желательного взгляда внешнего мира) медленно прокладывали себе путь,  даже
не поворачивая ни к кому головы. Они  держали  клювы  с  каким-то  отчаянным
видом, словно им было очень жарко, но они не позволяли жалеть себя.
   У меня не было их гордости. Когда тени сгустились, и  некоторая  свежесть
спустилась на город и парк, я опять ожила. Девушка  справа  закончила  есть,
рыгнула разок, озарила меня улыбкой  и,  слава  Богу,  ушла.  Толстяк  слева
поэтически храпел в надвигающихся сумерках.
   Через некоторое время стало  достаточно  прохладно,  чтобы  двигаться.  Я
встала и потянулась. Настало время обеда.
   Я не ощущала голода, но нужно было чем-то заняться. Я вышла  из  парка  и
через минуту снова оказалась на улице (теперь кое-где  уже  горели  неоновые
вывески ресторанов). Здесь жара еще не улетучилась. Город накопил ее за день
и теперь извергал через асфальтовую пасть  прямо  мне  в  лицо...  Я  совсем
измучилась.
   Передо мной оказался  Карнеги-Холл.  "Руджеро  Риччи"  -  гласила  афиша.
"Барток, Концерт для скрипки". Казалось, смотревшему на меня с цветной афиши
мистеру Риччи было как-то не по себе. Даже  в  такой  жаре  я  почувствовала
волнение. Мне никогда не приходилось бывать на  концертах.  Сейчас  музыкант
смотрел на меня. За два доллара я могла послушать живую музыку.
   Может, Джо поведет меня на  концерт?  Мне  так  хотелось  пойти  туда.  Я
решительно отвернулась, и тут кто-то сказал:
   - Привет.
   Я обернулась, словно меня ударили. Парень,  смотревший  на  меня,  смутно
показался мне знакомым, и через несколько секунд  я  его  узнала...  Магазин
Сэма Гуди.
   - У прилавка с пластинками, - напомнил он. - Мы стояли там рядом.
   Думаю, я могла повернуться и уйти или бросить на него взгляд,  который  в
книгах из моровиллской  библиотеки  называется  "холодно-презрительным",  но
ничего этого не сделала. Я чувствовала себя очень одинокой, и  было  приятно
поговорить хоть с кем-нибудь, даже с тем, кто пытался подцепить меня.  Кроме
того, парень не знал, кто я такая, и никогда  не  узнал  бы.  Где  же  здесь
опасность?
   - Да, - отозвалась я. - Я помню тебя. А где твои очки?
   - Я в них только читаю, - он постучал себя по карману. - Любишь музыку?
   - Да.
   - Идешь на концерт?
   - Нет, - ответила я.
   - Я тоже. Но очень хочу. Можно, я назову тебе свое имя?
   - Хорошо.
   Он довольно умный, подумала я. И симпатичный.
   - Тед Лереби. Я в городе только второй день.  Наверное,  это  нехорошо  -
заговаривать на улице с незнакомыми девушками.
   Парень сильно растягивал слова.  Как  выяснилось  позже,  он  приехал  со
среднего Запада.
   - Джоан, - представилась я. - Джоан Смит.
   - Ну и жара.
   Мы оба почти расплавились. Я согласно кивнула.
   - Как насчет пива?
   Ладно, пусть  так.  Уличное  знакомство.  Конечно,  я  должна  была  мило
улыбнуться и сослаться на неотложные  дела,  но  я  опять  ничего  этого  не
сделала. Мой голос прозвучал как будто со стороны:
   - Я люблю.., голландское.
   Парень улыбнулся, и через две минуты мы сидели за столиком нео-германской
пивной прямо напротив Карнеги-Холла. Я никогда особенно не любила  пиво,  но
сейчас  проглотила  большую  кружку  почти  залпом,  закурила,  закашлялась,
отложила сигарету и взглянула на парня напротив.
   Он был худым, очевидно, не очень состоятельным, но его одежда  отличалась
чистотой, даже в такую жару, и, когда была новая, стоила немало.
   Кожаный пиджак вряд ли подходил для нью-йоркского лета - хотя тут вряд ли
какая одежда являлась подходящей. Всем нам  нужно  было  бы  отправиться  на
нудистский пляж.
   Парень не дал  мне  особых  шансов  раскрыть  рот.  Кажется,  я  пыталась
объяснить ему, что я девушка не того типа, но он  начал  говорить  сразу.  У
него были большие, серьезные карие  глаза  и  длинные,  костлявые  запястья,
которые вылезали из-под рукавов. Очевидно, ему требовалась новая одежда,  но
на нее не было денег. И еще ему нужно было постричься.
   - Слушай, - сказал он. - Я хочу, чтобы ты знала, как я ценю это.  Знаешь,
ты первый человек, с кем я заговорил за последние три дня. Я  имею  в  виду,
по-настоящему заговорил. Я ехал в летнюю школу в Нью-Йорке, но  до  сих  пор
еще ни одной не нашел. Увидев тебя у Гуди, я захотел поговорить,  но  решил,
что ты примешь меня за деревенщину. Я из Висконсина. Сюда меня  послали  мои
родители, Я надеюсь стать дантистом. Мой отец дантист. Мне восемнадцать лет,
а тебе? Хочешь еще пива? Я хочу. Страшная  жара.  Официант,  еще  два  пива,
пожалуйста. Они называют  эти  большие  стаканы  кружками.  Надеюсь,  ты  не
сочтешь меня грубияном, но ты очень симпатичная. Ходишь в колледж?  Нет,  ты
моложе. Школа, наверное. Твои родители разрешают тебе ходить по  вечерам  на
свидания? Любишь музыку?
   Он наконец замолчал. Я не смогла вспомнить вопросы - так их  было  много.
Знаю, на бумаге слова Теда выглядят смешными, но на самом деле это не так. С
ним было так хорошо, так прекрасно, что это казалось невозможным. И я знала,
он никогда не причинит мне вреда, никогда.
   Конечно, я не могла ответить на вопросы Теда, поэтому просто улыбнулась и
сказала:
   - Расскажи мне о себе.
   И он рассказал. Тед говорил постоянно, и через  полчаса  я  знала  о  нем
больше, чем его мать действительно, больше, поскольку я  уверена,  некоторые
вещи он ей точно не рассказывал.
   Я почти ничего не помню. Да это было и неважно: я имею  в  виду,  Тед  не
рассказал ничего необычного. Он и сам не был необычным. Я помню  только  его
лицо: худые, серьезные щеки, карие  глаза,  глядящие  на  меня  и  на  стол,
большие, костлявые руки с розовыми  мальчишескими  суставами  (я  так  и  не
поняла, как они могли быть такими в страшной жаре) и голос,  рассказывающий,
старающийся понравиться мне, радостный от того, что кто-то его слушает.  Как
я могла остановить Теда? Как я могла сказать "нет" ему, когда  он  на  улице
предложил мне выпить пива?
   Через некоторое время  он  замолчал.  У  меня  сложилось  приблизительное
представление о благополучной семье, живущей в большом,  немного  запущенном
доме, полном любви и смеха, в маленьком городке в Висконсине, где отец  Теда
практикует как дантист, и все  соседи  знают  его,  ходят  к  нему,  болтают
холодными вечерами  с  матерью  и  сестрой  Теда.  Каждое  его  слово  ножом
врезалось в мое сердце: потому что я хотела иметь такой  дом,  такую  семью,
всегда хотела.
   Но, думаю, Тед не подозревал, как он счастлив, или считал это само  собой
разумеющимся. Когда ею рассказ подошел к концу,  Тед  взглянул  на  меня.  Я
знала, что он уже немного влюблен. Подобное уже случалось со мной;  в  любую
пятнадцатилетнюю девушку, в которой есть хоть какая-то  искорка,  влюбляются
мальчишки. Но не так, не с такой беззащитностью и тоскливой невинностью. Мне
стало очень жаль Теда, но объяснить ему я ничего не могла. Только лгать.
   Наконец он оплатил счет (хотя я протестовала) ,  и  мы  вышли  в  кипящий
вечер. У меня оставалось всего десять минут, чтобы вернуться в отель, к Джо.
Тед остановился на углу улицы среди проходивших  мимо  пешеходов  (все  было
отлично - они обходили нас, словно мы были статуями) и положил руки  мне  на
плечи.
   - Джоан.., когда я увижу тебя снова?
   - Не знаю, - ответила я. - У меня много дел.
   - Каких?
   Я улыбнулась ему и ничего не сказала.
   - У тебя есть молодой человек?
   - Нет, - отозвалась я, чувствуя,  что  единственный  шанс  избавиться  от
него, это выброситься в окно. Я могла сказать  "да".  Даже  если  бы  он  не
поверил мне, это было бы намеком. Но я сказала "нет".
   - Тогда почему нет? Я тебе не нравлюсь?
   - Очень нравишься, - ответила я, и если мой  голос  прозвучал  резко,  то
только из-за того, что я боялась опоздать и хотела узнать,  как  развивались
события после моего исчезновения. - Очень. Но я занята.
   - Пожалуйста. Я буду ждать тебя на этом углу. В понедельник. В шесть.  Мы
пойдем на концерт или куда-нибудь еще.
   - Хорошо, - согласилась я, зная, что не приду на это свидание.
   - В шесть, - я посмотрела на часы. - Мне надо бежать.
   Я улыбнулась Теду, хотя тот не хотел уходить, повернулась и пошла,  затем
обернулась, но он уже исчез, проглоченный городом. В Морнвилле я  видела  бы
его на протяжении квартала или двух. Но не здесь, среди миллионов жителей.
   Когда я села на Бродвее в автобус, мне вдруг пришло в голову, будто Джо и
наш план не принадлежат реальному миру. И за целую неделю реальным  являлось
только мое сегодняшнее свидание с этим парнем.
   Когда я открыла дверь номера, Джо уже был там. Он стоял без плаща, спиной
ко мне, глядя в маленькое окно гостиной, и не повернулся, хотя замок щелкнул
довольно громко. Я остановилась в душной комнате,  озадаченная,  но  Джо  не
поворачивался.
   - Привет.
   - Где ты была?
   - Гуляла.
   - Ты опоздала на десять минут. Куда ты ходила?
   - В центр, - я села на маленькую, туго обтянутую материей кушетку.
   -  Этого  недостаточно,  крошка.  Джо  наконец  повернулся   ко   мне   с
озабоченным, бледным лицом. Я никогда не видела его таким  расстроенным.  Он
никогда не называл меня  раньше  "крошкой".  Да  и  тон,  которым  это  было
сказано, казался отнюдь не ласковым.
   - Куда в центр? - мягко спросил Джо. - Я хочу знать точно, что ты делала.
Каждую минуту, каждую секунду. Говори, Джоан. Сейчас же.
   Я заговорила. Я не знала, что случилось, но испугалась. Я рассказала  ему
обо всем, включая пивную, но о знакомстве, естественно, умолчала. Это заняло
довольно много времени, поскольку Джо все время перебивал  меня,  спрашивая,
сколько времени я  шла  пешком,  сколько  пробыла  в  магазине  Гуди,  какие
пластинки смотрела, где находился прилавок. Мне стало ясно,  что  он  сверял
мой рассказ со своими сведениями (конечно, я была права - ведь Джо много раз
заходил к Гуди).
   Я сердилась все больше, но осознавала и свою вину, поэтому не огрызалась.
Наконец я все рассказала и достала из сумочки сигарету.
   Джо смотрел мне в глаза несколько секунд, затем подошел и поднял меня  на
ноги. Его руки вцепились в мое плечо, как клещи.
   - Ты мне что-то не договариваешь, - сказал он. - Ты что-то утаиваешь.  Ты
знала, что нужно прийти вовремя. Дай-ка, я посмотрю, сколько у тебя денег.
   Я взглянула на него и испугалась и разозлилась одновременно.
   Я не успела ничего сказать, а Джо уже рылся в  моем  кошельке.  Купюры  и
мелочь рассыпались по тахте. Он быстро все пересчитал.
   - Сколько, ты говоришь, выпила пива?
   - Два. Я уже сказала тебе.
   - Ты не могла заплатить меньше шестидесяти центов за кружку. Говоришь, ты
ушла с пятью долларами?
   - Да, - ответила я. Было слишком поздно.  Мне  хотелось  провалиться  под
землю. Зачем я позволила ему заплатить? Зачем?
   - Невозможно. Здесь слишком много денег.
   - У меня всегда есть лишние деньги, - заявила я. - За последние два  года
накопилось десять долларов.
   Джо схватил сумочку, расстегнул молнию  внутреннего  отделения  и  достал
оттуда аккуратно свернутую десятку.
   - Эти? Ты не притрагивалась к ним. Он запихнул деньги обратно  в  сумочку
слегка дрожащими пальцами и повернулся ко мне.
   - Кто это был?
   - Не знаю...
   - Кто заплатил за твое пиво? Или ты все же не пила его?
   - Да, - услышала я свой голос, словно со стороны. - У витрины.
   - Где?
   Я начала объяснять, но Джо скорчил гримасу,  будто  его  пронзила  острая
зубная боль.
   - Шлюха, - сказал он. - Не хочу слышать никаких извинений.
   Джо начал плакать.
   Я хотела подойти к нему, обнять, но сейчас он казался каким-то  чужим,  и
мне теперь было не только страшно...  Я  почувствовала  себя  одинокой.  Мои
мосты сожжены - между мной и невероятным  ужасом  неизвестности  стоял  этот
бесшумно плачущий человек с перекошенными губами. Спустя мгновение он закрыл
лицо руками.
   Я докурила сигарету и ничего не  сказала.  Мне  нечего  было  сказать.  Я
решила, что мне лучше скрыть  свою  историю.  Что  бы  ни  случилось,  лучше
скрыть. Джо руководствовался лишь смутными подозрениями, хотя я не понимала,
откуда они у него взялись.
   Через несколько минут он перестал плакать, подошел к графину  с  несвежей
водой, стоящему на заляпанном столике, выпил целый стакан, сел  в  кресло  и
посмотрел на меня.
   - Ты действительно сказала мне правду?
   - Да.
   - Хочется в это верить, - произнес Джо. - Я очень хочу верить в это.
   - Правда есть правда, милый, - я закурила еще одну сигарету. - Чем ты так
расстроен?
   Я задала вопрос равнодушным тоном, но мой интерес был отнюдь не праздным.
   - Не знаю. Потому что я люблю тебя.
   - Что произошло сегодня, Джо? Он посмотрел на свои руки.
   - Ничего. Абсолютно ничего. Сейчас они уже получили письмо. Полиции  нет,
насколько я мог видеть. Дом выглядел как обычно.
   - Как на работе?
   - Настоящий ад. Не знаю, смогу ли я  выдержать  это  -  работать,  ждать,
выглядеть спокойным... - Он тоже закурил и выпустил изо рта  дым,  словно  у
табака был отвратительный привкус. - Ничего. Как будто ничего не  случилось.
Я подумал.., может, письмо потерялось на почте.
   Почему, удивилась я, мое сердце сейчас дрогнуло? Я хотела  именно  этого.
Почему-то в моей памяти вдруг всплыло лицо Теда.
   - Я не гожусь для этого, Джоан, - сказал Джо. - Я говорил тебе, что  меня
нельзя отнести к преступникам такого рода.
   - Эллиот аккуратный парень, - заметила я. - Он обо всем подумает.  Просто
для этого ему требуется некоторое время.
   Джо на минуту сел прямо, затем расслабился в кресле и закрыл глаза.
   - Боже, как я устал. Устал до смерти.
   - Когда ты ел последний раз, дорогой?
   - Ел? - рассеянно спросил он потолок. - Не  знаю.  Слишком  жарко,  чтобы
проголодаться.
   - Эта беда характерна для нас обоих, - сказала  я.  -  Мы  оба  измучены.
Голодны. Давай выйдем ненадолго.
   - У меня другие идеи, - возразил Джо. - Иди сюда, киска.
   Ласковые слова. Нежные имена, которые я никогда  раньше  не  слышала.  Не
знаю, почему они так меня встревожили.
   - Нет, - ответила я. - Это похоже на роман.
   - Что-то не так?
   - Ничего. Просто я боюсь, - выпалила я. - Вот что не так.
   - Я тоже боюсь, но мы выпутаемся.
   - Что касается тебя, - сказала я. - Терпеть не могу сцен. Одна из  причин
того, что я сейчас делаю, это возможность никогда  больше  не  видеть  сцен.
Эллиот их обожает. Я боюсь тебя, и схожу по тебе с ума. Хочу, чтобы ты  знал
это. Хотя я собиралась подождать до ужина.
   То, что произошло дальше, немного смешалось у меня в голове и  на  бумаге
выглядит довольно бессмысленно. Все случилось  так  неожиданно,  в  смятении
чувств. Джо вдруг встал на колени, подполз ко мне, словно животное,  и  стал
целовать мои туфли.  Он  все  время  глухо,  быстро  бормотал  что-то  вроде
"прости, милая.., больше никогда..." Это было нелепо и почти смешно. Но  Джо
вовсе не дурачился.
   Он снова заплакал. Его губы тянулись ко мне. Я видела  руки  Джо,  нежные
руки, словно белые животные на линолеуме, двигающиеся, дрожащие под тяжестью
хозяина. Его голова склонилась к полу. Помню, я впервые увидела, что  волосы
на макушке Джо уже поредели, совсем немного, но это причинило  мне  боль.  Я
наклонилась, подняла его голову, села рядом с ним и начала целовать его, как
ребенка, своего ребенка, молча, долгими поцелуями, в которые вкладывала  всю
себя и ничего не требовала взамен. Джо вел себя, словно смертельно  раненый,
и я целовала его, что-то шептала ему. Я видела  его  лицо,  всегда  строгое,
собранное, а сейчас потерянное. Уголки рта были опущены,  сморщившиеся  щеки
опали... Все лицо его стало расслабленным и уязвимым.
   Как мне объяснить это? Страшная и в то же время великолепная  картина.  В
ней  было  что-то  неприятное,  не  правильное,  и  я  пировала  в  этой  не
правильности, мне нравилась эта неприятность. У доктора Сары есть ряд теорий
о том вечере, но на самом деле - уверяю вас -  она  ревнует.  Любая  женщина
стала бы ревновать в  тот  момент,  если  бы  увидела  большого  и  сильного
мужчину, который целует ноги сопливой десятиклашке. Потом  он  стал  ласкать
языком мои колени и внутренность бедер. Я буквально вся  застыла,  повинуясь
волнам наслаждения, которые наплывали на меня с каждой  секундой.  Вскоре  я
почувствовала, как он ложится рядом со  мной.  Его  объятия  наполняли  меня
неизъяснимым блаженством.  Я  буквально  купалась  в  нежности,  которую  он
источал.. Он раздевал меня, но я не чувствовала этого физически.  Тело  мое,
словно змея, сбрасывало кожу под лучами солнца, но  этим  солнцем  были  его
жгучие поцелуи. Его пьянящий рот впивался в мои соски и они твердели и  ныли
в его ласковых губах, мое тело буквально  таяло  в  объятиях  его  нежных  и
твердых ладоней. Затем я  почувствовала,  что  он  пытается  раздвинуть  мои
бедра, и почти поддалась этому, но что-то во  мне  воспротивилось  пьянящему
желанию. Я обхватила ногами  его  бедро  и  впервые  почувствовала  в  такой
близости  от  себя  его  восставшую  плоть.  Я  даже   украдкой   попыталась
подглядеть, что это у него такое. Но наши объятия были  слишком  тесными,  и
поэтому я прикоснулась к нему в этом месте рукой... И  ощутила  пульсирующую
энергию, которую источал он. Он буквально рвался, пытаясь войти  в  меня,  я
почувствовала, что еще мгновение, и наше противоборство как-то разрешится, и
поэтому еще теснее прижалась  к  нему  и  еще  крепче  обхватила  это  место
кулачком - и он разрядился, выплеснув на меня всю  свою  энергию,  забрызгав
мой живот и часть дивана своим сладостным соком...
   Он сразу как-то обмяк, и мне тоже стало легче, ведь  я  слышала  о  таких
ситуациях от многих девочек из моего класса, и теперь понимала,  что  все  у
нас с ним в общем-то идет как положено.
   Лучше объяснить я не могу.
   А потом мы вдруг почувствовали голод. Джо взял меня за руку, и  мы  вышли
из номера, оставив гостиную в таком виде, будто по ней пронесся  ураган.  Но
мы не стали убирать ее.
   Внизу нам обоим стало очень весело. Вечер сверкал - вокруг фонарей висели
маленькие ореолы. Все было нелепо и забавно. Мы отлично  поели.  Между  нами
возникло удивительное единение. Когда я смеялась, смеялся  и  Джо.  Когда  я
бросала на него быстрый взгляд, Джо смотрел на меня в ответ.
   Мы шли по улицам, и они принадлежали  нам.  На  углу  Джо  взял  такси  -
роскошь, которую мы клялись не позволять себе, и мы отправились в Вилладж, в
этот самый странный, самый напряженный вечер моей жизни.
   Ничего драматического не случилось. Это было просто чувство, возникшее на
грани веселья и смеха, темный зверь, которого я почти могла разглядеть краем
глаза, но который исчезал, как только я начинала смотреть на него прямо.
   Оглядываясь на нас тогдашних, на нашу поездку на такси в ресторан, теперь
я понимаю, что мы, наверное, сошли с ума.
   Заметьте: мы страстно клялись никому не попадаться в городе  на  глаза  и
оказались в самом веселом  и  переполненном  ночном  клубе,  который  смогли
найти.
   Заметьте: я даже не подумала заглянуть в газеты или включить радио,  хотя
новости о моем похищении должны  были  появиться  на  первых  полосах,  если
Эллиот решился на огласку. Мы просто не подумали об этом.
   Фактически похищение было надолго забыто. Поездка, оплата такси, поход  в
ресторан - все это напоминало очень веселый праздник.
   Внутри оказалась крошечная танцплощадка (на которую Джо не  рассчитывал).
Съев прекрасный итальянский обед, мы оставили в том заведении  двадцать  два
доллара. Оркестр играл неплохо, ненавязчиво, негромко. И  здесь  было  полно
подростков.  Не  моего  возраста,  а  немного  старше.  Учащиеся  колледжей,
наверное - семнадцать-восемнадцать лет, некоторые моложе.  Я  заметила,  что
Джо чувствует себя неуютно.
   Многие здесь знали друг друга. Это был один из клубных субботних вечеров,
когда каждый находится  в  отличном  настроении,  и  по  каким-то  причинам,
рушатся все барьеры. Мы сидели вдвоем, отгороженные от других своей  тайной,
и я