ему  все,  что  она  о  нем
думает; открыть им, что он таскается за ней по пятам  и  строит  вокруг  нее
козни, как Яго; что он тряпка и подлец, о знакомстве с  которым  она  весьма
сожалеет. Она несколько раз прошла мимо общежития, где он жил, искала его на
"Бродвее", но он, как нарочно,  исчез  куда-то.  Ей  было  и  впрямь  не  до
Ковалева; она как будто совсем забыла о его существовании, и в это время  он
вдруг появился у нее на пути.
   До реки было около двух километров. Сначала они шли  по  асфальтированным
улицам, а затем круто повернули и оказались среди стареньких частных  домов,
между которыми извивалась избитая  автомобилями  грязная  грунтовая  дорога.
Таня была в голубых резиновых сапожках и смело шла впереди, а Ковалев  то  и
дело останавливался, выбирая место, где  можно  было  пройти,  не  зачерпнув
воды,  или  прыгнуть  через  лужу,  не  оставив  при  этом  туфли  в  грязи.
Проходившая мимо автомашина окатила их грязью.  Сначала  это  привело  их  в
негодование, но потом стало причиной безудержного  откровенного  смеха,  как
только один из них осмеливался взглянуть на другого. Однако через  некоторое
время смех иссяк и зрелище ледохода захватило их своею  медлительной  мощью.
Летом река в этих местах была не особенно  широкой,  но  весной  разливалась
почти на полкилометра и производила впечатление  могучего  и  непреодолимого
потока, неумолимого, как сам закон природы, управляющий этой своенравной, но
покорной ледовой стихией.
   - Я уже несколько лет не пропускаю ни одного ледохода, - задумчиво  глядя
вдаль, произнесла Таня.
   - Мальчишками мы тоже не пропускали этих дней и даже пытались поймать  то
мгновение, когда трогается лед, но я так и не захватил его.
   Сказав это, Саша вспомнил фотографию, что видел у Тани. Там она стояла  с
Вадимом на фоне вскрывшейся реки, и его мысли вновь вернулись к нему.
   Однако сейчас, когда Таня была рядом с ним, мысль  о  последней  встрече,
тревожившая его всего час назад, не казалась ему такой невозможной.
   Осмотрев ее изучающим взглядом, он подумал, что в случае, если  потребуют
обстоятельства, он расстанется с ней и едва ли будет сожалеть  об  этом.  За
прошедшие полгода он хорошо изучил ее достоинства и недостатки. Хотя  она  и
была красива, но когда улыбалась, то всегда либо  губой  либо  даже  пальцем
пыталась прикрыть передний зуб, который у нее вырос немного вкось и, выпирая
поверх другого, придавал ее улыбке и смеху детскую простоту и наивность. Она
была чуть полновата, и с годами эта склонность могла привести к  безобразию.
Сейчас ее пальто, забрызганное грязью, производило неприятное впечатление, и
несмотря на то, что сам
   Ковалев выглядел не  лучшим  образом,  он  подумал,  что  легкомыслие,  с
которым они относились сейчас к своему внешнему виду больше  подходило  ему,
но не ей. Он не мог сейчас взглянуть  на  себя  ее  глазами  и  считал  себя
правым. Его мозг подыскивал и действительно находил в их встречах все  новые
и новые подтверждения внезапно возникшему  предположению  о  том,  что  она,
возможно, не заслуживает того внимания, с которым  он  к  ней  относился,  а
может быть не стоит и его любви.  Он  думал,  а  она  молчала.  Эта  игра  в
молчанки тоже  представилась  ему  соперничеством  и  вызывала  негодование.
Почему должен он заговорить первым, а не она? Она была вчера не права, и она
должна искать пути к примирению. Девчонки, с которыми она  шла,  тоже  знали
его, и, наверняка, если не она, то кто-нибудь из них заметил его,  а  значит
непременно ей об этом сказал. Почему  эта  мысль  не  пришла  ему  в  голову
раньше? Он бы, конечно, сегодня не пошел сюда лишь для того, чтобы  вот  так
стоять здесь на холодном ветру и  молчать,  вместо  того,  чтобы  беззаботно
смеяться. Ему захотелось уйти отсюда как можно скорее, и он, заложив руки за
спину, направился вдоль берега всем своим видом выражая свое несогласие с ее
поведением. Почувствовав  его  состояние,  его  протест  и  решимость,  Таня
нагнала его, взяла под руку и сказала: - Саня, ты прости меня за  вчерашнее:
я была виновата, но я очень тебя прошу: давай не будем сейчас вспоминать  об
этом. Когда-нибудь я тебе все объясню, но сейчас я этого  сделать  не  могу.
Она крепко стиснула его руку, повернула лицом к себе и умоляюще посмотрела в
глаза. Она бы рассказала ему обо всем сейчас же,  но  она  боялась,  что  он
обидится, потому что причиной всему был Вадим. Хотя она  искала  его,  чтобы
отомстить за обиду, ей было приятно осознавать, что тот, пусть через зло, но
не может простить ей размолвки, не может забыть ее. Он был хотя и не с  ней,
но постоянно напоминал о себе и тем успокаивал ее, вселяя уверенность в том,
что, если бы вдруг она захотела, она всегда могла заставить его вернуться  к
себе.  Но  его  последняя   сплетня   поколебала   эту   уверенность.   Таня
почувствовала его независимость и пришла в негодование. Вадим не преследовал
ее, и то, что она хотела  сказать  ему  при  девчонках,  было  правдой  лишь
отчасти. До  нее  донеслись  слухи  о  том,  что  он  пытается  восстановить
отношения со своей прежней подругой. Эта встреча с ним  была  нужна  ей,  но
действительные силы, которые овладели ею, ей были  неведомы,  поэтому  перед
Сашей она была сейчас искренна. Вчера она думала иначе. Все  ее  воображение
было захвачено другим человеком, и поверни Саша на тротуар в тот злосчастный
момент, зло могло  бы  излиться  и  на  него.  Сейчас  же,  когда  вчерашнее
раздражение угасало, она сожалела о случившемся. Она ругала себя за то,  что
так дерзко обошлась с близким человеком, который стоял сейчас  перед  нею  и
был в то же время так далек от нее. У нее  возникло  желание  взять  его  за
воротник, а еще лучше за уши и растрясти его; показать  ему,  доказать,  что
она любит только его, что она никогда больше не причинит ему  зла,  что  она
может быть и непременно будет доброй и верной ему. В своем желании  выразить
ему свой душевный порыв, она взялась за лацканы его плаща, но  почувствовав,
что у нее  не  хватает  смелости  для  задуманного,  поправила  ему  шарф  и
поцеловала его. - Скажи, Саша, почему ты не понимаешь меня?  -  начала  она,
справившись со своим волнением. - Ты совсем не  видишь,  что  я  так  дорожу
тобой, что я люблю тебя. Почувствовав в ее  голосе  обиду,  Саша  как  будто
очнулся из полузабытья. - Ну что ты говоришь, Таня. Ты совсем  неверно  меня
поняла. Я все вижу и верю тебе. Я тоже очень люблю, и  поэтому  не  могу  не
понимать тебя и не верить. Между прочим, ты совсем замерзла. Догони-ка лучше
меня. -  Ну  что  мы  маленькие  дети,  будем  бегать  друг  за  дружкой,  -
оживившись, улыбнулась она. - А  ты  не  замечала  в  фильмах,  когда  хотят
показать счастье влюбленных, то заставляют  их  бегать  друг  за  дружкой  и
смеяться. Вот так же и мы. Он со смехом рванулся с  места  и  побежал  вдоль
берега. - Упадешь! - крикнула Таня и  сама  побежала  за  ним.  Саша  увидел
большую льдину, которая подошла к самому берегу, повернул туда  и  запрыгнул
на нее. Таня остановилась, не решаясь  последовать  за  ним.  -  Ну,  давай,
давай! - смеялся он. А она кричала ему: - Ну и дурачок же ты. Вот шлепнешься
в воду, тогда допрыгаешься. Льдина и впрямь стала отходить, прыгать  обратно
на берег было далековато. Таня всплеснула руками: -  Прыгай  быстрее,  а  то
тебя унесет. - но Саше сейчас было все равно.
   Сзади неподалеку еще  плыла  льдина,  через  которую  вполне  можно  было
выбраться на берег, и он снял шляпу и помахал ей. - Что медлишь!  -  кричала
она встревоженная. - Прыгай пока здесь еще не глубоко!  Льдина,  на  которой
находился Саша, начала  убыстрять  ход,  и  разрыв  между  ней  и  той,  что
двигалась следом, начал увеличиваться, берег стал удаляться. Саша разбежался
и прыгнул, но, поскользнувшись, плюхнулся в воду, едва зацепившись руками за
край льдины. С трудом вскарабкавшись на нее, он  тут  же  махнул  в  сторону
берега и оказался по пояс в воде. Выйдя на берег, он  смеялся  и  ежился  от
нестерпимого холода. Таня сорвала с него  плащ,  заставила  снять  пиджак  и
рубашку и набросила ему на плечи свое пальто. - Ну дурачок! В  каком  только
кино ты видел женихов, которые бы прыгали от своих невест в ледяную воду?
  
  
  
  
  
  
  
                                                 Глава 5  
  
   После случая на реке, Саша заболел, две недели не работал и  не  ходил  в
школу. С Таней они каждый вечер встречались  у  свих  окон  и  подолгу  вели
разговор на языке  буквенных  знаков,  который  они  уже  так  освоили,  что
понимали друг друга с полуслова. Чтобы внести какое-то  разнообразие  в  это
переговоры, Таня предложила изъясняться по-немецки и от  души  смеялась  над
его  корявыми  предложениями,  которые  он  строил  по   русскому   образцу,
совершенно пренебрегая  порядком  слов,  путая  времена  глаголов  и  падежи
существительных. Она рассказывала ему обо всех новостях,  которые  приносила
из школы, и подбадривала, угадывая по образцу мыслей его слабость  и  скуку.
Она очень стеснялась отца Саши и поэтому не приходила к нему домой.
   Между тем Ковалев Петр Андреевич был добродушным человеком,  флегматичным
по темпераменту, и неутомимым шутником.  Действительным  главой  семьи  была
мать Мария Сергеевна, и он подчинялся ей во всех житейских вопросах. И  лишь
когда дело  касалось  крупных  семейных  проблем,  мать  не  позволяла  себе
миновать его волю. Пил он редко и, пожалуй, только будучи пьяным  чувствовал
себя хозяином в полном смысле этого слова.  Мать  тогда  только  поддакивала
ему, исполняя все распоряжения и осторожно старалась склонить  его  ко  сну.
Зато на следующий день она с лихвой восполняла  чувство  утраченных  прав  и
ругала его на чем стоит свет. Трезвого вывести из равновесия его было  также
трудно, как пьяного убедить в неправоте и заставить повиноваться. Его худоба
в сравнении с располневшей женой была также  разительна,  как  и  разница  в
характерах этих людей. Но, видимо, именно эта разница  сближала  их,  и  они
мало нуждались в друзьях и знакомых, находя понимание, если не в делах, то в
разговорах, которые они очень часто вели меж собой. У  них  были  одинаковые
взгляды и на политику, и на начальство, которое они друг у друга не знали, и
на людей со двора. Отец работал столяром и  был,  что  называется,  мастером
своего дела. Вся мебель, что имелась в квартире, была изготовлена им самим и
самым тщательным образом. Делал он все неспеша, но на совесть. С сыном у них
сложились прохладные отношения, но дочь он любил. В пять лет  он  выучил  ее
читать  и  считать,  часто  сам  мастерил  ей  игрушки  и  играл  с  нею   с
удовольствием и азартом ребенка. Новым важным занятием для него стал огород.
Он начал строить там небольшой домик, вырыл колодец,  поставил  забор  и  по
пути с работы непременно заходил на участок и что-нибудь поправлял или делал
заново. Деньги он видел лишь в аванс и получку, когда отдавал жене,  но  был
скуповат и ревностно относился к каждой покупке. Порой трудно  было  понять,
что он испытывал  в  большей  мере:  удовлетворение  от  новой  рубашки  или
беспокойство по поводу истраченных денег.
   Домостроительный комбинат, где он работал, находился далековато от  дома,
но из-за того, что автобусы ходили  окружным  путем,  он  обыкновенно  ходил
пешком, и мать однажды предложила поменять квартиру. Сначала  он  отнесся  к
этому с недоверием, но со временем стал поговаривать о разумности этой идеи.
Как-то раз он пришел с работы навеселе  и  объявил,  что  нашел  клиента,  с
которым можно сделать обмен...
   Известие это застало Сашу врасплох. Он знал о консерватизме  отца  и  был
убежден, что разговор об обмене давно им забыт. Такой  поворот  событий  был
связан с серьезными переменами в отношениях с Таней, и Саша  призадумался  и
приуныл. Он припомнил случай, когда его товарищ,  переехав  в  другой  район
города, вскоре бросил встречаться с девчонкой, которая, по  его  же  словам,
прежде ему была дорога. Познакомился там с другой. Ковалев сейчас не думал о
себе. Он, конечно же, ни с кем не познакомится. Он думал о Тане.  Они  будут
жить далеко друг от друга, реже встречаться,  и  она  отвыкнет,  разлюбит  и
забудет его. Да еще этот Вадим... Он тут ближе и, конечно, использует  новые
обстоятельства в своих целях. То ему приходили примеры из книг,  когда  люди
годами бывали в разлуке и сохраняли свои чувства и даже больше переживали  и
любили друг друга.
   Он долго не мог сказать об этом Тане,  но  однажды,  когда  здоровье  его
поправилось и они сидели у нее дома и строили планы на лето, Саша  рассказал
о решении родителей. Таня встревожилась. Она не нашла слов,  чтобы  выразить
свое отношение к тому, что услышала, и долго  молчала,  вопросительно  глядя
ему в глаза.  Потом,  как  будто  удостоверившись  в  том,  что  он  говорит
серьезно, справившись с недоумением, она склонила свою голову к его груди  и
шепотом переспросила:
   - Это правда?
   - Да, и на днях мы уже переедем.
   - Мы не забудем друг друга. Правда?! - после долгой паузы и  утверждая  и
спрашивая проговорила она.
   Саша вместо ответа обхватил ее голову руками и прижал к  себе.  Он  хотел
сказать: "Я никогда тебя не забуду и буду любить  всю  жизнь".  Но  какой-то
внутренний  голос  остановил  его.  Он  остро  почувствовал,  что  не  может
высказать ей сейчас то, что думает. Он не мог поделиться теми  сомнениями  и
опасениями, которые занимали его  воображение  и  беспокоили.  Он  переживал
случай на улице, переживал предстоящий переезд, но он не мог признаться ей в
этом. Напротив, что-то побуждало его скрыть то, что было у него на душе.  Он
не мог обнаружить себя такого, каков он был на  самом  деле.  Он  интуитивно
чувствовал, что должен быть сейчас перед нею каким-то другим. Каким  именно,
он еще не знал, но знал определенно,  что  должен  быть  непременно  другим.
Какое-то  внутреннее  чутье  подсказывало  ему  где  он  должен  был  искать
подходящие слова и поступки, но эти слова и все  его  поведение  ни  в  коем
случае не должны были выражать его внутреннее  состояние.  Они  должны  были
выражать нечто противоположное тому, что он переживал, обратное тому, о  чем
думал. Он должен был лгать ей и своим поведением и своими словами. Она  лишь
недавно на реке сказала ему, что любит его и в шутку назвалась невестой,  но
он не мог ей сказать то же самое, не мог повторить ее же слова.
   - Я буду встречать тебя из школы. Хорошо?! - тихо прошептала она.
   - А я стану провожать тебя домой, - добавил он.
   - Да здесь не так и далеко, - подняв голову и оживившись сказала Таня.
   - Ведь твой отец всегда ходит пешком.
   Она видела, что ему грустно, и хотела как-то утешить его. Ей и самой было
грустно, но она впервые почувствовала его беспомощность,  и  ей  стало  жаль
его.  Он  попытался  улыбнуться,  но  улыбка  у  него  получилась  вялой   и
неестественной. "Неужели он  и  впрямь  так  сильно  переживает  предстоящий
переезд. Или он ревнует меня к Вадиму? Но это так глупо. Я,  пожалуй,  скоро
забуду, как и звать-то его", - рассуждала она.
   Вечером они собирались сходить на танцы,  где  не  появлялись  уже  около
месяца, но никакого настроения у обоих не было, и Таня спросила:
   - Может не пойдем сегодня в ДК?
   - Как хочешь, - отозвался Саша, - но ведь Валя должна зайти за нами. Одна
она не пойдет пожалуй.
   - Это  верно,  надо  идти.  Ты  хоть  на  заводе  что  ли  присмотрел  бы
какого-нибудь парнишку да познакомил бы  ее  с  ним,  а  то  как-то  неловко
получается: нас двое, а она одна.
   - Нет у меня таких знакомых парней.  Один  есть,  так  он  встречается  с
девчонкой. Что у вас в школе ребята перевелись?
   - Школярами она пренебрегает. Нет самостоятельности у них, солидности.  А
те, что закончили школу, в Армии служат. Был у нее друг, да перехватили  его
(девчонки есть ловкие - палец в рот не клади) сейчас тоже служит. Прислал ей
письмо, извинялся, что так поступил, но ничего  с  собой  поделать  не  мог.
"Занесло", - говорит. А девчонка  она  хорошая,  намного  лучше  меня,  и  я
замечаю, между прочим, что к тебе  она  не  равнодушна.  Но  я  ей  тебя  не
уступлю, так и знай.
   - Какую чепуху ты говоришь, Таня.
   - Да, да, да, да! Ты вот понаблюдай за ней и скажешь, что я права.
   Раздался звонок, и  Таня  выбежала  в  прихожую.  Вошла  Валя  веселая  и
возбужденная.
   - Вы еще не собрались? - удивилась она. - Времени-то уже скоро семь.
   - Легка на помине, - перебила ее Таня. - Мы только что о тебе говорили.
   - Интересно, что же вы могли обо мне говорить такое...
   -Сашка спрашивает меня: "Что это ее нет так долго?" А я ему: "Она может и
не прийти сегодня". Не может быть, говорит, такого. Пообещать и не выполнить
- это не в ее стиле". А я говорю ему: "А вот сегодня она может так и сделать
или заявится с  симпатичным  юношей".  А  он  мне  в  ответ:  "Ты,  говорит,
соображаешь, Татьяна, какую глупость ты несешь?". Прямо так и сказал. И  тут
ты звонишь. Здрасьте! Саша с улыбкой наблюдал эту сцену.
   - Не верь, Валя, ни одному ее слову. Мы и  впрямь  говорили  о  тебе,  но
совсем не в этом духе...
   - А в каком же? - уже без улыбки,  серьезно  спросила  она,  обращаясь  к
нему. Ковалев машинально почесал затылок.
   - Мы говорили, что нет смысла тащить тебя сегодня на танцы. Завтра вам  в
школу да и мне на работу.
   - Это еще что за новость? Сейчас же быстренько собирайтесь и чтобы  через
пять минут были в форме.
   - Через десять, - буркнула Таня.
   - Давайте, давайте, да побыстрее! Подумать только,  "смысла  нет",  может
еще в карты станем резаться вместо того, чтобы культурно  провести  время  в
порядочном обществе?!
   Саша тем  временем  под  шумок  выскользнул  за  дверь  и  побежал  домой
собираться. Девушки остались одни.
   - Таня, скажи мне правду. Что вы тут  обо  мне  болтали?  -  допытывалась
Валя.
   - Да так, по пустякам. Он предлагал не ходить на вечер, а я говорю: "Ведь
мы собирались". Да и с тобой договорились уже. Ты знаешь, между прочим,  они
переезжать  думают  к  домостроительному,  в  новый  микрорайон,  обменивают
квартиру.
   -  Так  Сашке  ведь  в  школу  далеко  будет  ходить.  Впрочем,  ведь  он
заканчивает скоро. Он думает поступать куда-нибудь?
   - Говорит, на исторический попытается, директор школы его настраивает.
   - В Армию не собирается?
   - Так его же забраковали. Какое-то расширение вен обнаружили.
   - Ну-у, тогда и свадьба уже не за горами.
   - Ты что, смеешься? Какая из меня жена.  Самой  нянька  нужна.  Потанцуем
еще, какие наши годы? Я, может,  в  медицинский  поступать  буду.  Папа  так
хочет! Покоя мне от него  нет.  Хочу,  говорит,  чтобы  ты  в  белом  халате
работала. Я говорю, что сейчас и на заводах в белых халатах работают, а он -
свое. Медицина, говорит, это благородно, остальное все - суета, а не работа.
На заводе ему планом все мозги пропилили. Да и я ему не завидую. Раньше семи
он с работы редко приходит, а как конец месяца, так он и ночевать там готов.
И по воскресениям часто работает. Я ему говорю: "Какой от тебя  там  толк  в
выходной день? Ведь ты у станка не стоишь, детали не точишь; ходишь  там  по
цеху, штанами трясешь, а мать дома одна из угла в угол тычется, ни отдохнуть
как положено не может, ни сходить никуда нельзя. Да я, говорит,  дочка,  сам
толком не понимаю, что я там делаю. Положено, вот и иду чтобы быть  в  курсе
дела: погладят или нашлепают, как первоклассника".
   Наконец сборы были закончены. Таня выглянула в окошко и, увидев Ковалева,
махнула ему рукой.
   - Хорошо все-таки вы  живете:  подала  знак  в  окно  -  и  вместе.  Если
поссорились, то окна вас и помирят. Прямо как в песне...
   - Да удобно, ничего не скажешь, но закончится скоро эта малина... Зал был
полупустынным, когда молодые люди вошли в  него,  но  через  полчаса  народу
прибавилось. Большая группа юношей и девушек, по всей вероятности из  одного
класса,  привнесла