуэт качелей, черневших в ночи. Она не переставала плакать и не утирала слез, лишь сидела, уставившись в темноту.
     Не успев понять, что делает, он шагнул к ней.
     Она удивленно взглянула на него, когда он присел рядом. Он увидел страх, вспыхнувший внезапно в глубине ее темно-карих глаз, а затем она приготовилась встать.
     Желая предупредить ее порыв, он удержал ее за руку.
     - Не уходите, - тихо сказал он. Он чувствовал, как дико бьется ее сердце, когда она смотрела на него. - Прошу вас, - добавил он.
     Она вздрогнула при звуках его голоса, бывшего таким проникновенно-чувственным и невыразимо печальным.
     - Кто вы? - Она была встревожена тем, с какой силой оказалась сжата ее рука. - Что вам нужно?
     - Я не причиню вам вреда.
     - Тогда позвольте мне уйти.
     Чуть помедлив, он отпустил ее руку.
     - Останьтесь ненадолго, - попросил он.
     - Зачем? - Она оглянулась по сторонам и слегка успокоилась, заметив вокруг других людей. - Чего вы хотите от меня?
     Он качнул головой:
     - Ничего. Я увидел, как вы плачете, и... это напомнило мне о том человеке, которого я знал много лет назад.
     Она недоверчиво усмехнулась:
     - Старый прием из романов.
     - Да, это было старо, даже когда я был молод.
     Она фыркнула, вытирая слезы с глаз, словно для того, чтобы лучше рассмотреть его.
     - Вы не кажетесь мне слишком старым.
     - Я старше, чем вы можете себе представить, - заносчиво ответил он. - Скажите, почему вы плакали?
     - Плакала? - Она тихо рассмеялась.
     - Вы плакали, - настаивал он. - Почему?
     - Вам-то что за дело? Вы ведь даже не знаете меня.
     Он пожал плечами, сам удивленный тем, как его влечет к этой женщине. Что-то такое было в ней... неуловимое, напоминавшее ему Сару-Джейн.
     - Просто я видел вас сидящей здесь каждый вечер на прошлой неделе, - сказал он.
     - Вот как? Он кивнул.
     - Мне самому нравится прогуливаться в парке вечерами. - Взгляд его остановился на пульсирующей ямочке у ее горла.
     - А вам не кажется, что это небезопасно - прогуливаться в парках Лос-Анджелеса после наступления темноты? - спросила она.
     - Я могу задать вам тот же вопрос.
     - Возможно, я как раз ищу какого-нибудь подходящего случая...
     - Ищете что?
     - Чтобы кто-нибудь убил меня, - резко ответила она.
     - Надеюсь, вы шутите?
     Она пожала плечами:
     - Возможно, шучу, но, кажется, я порядком устала от жизни.
     - Вы еще так молоды, - отметил он. - Когда же жизнь так успела наскучить вам?
     - Возможно, я думаю так оттого, что мне не для кого жить.
     Она уставилась на бетонную дорожку под ногами, жалея о том, что вообще родилась на этот свет. Все, кого она любила, умерли. Почему же она не умерла вместе с ними? Для чего ей жить теперь? За одну дождливую ночь в столкновении с машиной, за рулем которой был пьяный водитель, она потеряла сразу родителей, мужа и маленькую дочь.
     - Как тебя зовут? - вдруг резко спросил он, как будто заранее зная ответ.
     - Сара. А тебя?
     Он помедлил на миг.
     - Габриель.
     - Прекрасно, Габриель. Рада была познакомиться, но, боюсь, мне уже пора.
     - Ты придешь сюда завтра вечером?
     - Навряд ли.
     Он смотрел, как она уходит, чувствуя переполнявшие ее боль и безнадежность, изматывающее одиночество.
     - Сара, подожди.
     С раздраженным вздохом она обернулась. Он был высок, с длинными черными волосами и темно-серыми глазами, и казался иностранцем, хотя она и не уловила акцента в его голосе. "Возможно, испанец или итальянец, - подумала Сара, - но мне-то что за дело".
     - Что на этот раз? - спросила она. - Позволь мне проводить тебя домой.
     - Послушай, Габриель, я верю, что ты не хочешь показаться невежливым, но я не нуждаюсь в сопровождении. У меня не то настроение, понимаешь? Поэтому не мог бы ты оставить меня в покое?
     - Хорошо, - ответил он, взяв ее руку и слегка склонив голову. - Прости мне мою навязчивость.
     Сара смотрела ему вслед, изумленная его старомодной галантной манерой. Сделав несколько шагов, она обернулась, чтобы извиниться за свою грубость, но было слишком поздно. Он уже исчез.
     Она озиралась по сторонам, не понимая, как мог он испариться столь быстро, а затем, вздохнув, побрела к своему дому с четырьмя спальнями, дому, который когда-то был для нее самым дорогим на свете и который теперь был пуст, так же пуст, как ее жизнь.
     Не зажигая света, она уселась в гостиной --такая привычка появилась у нее с того вечера, когда она вернулась одна из госпиталя. Для нее невыносимо было спать в огромной постели, которую она разделяла с Дэвидом, невыносимо было заходить в детскую. Она не отвечала на телефонные звонки, не брала почту, не включала телевизор. Днем она спала, чтобы не вспоминать о том, какой полной и счастливой была когда-то ее жизнь.
     До этого несчастного случая, перечеркнувшего всю ее жизнь, Сара каждый следующий день встречала в ожидании новой радости. В будни, по утрам она проводила счастливые спокойные полчаса с Дэвидом до его ухода на работу, готовя ему завтрак, сидя с ним за столом. Она целовала его, провожая на службу, а вскоре просыпалась малышка Натали, такая счастливая, всегда всем довольная, постоянно улыбающаяся. Она тянула из кровати пухлые ручки, желая все потрогать, исследовать, понять эту жизнь на ощупь...
     Сара встряхнула головой, прогоняя эти образы, не желая помнить, не в силах забыть. Она закрыла глаза, и перед ее мысленным взором всплыл крошечный белый гробик рядом с тремя большими гробами.
     Слезы хлынули у нее из глаз, она забилась в угол дивана, упиваясь своим несчастьем, желая, чтобы странный незнакомец из парка оказался маньяком-убийцей, о котором она читала в газетах за несколько дней до несчастного случая с ее семьей. Пострадавшая поведала, что на нее напал монстр с глазами, красными, как раскаленные угли, и укусил ее в шею. "Как Дракула", - завершила она свой рассказ.
     Сара нахмурилась. Возможно, подсознательно она рассчитывала на встречу с этим чудовищем, поэтому и бродила вечерами в парке.
     Она погружалась в сон с мыслью о незнакомце из парка. Целое море печали открылось ей в его темно-серых глазах, но она была слишком поглощена собственным несчастьем, чтобы остановить тогда внимание на нем.
     Теперь она думала, не потерял ли он кого-то из близких, свою любовь. Если это так, то и он, как она, блуждает в потемках в поисках забвения от горя.
     Этой ночью она видела его во сне - странные, бессвязные обрывки, показавшиеся ей лишенными смысла, когда она пробудилась. "Впрочем, - думала Сара, - сны всегда теряют свою притягательность и значение при ярком жестоком свете дня".
     Она уставилась в потолок, пытаясь вспомнить, что же конкретно ей приснилось, и найти тому какое-то объяснение, но тщетно. Она не помнила ничего, кроме звука его голоса, потерянного, одинокого. Он шептал ее имя, и она видела в его глазах бесконечную печаль, словно он расплачивался за грехи всего человечества, нес вековую пытку.
     Сара глянула в окно и, увидев, что уже почти рассвело, натянула на голову одеяло, закрываясь от света, погружаясь в свои воспоминания.

***

     Этим вечером она снова гуляла в парке. Уставившись на качели, сидела на каменной скамье, удивляясь самой себе. Зачем ей это? Раз она понимает, что необходимо все забыть, то зачем приходит сюда, вспоминая, как весело смеялась Натали, когда бабушка раскачивала ее все выше и выше...
     Она угадала присутствие Габриеля, еще не видя его. Он внезапно возник возле ее скамьи, и Сара отказывалась верить, что пришла сюда сегодня, желая вновь увидеть его.
     - Добрый вечер, - сказал Габриель и спросил, указывая на скамью. - Могу я присесть?
     Сара пожала плечами:
     - У нас свободная страна. Он был снова весь в черном. Черная майка, черные джинсы и ковбойские сапоги, Сара решила, что не может представить его в одежде иной расцветки. "Он сумрачен и таинствен, словно сама ночь, и черное идет ему, как нельзя лучше", - подумала она.
     - Как твое настроение сегодня вечером, Сара? - спросил он вкрадчивым и проникновенным голосом, который был похож на мед, растопленный ласковыми лучами солнца.
     - Со мной все в порядке.
     Габриель недоверчиво покачал головой:
     - Мне так не кажется.
     - Что ты можешь знать обо мне? - резко отозвалась она.
     - Я знаю, что у тебя горе.
     - Откуда тебе может быть это известно?
     - Я чувствую твою боль, Сара, твою печаль.
     - Это невозможно.
     - Разве? Ты потеряла тех, кого любила, своих близких. Мужа и ребенка.
     Она уставилась на него, в темно-карих глазах отражались смущение и тревога.
     - Как ты узнал об этом? Он вяло улыбнулся:
     - У меня талант читать чужие мысли.
     - Я не верю в подобные вещи.
     - Ты потеряла еще и родителей и чувствуешь вину за их смерть, так? Ты являешься сюда каждый вечер, потому что дом твой пуст, а ночи - слишком длинные и одинокие.
     Похоже, он напугал ее. Это было заметно по ее внезапно напрягшимся плечам, и казалось, она готова подняться и оставить его.
     - Откуда тебе это известно? - спросила Сара, и гнев ее пересилил страх и желание уйти.
     - Я уже сказал, мне доступно читать чужие мысли.
     - И о чем же я думаю сейчас?
     - Чтобы поблизости оказался полицейский.
     Сара тихо рассмеялась:
     - В такое время их никогда здесь не бывает, они все в Уинчелзи, пьют кофе с пончиками.
     Габриель рассмеялся