что она в состоянии передвигаться, я вырву ее из лап проклятого бизнеса
на время, достаточное, чтобы научить ее жить нормальной жизнью.
   - Хм, - как бы взвешивая сказанное Майклом, доктор  внимательно  осмотрел
его с ног до головы,  начиная  с  носков,  не  подходящих  друг  другу  даже
приблизительно, потертые брюки на коленях и кончая галстуком, который  своим
кричащим цветом уступал только клетчатой рубашке, - и наконец улыбнулся.
   - Господин Руни, вы единственный  из  окружающих,  кто  не  докучает  мне
просьбами разрешить моей пациентке говорить о делах.  Не  будет  ли  сегодня
слишком рано?
   Лицо Майкла просветлело, и он охватил руку доктора крепким  рукопожатием,
выражающим крайнюю степень благодарности.
   - И еще одно, доктор.
   Брови доктора вопросительно поднялись.
   - Можем ли мы сохранить наш разговор в тайне? Я бы хотел забрать  ее  без
лишнего шума.
   На губах доктора мелькнула улыбка, и он уклончиво ответил:
   - У меня жесткое расписание, господин Руни,  так  что  я  едва  ли  смогу
заглянуть сегодня еще раз к вашей племяннице. Я отдал распоряжение, чтобы ее
не  беспокоили  и  держали  подальше  от  этих  хищников.  Прописанное  мною
лекарство  будет  поддерживать  ее  во  время   путешествия   в   полусонном
расслабленном состоянии, и я уверен, вы проследите, чтобы ее ничто не вывело
из равновесия.
   Легким кивком простившись с Майклом,  доктор  повернулся  на  каблуках  и
быстро направился к лифту.
   Майкл вздохнул  с  облегчением:  легкость,  с  которой  разрешился  самый
трудный вопрос, почти  пугала  его.  Он  направился  к  комнате  Джоджины  в
приподнятом настроении. Теперь все пойдет как надо - ирландская удача на его
стороне!
   Когда он на цыпочках вошел в комнату, было слышно только  легкое  дыхание
Джорджины. С  сочувствием  он  посмотрел  на  белый  овал  ее  лица,  такого
безмятежного во сне, но трагически  бледного  в  полутьме  задернутых  окон.
Майкл тихо направился к шкафу, где,  он  знал,  стояли  чемоданы.  Осторожно
вынув из груды один из них и поставив его на пол, пошел к стенному  шкафу  с
одеждой. Он в смущении оглядел многочисленные, сшитые на  заказ,  костюмы  и
платья, схватил охапку того, что было  ближе,  и  положил  на  пол  рядом  с
чемоданом. Затем вынул из ящиков изящное нижнее белье, надеясь, что  она  не
задаст вопрос, как он смел  влезть  в  ее  личные  вещи.  Добавив  несколько
джемперов и две пары обуви, он торопливо втиснул все  в  небольшой  чемодан.
Когда замки захлопнулись, он вытер со лба выступившие бусинки пота, подобные
слезам. Ослабив галстук, сжимавший горло, он  ринулся  в  коридор  со  своей
добычей. И снова ему повезло. Вокруг не было ни души, и он  на  пару  секунд
вернулся обратно к себе в  комнату.  Его  руки  дрожали,  когда  он  наливал
крепкий виски.
   - Слава тебе, Руни, - клял он себя со злостью, - но ты никогда не станешь
шпионом! Что если бы тебя схватили за кражу одежды Джорджины или пристрелили
на месте!
   Затем с торжествующей уверенностью он поднял  стакан  и,  перед  тем  как
влить спиртное в пересохшее горло, произнес тост: "Ирин, вперед!".
   За  завтраком  он  получил  и  другие  добрые  вести.  Отель  был  тихий,
небольшой, но удобный, и его персонал полностью посвятил  себя  обслуживанию
сотрудников фирмы "Электроник интернейшнл": в это время года, в начале  мая,
дела шли неважно. Без возражений они отвели свободные номера  под  временные
офисы, а в одной из комнат внизу устроили общую  столовую,  которая  служила
также приемной для бизнесменов. В результате  такой  стесненности  неизбежно
приходилось есть всем вместе. Майкл уселся на свое обычное место за столом с
Касселом Уолли и Сьюзен Честерман. Стул Джорджины пустовал, напоминая  о  ее
отсутствии. Завтрак уже заканчивался, когда Кассел Уолли нарушил молчание.
   - Руни, я послал телеграмму Стелле о болезни Джорджи, но в головном офисе
с ней не могут связаться. Она отправилась в деловую поездку, но не  оставила
никакого адреса, по которому с ней можно связаться; ты знаешь, она не любит,
чтобы ее беспокоили в  пути  письмами  и  телефонными  звонками.  Во  всяком
случае, в офисе говорят, самое большее, что  они  могут  сделать,  это  дать
знать, когда она вернется.
   - Но между тем, -  он  бросил  через  стол  сердитый  взгляд  на  Майкла,
недвусмысленно возлагая на него вину за задержку, - надо  принять  тысячу  и
одно решение. А чтобы довести дело до конца и подписать необходимые  бумаги,
нет ни одного лица, кто бы имел на это полномочия.
   Майкл  изобразил  вежливое  сочувствие,  за   которым   надеялся   скрыть
набежавшую волну надежды. Здоровье  Джорджины  было  первой  заботой,  но  с
отходом  ее  от  дел  в  отсутствие  Стеллы  останавливалась  подготовка   к
строительству завода в Англии. Значит, надежда еще оставалась!
   Он издал горлом звук, который  можно  принять  за  тихое  сочувствие,  но
пронзительные глаза Кассела Уолли обратились к нему, полные подозрения.
   - И не надейтесь, Руни, - сказал он с  уверенностью,  имеющей  под  собой
почву в виде личных взаимоотношений с Джорджиной, и усмехнулся - Ваша  мечта
о заводе в Ирландии остается несбыточной, как и раньше, и если все  ирландцы
так же не предприимчивы, как и вы, я этому рад.  -  Широко  улыбнувшись,  он
повернулся к Сьюзен. - Ты  знаешь,  какой  анекдот  об  Ирландии  мне  вчера
рассказали? Пересекая реку Шаннон вблизи Афлоны,  надо  выбрасывать  часы  и
покупать календарь! И этот парень хочет, чтобы в  такой  стране  мы  строили
завод, можешь себе представить?
   Сьюзен, очевидно, не могла  этого  представить,  потому  что  разразилась
звонким смехом. Майкл сидел, внутренне кипя от злости, а внешне глухой к  их
издевательским насмешкам. Он подождал, пока они успокоятся, затем  встал,  с
достоинством, как он надеялся, раскланялся и отбыл в полной тишине.
   Его уши горели, когда, подымаясь по  лестнице,  он  услышал  новый  взрыв
смеха, но стиснул зубы и сдержал себя.
   - Посмотрим, как ты засмеешься, когда узнаешь о нашем отъезде, негодяй, -
сквозь зубы произнес он. - Могу поклясться, что скорее зальешься слезами!
   Гнев Майкла утих от успокоительной мысли: отсутствие  во  время  ланча  и
обеда припишут его плохому настроению, и к тому времени, как их хватятся, он
и Джорджина будут уже далеко на пути в Ирландию.
   На этот раз Майкл по достоинству оценил  силу  денег.  Фирма  по  прокату
автомобилей, куда он  позвонил,  обещала  ему  прислать  водителя  лимузина,
который доставит их в ближайший аэропорт. Там же его уверили, что  их  будут
ждать в аэропорту Дублина, чтобы отвезти в Керри.  Еще  не  наступило  время
отпусков, и поэтому не составило труда получить два билета на дневной  рейс.
Осталось только подготовить к путешествию  Джорджину.  Он  знал,  что  Уолли
назначил деловую встречу  в  городе,  куда  должен  взять  с  собой  Сьюзен.
Усевшись в кресле, он не отрывал взгляда от окна, пока не убедился, что  они
уехали, затем поспешил в комнату Джорджины.
   Когда он подошел к  кровати  и  громко  кашлянул,  она  не  шевельнулась,
продолжая спать глубоким сном. Ничего не оставалось, как поднять  ее  силой.
Чувствуя себя человеком без сердца, он взял ее за плечи и слегка встряхнул.
   - Джорджина, проснись!
   Она издала протестующий стон и повернулась на бок. Он снова попытался  ее
разбудить.
   - Джорджина, ты слышишь меня? Проснись, детка, мы  должны  сделать  нечто
важное!
   Она  с  трудом  подняла  тяжелые  веки,  ее  серые  глаза  с   удивлением
остановились на его покрытом испариной лице.
   - Уходи, дядя Майкл, - она по-детски зевнула, - уходи, я хочу спать.
   - Нет, ты не можешь, - он снова энергично и настойчиво встряхнул ее. - Ты
должна встать и немедленно одеться. Это приказ, - его вдруг осенила идея.  -
Через пятнадцать минут ты должна быть на совещании в городе, иначе нарушатся
все твои планы по строительству завода!
   Он  был  восхищен  ее  неукротимым  духом.  Когда  его  слова  дошли   до
затуманенного сознания, она храбро попыталась сесть и  выйти  из  состояния,
вызванного действием снотворного.
   - Хорошо, дядя, дай мне, пожалуйста, одежду, - кротко согласилась она.  -
Пойду приму душ.
   Торопливо выполнив ее просьбу, он заплясал  от  счастья.  Когда  дверь  в
ванную за ней закрылась, он ринулся из комнаты по  коридору  в  свой  номер.
Быстро схватив багаж он поспешил вниз по  лестнице  в  небольшое  фойе.  Как
только он поставил вещи на пол,  снаружи  на  подъездной  дороге  послышался
скрип тормозов, а  секундой  позже  в  открытую  дверь  вошел  шофер.  Майкл
приветствовал его и, просияв, вручил чемоданы.
   - Моя племянница спустится через пару минут. Человек уважительно коснулся
рукой фуражки.
   - Надеюсь, что она задержится не дольше, чем на несколько минут, сэр,  до
аэропорта большое расстояние, и не хотелось бы опаздывать к отлету.
   Мысль об  этом  заставила  Майкла  вернуться  в  комнату  племянницы.  Он
вздохнул с облегчением, увидев, что она уже почти готова. Но когда Джорджина
подошла к нему, ее колени подогнулись и, если бы он  вовремя  не  поддержал,
она бы упала.
   С некоторым недовольством она спросила:
   - А разве Уолли не мог поехать вместо меня на совещание и сделать то, что
нужно, дядя Майкл?.. Боюсь, я чувствую себя неважно.
   Она сделала движение по направлению к кровати, как будто  ее  притягивало
туда магнитом, но Майкл  упредил  ее  намерение  лечь,  схватив  за  руку  и
направив к двери.
   - Не беспокойся, я обещаю, ты будешь чувствовать себя значительно  лучше,
как только выйдешь на свежий воздух. А до тех пор опирайся на меня.
   Странно покорная, она повиновалась ему, пока они спускались по лестнице и
шли к машине, где ждал шофер, чтобы помочь  Майклу  усадить  ее  на  удобное
заднее сиденье.
   В течение десяти секунд, пока они отъезжали, Майкл не переводил  дыхания,
ожидая, что в последнюю минуту  какое-нибудь  непредвиденное  обстоятельство
сорвет его план. Но ничего не случилось.  Когда  отель  исчез  из  вида,  он
обернулся к Джорджине, и улыбка счастья разгладила его напряженное лицо  при
взгляде на удобно устроившуюся, погруженную в глубокий сон девушку, являющую
собой трогательную картину.
   Майкл был благодарен судьбе за то,  что  эта  сонливость,  которая  могла
оборваться в любую минуту, длилась все время полета.  В  аэропорту  обошлось
без задержек. Шофер, которому сказали,  что  девушка  больна,  помог  Майклу
доставить ее на борт самолета.  После  нескольких  бессвязных  вопросов,  на
которые Майкл дал,  как  ему  казалось,  вполне  удовлетворительные  ответы,
Джорджина положила голову на мягкую спинку сиденья и снова заснула.
   Только когда исчез из вида берег Англии, Майкл почувствовал себя в полной
безопасности и молча поздравил себя: самая опасная часть предприятия позади,
он на пути к друзьям, в страну, которую  считает  своей  родиной.  Какие  бы
треволнения ни предстояли, - а у него не было сомнений, что  они  неизбежны,
когда Джорджина очнется, - дело  того  стоило.  Его  охватил  азарт  игрока,
выигравшего крупный приз. В  целях  самозащиты  он  старался  избавиться  от
комплекса вины. И к тому моменту, когда  самолет  кружил  над  Дублином,  он
убедил себя, что его племянница должна быть счастлива, а  возможно  даже,  и
чувствовать себя в долгу перед ним за то, что он умеет так хорошо устраивать
ее дела.
   Когда самолет приземлился, он сумел поднять ее и вынести из самолета. Ему
пришлось практически нести ее к автомобилю, который ждал их. Без  возражений
она уселась на заднее сиденье, пока он ходил за  багажом.  Он  не  удивился,
когда по возращении нашел ее снова в глубоком  сне.  Он  взвесил,  стоит  ли
перекусить перед тем, как пуститься в дальнее путешествие в Керри,  и  решил
не задерживаться. Она осталась равнодушной к еде, предложенной  в  самолете.
Если он будет настаивать, чтобы она поела, успех  мероприятия  окажется  под
угрозой, едва она придет в себя. Поэтому он сел рядом с шофером  и  показал,
как выехать.
   Они  ехали  много  часов,  и  Джорджина  ни  разу  не  проснулась,  чтобы
полюбоваться  веселым  пейзажем  и  видом  разбросанных  мелких  владений  и
небольших коттеджей, проносящихся мимо  них.  Много  раз  Майкл  намеревался
разбудить ее, чтобы вместе с ней  восхищаться  красивыми  местами,  названия
которых у нее на слуху с раннего детства. Но осторожность  пересиливала  эти
порывы, и он сдерживал себя, уверенный в том, что  все,  что  она  не  может
сейчас увидеть,  не  идет  ни  в  какое  сравнение  с  тем,  чем  она  будет
наслаждаться во время пребывания в графстве Керри.
   Так они проехали графства Килдар, Лейке, Типперери,  пока  в  наступивших
сумерках не переехали границу Керри,  где  поверх  невысоких  холмов  начали
подыматься горы, и свежий ветер принес с моря соленый привкус Атлантического
океана. Постоянно поднимаясь в гору, они продолжали ехать  прямо  по  пустым
дорогам, пока наконец в  темноте  не  пробился  свет.  Майкл  удовлетворенно
кивнул.
   - Приехали, - сказал он шоферу. -  Этот  свет  впереди  идет  с  Орлиного
перевала.
   Джорджина  пошевелилась,  услышав  дядин  голос,  пытаясь   понять,   что
происходит, но по каким-то причинам  голова  отказывалась  служить  ей.  Она
наморщила лоб, борясь  с  беспокойными  мыслями  и  странным  предчувствием,
посылающим сигналы тревоги в ее заторможенный мозг. Почувствовав голод,  она
решила  обратиться  к  дяде  с  вопросом,  но   тут   автомобиль   дернулся,
останавливаясь, и она услышала, как мужской голос с чарующе теплыми и живыми
интонациями приветствовал Майкла.  Они  обменялись  несколькими  словами,  и
автомобиль открылся, впустив струю холодного воздуха, который вызвал  у  нее
дрожь.
   - Быстро, - сказал голос. - Ее надо отнести в дом, пока она не простыла.
   Джорджина почувствовала,  как  пара  сильных  ласковых  рук  подняла  ее,
прижала к бьющемуся сердцу и понесла ее в дом,  вверх  по  лестнице.  Голове
удобно было лежать на широкой  груди  незнакомца.  Она  снова  услышала  его
голос, когда он положил ее на что-то мягкое. Голос сказал:
   - Кейта, уложи, пожалуйста, гостью в постель  и  проследи,  чтобы  выпила
чего-нибудь горячего.
   Ласковые женские руки раздели ее, поправили одеяло. Выпив бульон, который
ей предложили, она хотела поблагодарить хозяйку заботливых рук,  но  слишком
устала, чтобы совершить над собой усилие.

Глава 3

   Проснувшись  на  следующее  утро,  Джорджина  изумленно  осмотрела  чужую
комнату, и в какое-то мгновение ей показалось, что  она  потеряла  рассудок.
Десятки смутных противоречивых образов смешались в ее  памяти.  В  самом  ли
деле  она  находилась  на  борту  самолета?  Почему  она  думала  очутиться,
проснувшись,  на  заднем  сиденье  несущегося  автомобиля?  Последним  ясным
воспоминанием была ссора с дядей, а после этого -  провал.  Но  нет,  что-то
еще! Она вспомнила сильную пару рук, обнимающих ее  так  уверенно,  что  она
сразу почувствовала себя в безопасности. И голос, низкий голос с акцентом  -
ирландским акцентом!
   Она резко поднялась, вмиг проснувшись: в ее сердце закралось  подозрение.
Она вспомнила другие ирландские голоса, женский -  ее  называли  Кейтой,  но
других имен она не знала, за исключением дяди, чей  акцент  усиливался,  чем
ближе к Ирландии он находился: вчера вечером он  произносил  слова  с  четко
выраженными провинциальным ирландским акцентом!
   Она выскочила из старомодной, с балдахином, кровати, подбежала к окну, но
на последних шагах пошатнулась от  головокружения.  Ловя  воздух  ртом,  она
схватилась за тяжелые шторы, которые закрывали окно,  и,  приложив  огромные
усилия, едва смогла их раздвинуть. Ее самые худшие  опасения  подтвердились.
Предстал вписавшийся в большую раму окна вид,  который  мог  быть  только  в
одной стране мира и только в одном графстве. Сотни раз она слышала  описание
покрытых травой склонов холмов, которые она видела сейчас  далеко  слева,  и
озера, разместившегося у их подножия, с молочным отливом, но  меняющее  свой
цвет в зависимости  от  цвета  неба.  Справа  от  нее  находились  усыпанные
валунами горы, которые служили приютом для царственной птицы -  орла.  Глядя
вниз,  она  представила,  как  орел  осматривает  суровые  владения  -  свои
владения, - прилегающие к зубчатой цепи вершин. Дом стоял высоко на  вершине
холма, каменистый склон которого обрывался  под  окном  и  исчезал  в  хаосе
океана, пенящегося и вздымающегося у его основания. Камни,  отколовшиеся  от
основной массы неизвестно сколько  лет  назад,  образовали  когтистую  лапу,
протягивающую костяшки своих пальцев  в  бурлящий  океан;  шелестящий  ветер
подхватывал среди темных расселин и глубоких трещин мрачные  крики  кружащих
морских птиц в их нестройном горестном пении, которое заставило ее отпрянуть
от окна.
   Услышав сзади шум, она обернулась, но  так  быстро,  что  почти  потеряла
равновесие. Чтобы устоять, она  схватилась  за  тяжелые  шторы,  испуганными
глазами поискала источник шума.
   - Боже мой, дитя мое! - Пожилая женщина поставила поднос  и  поспешила  к
ней. - Вы не должны вставать с кровати. - Она взяла руку Джорджины и  твердо
отвела ее от окна. - Сам будет мной недоволен, если вы схватите  простуду  в
его собственном доме после успешно проделанного и такого  тяжелого  пути  из
Англии!
   - Сам?
   Путающееся сознание Джорджины ухватилось  за  эту  ниточку  информации  и
потребовало большего. Пожилая женщина энергично закивала.
   - Если быть точной, то именно сам перенес вас сюда на руках вчера вечером
и именно он сказал мне: "Присмотри за ней, Кейта," - что я  и  делаю.  Идите
обратно в постель, дитя мое, и быстро ешьте свой завтрак, пока он не  присох
к тарелке.
   Запах поджаренного с корочкой бекона, доносившийся  с  подноса,  напомнил
Джорджине о смертельном  голоде,  и  потому  без  дальнейших  колебаний  она
повиновалась приказу Кейты, убедив себя, что требовать  ответы  на  вопросы,
которые срывались с губ, лучше после еды.
   Кейта уселась на дежурство у постели с намерением проследить, чтобы  было
съедено все до последнего кусочка. Во время еды Джорджина  украдкой  изучала
своего надзирателя.  По  виду  ей  можно  было  дать  и  шестьдесят,  и  все
девяносто. Складки на лице указывали на возраст, и тем не менее на  приятной
мягкой коже не было морщин, но только  до  тех  пор,  пока  на  ее  лице  не
появлялась улыбка. Уголки рта приподнимались, мгновенно появлялось множество
смешинок,  ясно  говоря,  что  только  долгие  годы  могли  оставить   такие
неизгладимые следы.
   Она была крупного  телосложения  с  красноватыми  от  многолетней  работы
руками. Однако, судя по мягкому спокойствию,  с  каким  она  ожидала,  когда
Джорджина закончит еду, положение прислуги не вызывало в ней чувства горечи.
Ее возраст, решила Джорджина, можно определить по фасону  одежды:  множеству
юбок, которые доходили до верха высоко зашнурованных ботинок, и легкой шали,
накинутой поверх чопорной блузки, застегнутой на шее брошью из витой золотой
проволоки, сложенной  в  слово  "Мама".  Тот,  кто  носит  на  груди  символ
преданности  матери,  не  опасен,  решила  Джорджина,  и  на  сердце  у  нее
потеплело.
   - Скажи мне, Кейта, что я делаю в этом доме? Кейта недоуменно  посмотрела
на нее.
   - Ваш дядя, Майкл Руни, привез  вас  сюда,  чтобы  вы  поправились  после
тяжелой болезни, разве не знаете?
   Ее проницательные глаза встретились с  дымчато-серыми,  выделяющимися  на
заостренном  лице  глазами  Джорджины;   на   какое-то   мгновенье   облачко
недовольства пробежало по ее лицу.
   - Бьюсь об заклад, это самый мудрый поступок  из  когда-либо  совершенных
молодым негодником. Лучшего, чем у нас, воздуха для  выздоровления  больного
не найти, а вам, я вижу, дитя мое, он необходим.  Как  семья  позволила  вам
дойти до такого состояния?
   Она сжала губы и, не ожидая ответа, потянулась к опустевшему подносу.
   - Не волнуйтесь,