еловека насквозь.
     Подумать только, этот маленький сорванец спрашивает, не водятся ли в доме привидения.
     Майлз усмехнулся, затем нахмурился, внезапно вспомнив вечер, когда он впервые приехал в Брайтуайт. Ему было восемь лет. Он был один. Он никогда раньше не видел своего отца. С зажатой в руке запиской он стоял один в холле, изумленно уставившись на огромную лестницу. В тот момент он был уверен, что дух короля Ричарда набросится прямо на него. Никакой призрак, разумеется, не появился. Только его отец, чья суровость и раздражение привели его в неописуемый ужас.
     Держа руки в карманах, Майлз вышел из кабинета и побрел в столовую, обнаружив там лишь старый стол, уставленный грязной посудой. Без сомнения, Оливия привыкла, чтобы слуги убирали за ней после еды.
     Салли вошла в столовую вслед за Майлзом.
     - Меня в жизни так не оскорбляли. - Она схватила фарфоровую чашку с блюдцем, расплескав при этом холодный чай себе на фартук. - Надо бы мне все бросить и поглядеть, кто, дьявол ее дери, позаботится о ее треклятой ванне.
     Майлз недоуменно поднял бровь, когда она с грохотом поставила чашку на стол и, уперев руки в пышные бедра, окинула хозяина взглядом крайнего негодования.
     - Я не намерена терпеть от нее такое обращение, ясно вам, сэр!
     - Какое обращение?
     - Ведет себя, ну чисто королева, ей-богу. Я, видите ли, должна принести наверх ванну с горячей водой. Я что, похожа на ломовую лошадь? И как будто этого ей недостаточно, она заявила мне, что с этих пор я не должна показываться ей на глаза, если не буду чистой. Чистой! Она говорит, что от меня пахнет!
     - Понятно.
     - Она говорит, что у меня такой вид, будто я валялась со свиньями. Нет, это ж надо! Разве так обращаются с преданными, трудолюбивыми слугами? Говорит, моя внешность - оскорбление ее чувствам, и спросила, когда я последний раз выводила вшей. Ну и наглость. И как будто этого мало, она приказала мне постричь волосы или зачесать их назад и забрать в сетку. Говорит, это негигиенично. Волосы, видите ли, могут попасть в еду. Ну и ну! Мало того, еще и этот нахальный мышонок заявил, что мои пирожки с мясом на вкус как свиные помои.
     "Нахальный мышонок был прав", - подумал Майлз, но не осмелился сказать это вслух. Сказать по правде, он с трудом удерживался от улыбки.
     - Они устроились в своих комнатах? - поинтересовался он.
     Салли кивнула и вновь принялась за уборку стола, гремя посудой и бормоча что-то о чванливых аристократах. С руками, занятыми стопкой тарелок и чашек, она направилась к дверям, остановившись лишь для заключительного обвинительного акта.
     - Она потребовала булочек на завтрак. Я сказала, что если б даже умела их печь, мне бы потребовалось на это полночи - но раз я не умею, ей придется довольствоваться гренками. Знаете, что она сказала?
     Он покачал головой.
     - Что будет рада показать мне, как печь булочки. Я сказала, что не имею никакого желания учиться, особенно если она собирается нанять какого-то там расчудесного повара-француза. Она сказала, что все равно хочет булочки, поэтому мне уж придется постараться. И просит апельсинового мармелада. Я говорю, что в этом доме уже лет пять, как его не было. А она заявляет, чтоб я съездила в Девонсуик и привезла банку. Как будто мне мало дел греть ей эту треклятую воду для ванны, морить у себя вшей и печь булочки, когда я не знаю как. Когда же бедной девушке спать, спрашиваю я вас? И вдобавок ко всему, эта полоумная старуха просит блюдце теплого молока для своего дурацкого кота.
     - В таком случае советую тебе отнести блюдце с теплым молоком в комнату Беатрис как можно скорее.
     Салли посмотрела на него так, словно у него внезапно вырос хвост.
     - Вы ненормальный, как и все они, - пробормотала служанка и вышла из комнаты.
     Майлз еще немного послонялся по комнате, надеясь убить время, потом вышел в галерею и постоял возле лестницы, вглядываясь в полумрак и прислушиваясь.
     Вот оно. Слабый звук. Голос, проглоченный громадой старинного дома. Он закрыл глаза. Детский смех. Он затаил дыхание.
     Терпеливые, но настойчивые увещевания матери успокоиться.
     Потом послышались голоса матери и ребенка. Смех, подобный звону двух веселых колокольчиков.
     Он выскочил из дома без плаща, предпочитая ощутить холод. Смех Оливии. Это же надо, нелепо, но он никогда раньше не слышал смеха своей жены. А что его музыкальность подействовала на него так странно, казалось еще более нелепым.
     Конюшни когда-то были величественным каменным строением с арочными окнами и кирпичным полом, таким же чистым, как и полы в особняке. Панели красного
     Дерева украшали стены, а дюжина конюхов каждое утро стелила свежую солому на пол. Теперь здесь все было грязным и запущенным.
     Он остановился на пороге и вгляделся в темноту. В нос ударил резкий запах прелого сена. Единственный свет горел возле подсобки. Майлз пошел навстречу ему, сосредоточившись на пьяном бормотании своего старого конюха, чистившего стойла, в которых еще держали лошадей.
     - Хорошая девочка. Умница. Вот так. Ну, ну, тише, тише, малышка. Мастер Уорвик будет рад, когда твоя нога заживает. Точно, будет рад.
     Чарльз Фоулз выпрямился и, заметив Майлза, прислонившегося к столбу стойла, заулыбался.
     - Эй, погляди-ка, кто здесь, Жермин. Бьюсь об заклад, это сам хозяин пришел проведать нас.
     Майлз взглянул на гнедую кобылу, которая вскинула свою изящную голову и тихо заржала. Это, несомненно, была красавица, с гордо изогнутой шеей и раздувающимися ноздрями. Серебристо-белая грива блестела в свете фонаря словно тончайший шелк. Стать ее была безупречной, и, обрадовавшись при виде хозяина, она заплясала на месте, вскидывая над спиной свой белоснежный хвост.
     Майлз протянул руку, и она тут же ткнулась в нее своей бархатистой мордой.
     - Она здорова? - спросил он конюха.
     - Как новенькая. - Чарльз бросил несколько яблок в корзину и прислонил грабли к стене. - Слышал, вас можно поздравить, сэр.
     Майлз улыбнулся. Не многие в Англии обращались к нему "сэр". Со дня его появления в Брайтуайте тридцать лет назад Чарльз всегда относился к нему уважительно.
     - Скоро я буду знакомиться с леди?
     - Конечно.
     Чарльз подмигнул и протянул чуть дрожащую руку к уздечке на стене. Перебросив ее через плечо, он заковылял к подсобке, усмехаясь про себя.
     - Не успеем и глазом моргнуть, как услышим здесь топанье детских ножек.
     - Раньше, чем ты думаешь, - буркнул Майлз себе под нос. - У нее есть сын, - добавил он громче и стал ждать реакции старика.
     Чарльз вышел из подсобки и закрыл дверь.
     - Эй, ну не здорово ли? - сказал он и вытер грязные руки. - Жду не дождусь, когда познакомлюсь с ним.
     Майлз смотрел, как старик проковылял к стулу с фляжкой виски, торчащей из заднего кармана. Как это похоже на Чарльза, принять новость его внезапной женитьбы на женщине с ребенком, даже не приподняв брови от удивления.
     - Сдается мне, скоро у нас тут кое-что переменится. -Чарльз со вздохом плюхнулся на стул.
     - Кое-что.
     - Может, вы даже бросите пару-тройку шиллингов на этих старых лошадок, чтобы малость украсить это местечко. - Он поднес фляжку ко рту и сделал большой глоток, затем вытер рот рукавом. - Не удивлюсь, если вы даже заглянете на тот аукцион через две недели и выкупите того гнедого дьявола, которого так любили. Как, бишь, его звали?
     - Как будто ты и в самом деле забыл. Ты же помнишь его еще жеребенком.
     - Ага, а еще я помню, как он поддал мне копытом под зад. Чертов зверь. С тех пор не могу хорошо ходить. Но неважно. Он был великолепным самцом. Хороших детишек наделал этот Гданьск. Ну, так как же, будете выкупать его, сэр?
     Майлз не ответил, повернулся к конюху спиной и по очереди зашел в каждое из стойл, где оставшиеся четыре арабских скакуна нетерпеливо затанцевали при виде хозяина.
     - Пойду на покой, сэр, если вы не против, - послышался голос Чарльза.
     - Спокойной ночи, - отозвался Майлз, слушая как старик поднимается по ступенькам в свою комнату, которая была его домом последние пятьдесят лет.
     Оставшись один, Майлз окинул взглядом источенные червями панели, пол с оторванными кое-где досками, сломанные стойла и представил себя, стоящего перед женой с протянутой рукой.
     Он выругался себе под нос.
     Вернувшись в дом, Майлз прошел на кухню и обнаружил Салли над тазом с липким тестом. По всему полу вокруг нее была рассыпана мука. Она коротко взглянула на него, на мгновенье приостановив свое нападение на несчастную смесь теста и муки. Любой сарказм, который она могла бы изречь, остался невысказанным, ибо она сразу заметила, что хозяин не в духе.
     - Можете сказать Ее Высочеству, что у нее будут на завтрак эти треклятые булочки, - осторожно сказала она.
     Майлз не ответил, и прошел мимо к черной лестнице, по которой поднялся на второй этаж. Здесь он пересек темный коридор, и направился к спальням, расположенным по обе стороны галереи. Пройдя прямиком к себе в спальню, он нашел ее пустой.
     А чего, собственно, он ждал?
     Развернувшись, Майлз подошел к соседней комнате и постучал, потом еще раз, чуть громче. В этот момент дверь спальни напротив распахнулась, и Брайан, одетый в просторную белую рубашку, с визгом выбежал из комнаты. За ним последовала Оливия, одетая так же, как и сын, с разметавшимися по плечам волосами. Ни ребенок, ни мать не заметили Майлза и помчались по коридору -Брайан впереди, Оливия за ним.
     - Не догонишь, не догонишь, - поддразнил мальчик. - Это мы еще посмотрим! - ответила Оливия и в два прыжка догнала сына и схватив его на руки, закружила, отчего ребенок звонко рассмеялся.
     Майлз наблюдал за всем этим, затаив дыхание.
     Потом Оливия, повернувшись к комнате Брайана, заметила его, стоящего спиной к дверям ее спальни. Лицо ее раскраснелось от бега, глаза буквально искрились смехом, который, казалось, повис в воздухе между ними и еще теснее прижала мальчика к груди, словно он был щитом, защищающим ее от реакции Майлза - или, может, просто чтобы защитить сына.
     - Сэр, - сказала Оливия, - нам сказали, что вы гуляете.
     - Гулял.
     Оливия взглянула на него поверх всклокоченной головки сынишки, и грудь ее поднималась и опускалась с каждым вздохом. Затем, ничего не сказав, она поспешила назад в комнату Брайана. Майлз пошел вслед за ними.
     - Теперь тише, - прошептала она, укладывая неугомонного мальчика в кровать. - Боюсь, мы потревожили Уорвика. Он не привык к маленьким шалунам, бегающим по его дому.
     - Но он ведь любит маленьких мальчиков, правда? спросил Брайан, выглядывая из-за материнского плеча на Майлза.
     - Конечно, любит. Да, я уверена в этом.
     - А как я буду его называть, мамочка? Я буду звать его папой?
     Хлопотливые руки Оливии застыли, но она так и не взглянула на Майлза.
     - Я поговорю с ним об этом, - наконец ответила она и стала еще дальше подсовывать край одеяла вокруг беспокойного детского тельца. - А пока почему бы не обращаться к нему "сэр"?
     - Хорошо. - Повернувшись на бок и подтянув вверх колени, малыш положил свою пухленькую щечку на подушку и поглядел на Майлза краешком глаза. - Спокойной ночи, сэр.
     - Спокойной ночи, - отозвался Майлз.
     Выпрямившись, Оливия бросила на Майлза быстрый взгляд, потушила свет и поспешно вышла из комнаты. Майлз пошел вслед за ней, замешкавшись, когда она скрылась в комнате, точнее двух маленьких комнатах - спальни и небольшой гостиной, - которые она, очевидно, выбрала для себя. Когда она не появилась, он подошел к двери и увидел ее сидящей у трюмо. В торопливо наброшенном поверх ночной рубашки халате она, не мигая, смотрела на свое отражение в зеркале и расчесывала волосы, цвет которых напоминал цвет выдержанного виски.
     - Оливия...
     - Прошу прощения, если мы потревожили вас, - прервала его она слегка запыхавшимся голосом. - Обычно Брайана трудно уложить спать. Он легко возбудим, как большинство детей его возраста.
     - У тебя красивые волосы, - сказал он, ненавидя себя за почти тоскливое звучание собственного голоса. Он не желает эту женщину, уверял себя Майлз. У него есть полное право презирать ее и все, что она собой представляет. Он не желает ее, однако вот он, стоит тут как вкопанный, и вид изгибов ее тела под мягкой фланелью вызывает легкую испарину на лбу и напряжение в паху.
     Оливия на миг задержала руку с расческой, потом продолжила:
     - Не удивлюсь, если он еще подскочит до конца вечера. Ему здесь очень нравится. Вскоре после ужина я обнаружила его на верхнем этаже сражающимся с воображаемыми драконами. Бог наградил - или наказал - его очень пылким воображением.
     Она наконец повернула голову, и ее глаза встретились с его изучающим взглядом. Он не шелохнулся и не отвел глаз, упиваясь видом женщины, сидящей на маленьком пуфике в блузке, застегнутой высоко на шее и на запястьях. Ткань отливала бледным золотом в свете свечей.
     - Ты не против, что я взяла эту комнату? - тихо спросила она.
     - Я думал... - Он покачал головой. - Нет, с какой стати?
     Оливия положила расческу на столик.
     - Завтра утром первым делом мы возьмемся за книги.
     - Хорошо. - Он не хотел никакого напоминания об этих дурацких книгах сейчас.
     - Боюсь... - Плечи ее поднялись и опустились. - Я произвела плохое впечатление на мисс Пинни.
     - Я знаю.
     Она не пошевелилась, но вскинула вверх свой подбородок и сцепила руки на коленях, словно ожидая, что он бросит свое осуждение именно к ее ногам.
     - Ты будешь получать булочки на завтрак, - сказал он. - Правда, апельсинового мармелада не будет.
     Оливия притворно нахмурилась:
     - О Бог мой, я не знаю, переживу ли я это.
     Они оба рассмеялись, но затем вдруг одновременно затихли. В комнате повисла тишина, которая скоро сделалась вполне осязаемой. Первым нарушил молчание Майлз:
     - Я могу войти? - наконец спросил он.
     Оливия быстро поднесла руку к щеке, потом прижала ее к горлу. Что-то промелькнуло на ее лице. Удивление? Тревога? Нервозность? Он не привык иметь дело с пугливыми женщинами. И кроме того, она не имеет права изображать из себя перепуганную девственницу. Не ей изображать из себя подобное с ее-то прошлым.
     Все так же застыв на краешке стула, она наблюдала за тем, как Майлз приближается к ней. Губы ее слегка приоткрылись, рука по-прежнему сжимала край трюмо. Остановившись перед ней, Майлз сказал:
     - Ты боишься меня, Оливия?
     - Я просто не понимаю, зачем ты здесь?
     - Я бы ответил тебе, милая, но это ведь понятно и без слов.
     Оливия резко поднялась, прошла в дальний угол комнаты и остановилась там, сделав вид, что смотрит в окно.
     - Я думала... что нам по крайней мере надо узнать друг друга...
     - Это он?
     Она повернула голову и холодно посмотрела на него:
     - Не понимаю...
     - Возможно, ты думаешь о другом своем любовнике. Отце Брайана. Если ты беспокоишься, что я буду обвинять тебя за это сегодня...
     - Нет, я... - Она сглотнула. - Ты должен понять. Все это, - она обвела комнату рукой, - случилось так быстро. Прости меня, но я не из тех женщин, которые легко отдаются мужчине, не испытывающему к ней ни малейшего чувства, что бы ты обо мне ни думал.
     - Разве тебе мало, что я женился на тебе? Что предоставил тебе и твоему сыну дом?
     Она долго, не мигая, смотрела на него.
     - Если б я думала, что ты испытываешь ко мне хоть чуточку симпатии, тогда... - Она поглядела на свои руки, которые казались такими тонкими и белыми в полумраке. - Я нравлюсь тебе хоть чуточку?
     Он смотрел на нее, чувствуя, как кровь бушует в жилах, словно пожар. Как смеет она требовать от него чувства, отказываясь выполнять свои супружеские обязанности? Он имеет полное право требовать их от нее. В конце концов, он дорого за все это заплатил. Заплатил своей гордостью. Своим мужским достоинством. Но она требует какой-то лицемерной клятвы любви, требует для собственного успокоения.
     - Мамочка! - неожиданно закричал Брайан вдребезги разбивая напряженную тишину.
     Малыш промчался через комнату и, схватив Оливию за руку, неистово потянул.
     - Скорее! Идем же! Там внизу сумасшедшая тетя... Оливия нахмурилась.
     - Тише! Тебе приснился дурной сон. Ты не должен был вставать с постели...
     - Пожалуйста! - повернув к Майлзу свои округлившиеся глазенки, Брайан заявил:
     - Там двое дядей держат какую-то сумасшедшую тетю. Они говорят, что они из...
     - ...Амершемской частной клиники, - послышался возбужденный голос Салли.
     Майлз обернулся. Взволнованное лицо служанки было испачкано мукой, к рукам прилипли комья теста.
     - Мальчик прав, - добавила Салли. - С ними какая-то сумасшедшая.
     Майлз на секунду закрыл глаза.
     - О Боже, - прошептал он, и, выйдя из комнаты, зашагал по коридору, глядя прямо перед собой, чувствуя, как бешено колотится его сердце. Этого не может быть. Ведь эти ублюдки дали ему срок до пятнадцатого числа.
     Приостановившись на верху лестницы, схватившись левой рукой за балюстраду, он заглянул вниз на незваных посетителей, ожидавших внизу. К ним присоединился четвертый, одетый во все черное, с мрачным, похоронным лицом. Вглядываясь сквозь полумрак, человек сказал:
     - Мистер Уорвик, полагаю...
     - Что, черт возьми, вы здесь делаете?
     - Меня зовут Пибоди, Дуайт Пибоди, и я из Амершемской частной лечебницы.
     Майлз медленно спускался, переводя взгляд с мрачного Пибоди на двух его ассистентов в белом, и, в конце концов, на обезумевшую старуху, которую они придерживали за руки.
     - Майлз, - закричала она. - О, мой дорогой, любимый Майлз. Пожалуйста, помоги мне!
     - О Боже. - Тихо ахнула Оливия позади него. - Кто это несчастное создание?
     - Моя мать, - прорычал он.

Глава 10

     На следующее утро Оливия проснулась и обнаружила, что Майлз покинул Брайтуайт. По словам Салли он уехал на рассвете, взяв с собой кое-что из вещей и не сказав ни слова, куда едет и когда вернется.
     Их последний разговор предыдущим вечером был резким и неприятным.
     - Она страдает слабоумием. Иногда бывают периоды просветления. Но в остальное время она живет в каком-то воображаемом мире, где разговаривает сама с собой и глядит невидящими глазами в пространство, - объяснил Майлз, пробежав рукой по волосам. - Почему ты так смотришь на меня? - спросил он Оливию.
     - Потому что теперь понимаю.
     - Понимаешь?
     - Почему ты так спешил жениться на мне. Ты думал поехать в Амершем и заплатить долг до того, как они ее выпустят. Но ее отпустили раньше, и теперь ты думаешь, что зря женился. - Плотнее запахнув халат, она уставилась прямо перед собой, пытаясь унять внутреннюю дрожь, от которой стучали зубы. В конце концов, когда муж ничего не ответил, Оливия оставила комнату и стала медленно подниматься по лестнице, остановившись на первой площадке, чтобы успокоить колотящееся сердце и учащенное дыхание, вспоминая, как она заглянула в лицо этой несчастной и узнала эти поразительно знакомые глаза.
     А теперь он ушел.
     В течение следующих дней она как могла пыталась отвлечь мысли от своего блудного мужа, занимал их домашними делами - отбором персонала, планированием нового бюджета, уплатой старых долгов. Известие о женитьбе Майлза явно разлетелось на крыльях ветра, ибо в течение недели ей нанесли визит несколько личностей довольно сомнительной репутации.
     Среди них были месье Сидней и Лоренс. Вид их обоих не внушал Оливии доверия. У Сиднея были поросячьи, близко посаженные глазки. Лоренс имел черты бульдога: глаза навыкате, приплюснутый нос и обвислые щеки. Они были почти лысыми.
     - Мы надеялись потолковать с Кембаллом, - заявил мистер Сидней с оттенком раздражения, которое лишь подчеркивало его и без того напыщенное поведение.
     - Воистину так, - выпалил мистер Лоренс. - Я не для того тащился на этом проклятом поезде от самого Лондона, чтобы быть принятым женщиной, которая ничего не смыслит ни в делах, ни в деньгах, ни в тонкостях честной игры. Не в обиду вам будь сказано, мадам.