осили, абсолютно все!
   Что этот мерзавец Реджинальд говорил о матери? Он сказал ей, что дочь
пошла по рукам? Что она - игрушка в руках мужчин? Боже!
   Миллисент вбежала в кухню, жадно выпила стакан холодной воды.
   За окнами быстро темнело. Из сада раздался крик совы,  вылетевшей  на
ночную охоту за мышами.
   Этот мерзавец бродит где-то поблизости, вынашивает свои подлые планы.
Как страшно, как  обидно  и  страшно!  Девушка  заперла  входные  двери,
закрыла все окна цокольного этажа, и в отчаянии упала на свою постель.
   В комнате было совсем темно и тихо. Запах мяты и лаванды  проникал  в
ноздри, успокаивая расшатанные нервы. Одеяло к самому носу!
   Не думай о плохом, Миллисент. Итак, повторяем урок.  Мужчинам  верить
нельзя. Это раз.
   Верить нельзя никому вообще. Это два. Только маме! Какое у нее теперь
давление? Как у них дела с Франклином Баумом? Они забыли ее, бросили! Да
и кто она такая теперь, чтобы помнить о ней, кто она такая?
   Как кто!?
   Словно молния, сознание Миллисент пронзила ясная мысль:  "Я  та,  кто
только и любит Роджера  Харткортворда!  Его  хриплый  голос,  его  серые
глаза!" Сон пришел моментально.
   Сказались усталость и переживания, а еще, может быть, она  произнесла
самой себе волшебные усыпляющие слова.
   "Его миллионы ты любишь! - прогнусавил под самым ухом  мерзкий  голос
господина Хоггвардса. - Его загородный дом!"
   Миллисент  застонала  во  сне.  Этот  Реджинальд,  подмигивающий   ей
подбитым глазом, мерзок, как  ночное  ароматное  печенье,  которого  она
наелась совсем  недавно  на  сорок  лет  вперед.  Господи,  что  за  сны
одолевают ее этим летом? Просто кошмар.
   Ровно в полночь Миллисент проснулась от жуткого грохота внизу, кто-то
по-хозяйски молотил кулаками в дверь.
   Полусонная, шатающаяся от усталости девушка  спустилась  вниз  и  без
всякого страха открыла. Кто еще мог так настойчиво стучать?
   Только хозяин дома.
   Конечно, это был Роджер, он не мог не  приехать!  Он  приехал,  чтобы
спасти ее!
   - Мне есть, что вам рассказать, Роджер! -  сказала  Миллисент.  -  Но
сначала надо выспаться! Я дремлю прямо на ногах. Все в порядке.
   Черепица уложена, балки подогнаны,  стропила  как  новенькие.  Потопа
больше не будет. - Девушка зевнула. - Да еще вот, мастер  Редкноп  будет
учить меня вождению!
   Миллисент даже не упомянула о встрече с бывшим работодателем.  Зачем?
Это пройдет, забудется, как забываются страшные сны.
   Увидев милого  Роджера,  она  вообще  забыла  о  существовании  этого
несчастного человека, бедного мистера  Хоггвардса.  Реджинальд  даже  не
знает, что такое любовь, кроме того, он ей совершенно не интересен,  как
человек.
   Он подлый! Он не мужчина.
   Миллисент  найдет  способ,  как  поставить  в  известность   маму   о
действительном положении дел, просто  позвонит  отчиму  и  расскажет,  у
какого хорошего человека работает.
   Засыпая, девушка пыталась обдумать, как же теперь вести  себя,  чтобы
Роджер, который умеет  читать  ее  мысли,  не  догадался,  что  она  его
полюбила.
   Ему надоели девушки и женщины, заглядывающие к нему сначала в карман,
а потом в сердце? Замечательно! Она прямо скажет, что ей не  безразличны
его миллионы, она будет хорошей домоправительницей, будет экономить  его
деньги.
   Но о своей любви она не скажет Роджеру никогда!
   Она умрет когда-нибудь, ее похоронят под старым дубом, посреди  поля.
Будут петь птицы, летать стрекозы. С тихим  шелестом  слетит  на  могилу
дубовый лист...
   Роджер, может быть, положит букетик из незабудок на могильный камень,
и все. Ей и этого достаточно. Интересно, а как она умрет?
   Наверное, старой девой, в  скромном  домике  под  красной  крышей,  в
кресле-качалке,  под  веселое  пение  верной  канарейки.  Любимая  кошка
обнаружит ее холодный труп, завоет с  горя  и  приведет  старых,  добрых
соседей. Как хорошо!
   Но кого это привела к ее трупу любимая кошка? Кто так  трясет  ее  за
плечо? Разве она не умерла?!
   ...Миллисент открыла глаза и увидела  над  собой  обеспокоенное  лицо
Роджера. Комната залита ярким солнечным светом, за  окнами  поют  птицы,
голова свежая, тело наполнено силой.
   - Доброе утро, Миллисент! - сказал Роджер. - Прости меня, что не  мог
раньше  приехать.  Что  вчера  здесь  произошло?  Ты   разговаривала   с
Реджинальдом Хоггвардсом, мерзавец приходил в мой дом?
   - Никто сюда не приходил! - искренне ответила Милли.
   - А это откуда? Я нашел это на крыльце! Роджер показал девушке пухлый
конверт. - Тут написано "М, от X."
   Из конверта посыпались деньги.
   - Я не понимаю! - Она оторопела. - Кто это "X"?
   - О, еще раз прости меня, Милли, теперь до меня дошло. Это  Хоггвардс
заплатил тебе за работу! Все тайное становится явным.
   Лицо Роджера стало виноватым, мальчишеским.
   - Как? Еще раз? А его премия и прочее? - страшно удивилась Милли.
   - Миллисент, тогда я тебя немножко обманул. Ты была в отчаянии,  надо
было видеть, как ты тряслась и беспокоилась! Я отдал тогда свои деньги.
   - Роджер, обман есть обман. Оставьте этот конверт себе.
   - Ты с ним разговаривала?
   - Нет,  я  с  ним  не  разговаривала.  Он  разговаривал  со  мной.  И
запомните, мои личные дела касаются только меня, меня и  моей  семьи!  -
Голос Миллисент стал строгим. Она отчитывала этого  взрослого  человека,
как мальчишку, и обманывала, как мальчишку.
   Да расскажи она Роджеру правду  о  вчерашнем  разговоре,  он  тут  же
побежит в Волчий лог и надерет уши бедняге Реджинальду! Хватит с него  и
прошлых синяков.
   Миллисент окинула взглядом крепкую фигуру Роджера. Какой он  сильный,
большой. Разве можно его сравнить с тщедушным Хоггвардсом?
   Но не это занимало мысли Миллисент. Ее  занимало  то,  что  она  сама
стала другой.
   Почему она совершенно не стесняется того, что лежит в  постели,  а  в
комнате находится посторонний человек, да еще в строгом деловом костюме,
с папкой в руках? На ней-то самой, только ночная рубашка!
   Если бы кто неделю тому назад намекнул ей  на  возможность  подобного
пробуждения, она ни за что бы не поверила! Да еще бы  возмутилась:  "Как
это безнравственно!"
   - Роджер! - позвала Миллисент.
   Тот стоял у окна и смотрел вниз, на  изрытый  канавами  двор.  Милый,
расстроенный мальчик.
   - Скажите, каким бы словом вы определили этот наш утренний  разговор?
Ну то, что я в постели, а вы вошли без стука, и прочее?
   Господи, как легко она задает ему такие откровенные вопросы!
   - Это безнравственно! - откликнулся Роджер.
   Миллисент засмеялась.
   - Я тоже так думаю. Почему вы в таком строгом костюме?
   - Через час уезжаю в аэропорт, встречать сестру, свою милую  Флоренс.
Ты сумеешь приготовить парадный обед?
   - Будут гости?
   - Только сестра! Но не вздумай  готовить  рыбу,  она  ее  терпеть  не
может! Вспомни, она ихтиолог!  Рыбы,  любые,  для  нее  живые  существа,
объекты для изучения, а не кусок филе или что-то там под соусом!
   - Роджер, - вновь позвала тихим голосом  Миллисент.  -  Я  приготовлю
обед, не беспокойтесь, только погладьте меня по руке, как тогда, вечером
у камина...
   Он положил свою крепкую ладонь на ладошку девушке и шепнул:
   - Только тогда ты была в халате, помнишь?
   А халат распахнулся...
   - Так вы смотрели тогда на мой голый живот и молчали?! -  воскликнула
Миллисент.
   - А что я должен был тогда кричать? Твой живот меня вовсе не напугал,
- спокойным голосом произнес Роджер. - Молчал, конечно, и  любовался.  А
если сейчас увижу твой живот, может быть, и закричу!
   Роджер ухватился за край одеяла и потащил его на себя, продолжая  тем
временем нежно сжимать пальцы левой руки Милли.
   Одеяло свалилось на пол, открыв солнечному свету  и  жаждущему  взору
самое соблазнительное зрелище, которое  только  может  представить  себе
истосковавшийся по близости мужчина:  короткую  рубашку,  сбившуюся  под
самый подбородок, пару восхитительно стройных ног, тонкую девичью  руку,
стыдливо прикрывающую ладонью лоно, прекрасный живот, чудесный  пупок  и
округлые, вздымающиеся при каждом вдохе, груди.
   Девушка продолжала лежать на спине, она улыбалась  и  молчала.  Потом
губы ее разжались и с нежностью произнесли:
   - Роджер, ты очень милый! Поцелуй меня и уезжай, ты опоздаешь!
   Он прижал к своим губам ладонь Миллисент, а потом громко крикнул:
   - Какой красивый живот!
   - Тише! - испуганно остановила его девушка. - Ты с ума сошел!
   - А кто нас может услышать, мы одни в доме!
   Словно   в   кошмарном   сне   сразу   же   в    холле    послышались
переговаривающиеся чужие голоса.
   - Кто это?! - в ужасе замерла  Милли.  -  Ты  оставил  входную  дверь
открытой?
   Роджер прислушался, потом сказал:
   - Получается, оставил открытой... Прости, забыл тебя  предупредить  -
это телефонные мастера. Теперь ты сможешь позвонить матери,  рассказать,
что все у тебя в порядке.
   Девушка хотела было встать, одеться, но Роджер нежно  удержал  ее  на
простынях:
   - Нам никто не помешает...
   Господи, конечно, она стала другая: он сказал ей "никто не помешает",
и  она  с  удовольствием  покорилась  ему,  продолжая  бесстыдно  лежать
обнаженной на постели.
   Миллисент и представить себе не могла, что до первого поцелуя в  губы
испытает столь острое наслаждение - горячее  дыхание  Роджера  на  своем
пупке.
   На ее животе могли поместиться тысячи поцелуев этого  негодяя,  этого
хулигана, мерзавца,  мучителя,  мальчишки!  Он  истязал  ее,  он  только
целовал ее! А она хотела вобрать в  себя  его  целиком!  Почему  он  так
жесток, зачем ему надо уезжать в аэропорт?!
   Миллисент очнулась первой и спросила:
   - Который час?
   - Пять минут прошло с тех пор, как ты попросила меня  погладить  тебе
руку!
   - Не может быть! - она отвернула край рукава его пиджака и посмотрела
на часы. - Ты прав. Все равно, поезжай немедленно, опаздывать  нехорошо.
Роджер, я тебя буду ждать!
   - Позвони матери! - сказал он, махнул на прощание рукой  и  вышел  из
комнаты.
 
Глава 6 
 
   Роджер уехал, а Миллисент до полудня пронежилась в постели, не убирая
ладоней со своего живота.
   Он целовал мой живот! Ему нравилось меня целовать! Мне нравилось, что
меня целуют! Я лежала совсем без  одежды,  мне  было  так  хорошо!  -  с
восторгом и  удивлением  одновременно  размышляла  Милли.  Что  это?  Он
развратил меня, или... Или я его люблю? А он меня? Когда люди любят друг
друга, они об этом говорят...
   Что же, получается, мой первый отчим, отец Джорджа, любил  мою  мать?
Нет, конечно. Но сколько раз он повторял, что жить без нее не может, как
уверенно говорил на людях, что она его единственная вечная любовь.
   Тысячи раз говорил! А сам украл наши деньги! Ни отчим, ни его сын  не
хотели и не любили работать, сидели на шее у мамы.
   Наконец, она нашла в себе силы встать  с  постели.  Приняв  работу  у
телефонных мастеров и проводив их, Миллисент приготовила  себе  завтрак.
За чашкой кофе девушка вновь пустилась в печальные воспоминания.
   Ли Дженкинс, ее отчим, постоянно ввязывался в сомнительные  авантюры,
часто прикладывался к бутылке, устраивал дома скандалы. Из-за него  мама
совершенно невыгодно, буквально за  гроши  продала  прекрасный,  в  пять
комнат, дом, и они стали жить в тесной, неуютной  квартире  на  окраине.
Отчима звали Ли Дженкинс. Как он ей не нравился!
   Невысокого роста с огромными залысинами  он  походил  сразу  на  всех
отрицательных персонажей из детских  комиксов.  Кроме  того,  был  скуп,
завистлив и неряшлив. При всех этих качествах Дженкинс отличался любовью
к дорогим костюмам, носил яркие галстуки.
   Почему, почему мама вышла за него замуж?
   Как хорошо они жили, пока папа не умер, как весело было в их  дружной
семье. А потом случилось  несчастье.  Папа  заразился  в  больнице,  где
работал хирургом, вирусом гепатита.
   Болезнь протекала очень тяжело, дала осложнения на другие  органы,  и
организм отца не выдержал. Мама очень долго  горевала,  потом,  понимая,
что одной не воспитать дочь, вышла замуж за рекламного агента, с которым
познакомилась на бирже труда. Дженкинс умел обаять женщину, рассыпался в
комплиментах и похвалах ей самой, ее дому и хозяйству.
   Со дня свадьбы прошел год, Миллисент исполнилось пятнадцать лет.  Как
и все девочки-подростки, она  стеснялась  своей  высокой  полной  груди,
носила просторные свитера, скрадывавшие изысканные формы ее фигуры.
   Дженкинс откровенно засматривался  на  нее,  щурил  свои  опухшие  от
вечной  пьянки  глаза,  и  однажды,  заслонив  ей   дорогу,   неожиданно
проговорил, обхватив руками ее плечи:
   -  Малышка  Миллисент,  смотри-ка,  ты  совсем  взрослая!  Не  хочешь
подарить мне поцелуйчик, а?
   Закрыв глаза, Дженкинс вытянул свои губы:
   - Поцелуй меня, это будет нашей тайной!
   Целуй, говорю, непослушная девчонка!
   Милли вырвалась из объятий  Дженкинса,  вбежала  в  свою  комнатку  и
захлопнула дверь.
   Опустив воротник, посмотрела на свои плечи в зеркало. Жесткие  пальцы
отчима оставили на нежной коже безобразные синяки.
   Ну и мужа выбрала себе мамочка! Как ему только не совестно! Она  ведь
совсем  ребенок,  как  можно  приставать  с  грязными  предложениями   к
собственной падчерице?
   Разумеется,  из  чувства  природного  стыда  она  ничего  матери   не
рассказала. И потянулись унылые, тоскливые дни, когда за  завтраком  или
за ужином Миллисент видела заговорщически подмигивающие глаза Дженкинса.
   Он не оставил своих подлых  намерений,  слонялся  следом  за  ней  по
квартире,  подкарауливал  в  тесном  коридорчике,  где  двоим  никак  не
разойтись.
   Миллисент с содроганием ощущала на своем юном лице  смрадное  дыхание
заядлого курильщика, зубы которого были безнадежно изъедены  беспощадным
кариесом. В панике выбегала из кухни, оставив нетронутым завтрак,  когда
Ли Дженкинсу приходило в  голову  промочить  горло  глотком  пива  после
бессонной ночи, проведенной в третьеразрядной бильярдной.
   Спрятаться в крохотной квартирке было некуда.
   А потом и сынок Дженкинса, Джордж,  стал  еще  одним  испытанием  для
Миллисент. Жизнь превратилась в ад. Некому было пожаловаться.
   От постоянного напряжения у нее стал портиться  характер,  она  стала
недоверчивой и вспыльчивой, всюду видела подвохи, желание мужчин унизить
ее и воспользоваться неопытностью.
   Из открытой,  приветливой  девушки  она  превратилась  в  замкнутого,
нелюдимого подростка, старалась не посещать  школьные  вечера,  избегала
шумных, веселых сборищ одноклассников. В ее  ясных  голубых  глазах  под
пушистыми длинными ресницами поселилась печаль. Жесты ее тонких и нежных
рук стали робкими и неуверенными.
   Она  не  водила  дружбы  с   грубыми,   шумными   одноклассниками   и
одноклассницами, не смотрела фильмы,  где  на  каждом  шагу  насилуют  и
убивают под режущую слух, громкую музыку. Ее не  привлекали  журналы,  в
которых на каждой  странице  женское  тело  служило  приманкой,  помогая
продавать дорогие, никому не нужные товары.
   У Миллисент осталась одна-единственная подруга,  верная  Кэт.  У  нее
были похожие проблемы, даже еще сложнее  -  Кэт  жила  с  парализованной
слепой  бабушкой,  нуждающейся  в  постоянном  уходе,  и   по   субботам
подрабатывала продавцом на промышленной ярмарке.
   Кэт часто говорила, что, если бы не нужда в заработке, она  бы  и  на
морскую милю не подошла к этой ужасной ярмарке -  там  к  ней  постоянно
приставали продавцы-мужчины.
   Бедная девушка в красках расписывала, из каких  сложных  ситуаций  ей
приходилось выпутываться, чтобы сохранить девичью честь, как  коварны  и
хитры соблазнители всех мастей. То, что она рассказывала, было ужасно!
   Неужели это может случиться и с ней, думала Миллисент, неужели в этом
жестоком мире не осталось добрых и благородных рыцарей?
   Кэт  с  уверенностью   утверждала,   что   все   рыцари   выродились,
превратились в жалких  скотов,  у  которых  одно  на  уме  -  оскорбить,
растоптать достоинство девушек. Поэтому каждая девушка, по  мнению  Кэт,
обязана была защищать себя любым способом. Вплоть до самоубийства. Лучше
лежать бездыханной на  камнях  в  пене  морского  прибоя,  чем  ублажать
какого-нибудь Джека или Джона,  для  которых  ты  всего  лишь  очередная
дурочка.
   Свое мнение Кэт защищала с пеной у рта, глаза ее сверкали благородным
гневом.  Миллисент  любовалась  в  такие  мгновения  своей  подругой   и
гордилась ею. Хорошо бы самой быть такой умной и смелой!
   Еще у Миллисент сложились неплохие отношения с Эдисоном  Маклистером,
мальчиком из параллельного класса. С ним девушка дружила и тогда,  когда
стала заниматься на курсах коммунальным менеджментом.
   Скромный и тихий юноша страдал близорукостью  и  явно  симпатизировал
Миллисент: дарил смешные подарки, провожал  от  школы  до  дома.  В  его
компании  девушка  чувствовала  себя  уверенной  и  сильной,   могла   с
увлечением говорить о прочитанных книгах, о своих планах на будущее.
   Сам  Эдисон  увлекался  астрономией,  читал  специальные  журналы  по
астрофизике и совершенно не походил на товарищей-одноклассников.  Как  и
Миллисент, он также не был поклонником шумных игр и вечеринок. Юноша был
деликатен и всячески, даже если его на это провоцировали другие, избегал
бранных слов.
   Эдисон быстро нашел общий язык с Кэт, им обоим  нравилось  беседовать
на научные темы. Странно только, что за глаза Кэт называла юношу тихоней
и тряпкой, говорила, что он  не  способен  совершить  подвиг.  Настоящий
мужчина, по мнению подруги, должен быть равнодушен к женскому  полу,  но
при этом уметь совершать подвиги. Что именно подразумевалось под  словом
"подвиг", ни одна из девушек точно не знала.
   Миллисент отдыхала в обществе Кэт  и  Эдисона,  забывала  о  домашних
неприятностях, и продолжала встречаться с друзьями уже  после  окончания
школы. Мама нашла возможность устроить  Милли  на  курсы  по  подготовке
менеджеров коммунального хозяйства. Кстати, туда  же  поступила  и  Кэт.
Жизнь стала легче, атмосфера в доме - веселее.
   Появились деньги, мама развелась с ужасным Ли Дженкинсом. Из квартиры
исчезли осточертевшие лица бездельников -  отчима  и  его  сына.  Отпала
необходимость подпирать дверь спальни спинкой стула.
   Миллисент теперь с удовольствием приглашала в гости  Кэт  и  Эдисона,
они пили чай с крекерами, делились  планами  на  будущее.  Что  ждет  их
впереди, неужели жизнь не изменится к лучшему?
   Кэт  превратилась  из  долговязой   девочки-подростка   в   эффектную
натуральную блондинку, и даже развязные продавцы  с  ярмарки  больше  не
рисковали обращаться к ней со своими шуточками. Она не лезла за словом в
карман, могла срезать кого угодно нелестным сравнением или прибауткой. К
тому же,  не  краснея,  употребляла  самые  вульгарные  ругательства,  и
мужчины стали сторониться смелой девушки.
   Ее бабушку госпитализировали в городскую больницу, где  та  вскоре  и
умерла. Кэт сделалась полноправной хозяйкой  квартиры,  одну  из  комнат
стала сдавать  высокооплачиваемой  медицинской  сестре-анестезиологу,  с
которой познакомилась, навещая бабушку в больнице.
   Эдисон Маклистер забросил свои прошлые увлечения. Теперь он работал в
нотариальной конторе, сделался обыкновенным клерком.  Заметно  возмужал,
носил очки в толстой роговой оправе и ничем  не  выделялся  из  утренней
толпы клерков, спешащих на службу по главной улице города.
   Основной чертой нотариусов была дисциплинированность,  уверенность  в
себе и своих знаниях. Имея такие качества, вполне можно рассчитывать  на
успешную карьеру. Хорошая карьера даст неплохое  жилье,  модную  одежду,
уважение окружающих. А чего еще желать в этой жизни?
   Вон как люди уважают нотариуса Франклина Баума - нового отчима Милли!
Он хорошо зарабатывает, купил славный  домик  с  садом,  его  фотографию
напечатал журнал "Юриспруденция сегодня".
   Эдисону все больше и больше нравилась Миллисент, он не пропускал дня,
чтобы не позвонить ей, и часто приглашал на прогулки