в  него   заметное   оживление   и   смех,   заполнившие
первоначальную тишину музыкальных пауз. В перерывах между танцами люди  были
предоставлены самим себе. Музыкальное образование было пущено на самотек, и,
хотя  все  любили  Эдиту  Пьеху  и  Трошина,  многие  имели  весьма  смутное
представление о том, какие танцы они танцевали.  Пропаганда  бальных  танцев
началась много позже, и из старых танцевали только "Польку" и "Краковяк", да
и то очень редко. В моду входил "Чарльстон". В танцах,  как  и  жизни,  люди
очень своеобразны, и думается, что есть тесная связь между манерой танцевать
и манерами мышления и поведения. Во всяком случае интуитивно люди  чувствуют
это и, как правило, тянутся к тем, кто красиво танцует. Ковалев  в  обществе
двух девушек чувствовал себя не вполне свободно. Постоянного партнера у Вали
не было, и время от времени она танцевала с Таней, а он вынужден был идти  в
курилку, либо подыскивать себе пару, что в малоизвестном обществе  было  для
его  психологии  весьма  затруднительным  делом.  Когда  же  Таня  долго  не
проявляла инициативы, он сам приглашал Валю на  танец.  Чаще  всего  он  это
делал, когда звучал вальс, потому что его она  танцевала  особенно  легко  и
задорно. Но  сейчас  она  пригласила  его  на  танго  сама.  Глаза  ее  были
задумчивы, и Саша заметил:
   - Ты, Валя, сегодня какая-то особенная. У  Тани  была  очень  веселой,  а
сейчас что-то больше молчишь. У тебя ничего не случилось?
   - Скажи, Саша, ты любишь Таню? - спросила она,  не  ответив.  Ковалев  от
неожиданности поднял брови, но через минуту собрался с мыслями и ответил:
   - Право, даже не знаю, как и сказать тебе. Честное слово, не знаю...
   Он вспомнил, что не мог сказать этого самой Тане. Валин же вопрос  вообще
поставил его в тупик. Лгать  он  не  хотел,  а  сказать  правду  не  мог.  В
продолжении всего танца они молчали. Между тем Ковалев спрашивал  себя:  "Ей
самой интересно знать  это  или  же  Тане?".  Таню  тем  временем  пригласил
одноклассник, и, когда закончилась музыка, он проводил ее до их  места  и  с
улыбкой проговорил,  глядя  на  Сашу:  "В  полной  сохранности".  Между  тем
оркестранты пришли с перерыва и в зале зазвучал "Венок Дуная". В это время у
входа появился Вадим с незнакомой Саше девушкой. Они вышли  с  ней  в  самый
центр еще пустого танцевального круга и перед взорами многочисленной публики
элегантно и широко закружились под звуки очаровательной музыки.  В  этом  их
выходе и танце Саша уловил  что-то  парадное  и  символическое.  Он  перевел
взгляд на Таню, которая тоже наблюдала эту  неожиданную  и  столь  эффектную
сцену, и та опустила глаза. Лицо ее покрылось румянцем, глаза  блуждали,  не
находя предмета внимания. Было похоже, что  она  готова  провалиться  сейчас
сквозь землю. "Это конечно же был вызов, - подумал Саша, - и он возымел свое
действие".
   - Я сейчас приду, - бросила Таня и, обогнув зал, скрылась в толпе.  Валя,
заметив неладное,  поспешила  за  ней.  Саша  остался  один.  Вадим  заметил
смятение, которое произошло в одну  минуту,  усмехнулся  сквозь  усы  в  его
сторону и что-то сказал партнерше на ухо. Та утвердительно кивнула головой и
тоже обернулась к Ковалеву.
   Саше стало не по себе, он хотел отойти куда-нибудь в сторону,  но  в  это
время к нему подошел товарищ по школе и стал спрашивать, скоро ли он  придет
на  занятия.  Ковалев  буркнул  ему  что-то  невразумительное,   но   потом,
спохватившись  (ведь  тот,  по  сути,  выручал  его  своим  обществом)  стал
расспрашивать, что они сейчас проходят по тому  или  иному  предмету.  Через
несколько минут  вернулась  Валя  и  сказала,  что  Таня  ушла  домой.  Саша
извинился перед товарищем и предложил ей:
   - Пойдем потанцуем.
   - Что ж, потанцуем, - усмехнувшись, согласилась она.
  
                                                 Глава 6  
  
   Мать Саши с присущей ей энергичностью довольно быстро оформила документы,
необходимые для обмена, и через две недели  уже  наводила  порядок  в  новой
квартире. Она ругала прежних хозяев за то, что пол был выкрашен  небрежно  и
"отвратительной" краской. В ванной комнате штукатурка на потолке облупилась,
и это обстоятельство выводило  ее  из  себя,  каждый  раз,  как  только  она
заходила  туда.  Отец  тоже  поддакивал  ей,  но  при  этом   больше   винил
проектировщиков и строителей.
   Саша молча созерцал всю эту суету и думал,  что  едва  ли  вот  с  такими
людьми можно сделать что-либо существенное в  науке  и  производстве.  Образ
великого ученного,  сложившийся  у  него  в  голове  из  книг  серии  "Жизнь
замечательных людей", не вязался с подобным отношением к быту. Наука и быт в
его представлении были небом и землей, и пропасть между ними была такой  же,
какой были разделены самопожертвование и  мещанство.  Однако  обстановка,  в
которой он жил и которую он воспринимал как нечто само  собой  разумеющееся,
была создана именно этими людьми, трудолюбивыми  и  беспокойными,  и,  может
быть, в их деятельности, подумал он, тоже есть какой-то, хотя и скромный, но
тем не менее необходимый смысл. Вместе с отцом он начал  передвигать  мебель
из одного угла в другой,  пока,  наконец,  мать  не  была  удовлетворена  ее
расстановкой. Глубоко и облегченно вздохнув, она  вдруг  объявила,  что  всю
мебель следует заменить новой.  Отец  стал  убеждать  ее,  что  фанерованная
мебель, хотя и лучше смотрится, сделана не так добротно и потребует  немалых
расходов. Но его возражения вызвали бурю негодования, и он  в  конце  концов
согласился, полагая, что это дело достаточно отдаленного будущего.
   Саше надо было идти на занятия, и он, наскоро перекусив, собрал  портфель
и вышел из дома. На дворе  стояла  пасмурная,  но  сухая  погода.  В  городе
ощущалось приближение  майских  праздников.  После  субботника  газоны  были
очищены от листвы, деревья подрезаны, и улицы одевались в алый наряд. Однако
свежий весенний воздух и предстоящий праздник мало  радовали  Ковалева.  Как
только он оставался наедине с собой, мысли его обращались к одному и тому же
предмету, были мрачными, и никакие внешние события не могли оторвать его  от
них. Саша уже начинал предпринимать волевые усилия для того,  чтобы  вывести
свое  сознание  из  состояния  депрессии   и   угнетения,   но   его   мысли
непроизвольно,  повинуясь  какому-то  неумолимому  закону,  вновь  и   вновь
стремились окунуться а атмосферу удручающих переживаний.
   Он осознавал свое дурацкое положение, в котором он оказался на танцах, но
в тоже время он не видел в этом своей вины. Он полагал, что виной всему было
стечение обстоятельств. Таня пожалуй, тоже жалеет о  своем  поступке,  думал
он, но ему от этого не становилось легче.  У  него  больше  нет  повода  для
встречи с ней. Наоборот, он должен избегать ее. Между тем именно  сейчас  он
ощущал острую потребность увидеть ее. Если бы Вадим не появился  на  танцах,
рассуждал он, то сейчас не было бы проблемы для встречи с Таней, не было  бы
и жгучего желания увидеть ее. Но может это от того, что он переехал и  живет
сейчас далеко от нее? Скорее всего, решил он, что причина здесь и в том и  в
другом. "Но она тоже, наверное, хочет увидеть меня, - думал Саша. - Не может
такого быть, чтобы она не хотела объяснить мне свое поведение. А может быть,
он неверно понимает ее. Может быть, она ушла по какой-нибудь другой  причине
и сейчас ищет случай объяснить ему все. Но если она ушла из-за Вадима, то  и
в этом случае надо, видимо, спросить ее, узнать точно, что это действительно
так, и только после этого делать какие-то окончательные выводы".
   Однако, когда в своей памяти он воспроизводил обстановку  вечера  в  Доме
культуры, его сомнения  рассеивались,  и  он  убеждался,  что  выяснять  тут
нечего, наоборот, ему следовало бы  не  рассуждать,  а  возмущаться.  Однако
возмущение выражать было некому, и он начинал все продумывать снова и снова.
   В школу можно было  идти  двумя  путями,  и  в  раздумье  он  прошел  тот
перекресток, где можно было свернуть и обойти стороной дом, в  котором  жила
Таня.  Вспомнив  об  этом,  он  обернулся,  и  убедившись,  что  прошел   от
перекрестка приличное расстояние, продолжил путь.  Однако,  когда  показался
дом, где жила Таня, и ее окно, и он, представив себе, что  она  увидит  его,
сбавил шаг и подумал, что еще не поздно свернуть и пройти  по  дворам  между
домов и обойти этот заколдованный дом, вокруг  которого  были  сосредоточены
все его мысли. Но как раз в этот момент ее окно блеснуло в  глазах  Ковалева
лучами заходящего солнца. "Как может луч солнца, отраженный от ее  окон,  на
таком расстоянии найти меня", - подумал он.  В  этом  он  усмотрел  какое-то
сверхъестественное, но доброе предзнаменование.  Он  непроизвольно  прибавил
шаг и, когда оказался совсем близко от дома,  увидел  в  окне  силуэт  Тани.
Решительно свернув в переулок, он вошел в ее  подъезд  и  позвонил.  Покинув
танцевальный зал, Таня прошла в гардеробную. Лицо  ее  было  залито  краской
стыда, и искаженное неестественной улыбкой, оно вызвало удивление  девчонок,
знавших ее по школе,  которые  столпились  внизу  у  зеркала.  Схватив  свое
пальто, она, не помня себя, вышла на улицу  и  бросилась  бежать  в  сторону
дома.
   "Негодяй! Как он мог! Как он посмел притащить ее на танцы?! Ей  казалось,
что все знакомые в зале сейчас только и говорят о  ней  "Он  пришел  с  ней,
чтобы опозорить меня. Он  заметил,  что  я  недовольна,  но  не  пошел  меня
успокаивать, хотя раньше, он всякий раз делал это. Он решил поиграть у  меня
на нервах, на ревности, но это не ревность, это обыкновенное зло, которое  в
дальнейшем обойдется  ему  очень  дорого"  она  перешла  на  шаг  и  немного
отдышалась от быстрого бега. На улице было  темно  и  тихо.  Ей  встретилась
сослуживица матери, которая, увидев взволнованную, с растрепанными  волосами
Таню, не решилась остановиться и пройдя мимо девушки не  обратившей  на  нее
никакого  внимания,  обернулась  и  сокрушенно  покачала  головой,   не   то
сочувствуя не то удивляясь. Дома своим видом и состоянием Таня  переполошила
мать. Объяснив, что больна, она прошла в свою  комнату  и  упала  ничком  на
кровать. "Нет, твердила она, этого прощать нельзя. Надо  во  что  бы  то  ни
стало заставить его вернуться, а затем посмеяться над ним. И эта еще  корчит
из себя невесту... Он бросил ее ради меня когда-то и он сделает это  еще.  Я
докажу это ей, чего бы мне это не стоило. Я никогда не позволю унижать  себя
людям, недостойным меня".
   На следующий день она не пошла  в  школу,  представила  себе,  как  будут
посмеиваться и ехидничать некоторые девчонки, те,  что  втайне  завидуют  ее
успехам  у  юношей.  Они  будут  шептаться,  разбирая  ее  по  косточкам,  и
распускать небылицы по всей школе. "Боже мой!  -  воскликнула  она.  -  Хоть
бросай школу из-за этих идиотских сплетен".
   Вечером она видела в окно, как к подъезду Ковалева подъехала  автомашина,
как Саша с отцом погрузили в нее мебель и вещи и уехали. На  какое-то  время
она забыла вчерашний случай и настраивалась на то, что Ковалев к ней  зайдет
попрощаться. Но тот уехал, не взглянув даже в сторону ее окон. Это  взбесило
ее окончательно,  она  не  могла  найти  себе  места.  Когда  стемнело,  она
прильнула к окну в надежде, что  к  ней  все-таки  кто-то  придет.  Ей  было
безразлично сейчас, кто бы это был: Вадим, Александр или Валя, но  никто  не
появлялся, и она металась по квартире как птица в клетке.
   Утром, освобожденная сном от недавних забот, она собралась и  отправилась
в школу. Безразличие и пустота заполнили ее душу, но проходя мимо дома Вали,
она подумала, что в школьный омут лучше было бы войти с кем-нибудь вдвоем, и
зашла к ней. По дороге в школу к Вале она заходила редко, и  та,  открыв  ей
дверь, поначалу немного смутилась. Но по пути они развеселились и уже  смело
вошли в школу и в класс.
   Вопреки предположениям Тани,  никто,  кроме  классного  руководителя,  не
поинтересовался причиной ее отсутствия в школе.  Не  было  ни  насмешек,  ни
многозначительных взглядов. Все было  как  прежде,  и  лишь  какие-то,  едва
заметные со стороны,  но  вполне  осознаваемые  самими  подружками  перемены
произошли в их отношениях с Валей.
   После школы Таня основательно засела за  уроки.  Она  решила  забыть  обо
всем, что происходило вокруг.  Уроки  были  наиболее  подходящим  для  этого
средством. Она так увлеклась ими, что не заметила, как пролетело время. Часы
пробили шесть вечера. Она вспомнила, что Ковалев в это время должен  идти  в
школу. Она знала также, что он может обойти ее дом, но была убеждена, что он
пойдет здесь и, возможно, даже зайдет к ней. Ей сейчас захотелось поговорить
с  ним  на  какую-нибудь  отвлеченную  тему  и  заодно   посмотреть,   какое
впечатление она оставила у него после вечера. Однако она  подумала,  что  он
может пройти мимо, и, чтобы как-то спровоцировать встречу, она взяла большое
настольное зеркало и стала испытывать отраженный от него  солнечный  луч  на
случайных прохожих. После долгого ожидания, когда, судя по времени, она  уже
решила, что Ковалев обошел ее дом стороной или вообще не пошел в  школу,  он
вдруг показался на противоположной стороне улицы, и она навела "зайчик"  ему
на лицо.
   - Здрасьте, сказала она Ковалеву, когда тот вошел в прихожую. - Проходите
пожалуйста, присаживайтесь и рассказывайте о своем новом житье-бытье.
   - Признаться, я пришел послушать тебя...
   - Да, мне, действительно, есть что  сказать  тебе,  -  начала  она  после
некоторого раздумья, -  но,  я  думаю,  это  только  расстроит  тебя,  хотя,
впрочем, может я ошибаюсь... Дело в том, Саша, что  нам  следует  прекратить
наши встречи. Я не буду говорить о причинах, так как ты многое  видишь  сам.
Скажу только, что я порой не понимаю сама себя, но считаю, что  меня  должны
понимать другие... Очень может быть, что я пожалею о том, что я говорю  тебе
это, но я откровенна и говорю, что думаю.
   Саша перевел взгляд с ее глаз  на  слегка  подкрашенные  губы,  на  новое
домашнее платье в мелкую клетку. Ему стало стыдно за себя. Он слышал это  от
человека, которого он любил, без которого  не  мыслил  себя  вот  уже  более
полугода. Почувствовав его состояние, Таня придвинулась  к  нему  поближе  и
тихо сказала:
   - Ты прости меня, Саша.  -  Ковалев  поднял  на  нее  тяжелый,  невидящий
взгляд, встряхнул головой, словно отгоняя от себя ее слова, и проговорил:
   - Не надо об этом. Прости меня лучше ты...
  
                                                 Глава 7  
  
   В школе у Ковалева дела шли хорошо. С первых дней занятий  он  последовал
совету Тани и, когда чувствовал, что знает материал  хорошо  поднимал  руку.
Учителя оценили его инициативу и заговорили о том, что с новеньким  учеником
им повезло, посещал  бы  только  занятия.  И  Саша  старался  оправдать  эти
надежды, хотя и не ведал о них. Пропускал занятия он очень редко, и  в  этом
его поддерживала Таня, с  которой  они  уговорились  не  встречаться  в  дни
занятий  ни  при  каких  обстоятельствах.  Теперь  же   когда   их   встречи
прекратились, Саша решил все усилия сосредоточить на  учебе  и  основательно
подготовиться к сдаче экзаменов.
   Особенно он заинтересовался уроками обществоведения. Их тоже вел  Алексей
Иванович, который, как выяснилось, закончил философский факультет.  Закончив
курс обществоведения чуть раньше положенного,  он  сдвоенный  урок  посвятил
беседе по проблеме классификации наук.
   - Философию, - начал он, - следовало бы  изучать  прежде  чем  какие-либо
другие науки, потому что исторически она предшествует науке и даже  включает
ее в себя наряду с  другими  формами  знаний.  Но  в  связи  с  тем,  что  в
первоначальных классах научных знаний у вас было ничтожно мало, то  разговор
на эту тему был бы беспредметным. Сейчас  же  вы  находитесь  на  достаточно
зрелой ступени познания и уже сможете понять и  по  достоинству  оценить  те
вопросы, которыми занимается философия.
   Одной из актуальных проблем  философии  является  проблема  классификации
научного  знания.  Она  интересует  ученых  потому,  что   структура   науки
отображает структуру объективного мира и каков этот мир,  такова  и  система
наук. (Правда, надо еще учесть, что мир отображается не  только  наукой,  но
также искусством и различными формами идеологии).  Как  ни  странно  решение
этого вопроса затянулось до настоящего времени хотя каждая конкретная  наука
достигла огромных успехов и высокой степени совершенства.
   Вы изучили достаточно много законов в самых  различных  областях  знаний.
Однако  сделаем  предположение  что  все  они:  будь  то   законы   Ньютона,
периодический  закон  Менделеева,  закономерности,  открытые  Дарвином,  или
правила математики  и  языка  -  все  они  являются  частными  модификациями
наиболее общего и единого, точнее двуединого принципа, суть которого состоит
в  том,  что  все  предметы  и  явления  действительности  с  одной  стороны
становятся во времени (становление) и  с  другой  -  соотносятся  с  другими
предметами и явлениями в пространстве (отношение). Многие законы  выражаются
количественными соотношениями и  по  форме  иногда  удивительно  схожи,  как
например, закон всемирного тяготения и закон Кулона. Арифметика,  к  которой
можно свести значительную часть математики, по сути базируется  на  понятиях
операции  и  числа.  Метр  и  секунда  являются   исходными   единицами,   а
пространство и время - исходными понятиями физической  науки.  Металлоиды  и
металлы, основания и кислоты - это  наиболее  глобальные  понятия  в  химии,
наследственность и изменчивость  -  краеугольные  категории  в  биологии.  В
политической экономии элементарными кирпичиками являются товар и деньги.
   Однако самое  интересное  состоит  в  том,  что  фундаментальные  понятия
различных наук мы можем соотнести между  собой,  и  тогда  целостное  здание
науки приобретет вполне определенный  конкретный  вид,  где  каждое  понятие
должно будет занять свое строго определенное место.
   Давайте выявим в некоторых науках такие  понятия  и  соотнесем  их  между
собой:
  
                    Становление  -  отношение         /философия/  
                    вещество        -  поле                     /физика/  
                    время              -  пространство  
    простые вещества        -  соединения          /химия/  
                    основания      -  кислоты  
                    растения         -  животные            /биология/  
                    товары            -  деньги                  /политическая экономия/  
             существительное -  глагол                   /лингвистика/  
                    число              -  операция              /математика/  
                    субъект          -  предикат               /логика/  
  
   В данной схеме в основе левого ряда понятий лежит категория  становления,
а в основе правого - отношение.
   Если мы поменяем местами хоть одну пару понятий, то  нарушим  всю  логику
научного знания. Далее Алексей  Иванович  указал  на  то,  что  между  двумя
полярными  понятиями  в  каждой  строчке  можно   вставить   третье.   Между
становлением и отношением это будет движение, в биологии это микроорганизмы,
в политической экономии - рабочая  сила  и  т.д.  Между  различными  науками
существует глубокая взаимосвязь и структуру этой связи следует  выводить  из
единого принципа.
   Надо заметить также,  что  искусство  тоже  подчинено  этому  принципу  и
Лессинг, в частности,  подразделял  живопись  и  поэзию  на  основе  понятий
сосуществования и следования.
   Каждая отдельная наука, базируясь на двух основных понятиях, должна иметь
в своем основании также и одну аксиому и одно правило вывода. Тот факт,  что
в арифметике, например, или в геометрии мы имеем несколько аксиом и  законов
говорит о том, что мы еще не до конца осознали аксиоматику этих наук, и  что
там еще есть пол