и маленькими глазками на  круглом
безусом лице, с жаром утверждал, что  маньяки  любят  испытывать  именно
извращенное удовлетворение. Девушка постаралась представить  себе  глаза
незнакомца, потом вновь почувствовала легкую тошноту от съеденного через
силу миндального печенья. Потом...
   Потом Миллисент крепко уснула и даже под утро не видела никаких снов,
ни плохих, ни хороших. Впрочем, один  сон  все-таки  приснился,  страшно
дурацкий. Снилось, будто она ночью  спустилась  в  кухню,  где  на  полу
храпел ночной незнакомец, прокралась к буфету, и прямо из коробки  стала
есть  миндальное  печенье.  А  затем  вдруг  упала  в   обморок.   Врачи
примчавшейся   "скорой"   делали   промывание   желудка,   пичкали    ее
всевозможными лекарствами, однако, ничего не помогало.  А  на  рассвете,
когда в  кронах  лип  бодро  запели  птицы,  бедную  Миллисент  стошнило
пахнущей  миндалем  желчью  на  прекрасный  изумрудный  пол   потрясающе
красивой кухни...
   Проснувшись, Миллисент в ужасе подпрыгнула на постели. Никого  вокруг
не было, ни врачей с резиновыми шлангами и клизмами, ни незнакомца.
   Пыльный пол огромной комнаты был устлан не менее пыльными книгами,  в
затуманенные окна еле пробивались солнечные лучи.
   Зато кровать была хороша! Огромная, мягкая!
   Резную спинку  в  изголовье  украшало  распятие  из  черного  дерева,
прекрасное белье пахло  цветами  лаванды,  немножко  мятой  и  чуть-чуть
гелиотропом. Несмотря на то, что Миллисент  уснула  под  утро  и  видела
жуткие сны, она чувствовала себя выспавшейся, здоровой  и  молодой,  так
можно чувствовать себя только в восемнадцать лет.
   - Миндаль, - отчего-то проговорила тихо Миллисент и не  почувствовала
тошноты. Удивительно, она в чужом незнакомом доме, а  чувствует  себя  в
безопасности.
   Стул надежно запирал дверь, никто не убил и не изнасиловал Миллисент.
Ура!
   Но что это?! Ручка двери  вдруг  задергалась,  вот  поехал  вместе  с
дверью стул, вот показалась голая мужская рука...
   Миллисент с  остановившимся  сердцем  проследила  за  тем,  как  рука
положила на спинку стула свернутый халат и полотенце. Хрипловатый  голос
с той стороны произнес:
   - Горячая вода в душе на третьем этаже.
   Ничего себе! Сколько же в доме всего  этажей,  сколько  всего  ванных
комнат? Ремонт в таких хоромах будет идти лет тридцать, рехнуться можно,
поразилась она.
   С этой минуты Миллисент  уже  не  чувствовала  себя  в  безопасности.
Почему это хозяин особняка так запросто открыл дверь? В  детстве,  когда
ей было лет пятнадцать, стул,  приставленный  к  двери,  великолепно  ее
выручал.
   Тогда названный брат, слава Богу, бывший  названный  брат,  предлагал
наивной Миллисент свою дружбу. Сыну Ли Дженкинса -  второму  мужу  мамы,
Джорджу, исполнилось двадцать два года. Это  был  низкорослый  крепыш  с
оловянными глазами-пуговками,  думающий  лишь  о  собственной  выгоде  и
заботящийся лишь о красоте своих ногтей.
   Когда мама вышла замуж за Дженкинса, его сын стал жить сначала  в  их
доме, а когда дом продали, в тесной квартире. Сын  во  всем  походил  на
отца!
   Джордж обманом избавился от службы в армии, отлынивал от любой работы
и при этом умудрялся получать пособие по безработице.
   Еще он  шлялся  по  пивным  и  дискотекам,  не  пропускал  ни  одного
игрального аппарата, а также ни одной юбки. Подружки  Миллисент  боялись
приходить к ней в гости, им противно было выслушивать сальности  в  свой
адрес.
   Джордж часами полировал ногти кусочком замши, но странное дело - хоть
ногти на руках Джорджа и блестели, как пластмассовые, под ногтями  вечно
была каемка черной грязи.
   И вот этот чистюля взял  моду  приходить  в  комнату  к  Миллисент  и
подолгу с ней разговаривать, а  глазами...  Буквально  раздевал  ее,  не
смущаясь ни на секунду!
   Липкие взгляды Джорджа  ползали  по  лицу,  по  груди,  по  плечам  и
коленям. Хотелось  забраться  в  горячую  воду  и  тереть,  тереть  себя
мочалкой, чтобы избавиться  от  мерзкого  ощущения  нечистоты,  страшной
чужой воли, гнусного любопытства  и  нахальства.  После  такого  общения
девушка чувствовала себя совершенно разбитой.
   А  однажды...  Однажды  так  называемый  брат  заговорил  с   ней   о
непристойном. Он пригласил ее посетить  такой  кинотеатр  в  городке,  в
котором иногда показывали особенно откровенные фильмы. Некоторые из  них
были такие, что... Миллисент немедленно выгнала Джорджа из своей комнаты
вон и потребовала, чтобы тот никогда больше не заходил  к  ней.  Молодой
человек вроде бы покорно принял изгнание.
   Но потом... Вечером девушка снимала свой любимый  розовый  джемпер  и
краешком глаза заметила в зеркале коренастую фигуру  возле  полуоткрытой
двери.
   Масленые глазки братца Джорджа жадно следили за  тем,  как  сестренка
раздевалась,  обнажая  перед  зеркалом  свое   вполне   сформировавшееся
здоровое, подтянутое тело. Значит, он  следил,  подсматривал  за  ней  и
раньше!
   Какая гадость! У Миллисент даже поднялась температура,  и  никогда  в
жизни - никогда! - она больше ни о чем не разговаривала с Джорджем. Даже
не  выходила  к  завтраку,  чтобы  не  натыкаться  на  холодный   взгляд
человека-рептилии! Мама не понимала, в чем дело, пыталась их помирить.
   Бедная мама, она, к счастью, ничего так и не узнала! Да и зачем  было
посвящать ее во все это. Она никогда не  услышит  от  Миллисент  ни  про
Джорджа, ни про его отца, ее второго мужа и бывшего отчима дочери. Зачем
ей знать эту грязь, она такая чистая, мама!
   И вот, снова, похоже,  начинаются  гнусные  мужские  штучки!  Неужели
хозяину дома было трудно прежде  постучать,  а  потом  уже,  услышав  ее
ответ, вертеть ручку, отодвигать  стул?  Вот  и  доверяй  этим  лисам  в
штанах, этим животным!
   Сколько безобразных сцен прошло перед  ее  глазами,  когда  ее  отчим
обвинял жену в скупости, требовал денег на игру, на выпивку! Дженкинс  и
его сын-оловянные глазки лишили ее маму молодости,  отняли  у  Миллисент
детство.
   Девушка явственно представила лица  негодяев,  вспомнила  их  голоса,
жесты, поступки.
   ...Милли   передернуло.   Тратить   прекрасное   утро   на    тяжелые
воспоминания? Дудки, пойдет-ка она лучше на третий этаж, в душ!
   Еще немного, примерно с полчаса, повалявшись в постели,  понежившись,
она потянулась, выгибая дугой  спину,  подняла  руки,  выставляя  вперед
грудь. И ахнула, когда выбралась  из-под  одеяла:  на  модной  парижской
штучке - модной блузке! -  отсутствовали  все  пуговицы!  Она  же  спала
одетой, а когда тянулась, как кошка, пуговицы отлетели.
   Придется выходить к завтраку в том, что принес ее благодетель.
   Миллисент стащила с себя штаны, накинула на плечи халат,  запахнулась
и пошла искать лестницу на загадочный третий этаж.
   Тихо и пусто  было  в  доме,  коридоры  просторны,  лестницы  пологи.
Конечно, на  стенах  не  было  картин,  на  полу  не  лежали  ковры,  но
чувствовалось: хозяин стремится создать в доме былой уют. Дубовые панели
были украшены резьбой, отполированное дерево манило прикоснуться к  себе
рукой. Миллисент  показалось,  что  она  перенеслась  в  другой  век,  в
романтические времена париков, кринолинов и шпаг.
   Третий этаж и впрямь оказался загадочным.
   Узкие, словно бойницы, окна смотрели на самые далекие холмы. За  ними
угадывалась  полоска   белых   облаков,   она   постоянно   висела   над
Атлантическим океаном.
   Все комнаты на этаже были без каких-либо следов мебели. Стены  комнат
оказались отделаны деревянными панелями, с потолков свешивались  люстры,
причем везде  разные:  где  отлитые  из  бронзы,  где  изготовленные  из
хрусталя. Повсюду валялись куски реек, детали резных карнизов...
   Чувствовалось, ремонт здесь подходит к концу. Лишь на потолке  одного
из помещений, в которое из  любопытства  заглянула  девушка,  расплылось
большое мокрое пятно. У стен располагалось  огромное  количество  пустых
книжных  шкафов,  на  полу   величественно   застыли   мраморные   бюсты
знаменитостей.
   Теперь понятно, это была библиотека.
   Наконец Миллисент нашла душевую. Вернее, душевых кабинок оказалось на
этаже штук пять, но только в одной дверь оказалась открытой.
   Эту пятую  дверь  девушка  тщательно  заперла  за  собой,  подергала,
проверив прочность замка, и лишь потом скинула с себя халат. Вот  теперь
она в безопасности, никто не увидит ее высокую, полную  грудь  с  озорно
смотрящими на мир нежными сосками, ее живот  с  едва  заметной  родинкой
чуть выше пупка, бедра и сильные, стройные ноги. Кафельный  пол  приятно
холодил голые пятки, в широкое окно заглядывало солнце.
   В душевой  комнате,  отделанной  плиткой  цвета  снятого  молока,  на
зеркальном столике Миллисент обнаружила все банные  причиндалы  и  -  о,
радость! - пакет из  универмага  с  прекрасной  зубной  щеткой.  Там  же
оказались цветные тюбики - пять или  шесть  видов  зубных  паст.  Зубная
щетка была дорогая, с красивой ручкой золотого цвета.
   Выходит, ты меня обманул ночью, незнакомец, а еще  взрослый  мужчина,
подумала она.
   В доме все есть! Вот пример коварства мужчин!
   Миллисент, предвкушая удовольствие,  ступила  под  сильные,  пахнущие
хвоей и морским воздухом, струи воды. Подставила им лицо, плечи,  грудь,
спину. Как здорово!
   Сейчас бег по ночному шоссе уже показался девушке далеким и  смешным.
Но беспокоил день сегодняшний. В странном  оказалась  она  доме,  больше
похожем  на  ловушку,  чем  на   жилье   добропорядочного   джентльмена,
бескорыстно  спасающего  наивных,  попавших  в   переплет,   до   смерти
перепуганных красавиц!
   Миллисент не торопясь  вымыла  голову.  Ее  светлые,  густые  волосы,
казалось, с благодарностью принимали ласку воды. Мама  всегда  говорила:
"Девочка, тебе повезло. У  тебя  лунные  волосы  и  глаза-незабудки.  Ты
похожа на лесную фею. Тебя ждет не иначе как принц, попомни мои слова":
   Когда Милли наклонилась, чтобы взять со столика фен, то  заметила  на
одной  из  стеклянных  полок  заботливо  открытые  заранее  бутылочки  с
различными соками, хрустальные  стаканы.  Девушка  выбрала  апельсиновый
сок, сделала небольшой глоток и поставила стакан на место.
   Ах, мерзавец, мужчина  есть  мужчина,  его  не  исправить!  Миллисент
расхохоталась. За бутылочками  с  соком  стояла  тарелочка  с  ароматным
печеньем, которое, так показалось девушке, смотрело  на  нее  смеющимися
глазами хозяина дома.
   Благоухающая  свежестью  мисс  Рич  спустилась  в  холл.  Он   сейчас
показался ей не  таким  страшным,  как  прошлой  ночью.  Солнечный  свет
танцевал на стенах,  полу  и  на  всем  ремонтном  бедламе,  наполнявшем
помещение.
   Девушка каждую секунду ожидала увидеть незнакомца и сразить его видом
тщательно уложенных лунных волос. Что хорошего можно ожидать от  него  в
ранний час, что он ей скажет?
   Но в холле было совершенно пусто. Лишь на  двери,  ведущей  в  кухню,
трепыхался на сквозняке сиреневый лист бумаги. Четким,  каллиграфическим
почерком были написаны слова довольно обидного содержания:
 
   "Прежде всего не знаю, как тебя зовут. Завтрак в кухне. Зубная  паста
и прочее куплено еще утром. Живи и действуй!".
 
   Живи и действуй! Миллисент перевела взгляд на часы: они висели  прямо
над входной дверью. Шестнадцать сорок. Боже! Какое  раннее  утро,  какое
пение птиц... Дура!
   Девушка пулей влетела в кухню и остолбенела.
   На столе стоял серебряный поднос, и чего только на  нем  не  было!  И
маслины  с  разрезанными  на  дольки  алыми  помидорами.  И  королевские
креветки. И семга, и  палтус  горячего  копчения!  Благоухали  рокфор  и
камамбер.
   Так и манили свежие белые булки с  нежно-коричневой  корочкой.  А  из
серебряного ведерка боязливо выглядывала совсем уж  крохотная  бутылочка
французского шампанского.
   Миллисент вздохнула.
   - Шампанское! Значит, определенно все это  пиршество  ей  предоставил
большой  любитель  наслаждений.  Но  она  на  эти  штучки  не   купится.
Отработает завтрак и убежит.
   Девушка с большим удовольствием  поела,  затем  решительно  встала  и
принялась за дела.
   Почти три часа Миллисент работала, как ее мама сказала бы,  вкалывала
не разгибаясь.
   А когда взглянула на часы в холле, то ахнула:
   - Восемь часов вечера! Ничего себе!
   Гул мощного мотора девушка услышала  издалека.  Возвращался  странный
хозяин запущенного ремонтируемого дома. Этот непонятный ей  мужчина,  от
которого  одновременно  исходило  напряжение  и,  возможно,  угроза   ее
девственности, и который в то же время так трогательно позаботился  и  о
ее сне, и о зубной щетке, и об обильной еде.
   Вот-вот из-за холма выскочит  его  автомобиль,  вот-вот  на  ступенях
раздастся громкий стук каблуков...
   Миллисент молча сидела за  накрытым  кухонным  столом.  Она  тоже  не
ударила в грязь лицом и кое-что  приготовила,  а  теперь  волновалась  и
ждала, как среагирует на все это хозяин,  когда  предстанет  на  пороге.
Что, интересно, скажет, оценит ли ее старания?
   В центре стола красовалось блюдо с яблочным  пудингом.  Конечно,  это
мамин коронный рецепт, она выпекала такую же вкуснятину, пока  не  вышла
замуж за проходимца Ли Дженкинса. Отчим номер  два,  Франклин  Баум,  не
любил выпечку, он обожал пиво и копченую рыбу.
   На глаза Миллисент навернулись слезы.
   Конечно, нехорошо хозяйничать в доме без спросу. А что оставалось  ей
делать? Сам же написал в записке, мол, живи и  действуй.  Она  вовсе  не
собиралась воспринимать зубную  щетку,  теплую  постель  и  вкусную  еду
исключительно как знаки внимания, за  которыми  последует  второй  пункт
банального мужского сценария, с его непременным ухаживанием, льющимся  в
бокалы вином и мимолетной животной  страстью.  Нет,  она  не  похотливая
самка, ей все эти "прелести жизни" ни к чему. Пусть он  воспринимает  ее
усилия всего лишь как благодарность за то, что выручил ее...
   Незнакомец с немым изумлением в  глазах  спускался  и  поднимался  по
бесконечным мраморным лестницам своего бестолкового дома.
   Он был удивлен! Сражен! Он выглядел обалдевшим от произошедших в доме
перемен!
   Перфораторы,  электродрели  и  шлифовальные  машинки  были  тщательно
протерты от пыли, упакованы в коробки и лежали в образцовом  порядке  на
невесть откуда взявшемся стеллаже. Мраморная  лестница  на  второй  этаж
сверкала в лучах  заходящего  солнца.  На  паркетном  полу  холла  -  ни
пылинки. Ее не было ни в коридоре на втором этаже, ни в других местах...
Словно ее вообще больше не существовало в природе, так-то!
   Но на этом чудесные преобразования в фамильном поместье  Харткортворд
не закончились. На третьем этаже появилась еще  одна  спальня.  На  свой
страх и риск Миллисент вскрыла один из мебельных ящиков,  самостоятельно
собрала  кресло-кровать.  Судя  по   чертежам,   прилагаемым   к   нему,
возможность осуществления подобной сборки  для  неопытного  человека  по
степени сложности немногим отличалась от монтажа космического спутника.
   Сверкал  лаковыми  боками  рояль,  радовала  взгляд   свежая   зелень
роскошных пальм  в  холле  и  на  лестницах.  Входная  дверь  больше  не
скрежетала и не скрипела. Ни одного  поломанного  ящика  не  валялось  у
входа.
   И все это сотворила своими нежными, девичьими руками Миллисент.
   В довершение всего при встрече девушка протянула  ошеломленному  всем
увиденным незнакомцу перечень того, что сделано,  что  надо  сделать  во
вторую очередь, и того, с чем можно пока подождать.
   - На втором листе примерная стоимость работ по планировке  территории
усадьбы, потом идут затраты на питание землеустроителей и на  садовника.
Возить рабочих в ресторан или привозить еду  сюда  -  огромная  разница!
Нельзя терять ни часа. Лето кончится, работа останется на следующий год,
а время дорого еще  и  тем,  что  цены  растут  почти  каждый  месяц!  -
прокомментировала  смету  Миллисент.  -  Теперь  прошу  к  столу.   Кофе
остывает, пудинг тоже.
   - Кто такая Миллисент Рич, здесь стоит ее подпись? - спросил  хриплым
голосом мужчина, дочитав список до конца.
   - Это я...
   - Очень приятно! Роджер Харткортворд!  -  протянул  руку  мужчина.  -
Фамилия труднопроизносимая, но ты меня можешь звать по имени.
   Вот мы и познакомились. Сейчас пообедаем, и ты расскажешь, что там  у
вас произошло в Волчьем логу. На тебе вчера лица не было!
   - Вчера! Я почти два месяца чувствовала себя, как во вражеском плену!
Теперь не вернуть ни одежды, ни заработанных денег!
   Миллисент хотела было улыбнуться, но вместо этого губы ее  запрыгали,
из глаз брызнули слезы, и девушка разрыдалась. Жемчужинами  полетели  на
изумрудный пол так старательно пришитые к блузке пуговицы.
   - Тоже мне, горе! -  проговорил  Роджер  Харткортворд.  -  Сейчас  же
поедем к Реджинальду Хоггвардсу и заберем твою одежду!
   - Вы его знаете? - сквозь слезы спросила девушка.
   - Очень плохо, но разве это помешает зайти к нему в гости?
   Миллисент перестала плакать,  посмотрела  внимательно  на  мужчину  и
серьезным голосом произнесла:
   - Сегодня я не готова вновь переступать тот ужасный порог. Понимаете,
я еще не в состоянии видеть этого.., этого...
   Роджер не стал дожидаться, когда она подберет  нужное  слово,  он  не
хотел, чтобы ей стало еще больнее, и быстро сказал:
   - Договорились! Поедем на той неделе.  Пудинг  просто  замечательный,
где ты так научилась готовить?
   -  Нигде,  -  вздохнула  Милли,  тщетно  пытаясь  спрятать   ладонями
обнажившиеся груди. - Мамин рецепт. Вы пейте пока кофе, я скоро приду.
   - Пойдешь пришивать пуговицы?
   - Почему вы так решили?
   Роджер Харткортворд расхохотался.
   - Не забывай, Миллисент,  я  читаю  твои  мысли!  Оставшихся  пуговиц
вполне достаточно. Кстати, получается, что ты пока без работы? Ты ведь в
Волчьем логу работала, а не прохлаждалась?
   - Получается, так. Да, я лишилась рабочего места.
   - Чепуха! С сегодняшнего дня ты работаешь у меня, на меня, и вот тебе
первое жалованье. Вернее, аванс!
   Голос мужчины был серьезен, на губах ни тени усмешки, глаза  смотрели
прямо и строго.
   На  столе  перед  Миллисент  оказалась  пачка  банкнот  в  банковской
упаковке. Девушка недоверчиво взглянула на Роджера.
   - Благодарю вас, мистер Харткортворд!
   - Пожалуйста, мисс Рич! Единственный вопрос, в спальне, на  пачках  с
книгами, валялась моя записная книжка. На какой помойке  мне  теперь  ее
искать?
   Миллисент встала, подошла к каминной полке, взяла и протянула Роджеру
затасканную записную книжку.
   - На первый  раз  делаю  вам  замечание,  господин  Харткортворд.  Не
разбрасывайте свои вещи! Вы прямо  как  мальчишка,  у  которого  лыжи  и
коллекция бабочек хранятся в одном шкафу! - Она, как  ни  крепилась,  не
смогла удержать улыбки. - Короче, Роджер, теперь все  в  доме  находится
под моим контролем. Пока я здесь, ни о чем не беспокойтесь! А долго я  у
вас проработаю?
   - Месяца два, три... До конца ремонта уж точно. Но при одном условии.
Миллисент, ты честно расскажешь мне, что тебя так угнетало и угнетает  в
жизни. Я имел возможность за тобой  немного  понаблюдать,  и  кое-что  в
твоем поведении меня серьезно настораживает.
   Девушка рассмеялась:
   - Мне нравится жить, жизнь прекрасна!
   - Врешь, Милли! Сказать, кто тебя  пугает,  просто  наводит  на  тебя
ужас?
   Миллисент внимательно посмотрела в серые глаза Роджера.
   - Ну скажите, только без шуток!
   Роджер тоже заглянул в ясные голубые глаза девушки. Помедлил  и  тихо
произнес:
   - Мужчины... Вот кто пугает тебя и наводит ужас на  твою  юную  душу.
Даю слово, в моем доме ты расстанешься  с  этим  страхом.  И  постепенно
осознаешь, что мы вовсе не загадочные, гнусные существа с Марса, а  тоже
люди! Я не представляю, что должно было случиться  в  твоей  жизни,  кто
тебе так здорово насолил, что ты все время ждешь  каких-то  подвохов  от
совершенно незнакомых тебе людей.
   Насолил...  Если  бы  все  ограничилось  каким-то  одним   неприятным
жизненным эпизодом.