оставил бокал на стол, пробегая пальцами по его тонкой ножке, и она желала, чтобы его руки так же ласкали ее.
     Он улыбнулся, словно читая ее мысли, и она почувствовала, что краснеет, и все же не могла оторвать от него взгляда, любуясь шириной плеч и мужественной красотой его лица.
     Он был одет в свободную белую рубашку, темно-коричневые брюки и мягкие ботинки того же оттенка. Сара решила, что он очень похож на принца из "Спящей красавицы", раз пробудил ее к неизведанной жизни, полной восторгов, любви и страсти.
     - Чт о ты делала сегодня? - спросил Габриель, когда она отставила тарелку.
     - Что делала? - Она вдруг почувствовала себя неловко, вспомнив, как забралась днем вместе с Морисом в заброшенный коттедж. На время спектакля и свидания с Габриелем она начисто забыла об этом происшествии.
     Габриель нахмурился, слегка сдвинув брови.
     - Что-нибудь не так, дорогая?
     - Не так? Нет, ничего особенного. О чем ты спрашивал?
     - Ты не умеешь лгать, Сара.
     - О чем ты?
     - Что-то беспокоит тебя, и я хотел бы знать что...
     - - Ничего, совсем ничего
     Он не поверил ей. Она увидела, как сухо поджались его губы, почувствовала, как его взгляд проникает в нее. Ей показалось, что его серые глаза читают ее сердце, душу, сознание...
     - Ничего необычного, - снова сказала она. - Мы с Морисом совершили небольшую утреннюю прогулку.
     - В самом деле? - голос Габриеля был ласковым, словно шелк. - Так расскажи, как поживает твой молодой человек?
     - Он не мой молодой человек, - порывисто возразила Сара. - Мы всего лишь друзья.
     - Кажется, он повредил себе руку? Сара прикусила нижнюю губу.
     - Да, он... порезал ее осколком стекла.
     - Какое невезение.
     - Да. Мы остановились у заброшенного коттеджа, и там Морис порезал руку.
     - Надеюсь, ты позаботилась о нем? Иногда простой порез может оказаться очень опасным, попадет инфекция и... надо соблюдагь осторожность.
     Сара кивнула, смутно понимая, что речь идет совсем не об этом ничтожном порезе Мориса. Габриель нарочно говорит об осторожности, предупреждая ее... Но чего ей надо опасаться?
     - Это был старинный заброшенный коттедж, уже почти за городом. Мы забрались в него через разбитое окно.
     Зачем она говорит ему все это? У нее было странное чувство, что он уже все знает и теперь будто вытягивает слова из ее сознания.
     - И что же ты там увидела, дорогая?
     - Ничего... - Она попробовала отвести взгляд в сторону и не углубляться в эту тему. Она ничего не видела там, но слышала его голос. Весь день Сара убеждала себя в гом, что это был лишь плод ее воображения, и вот теперь все пошло прахом. - Ты ведь был там, не так ли?
     - Никаких вопросов, дорогая.
     - Ты там был, - повторила она с еще большим убеждением. - Зачем? Ты втянут во что-то противозаконное?
     - Никаких вопросов! - Он с такой силой опустил кулак на стол, что ее вилка, подскочив, пролетела по столу и ударилась о ее пустой бокал, только чудом не разбив его.
     - Морис сказал... - едва начав, она ту же сжала губы, боясь, что может поставить под угрозу своего друга. Впервые за все время, что она знала Габриеля, Сара по-настоящему боялась его.
     - Мне лучше пойти домой. - Она прижала руку к губам, чтобы они не тряслись, но дрожь в голосе выдавала ее. - Пора.
     Габриель поднялся и, заметно сдерживая себя, помог ей выйти из-за стола.
     - Как тебе будет угодно, дорогая, - спокойно сказал он.
     Она следила за ним краешком глаза, пока надевала пелерину и натягивала перчатки, боясь, что он захочет задержать ее, но он оставался за столом. Руки его были сжаты, а в серых глазах читались боль и самоосуждение.
     - Доброй ночи, - еле выговорила она, плохо справляясь со своей дрожью.
     Печальная улыбка приподняла уголки его рта.
     - Доброй ночи, Сара-Джейн.

ГЛАВА XVI

     Следующие две недели показались Саре самыми ничтожными в ее жизни. По утрам у нее были репетиции, день она проводила с Морсом, усиленно развлекавшим ее. Они вместе обедали, совершали долгие прогулки, устраивали пикники. Она отказывалась обсуждать Габриеля и их поход в заброшенной коттедж, ничего не сказала и о том, что произошло между Габриелем и ею в отеле.
     Часов в пять она где-нибудь перекусывала и отправлялась в театр. Она старалась забыться в танце, но уже не могла, не находила в нем радости. Ноги ее были словно налиты свинцом, а вместо сердца, казалось, билась деревяшка. Балетные наставники выговаривали ей, требуя обратить больше внимания на движения и музыку, но тщетно. Радость ушла из ее сердца, и душа не внимала музыке - она не слышала ни единой ноты, кроме тех бесстрастных, что звучали в голосе Габриеля, когда он желал ей доброй ночи.
     Дни тянулись, танец утратил совершенство, ночи были невыносимы. Они наполнялись кошмарами: перед ней вставали фантомы, злые духи и демоны с клыками,обагренными кровью. И она знала, что это была ее кровь.
     Ночь за ночью она пробуждалась в холодном поту, выскакивая из постели к зеркалу, чтобы убедиться, что на ее шее нет рваных кровоточащих ран.
     Но самым страшным сновидением было, когда в демоне, насыщавшемся ее кровью, она вдруг узнавала Габриеля. Она слышала его голос, видела его глаза, сверкающие кровавым пламенем, и клыки, торчащие из его рта.
     Начиналось все довольно невинно. Они гуляли в парке или танцевали, пока он не впивался в нее, начиная высасывать кровь.
     Они идут, и вдруг в предчувствии ужаса силы оставляют ее, она не может бежать, а он склоняется над ней, заворачивая в складки своего черного плаща. И тогда уже сплошная чернота окружает ее, и только кроваво-красный огонь его глаз горит, прожигая ее насквозь. Она чувствует запах собственного страха, а он улыбается, обнажая длинные острые клыки.
     Ужас сжимал ее горло, не давая кричать, она слышала каждый удар своего сердца, когда он склонялся над ней, и могла лишь смотреть на него, беспомощная, как домашний котенок, попавший в пасть дикому волку. Он целовал ее губы, руки его ласкали ее, и когда она уже расслаблялась и ей начинало казаться, что бояться нечего, клыки вдруг жадно вонзались ей в шею.
     Изнемогая от ужаса, она закрывала глаза, ожидая боли, но вместо нее приходило извращенное наслаждение, пронизывающее все ее тело, вибрирующее каждым своим дюймом. Ужасаясь самой себе, она все дальше откидывала голову, открывая шею для его клыков. Дикий огонь пожирал ее тело, и когда он наконец отстранялся, она кричала, протестуя, умоляя его взять еще, взять все... Слегка усмехаясь на ее слова, он снова погружал клыки в ее горло, хрипло урча в демоническом экстазе. Он пил и пил ее кровь, оставляя бессильным тело...
     Она пробуждалась, крича и вся содрогаясь, на простынях, пропитанных потом.
     Она пыталась не спать ночью, но после дневных репетиций и вечернего спектакля усталость брала свое.
     Она попробовала спать при свете, но он не мог прогнать демонов, осаждавших ее. Тогда она пригласила одну из танцовщиц, чтобы та провела с ней пару ночей. Но Жанна-Мари, напуганная криками Сары, сбежала в первую же ночь, даже не дождавшись рассвета.
     Ей не оставалось ничего иного, как прибегнуть к помощи Мориса и попросить его спать в ее комнате на диване. От кошмаров это не избавило, но ей было гораздо легче, когда, пробудившись в крике и слезах, она чувствовала спокойную силу его рук, слышала его голос, произносивший слова утешения.
     Прошла неделя, другая. Морис снова попросил ее руки, и она опять ему отказала. Тогда он спросил разрешения переехать к ней.
     - Я и так провожу здесь каждую ночь, - сказал он, и логика его была неопровержима. - Будет лучше, если и какие-то мои пожитки будут со мной.
     - Я не знаю... - Сара бессильно покачала головой. - Не думаю, что это такая уж хорошая идея.
     - Но ты ведь не думаешь о воссоединении с ним, так?
     - Нет. Все, что было, закончено. И все же... - пожав плечами, она улыбнулась ему. - Подумай, Морис, что скажут люди, если ты переедешь ко мне? Нет, я не могу.
     - Хорошо, Сара-Джейн, - миролюбиво ответил он. - Оставим это. Но обещаю, что мы скоро вернемся к этому разговору. Очень скоро. - Он подмигнул ей. - Пока, я зайду за тобой перед спектаклем.
     Она поцеловала его на прощание и присела у окна. Почему она так упорно отказывается разделить свою жизнь с Морисом? Он любит ее. Он добр, заботлив, щедр, великодушен, умен и благороден. Он может стать ей прекрасным мужем, и она еще отказывает ему, хотя вряд ли Габриель вновь когда-нибудь обнимет ее.
     Габриель. Она потеряла его, хотя ей и трудно было окончательно поверить в это. Но она помнила каждый миг, проведенный с ним, начиная с ее комнатки в приюте и кончая роскошным номером в отеле "Париж". Она помнила, как он вальсировал с ней по комнате, и то, как рядом с ним она открыла, что может ходить.
     Она взглянула на куклу в балетной пачке, которую подарил ей Габриель. Как он был добр к ней в те дни в аббатстве, сколько всего накупил, какие сентиментальные старинные вальсы напевал, делая с ней первые в ее жизни па. Благодаря ему она стала балериной, он дал ей денег и позволил жить в свое удовольствие. Он стремился исполнить любое ее желание и главную мечту жизни. И она получила вес. И все, что у нее есть - это благодаря ему. Она обязана Габриелю этой квартирой, едой на столе, платьями в шкафах.
     Она вспомнила, как однажды он посадил ее перед собой на волшебного черного жеребца, помчавшего их через ночные поляны, освещенные лунным светом. Они перемахивали трехметровые заграждения, неслись со сверхъестественной скоростью. Сколько необычного вошло в ее жизнь, стоило в ней появиться ему!
     Впервые он дал ей возможность почувствовать себя любимой и желанной, еще когда она была прикована к инвалидному креслу. Она поняла, что может быть нужной кому-то, хотя уже привыкла считать себя лишь обузой и для семьи и для сестер в монастыре. Он вдохнул в нее желание жить, подарил любовь и надежду, и это были самые щедрые из его даров. Ясно всплыла та ночь в парке, когда он упал перед ней на колени, умоляя поддержать и успокоить. Слеза скатилась по ее щеке при воспоминании о том, какая бездна одиночества и обреченности открылась ей тогда в его глазах. Он так истосковался по состраданию, так болезненно жаждал легкого прикосновения ее руки.
     Она любила его. Любила всем сердцем, и ничтожное недоразумение не могло перечеркнуть эту простую истину. Она любила его, он любил ее.
     После трех недель разлуки Сара, собравшись с духом, решила отправиться к нему в отель. Она тщательно причесалась и оделась в белую шелковую блузу с длинными рукавами и темно-розовую юбку, подобрав к этому наряду белую шляпу с широкими полями, украшенную цветами и перьями, и белые перчатки. Бросив последний взгляд в зеркало, она вышла из квартиры. Сердце ее билось с удвоенной скоростью при мысли, что она скоро вновь увидит Габриеля.
     Гордо задрав подбородок, Сара поднялась по лестнице, стараясь не замечать неодобрительных взглядов служащих отеля. Она понимала, что они думают о ней-ведь порядочная девушка никогда не пойдет в номер одинокого мужчины.
     Она дважды постучала в его дверь и с досады топнула. Кажется, она могла бы знать, что днем его никогда не бывает на месте. Ей ни разу не удавалось увидеть его раньше наступления сумерек.
     Но что же он делает весь день вне пределов досягаемости? Нахмурившись, она стала спускаться вниз и, выйдя на улицу, наняла экипаж, собираясь вернуться домой, но вместо этого вдруг приказала отвезти ее к коттеджу на окраине города.
     - Мне подождать вас, мадемуазель? - спросил кучер.
     - Да, я ненадолго.
     - Очень хорошо, мадемуазель. - Слегка прикоснувшись к полям шляпы, он отъехал в тень под деревья.
     Сара подошла к входной двери и тут же поняла, что она заперта. Тогда, обойдя дом, она нашла разбитое окно.
     - Габриель, - тихо позвала она, - ты здесь?
     Прислушавшись, она повторила вопрос чуть громче. Но снова никакого ответа, только стойкая уверенность, что он должен быть здесь.
     Скорчив гримасу, Сара подобрала юбки и стала карабкаться через окно, издав по пути вздох раздражения, когда нижняя юбка зацепилась за осколок.
     И вот она внутри. Тишина здесь была полной, и все же, возможно, ей только казалось, но она словно слышала чье-ю дыхание. Или это было ее дыхание?
     - Габриель? - снова позвала она.
     Тихо на цыпочках, Сара стала обходить дом, и с каждым шагом ее мрачные предчувствия увеличивались.
     Словно магнитом ее тянуло к лестнице, ведущей в подвал. Оказавшись внизу, она подняла дрожащую руку с намерением постучать, но вдруг храбрость оставила ее. Что бы там ни было за дверью, она больше не желала этого знать.
     Сара уже поворачивалась, чтобы уйти, как вдруг дверь распахнулась сама и она оказалась лицом к лицу с Габриелем.
     По его лицу было видно, что он не слишком рад видеть ее.
     - Дорогая, что ты здесь делаешь?
     - Как раз об этом я хотела бы спросить тебя.
     Габриель перешагнул порог и захлопнул за собой дверь.
     Сара нахмурилась, встретив его странный взгляд.
     - С тобой все в порядке?
     - Все прекрасно, - ответил он, не желая вдаваться в подробности. Для него стоило огромных усилий стоять перед ней в разгаре дня, когда его силы были на исходе. Ему помогало отсутствие света внизу и страстное желание увидеть ее хотя бы еще один раз.
     - Ты в этом уверен? - усомнилась Сара. - Вид у тебя довольно больной...
     - Все прекрасно. - С деланно небрежным видом он прислонился к двери, боясь пошатнуться и напугать ее. - Чего ты хочешь, Сара?
     - Не могли бы мы подняться наверх и поговорить?
     - Я как раз занят теперь.
     - Занят?
     - Не надо вопросов, дорогая.
     Прикусив губу, она противилась желанию накричать на него, сказать, что не желает больше связывать себя этим нелепым обещанием, но что-то в глубине его глаз удержало ее от этого.
     Габриель сжал кулаки, силясь преодолеть дневную летаргию. Взгляд его был устремлен на пульс, бьющийся на ее горле. Он голодал уже несколько дней, и ее близость вкупе со знанием, что через нее он может насытиться, составляли для него искушение, которому он не мог долго сопротивляться. Он чувствовал запах крови, бегущей в ее венах, слышал резкие толчки ее сердца.
     - Сара, ты должна уйти. Я приду к тебе вечером, раз ты этого желаешь. Тогда и поговорим.
     Она кивнула, изумленная его явной слабостью, странной бледностью его кожи и прерывистым дыханием. Может, он болен? Она смотрела на дверь позади него, гадая, какая тайна может скрываться за ней.
     - Сара... пожалуйста, иди.
     - Я увижу тебя вечером?
     - Да, - хрипло выдавил он. - Вечером.
     Он смотрел, как она поднимается по ступеням, прижимаясь к двери и чувствуя, как уходят последние силы.
     Глубокий вздох вырвался из его груди, когда он услышал, как захлопнулась входная дверь. Только после этого он вернулся в свое убежище.
     Образ Сары, полный сострадания, сопровождал его в пустыню забвения.
     Она знала, что Габриель в зале, еще не успев ступить на сцену. Ее пульс убыстрялся от сознания того, что он наблюдает за ней. Впервые за три недели Сара чувствовала музыку и свои движения.
     Морис окинул ее быстрым испытующим взглядом во время па-де-де, и она поняла, что он заметил эту перемену. Было трудно не заметить. Сара вдруг ощутила, что ноги ее легче воздуха, колени сгибаются без малейшего усилия, радостно и свободно. Ее сольная партия была полна жизни и страсти.
     Морис оказался с ней рядом, едва упал занавес.
     - Он здесь, не так ли?
     - Кто?
     - Не прикидывайся, Сара-Джейн. Ты очень хорошо знаешь кто. Габриель. Он ведь здесь?
     - Я не знаю... - Она кивнула, понимая, что лгать бесполезно. - Да.
     - Надеюсь, ты не собираешься встречаться С НИМ?
     - Как раз собираюсь.
     - Я не разрешаю тебе.
     - Боюсь, ты забываешься, Морис.
     - Ничуть. Я слишком хорошо помню, какой напуганной ты вернулась от него из отеля. Помню кошмары, которые не давали тебе уснуть, и то, что ты не могла оставаться одна. Он был причиной твоего страха и кошмаров. И вот ты собираешься начать все снова.
     - Прости, но я должна увидеть его хотя бы еще раз.
     - Зачем? - Голос Мориса был полон тревоги и желания понять. - Зачем, Сара-Джейн? Чем он так удерживает тебя?
     - Исключительно тем, что я считаю себя обязанной ему.
     - Ты ничего ему не должна!
     - Нет, должна. Неужели ты не понимаешь? Благодаря ему у меня все, что я имею. Все! Моя квартира, одежда, первые партии в театре. Всем этим я обязана ему.
     - И что же он желает в награду?
     - Он никогда ничего не просил у меня. - Морис недоверчиво усмехнулся. - Это правда! Он-моя семья, Морис, ближе, чем семья, которой у меня не стало. Он заменил мне ее, и я не могу огорчить его!
     Вздохнув. Морис сдался и, отвернувшись, пошел прочь, чувствуя каждый свой шаг. Он никогда не считал себя забиякой и глупцом, но в этой ситуации, кажется, оказался и тем и другим.

***

     Сара внимательно наблюдала за Габриелем, когда они уселись за своим любимым столиком в кафе. Она готова была поклясться, что днем он был нездоров. Кожа его казалась болезненно натянутой, глаза горели как в лихорадке, голос был хриплым и слабым. А теперь он выглядел таким сильным, подтянутым и элегантным. Весь в черном, как обычно. На щеках играет румянец, глаза сияют. Сара тряхнула головой. Может быть, только ей он кажется таким красивым и благополучным?
     - Что-то беспокоит тебя, дорогая? - спросил он голосом, звучным и проникновенным, как и всегда.
     - Нет, ничего.
     - Ты зачем-то хотела меня видеть?
     - Я хотела извиниться за свое поведение в тот последний вечер. У меня не было права допрашивать тебя. Я прошу извинить меня
     Как обычно ее искренность подействовала на него.
     - Ты имела полное право на свои вопросы, дорогая, - миролюбиво сказал он. - Мне лишь жаль, что я не мог дать тебе на них ответы.
     - Но что-то гнетет тебя. Почему ты скрываешься в этом заброшенном коттедже?
     "Как мило с ее стороны беспокоиться обо мне", - подумал он.
     - Нет, Сара, меня ничего не гнетет. По крайней мере не го, о чем ты думаешь. Я ведь уже говорил тебе, что веду очень замкнутый образ жизни, и это, конечно, должно казаться странным такой молодой особе, как ты.
     - Я... Ты был болен все это время, с того раза, как мы расстались?
     Мускул дрогнул на щеке Габриеля. Должно быть, он выглядел подобием смерти, когда она видела его сегодня утром в коттедже, и как она, вероятно, удивлена теперь его внезапным выздоровлением?
     - Нет, дорогая, я не был болен в том смысле, как ты это понимаешь.
     Хотя он и мог бы сказать, что у него болела душа оттого, что он не видел Сару, не слышал ее смеха, не чувствовал ее внимания, не смотрел, как она танцует. Он мучился переполнявшим его желанием вновь увидеть ее. Это желание заставляло его пробуждаться до наступления сумерек, когда солнце еще властвовало в небе.
     - Сегодня днем... - она прикусила губу, боясь рассердить его.
     Он встретил ее смятенный взгляд. Для него было бы так легко очистить ее память от ненужных вопросов и сомнений, загипнотизировать, внушить уверенность, что все хорошо, как никогда. Но он не мог себе это позволить. Только не с Сарой. Он не мог манипулировать ею, одна мысль об этом внушала ему отвращение. Он должен был дать ей какое-то приемлемое объяснение, но не мог сказать ничего, кроме правды, а она застревала у него в горле.
     - Еще вина? - спросил он. Сара кивнула'
     - Пожалуй.
     - Итак, дорогая, чего бы ты желала теперь?
     - О чем ты?
     - Ты хочешь, чтобы я ушел из твоей жизни?
     - Нет!
     Поспешность и горячность тона говорили яснее слов, и это было для него еще мучительнее.
     - Но мы не можем продолжать все как прежде, Сара. Ты задаешь слишком много вопросов, на которые у меня нет ответов. - Он очень глубоко заглянул в ее глаза, и взгляд его был полон неземной печали. - Ты ведь будешь теперь бояться меня, я полагаю.
     - Я не буду боять