уда она имела обыкновение ходить, то решительно воспротивилась.
   - Ты ходишь за мной по пятам, - возмутилась она после того, как  случайно
наткнулась на него в винном магазине неподалеку от его офиса.
   Он сразу же увел ее в проход, заставленный бутылками с вином, подальше от
продавца за стойкой и трех покупателей.
   - Что ты здесь делаешь? - спросил он, понизив голос.  -  Тебе  же  нельзя
пить. Мне казалось, вирус вызывает у тебя тошноту.
   Разве что только один Господь был наслышан о вирусных болезнях,  длящихся
неделями, но у Джона, слава Богу, очевидно, не возникало подозрений.
   - Я и не думала покупать никакой выпивки, - прошептала она. -  Мне  нужна
бутылочка рома для ромового кекса. Я знаю, как ты  их  любишь.  Они  не  так
вкусны, если не добавить натуральные ароматизаторы.
   Он задумчиво нахмурился.
   - Надеюсь, большая часть алкоголя успеет испариться, но  в  любом  случае
возьми лучше кокосовый ром. Если смешать пополам  кокосовый  и  темный  ром,
получится нечто незабываемое.
   Она ахнула.
   - Откуда ты это знаешь? - удивилась она. - Ты ведь не умеешь готовить!
   - Мне рассказал Хосито.
   - С Хосито я не могу спорить. Пусть будет кокосовый ром. А  теперь  скажи
на милость, почему ты ходишь за мной? Ты был в бакалее - не где-нибудь, а  в
бакалее, только представить себе! Вчера ты был в аптеке.  Ну  а  сегодня  ты
здесь... Джон, мне лучше, по-честному, лучше.
   - Я знаю, - проворчал он. -  Ты  и  выглядишь  лучше,  но  эта  проклятая
болезнь может затянуться. И тебе  снова  станет  плохо.  Кто  тогда  о  тебе
позаботится?
   - Так, как ты, никто, это уж точно. - Она вздохнула. Это  одновременно  и
забавляло ее, и льстило ее самолюбию. - Я знаю, ты хочешь дать мне время  на
размышления, поэтому и следишь за мной. Но не надо доходить до крайности. Ты
можешь звонить мне время от времени, когда-нибудь пообедать со мной...
   - Когда? Сегодня? Что принести? Она не могла удержаться от смеха.
   - Как раз сегодня очень  удобно.  Можешь  принести  бутылку  портвейна  к
спагетти и чесночному хлебу.
   - Ты едешь сейчас домой? - спросил он.
   - Да, сэр, как только куплю ром, - ответила она уклончиво.
   - Ну, смотри не обмани. - Он повернулся и зашагал прочь.
   Она  действительно  намеревалась  сразу  же  ехать  домой  и   никак   не
рассчитывала на то, что по дороге у нее спустит шина.
   - Как ты могла так со мной поступить? - обратилась она с вопросом к своей
маленькой желтой машине, беспомощно глядя на  заднюю  спущенную  шину.  -  Я
спасла тебя от необходимости  месяцами  выслушивать  о  себе  лживые  слова,
которые повторял без конца этот вечно улыбающийся продавец, спасла  тебя  от
чужих рук, ощупывающих твою обивку. А ты так поступаешь со мной!
   Она со вздохом открыла багажник, достала оттуда  гаечный  ключ  и  начала
думать, как ей лучше поднять машину. Затем она стала подсовывать домкрат,  и
в эту минуту услышала визг тормозов.
   Она догадалась, кто это, еще до того, как повернула голову. И не ошиблась
- "феррари" стоял на противоположной стороне улицы, а к ней шел Джон.
   - Что ты делаешь? Какого черта? - проревел он, очевидно  полностью  забыв
все свои благие намерения.
   - Меняю колесо, как  видишь,  -  сказала  она  высокомерно,  так  как  ее
возмутил его диктаторский тон. - Что, по-твоему, я должна  как  дура  стоять
здесь и ждать?
   - Не знаю, не знаю, - ответил он, закатывая рукава белой рубашки. -  Уйди
с дороги. Это мужская работа.
   Это ее взорвало.
   - Да как ты смеешь? - Она прижалась к машине,  не  давая  ему  подойти  к
домкрату. - Это вам не викторианская эпоха, мистер.  Может,  вы  и  владеете
нефтяной компанией, но ни эта машина, ни я пока что не ваша собственность.
   - Но скоро будут, - сказал он спокойно. - Уйди с дороги.
   - У вас ничего не получится.
   - Ты выйдешь за меня замуж, - сообщил он ей. - Притом  скоро.  Я  сыт  по
горло этим ожиданием, у меня терпение лопается. Нервы на пределе  от  вечных
попыток уследить за тобой, пока ты наконец решишь.
   - Что ты  хочешь  всем  этим  сказать?  На  другой  стороне  улицы  стала
собираться толпа зевак.
   - Я хочу сказать, что ты скоро сведешь меня с ума, тебе это понятно?
   Она изумленно вскинула брови.
   - Кто? Я?
   - Ты! - Лицо стало жестким. - Я не могу спать, не могу есть, не могу даже
работать. Вся моя жизнь уходит на то, чтобы следить, как бы ты не  укокошила
себя.
   - Не понимаю, почему бег трусцой по тихой улице и  покупка  бутылки  рома
должны обязательно довести до самоубийства? - спросила она язвительно.
   - А как иначе можно назвать попытку заменить  спущенное  колесо  в  твоем
положении? - не сдавался он, глядя на нее осуждающе.
   Она почувствовала, как кровь медленно отливает от лица.
   - Что ты имеешь в виду под "моим положением"?
   Он глубоко вздохнул и собрался что-то сказать, но потом передумал.
   - Я имел в виду, дорогая, только то, что ты еще не совсем  оправилась  от
гриппа и тебе не следует перенапрягаться в такую несусветную жару.
   Вскинув голову, она внимательно поглядела на него, но на его лице  ничего
нельзя было прочесть.
   Он устало вздохнул.
   - Будьте любезны, ваша милость, уйдите с дороги, иначе  я  буду  вынужден
унести вас отсюда.
   - Хотела бы взглянуть, как ты это сделаешь,  -  сказала  она  с  вызовом,
понимая, что в данной ситуации это его только подзадорит.
   Он наклонился, поднял ее на руки, прежде чем она  успела  воспротивиться,
и, прижав к груди, направился через улицу  к  месту,  где  припарковал  свой
"феррари".
   - Джон Камерон Дуранго!.. - начала было она.
   Он остановился у задней дверцы блестящего черного автомобиля и,  наклонив
голову, запечатлел на ее устах страстный поцелуй,  не  обращая  внимания  на
небольшую толпу явно заинтересованных зрителей.
   Она  даже  не  пыталась  бунтовать.  Прикосновение  его   губ,   какое-то
необычное, вызвало блаженное ощущение. Их  медленное  сладкое  давление  под
палящим солнцем одурманило и почти лишило ее чувств.
   - Все еще хочешь спорить со мной? - спросил он срывающимся голосом.
   - Более, чем когда-либо, коли уж мне суждено нести этот крест, -  так  же
шепотом ответила она, и губы ее снова раскрылись в томительном ожидании.
   Он хмыкнул.
   - Подожди до дома, солнышко. - Он поставил ее на землю и открыл дверцу. -
Забирайся внутрь, а за "фольксвагеном" я кого-нибудь пришлю.
   - Ты что, собираешься оставить его здесь на дороге?
   - Но сам-то он ведь никуда не уедет! Она недовольно надула губки.
   - А сумочку  хотя  бы  ты  можешь  мне  принести?  -  вкрадчивым  голосом
попросила она.
   Он обратил свой взор к небу, моля ниспослать ему терпение.
   - Ну хорошо, - пробормотал он и пошел через улицу обратно к ее машине.
   "Так,  значит,  это  мужская  работа,  -  проговорила   она   про   себя,
перебравшись на водительское место. - И это я свожу его с ума".  Она  завела
мощный мотор, а затем, высунувшись, крикнула ангельским голоском:
   - Я поставлю машину на дорожке у дома. Меняю ее на "фольксваген"! - После
чего с ревом укатила, оставив позади кучку  насмешливо  хихикающих  зевак  и
чертыхающегося Джона Дуранго.
   Он знал, теперь она уже не сомневалась. Только этим можно было  объяснить
его  странное  поведение  в  последнее  время,  его  нежную  заботу  о  ней,
неожиданное появление повсюду, где бы она ни  была.  Он  знал  о  ребенке  и
именно поэтому так настойчиво уговаривал ее выйти за него  замуж.  Он  хотел
ребенка - и хотел ее, по крайней мере физически.
   Уж его-то ребенок не будет незаконным, нет уж, простите. Тут  даже  можно
личную свободу  принести  в  жертву.  Он,  очевидно,  считал,  что  это  все
случилось по его вине, у него ведь сильно развито  чувство  ответственности.
Он не принял мер предосторожности и поэтому должен разделить  с  ней  тяготы
последствий.
   Она горько плакала, пока ехала в машине. Оставив "феррари" на  дорожке  и
даже не вынув ключа, она бросилась в дом и захлопнула  дверь.  Ей  казалось,
что она плачет уже целую вечность. Наконец она немного успокоилась, и  почти
в это же время раздался громкий нетерпеливый стук в дверь.
   Она неподвижно сидела на диване.
   - Уходи.
   - Открой, или я взломаю дверь, - услыхала она в ответ. - Выбирай.
   Она с ужасом подумала о еще одном счете за ремонт, и это решило дело. Она
быстро вскочила на ноги и,  утирая  слезы  тыльной  стороной  ладони,  пошла
отворять дверь.
   Глаза Джона  яростно  метали  искры,  но,  взглянув  на  ее  заплаканное,
грустное личико, он сразу же смягчился.
   - Я привез тебе машину, - сказал он, протягивая ей ключи. - С тобой все в
порядке?
   Искреннее беспокойство, звучавшее в его голосе,  вызвало  у  нее  приступ
слабости, ноги едва не подкосились, но  она  только  кивнула,  твердо  решив
сохранять спокойствие.
   - Благодарю тебя, все хорошо.
   Он поглядел на нее так, словно хотел что-то сказать, но не знал,  с  чего
начать. Затем он порывисто махнул своей огромной рукой.
   - Пока, - бросил он и  повернулся  к  двери.  Полными  слез  глазами  она
смотрела на его широкую спину. Он терпит все неприятности только потому, что
беспокоится за нее, а она вместо благодарности швыряет ему в лицо  пироги  и
бросает на солнцепеке посреди дороги менять спущенное колесо. И он  даже  не
ругает ее за это. Рыдания подступили к горлу.
   - Джон!
   Не поворачиваясь, он застыл на месте.
   - В чем дело? - спросил он недовольно.
   - Ужин.., ужин в семь, - выдавила она из себя.
   Наступило долгое молчание. Она боялась, что он  вообще  не  ответит  или,
того хуже, откажется.
   - Я приду, - сказал он наконец и ушел, так и не оглянувшись.
   Она вернулась в дом и заперла дверь. Так не годится. Совсем  не  годится.
Он был явно очень расстроен, но вина ведь лежит на них обоих, не  только  на
нем. Она не может выйти за него замуж, никак  не  может.  Было  бы  нечестно
взвалить на него эту ношу, себя и ребенка, только потому, что  у  него  есть
неверно понятое чувство долга. Если бы он любил ее, он вел  бы  себя  совсем
иначе. Она невольно закрыла глаза от накатившей вдруг волны боли. Если бы он
любил ее...
   Но это все равно что хотеть, чтобы трапа  стала  серебряной,  а  капельки
росы превратились в бриллианты. Она без конца спрашивала себя, почему он так
хочет жениться на ней. Теперь она знала, Джон чувствовал себя  виноватым,  в
этом все дело. Он, правда, всегда был к ней неравнодушен. Хотел ее.  Но  это
была не любовь. А Мадлен не могла согласиться  на  меньшее,  ни  за  что  на
свете. Для нее брак не по любви был заранее обречен на неудачу.  Она  готова
была целовать землю, по которой ступал Джон Дуранго, но неразделенная любовь
в конце концов разлетелась бы  в  прах.  Любить  и  не  встречать  ответного
чувства. - такая пытка убила бы ее.
   Ей больше не нужно было времени на размышления. Она наконец  все  решила.
Для обоих будет лучше, если они перестанут видеться и она уедет из Хьюстона.
Именно это она собиралась сказать ему сегодня вечером.
   Всю вторую половину дня она потратила на приготовление особого соуса  для
спагетти и салата, к которому  испекла  чесночный  хлеб.  А  на  десерт  она
сделала ромовый кекс, любимый кекс Джона.
   Это было тяжелое испытание для ее нервов: она боялась сказать ему о своем
решении. Но все же  это  был  единственный  выход.  Она  повторяла  это  как
заклинание, пока стояла под душем, и потом, когда перебирала в шкафу одежду,
размышляя, что надеть. Черное платье исключалось - чтобы  натянуть  его,  ей
пришлось бы сделать разрез от груди до щиколотки, а  новое  вечернее  платье
она так и не купила. В итоге она остановила  свой  выбор  на  более  простом
наряде - свободные голубые  брюки  и  бледно-голубая  блузка  навыпуск.  Она
оставила волосы распущенными, как ему нравилось. Потом села и стала  думать,
чем бы ей еще заняться до его прихода.
   Время тянулось страшно медленно, мысли  одолевали  ее.  В  эти  последние
недели она поняла, какое большое место в ее жизни занимал Джон.  Поняла  она
еще и то, что жизнь без него будет просто  жалким  существованием.  Ребенок,
несомненно,  восполнит  утрату.  Она  дотронулась  до  растущего  живота   и
улыбнулась. Конечно же, ребенок в какой-то мере будет  заменой.  Она  лениво
погрузилась в грезы. Джон держит в своих больших руках их крошечного нежного
младенца Она встала с кресла и пошла готовить чаи.
   Такие мысли никуда не приведут. Нужно быть сильной.
   Джон приехал ровно в семь с букетом желтых  и  белых  маргариток.  Как  и
Мадлен, он был одет неофициально - голубой хлопчатобумажный костюм и рубашка
без галстука.
   - Читала мои мысли, не иначе, - сказал он, указав на ее  уютный  домашний
наряд в голубых тонах, который ей очень шел.
   Она тихо рассмеялась.
   - Похоже на то. Но что случилось? В цветочном магазине кончились розы?  -
усмехнулась она, когда он вручил ей цветы.
   Он явно огорчился.
   - Ты же говорила, что устала от роз. Разве нет?
   - Было такое. Спасибо, Джон, маргаритки я тоже люблю.
   Он снял шляпу, а потом вдруг поднял голову и повел носом.
   - Чем здесь пахнет помимо кокоса? - спросил он.
   - Розами. - Она жестом  указала  на  гостиную,  всю  заставленную  яркими
благоухающими букетами.
   Он усмехнулся.
   - Кажется, я перестарался?
   - Немного, но они мне очень нравятся.  -  Она  тщетно  искала  сосуд  для
маргариток и совсем было отчаялась найти  хоть  что-нибудь  подходящее,  как
вдруг обнаружила маленькую вазочку, куда и поставила цветы. Пока она искала,
Джон стоял в дверях и наблюдал за ней.
   - Мне помнится, ты говорила о спагетти.
   На этот раз ты позволишь мне поесть или  же  снова  вывалишь  их  мне  на
колени?
   - Благодари Бога, что на десерт не будет торта с кремом, - сказала она.
   - Ох, черт! Совсем забыл про вино, - спохватился он. - Хочешь, я схожу за
ним?
   - Не надо, обойдемся без вина. - Она повернулась к  нему  лицом.  -  Меня
вполне устроит молоко, если ты согласишься на кофе или чай со льдом.
   - А что, если мы оба будем пить молоко? Она кокетливо сощурила глаза.
   - Что это с тобой?
   Он прислонился к косяку и внимательно  начал  следить  за  тем,  как  она
двигается по кухне, накрывает небольшой стол: раскладывает  приборы,  ставит
на стол спагетти, наливает соус.
   - Смотри, ничего не пропусти, - пошутила  она.  -  Хочешь,  посчитай  мои
зубы. Усы его дернулись.
   - Я люблю смотреть на тебя. Тебе это не нравится?
   Она покраснела,  как  девчонка,  и  наклонилась,  чтобы  вынуть  хлеб  из
духовки. Разлив в стаканы молоко, она жестом пригласила его садиться.
   - Мы, конечно, могли бы ужинать в столовой, но  там  все  завалено  моими
заметками и черновиками...
   - Мне, пожалуй, на кухне больше нравится, - сказал он, помогая ей  сесть,
после чего выдвинул стул и сел рядом.
   Они ели в напряженном молчании. Как это было не похоже на  их  трапезы  в
прежние времена, когда Джон рассказывал ей разные истории из жизни  нефтяной
компании на заре ее существования или же о местах, где он побывал в  деловых
поездках. А она иногда делилась с ним новыми замыслами, описывая  задуманные
ею сюжеты и персонажей, чтобы узнать его мнение. Теперь же им как будто не о
чем было говорить. Казалось, обоих давил болезненный груз воспоминаний.
   Как только они кончили ужинать - ни у одного, похоже, не было аппетита, -
Мадлен направилась в гостиную, поручив Джону принести  на  подносе  кофейный
сервиз. Он поставил поднос на кофейный столик и опустился на диван  рядом  с
ней.
   - И вот наконец настал момент, когда ты сообщишь  мне,  что  уезжаешь  из
Хьюстона.
   Она уставилась на него, обескураженная неожиданным вопросом.
   - Да, именно это я и хотела сказать. - Она горько вздохнула. - Поэтому  и
весь этот торжественный ужин с твоим любимым десертом.
   - А какого черта ты не сказала об этом прямо? Духу не хватило? -  добавил
он, холодно улыбнувшись.
   Она задохнулась от возмущения.
   - Духу у меня более чем достаточно. И вообще,  почему  я  должна  бояться
тебя?
   - Начнем с того, что я больше тебя, - напомнил он ей.
   - Подумаешь, большой! Тем больнее будет падать, - нашлась она.
   - Куда уж больнее, - сказал он загадочно. - Если ты уедешь из Хьюстона, я
уеду вместе с тобой.
   Она едва не заскрежетала зубами от досады.
   - Джон, будь благоразумным. Я привыкла заботиться сама  о  себе  вот  уже
двадцать семь лет. И, надо сказать, сильно в этом преуспела.
   - Ты не будешь есть вовремя, - проворчал он, не спуская  с  нее  глаз.  -
Будешь делать глупости, например менять колесо в дневное пекло.
   - Я исправлюсь, - не сдавалась она. - Я выучусь  не  поднимать  спички  с
пола два часа кряду для того, чтобы похудеть.
   Он резко поднялся и начал мерить шагами комнату, стараясь на ходу  зажечь
сигарету.
   - Ты могла бы жить на  ранчо,  а  я  бы  поселился  у  себя  в  городской
квартире. Хосито заботился бы о тебе. И ты, если бы захотела, могла бы иметь
горничную. - Он безнадежно вздохнул, взгляд его погас.  Она,  вся  сжавшись,
молча наблюдала за ним с дивана. - Господи, почему бы тебе не выйти за  меня
замуж? - сказал он с тоской. - Неужели я умудрился убить все твои чувства ко
мне?
   У нее внутри все сжалось, слезы подступили к горлу, когда  она  взглянула
на его измученное лицо. Она поднялась с дивана,  подошла  к  нему  и,  встав
перед ним, нервными пальцами вцепилась ему в рубашку.
   - Ты ведь знаешь? - прошептала она, подняв на него полные тревоги глаза.
   Он загасил сигарету и выпрямился. Он  обхватил  ее  пополневшую  талию  и
мягко прижал к себе.
   - Я, хоть и мужчина, знаю довольно много о таких вещах, - сказал он тихо,
ища глазами ее  взгляда.  -  Обмороки,  дурнота,  эта..,  очень  симпатичная
прибавка  в  весе.  -  Руки  спустились  ниже  и,  мгновенье  поколебавшись,
погладили небольшой животик.
   - А когда ты все сопоставил, то что?..
   - Я рехнулся, - признался он, отводя глаза. - Абсолютно рехнулся.  Скупил
половину игрушечного магазина и спрятал всю эту дребедень у себя в  офисе  в
шкафу. А потом пошел в книжную лавку и потребовал все,  что  у  них  есть  о
родах, и всю литературу для родителей, после чего уселся и стал думать,  как
мне сказать тебе о том, что я все знаю, - ты ведь так явно не хотела этого.
   Она теребила пуговицу его рубашки, глаза на мгновенье устало закрылись.
   - Я боялась, что  ты  сделаешь  именно  то,  что  ты  сделал,  -  станешь
уговаривать выйти за тебя замуж.
   - Мы всегда так хорошо ладили друг  с  другом,  всегда,  за  исключением,
правда, последних месяцев, - сказал он. -  И  я  мог  бы  дать  ребенку  все
материальные блага. Я бы.., очень заботился о нем, - добавил он  беспомощно.
Он неожиданно обхватил ее лицо  обеими  руками,  вынудив  посмотреть  ему  в
глаза. - Скажи, что ты хочешь ребенка, - прошептал он  дрожащим  голосом.  -
Бога ради, скажи, если даже это будет не правда.
   Слезы градом вдруг полились по ее щекам. Она подняла руку и  робко  стала
гладить его жесткие волосы с нежностью, которой она давно не испытывала.
   - Ну конечно же хочу, - прошептала она трясущимися губами. - Это же  твой
ребенок. Наш ребенок. Я так тебя люблю, разве я могу не хотеть ребенка?
   - Любишь меня? - Голос сорвался. Она почувствовала, как он окаменел и тут
же по телу его прошла дрожь. Он с какой-то болезненной  страстностью  прижал
ее к себе и крепко обнял. - Боже, если это сон, не  дай  мне  проснуться,  -
прошептал он. - Любовь, сладкая, нежная любовь. И в придачу  ребенок!  -  Он
зарылся лицом в мягкую ямку у нее на  шее,  и  что-то  мокрое  коснулось  ее
теплой кожи. Он, весь дрожа, еще  сильнее  стиснул  ее  в  объятиях.  -  Наш
ребенок... А ты собиралась просто выйти из двери и исчезнуть. - Голос  вдруг
стал хриплым, в нем зазвучало осуждение. - И я никогда бы не узнал  о  твоих
настоящих чувствах.
   Она подавила рыдания и, обхватив его руками за шею, приникла к нему  всем
телом.
   - Я не хотела, чтобы