еласы!
   Об этом много раз  рассказывала  подруга  Кэт  и  предупреждала:  все
заканчивается одним и тем же -  насилием.  "Но  помни,  дорогая,  мужики
пугливы, как зайцы, - учила она. - Стоит лишь как  следует  заорать  или
пригрозить полицией, подонки тут же уносят ноги восвояси".
   А ей-то что сейчас делать? Глухая ночь,  проливной  дождь,  безлюдные
места... Полиции здесь не дождешься.
   Примерно через милю пути мужчина, не поворачивая  к  девушке  головы,
поинтересовался:
   - Куда ты едешь?
   - Не ваше дело! - грубо ответила Миллисент,  с  вызовом  задрав  свой
пухлый, с ямочкой, подбородок.  Если  бы  она  сама  знала,  куда!  -  И
предупреждаю, если вы будете приставать  с  разговорами  или  распускать
руки, я закричу!
   Лучше расставить точки над "i" сразу, так спокойнее.
   Мужчина помолчал, затем вновь спросил своим хрипловатым баритоном:
   - Тогда скажи мне, откуда ты бежишь? Говори, говори,  я  хорошо  знаю
здешние места. Но только не кричи, хорошо? Я не люблю, когда меня в этот
поздний час беспокоят криком!
   Итак, откуда ты по такой погоде несешься?
   Вопрос прозвучал  очень  миролюбиво,  и  девушка  не  стала  скрывать
правду:
   - Из Волчьего лога, а что?
   - Ничего. - Водитель внимательно  смотрел  на  дорогу.  -  Хочешь,  я
отвезу тебя обратно? Решай побыстрее, мы  не  так  далеко  отъехали.  Ты
оставила там свою машину и всю одежду, так?
   - Нет, не хочу! -  быстро  ответила  Миллисент.  Потом,  у  меня  нет
машины, да и никогда не было! Затем она глубоко вздохнула и добавила:
   - Я больше туда не вернусь. Никогда.
   Мужчина окинул девушку проницательным долгим  взглядом  и  ничего  не
сказал.
   Автомобиль быстро мчался по ночной дороге,  огибая  темнеющие  холмы,
пролетая по узким мостам над бурлящими потоками. В  тишине  салона  было
слышно, как мерно урчит двигатель. Время от времени с  шумом  вырывались
из-под колес фонтаны брызг.
   Миллисент согрелась и задремала, устав искоса наблюдать за сероглазым
водителем. Свернувшись на теплом сиденье  калачиком,  как  котенок,  она
даже в полусне не забывала придерживать на груди разорванное  платье.  И
все равно чувствовала себя почти нагой, ведь раньше ей никогда не пришло
бы в голову так смело обнажать грудь. Хорошо, что водитель смотрел  лишь
на дорогу, а то можно было бы и сгореть со стыда.
   С недавнего времени с ней произошли удивительные  перемены.  И  когда
теперь ей приходилось посещать торговые центры, кафе,  просто  бывать  в
скверах или в центре  города,  она  ловила  на  себе  нахальные  мужские
взгляды, заставляющие ее смущаться и краснеть с нег до головы.
   Взгляды мужчин,  как  паутина  осенний  куст,  облепляли  даже  самые
скромные платья Миллисент. Это было так неприятно,  что  хотелось  сломя
голову бежать домой и больше никуда не выходить. Но  как  быть  в  таком
случае с занятиями на курсах, как покупать продукты, всякую  мелочь  для
дома?
   Часто девушка чувствовала липкую паутину мужских  взглядов  на  лице,
шее и груди. Часто эта паутина, так ей казалось, превращалась в огненные
нити, которые проникали под платье, а там касались ног,  живота,  спины,
поясницы  и  того  места,  которое   Миллисент   осмеливалась   называть
исключительно на детском языке, и только в разговорах с мамой, дома.
   Впрочем, дома тоже хватало неприятностей. Бедная мама,  если  бы  она
знала, насколько печальны дела у ее дочери!
   - Мамочка! - вскрикнула  Миллисент,  внезапно  проснувшись  и  увидав
прямо перед собой, за ветровым  стеклом  автомобиля,  громаду  огромного
черного дома. Точная копия жуткого сооружения  в  Волчьем  логу,  только
пострашнее!
   Сквозь ночной дождь она сумела разглядеть груды  странных  деревянных
ящиков, похожих на гробы, кучи песка и глины, канавы вокруг, да огромные
липы, поливаемые дождем, у самых стен дома. За окнами ни огонька,  может
быть, во всем доме нет ни одного человека? Куда ее привезли? Что  теперь
делать?
   В такой поздний час, в этой  глуши  оказаться  наедине  с  незнакомым
мужчиной...
   Единственной мыслью было вскочить и бежать, куда глаза  глядят.  Лишь
постепенно к девушке вернулось самообладание.
   Черта с два она выйдет из автомобиля, здесь  тепло,  и  вполне  можно
дождаться утра.  Какой  мрачный  дом,  напоминает  готический  замок  из
фильмов ужасов, которые так любил смотреть ее названный брат.  Здесь,  и
только здесь выбирают себе логовища преступники, маньяки, убийцы.
   Девушка перевела взгляд широко открытых глаз, наполненных ужасом,  на
водителя, прижала к груди руки с сжатыми в  кулаки  пальцами.  "Попробуй
только тронь меня!" - говорила вся ее фигура.
   - Поместье Харткортворд, - устало проговорил мужчина. И выбираясь  из
машины, добавил, не глядя на Миллисент:
   - Выходи, девочка, не бойся, никто тебя не увидит в твоем  наряде.  В
доме, на твое счастье, никого нет...
   Забрав из машины папку  и  пару  набитых  доверху  пакетов,  водитель
захлопнул за собой дверцу.
   Оказаться в такой глуши, с подозрительным незнакомцем,  да  за  какие
грехи? Девушка остекленевшими  глазами  следила,  как  мужчина  медленно
поднимается по каменным ступеням  к  окованной  железом  двери,  слышала
скрип и скрежет несмазанных петель.
   Сердце в груди бешено стучало. Он убьет ее  и  зароет  тело  в  кучах
белого песка, громоздящихся вокруг. Или вон в той глубокой канаве.
   Боже, и ни одного свидетеля не будет этому страшному преступлению.
   Она не умеет водить машину,  а  то  бы  перебралась  на  водительское
сиденье, повернула ключ, который торчит в замке зажигания, и рванула  бы
на свободу.
   В салоне становилось прохладно. Стало слышно, как  в  корявых  ветвях
старых лип завывает ветер.
   Миллисент вздрогнула: вновь ее уши уловили  зловещий  скрежет  двери.
Мужчина двигался по лужам прямо к автомобилю  и  нес  в  руках  странный
предмет, издали похожий на железную палку или дубинку. Все, это конец!
   Дверь автомобиля распахнулась, - Держи! - сказал незнакомец и сунул в
руки  девушки  сложенный  зонт.   -   Не   хочу   разыгрывать   показное
гостеприимство, но, нравится тебе он или нет, это мой дом.  Извини,  мне
надо переодеться в сухое, не хочу простудиться.
   - Вы живете в этой глуши? О Боже! - только и хватило сил  воскликнуть
у Миллисент.
   - Я живу в городе, - донеслось  уже  от  лестницы.  -  Это  фамильное
поместье, и здесь полным ходом идет ремонт. Жить тут практически нельзя,
но спастись от воспаления легких - возможно и даже нужно.
   Миллисент заметила блеснувший за дверью тусклый,  призрачный  свет  и
осталась в полном одиночестве и недоумении. Если это фамильное поместье,
то где же хозяева? Где сторож, привратник? Может быть, незнакомец и есть
сторож? Живет в этой глуши, озверел, огрубел,  соскучился  по  девичьему
телу?
   Как же так, он ушел и будто забыл о ней, дал зонт, но в дом  вроде  и
не пригласил? Или косвенно пригласил, намекая на воспаление  легких?  Да
не пойдет она туда ни за что на свете.
   Черные тучи проносились над причудливой формы дымовыми  трубами,  над
фронтоном дома. Стены, сложенные из огромных камней, были опутаны словно
черными змеями жилистыми стволами столетнего плюща или дикого винограда.
То ли от непогоды, то ли от старости плющ или виноград потерял листву.
   Темные окна дома бесстрастно смотрели на пустынную округу, на болота,
холмы и  пустоши.  Далекие  молнии  высвечивали  на  стенах  запущенного
ветхого здания загадочные стальные тросы с крюками, ветер, проносясь  по
кровле, хлопал листами железа.
   С нераскрытым зонтом наперевес  Миллисент  осторожно  приблизилась  к
крутым каменным ступеням древней лестницы, со страхом поднялась к  самой
двери, прислушалась. Увы, дождь лил с такой силой, так грохотали струи в
желобах водостоков, что  невозможно  было  разобрать  ни  единого  звука
внутри дома.
   Было глупо оставаться вот  так  в  нерешительности  перед  дверью,  и
девушка потянула на себя медное  кольцо,  зажатое  львиной  пастью.  Что
поделать, ничего хорошего она в эту ночь для себя не ждала...
   Тишина в доме стояла такая, что звенело в ушах. Даже  раскаты  грома,
казалось, не проникали за толстые стены, за тяжелую кованую дверь.
   Мрачный просторный холл был скупо освещен  электрическими  лампочками
без плафонов, висящими на спутанных проводах.
   Мощные дубовые балки на закопченном потолке напоминали ребра чудовища
исполинских размеров. Под ногами  хрустела  мраморная  крошка,  валялись
обрезки проводов, у стен стояли непонятные металлические  конструкции  и
лежали инструменты, ведра, швабры.
   Пыльные пальмы замерли  по  углам,  каменный  лев  дремал  у  широкой
лестницы. Рядом со львом стоял укрытый  чехлом  рояль.  Да,  это  жилище
довольно странного субъекта, так что, возможно, ее опасения не напрасны.
   Девушку  привлекло  большое   зеркало   в   резной   ореховой   раме,
прислоненное к стене.
   Дыхание у Миллисент перехватило. Неужели эта замарашка  и  есть  она?
Полосы грязи на лбу и щеках! А платье... Правильнее было бы сказать, что
платья на ней не было вовсе. Два лоскута материи толком не прикрывали ни
бедер, ни груди.
   Торчащий от холода сосок левой груди бесстыдно смотрелся  на  себя  в
зеркало. Был виден даже живот, вот он, весь в грязных потеках.
   Миллисент   тупо   разглядывала   собственное   отражение,   пока   к
действительности ее не вернул хрипловатый голос. Он раздался из-за одной
из дверей, выходивших в холл:
   - Одежда на рояле!
   От неожиданности девушка вздрогнула.
   Неужели незнакомец все-таки подглядывает за ней?
   - А переодеться  лучше  всего  в  ванной,  дверь  направо,  прямо  по
коридору. - Вновь глухо прозвучал голос из-за двери. - Повторяю, в  доме
никого нет, беспокоиться нечего. И воды горячей, кстати, нет  тоже.  Еще
не нагрелась.
   - Так я и поверила, - сквозь зубы  тихо  процедила  Миллисент,  взяла
ворох одежды, лежащий на рояле, и выскочила на  каменную  лестницу,  под
дождь. Раскрыв зонт, с грехом пополам добралась до машины, забралась  во
внутрь и с удовольствием переоделась в сухое и чистое.
   Но сначала девушка мокрыми лоскутами бывшего платья стерла с себя всю
грязь, стянула с бедер выпачканные  глиной  хлопчатобумажные  трусики  с
изображением вишенки на правом боку. Заглянула в узенькое зеркало.
   Миллисент,  бедная  Миллисент!  Из  зеркала  глянуло  на  нее   почти
незнакомое лицо - настороженное, осунувшееся, повзрослевшее буквально за
последние полтора часа.
   Белая, очевидно дорогая блузка из тончайшего шелка и  чистые  рабочие
брюки из черного сатина, конечно, никак не гармонировали между собой, но
зато вполне были ей по фигуре, которую мама всегда считала необыкновенно
стройной. И ругала дочь за пренебрежение к бюстгальтерам.  А  зачем  они
нужны, шелковая блузка с рюшами обтягивала высокую грудь так плотно, что
никто и не скажет, в бюстгальтере Миллисент  или  нет.  Но  до  чего  же
неудобными оказались петли для пуговиц на блузке!
   В животе заурчало, девушка почувствовала голод. Интересно, незнакомец
предложит ей чего-нибудь съесть?  Вежливым  он  не  выглядит,  но  вдруг
расщедрится? Завез ее в этакую глухомань, должен же  сообразить,  что  у
нее с собой никаких припасов.
   Миллисент  выскочила  из  машины  и  решительным  шагом  взбежала  по
лестнице, выбросив по пути скомканное тряпье  в  мешок  со  строительным
мусором. Затем вошла в дом и остановилась перед  дверью,  из-за  которой
ранее доносился голос мужчины.
   Что же ему сказать? - мучительно думала она.
   Оставив на полу  холла  зонт,  девушка  нерешительно  потянула  ручку
двери...
   Взору ошеломленной Миллисент представилась  удивительная  картина.  В
огромной, оборудованной по последнему  слову  техники,  ярко  освещенной
кухне, стоял роскошно сервированный стол, окруженный, изящными стульями.
И нигде ни души! Никого больше там не было.
   Дымился  на  столе  серебряный  кофейник,  распространяя  в   воздухе
восхитительный аромат кофе, дразнили взгляд  искусно  порезанные  сыр  и
ветчина, лежали на подносах  пирожные  и  печенье.  В  хрустальной  вазе
благоухали цветы, это были георгины  трех-четырех  оттенков,  их  нежные
лепестки  падали  на  белоснежную  накрахмаленную  скатерть,  украшенную
вышитыми вензелями.
   Шелковые шторы нежных оттенков закрывали  высокие  стрельчатые  окна.
Каминная  решетка,  украшенная  бронзовыми  птицами,   заслоняла   очаг,
сложенный из дикого камня. На поленьях, в жарком чреве камина,  бесшумно
плясали языки пламени.
   Сказка, да и только! - , Девушка нахмурила лоб, замерла на пороге.
   Сказка или.., ловушка? А где же сам незнакомец? Словно угадывая мысли
Миллисент, откуда-то сверху раздался его низкий голос:
   - Я очень занят, садись и ужинай без меня.
   Ловушка! - решила девушка и осторожно, как на минное  поле,  вошла  в
кухню" притворив за собой дверь.
   Миллисент чувствовала: что-то  здесь  не  так,  но  что  именно?  Она
осторожно огляделась, беспокойство не проходило. Едва дыша, глянула  под
ноги и - ахнула. На великолепном изумрудного оттенка  мраморном  полу  с
безупречно  подобранным  изящным  рисунком,  напоминающем  завитушки  на
гребнях морских волн, ее босоножки оставляли грязные следы. Ржавая глина
на глазах высыхала, превращалась  в  коросту  грязи.  Миллисент,  да  ты
настоящая свинья! Других ругаешь, а сама?
   Девушка моментально скинула с себя  обувь,  выбросила  ее  за  дверь,
принесла из холла швабру, ведро с водой  и  уничтожила  всю  грязь,  все
потеки глины, насухо протерев каждую капельку влаги.
   Удивительное дело, пол под ступнями босых ног казался теплым,  словно
его согревала невидимая горячая река, движущаяся где-то  внизу.  Неужели
такая огромная площадь обогревается электричеством? И  охота  незнакомцу
тратить  деньги,  чтобы  оборудовать  развалины   всякими   электронными
прибамбасами?
   Так, а где же сам таинственный хозяин, что он замышляет? Сплел  петлю
и сколачивает на чердаке виселицу? Или.., готовит чего похлеще?  Нет,  с
жуткими мыслями надо бороться, надо что-то делать. Прежде всего  отнести
на место ведро и швабру.
   Миллисент вышла в холл и  чуть  было  не  столкнулась  лоб  в  лоб  с
незнакомцем.
   - Спасибо, - быстро проговорил  мужчина,  мельком  через  распахнутую
дверь бросивший взгляд в кухню. - Больше не буду мусорить.  А  вообще  у
меня чисто, просто руки до всего не доходят. Приду через пять минут, пей
пока кофе.
   Взяв в руки молоток и гвозди, незнакомец исчез. С чердака послышались
удары по железу и по дереву.  Неожиданно  до  ушей  Миллисент  донеслось
громкое ругательство. Оно оказалось страшно  вульгарным.  Чем  оно  было
вызвано - болью в пострадавшем от молотка пальце, или чем-то иным?
   Но, несмотря на услышанные грубые  слова,  несмотря  на  загадочность
происходящего, Миллисент почувствовала в душе некий  комфорт.  В  голосе
незнакомца пару минут тому назад не прозвучало никакой угрозы, наоборот,
он вежливо поблагодарил  ее.  Это  приятно,  когда  тебя  благодарят.  И
выругался он, наверное, оттого, что ему действительно было больно, когда
он попал молотком по живому,
 
Глава 2 
 
   В просторной кухне было светло и уютно, от электрического  калорифера
шло умиротворяющее тепло.  Она  осторожно  подсела  к  столу,  налила  в
изящную, тончайшего фарфора чашечку горячий кофе. Первый глоток оказался
таким восхитительным.
   Незнакомцу просто не до меня, решила  девушка  и  придвинула  к  себе
тарелку с сыром.
   Сыр был именно того сорта, который так  любил  когда-то  покупать  ее
отец. Бедный папа!
   Если бы он не  умер,  ей  не  пришлось  бы  так  мучиться.  На  глаза
навернулись слезы, Миллисент вздохнула и подлила себе  в  чашку  немного
кофе, а потом еще и еще... Взяла миндальное печенье.
   Какой ужасный день... Как тяжело оказаться на улице  без  денег,  без
документов, без одежды, без зубной  щетки.  Миллисент  гордилась  своими
зубами и всегда помнила, как восхищалась их безукоризненной белизной  ее
мать, всегда ставя в пример ее очаровательную улыбку  ленивым  соседским
детям. "Посмотрите, ребятки, у Милли зубки словно жемчужинки. Она всегда
их чистит - и утром, и вечером".
   Бедная мама, ты ничего не знаешь обо мне!
   Миллисент не смогла на этот раз  сдержаться  и  разрыдалась.  Крупные
слезы катились по нежным щекам, градом падали на белоснежную скатерть.
   Когда  девушка  вытерла   "слезы,   то   обнаружила   следующее:   за
противоположным концом стола сидел  незнакомец  и  недоуменно  вертел  в
руках пустой кофейник.
   На щеках гостьи проступил густой румянец. Вот дура, выпила весь  кофе
Вскочив со стула и  схватив  кофейник,  Миллисент  молнией  подлетела  к
крану, потом к плите... Затем руки сами  потянулись  к  нужной  полке  и
обнаружили необходимую коробку.
   - "Арабика супер", да?
   Мужчина в ответ только кивнул. Стоя у плиты, при  ярком  свете  Милли
теперь хорошо разглядела незнакомца.
   Его серые глаза были не добрыми и  не  злыми,  они  оказались  просто
усталыми. Мужчина был высок, широк в плечах  и  возвышался  над  столом,
как...
   Девушка не могла подобрать слова. В облике незнакомца  явно  сквозило
что-то властное.
   И говорил он ровным, спокойным голосом.
   Для чего же посадил он ее в свою машину на ночном шоссе, дал  одежду,
поит теперь кофе?
   Хотелось бы верить, что исключительно из добрых побуждений. Но  после
всего, что пришлось перенести ей за последнее время,  она  не  могла  не
усомниться в человеческой добропорядочности и бескорыстии.
   В самом деле, кто он такой, что делает  в  этом,  как  он  выразился,
фамильном поместье? Служит дворецким, работает сторожем?
   Стоп! Может быть, он  обыкновенный  жулик  и  пользуется  домом,  как
случайным ночлегом?
   Расслабляться нельзя, нужно быть начеку!
   Мужчина всегда опасен, кем бы он ни был!
   Да это же тот самый сценарий, о котором много  раз  твердила  подруга
Кэт, подумала она вдруг. Что за этим последует - вежливое приглашение  в
спальню, или грубая атака с выкручиванием рук, с пощечинами и угрозами?
   Ишь, как внимательно смотрят его  серые  глаза,  шаря  по  груди,  по
ногам...
   Тем не менее, приготовив кофе, Миллисент из вежливости проговорила:
   - Ваша жена выбирает себе замечательную одежду, это очень  изысканная
блузка.
   - Изысканная? Возможно. Моя сестра привезла ее из Парижа, это подарок
одного из модельеров, не помню его имени, - сказав это, мужчина приналег
на сыр и ветчину. Сделав глоток кофе, он продолжил разговор:
   - Я, к сожалению, не женат. Кофе ты варишь  замечательный.  А  смотрю
внимательно, потому что на этой блузке  пуговицы  не  застегивают,  они,
кажется, пришиты для красоты...
   - А я застегиваю! - Щеки девушки вновь вспыхнули румянцем. - И  никто
не смеет мне указывать, как носить...
   - Блузки моей сестры? - продолжил мужчина и резким движением протянул
руку. Ага, вот сейчас его пальцы вцепятся в ее плечо, в грудь.
   Длинная рука нависла над столом, взяла с  блюда  краснобокое  яблоко.
Крепкие, ровные зубы вонзились в сочную мякоть плода.
   -  Повторяю,  кофе  ты  варишь  замечательный,  -   жуя,   проговорил
незнакомец. - А пуговицы, что сверху, пришиты не  для  того,  чтобы  ими
пользоваться. Они - декоративные, то есть ненастоящие, понимаешь?
   Девушка со страхом посмотрела на приютившего ее человека и машинально
провела рукой по груди.
   Три верхние  пуговицы  внезапно  оторвались  от  ткани  и  со  звоном
разлетелись по изумрудному полу  кухни.  Блузка  в  один  миг  приобрела
какой-то парижский шик, стало легче дышать. Только  разве  можно  сидеть
перед неизвестно кем с полуобнаженной  грудью,  ночью,  в  пустом  доме?
Тончайшие кружева оттеняли нежную кожу и ничего не скрывали  от  мужских
глаз.
   Незнакомец жевал яблоко и при этом  умудрялся  улыбаться.  Интересно,
сколько ему лет, прикинула она.  Неужели  он  такой  же  старый,  как  и
негодяй Реджинальд Хоггвардс? А что,  если  еще  старше,  если