л  листок  бумаги  и
посмотрел на него.
   - Почему, Джоанни? - нерешительно спросил он. - Почему, Джоанни...
   Затем  его  лицо  покраснело.  Я  знала  подобное  состояние  отчима.  Он
разозлился, посмотрел  на  меня  и  дал  мне  пощечину.  Сильную.  Я  видела
приближающуюся руку (Эллиот неуклюж и выдает свои  удары),  но  не  захотела
отклоняться.
   - Маленькая потворствующая сучка, - прохрипел он. - В семнадцать лет! Что
с тобой будет года через два? Если это выплывет наружу, я погибну,  -  отчим
посмотрел на листок в своих  руках.  -  Ладно,  мы  позаботимся  о  тебе.  К
счастью, у тебя хватило ума не сказать об этом в  полиции.  И  ты  подцепила
хорошего парня. С его прошлым он отлично годится  в  похитители,  даже  если
таковым и не является. И тебе все равно никто не поверит.
   - Они поверят письму, - напомнила я.
   - Поверят, если оно окажется у них, - медленно  произнес  Эллиот.  В  его
голосе прозвучало почти детское удовлетворение. - Но оно у меня, - он потряс
листком. - Хотя и не надолго.
   Я  закричала,  когда  Эллиот  хотел  разорвать  письмо,  но  не  это  его
остановило. Его остановил страшный  голос,  голос,  которого  я  не  узнала,
доносившийся с верхней площадки лестницы.
   - Эллиот! - услышали мы и оба взглянули наверх.
   Мама, опираясь на перила, указывала пальцем на мужа.
   - Положи письмо, - сказала она тем же ужасным тоном. Эллиот встал.
   - О, Грейс! - воскликнул он. - Сколько ты там стоишь?
   - Достаточно давно, -  ответила  мама.  -  Достаточно  давно,  чтобы  все
слышать. Положи письмо!
   И он подчинился. Думаю, если бы она попросила  его  или  меня  перерезать
друг другу горло точно таким же тоном, мы сделали бы и это.
   Мысли о неповиновении даже не возникло - не могло возникнуть.
   Мама медленно спустилась в гостиную, села на кушетку и тихо сказала:
   - Ну, а теперь мы поговорим как разумные люди.
   - Грейс, я хотел оберечь тебя от этого.
   - Ты хотел оберечь меня? Эллиот, не будь ребенком. Ты  никогда  не  берег
меня. И никогда не будешь беречь. Ты  трус  и  глупец  и  не  сомневайся  ни
секунды, что я этого не знаю. Я все время это  знала.  Это  нелегко,  -  она
повернулась ко мне. - А ты больной ребенок, Джоан. Вопрос виновности  сейчас
не обсуждается. Я только хочу знать, что ты хочешь сделать.
   - Я хочу опять пойти в полицию, - ответила я. - И рассказать всю правду.
   - Я не позволю своей падчерице калечить мою жизнь. - заявил Эллиот.
   - Сядь и помолчи. Я знаю о твоей жизни больше,  чем  меня  интересует,  -
сказала мама странным, новым голосом. -  И  я  не  стану  колебаться,  чтобы
использовать свою информацию.
   Эллиот побелел. Мама  наверняка  что-то  имела  на  него.  Или  это  было
сознанием его собственной вины. Я этого так и не узнала.
   - Ты хочешь сказать правду? - спросила она меня. - Потому что это легко?
   - Нет. Потому что я должна.
   - Ты любишь Вито?
   - Да, - ответила я. - Люблю. По крайней мере...
   Я замолчала.
   - Ты хочешь выйти за него замуж?
   - Грейс, - пробормотал Эллиот. - Пожалуйста...
   Но мама смотрела на меня.  Ее  глаза  на  больном  лице  были  огромными,
казались пылающими,  и  словно  высасывали  из  моего  тела  остатки  жизни.
Невозможно было лгать ей или себе или кому-то еще под этим взглядом.
   - Нет, - ответила я. - Не хочу. Он сам больной человек, мама.
   И тут я замолчала, потому что поняла, что говорю о себе.  И  мама  поняла
это тоже. Она слабо улыбнулась.
   - Ты не виновата. Виновны мы все. Возможно,  нам  нужно  выяснить  многое
прямо сейчас, здесь.
   Мама сделала паузу, прикусив губу.  Очевидно,  ей  было  трудно  говорить
обстоятельно.
   - Я назвала твоего отчима трусом и глупцом, и он таков на самом деле.  Но
и ты не лучший  образец  молодой  девушки,  Джоан.  Фактически,  ты  ужасна.
Обстановка в твоей семье, твоя  ненависть  к  отчиму  не  оправдывают  твоих
поступков. Ты  разрушила  жизнь  этого  человека.  Неважно,  что  сейчас  ты
пытаешься спасти его. Несомненно, у  твоего  отчима  из-за  этого  возникнут
серьезные проблемы в бизнесе, а он не заслужил  их.  В  своих  делах  Эллиот
честен. Я знаю это, потому что долго прожила с ним. Нам всем придется  много
на что ответить. Единственный способ начать - это начать. Джоанни, ненависть
к отчиму или ко мне - пустая трата времени, и я не позволю этого. Больше  не
позволю. С твоими жалостью к себе и самобичеванием покончено.
   Я смотрела на маму. Никогда я не слышала, чтобы она так говорила. Потом я
взглянула на Эллиота и едва не рассмеялась. Его глаза вылезали из орбит.  Он
был похож на человека, которого  только  что  ударили  пыльным  мешком.  Рот
отчима буквально раскрылся от удивления. Мама спокойно продолжила:
   - Итак. Прежде всего, Эллиот, отдай Джоан письмо.
   Он посмотрел на свои руки и сердито протянул листок.
   - Полагаю, ты понимаешь, что делаешь, Грейс, - злобно произнес он.
   - Мне этого и не нужно. Я делаю то, что следует.  И  я  рада,  что  Джоан
стремится к правде и справедливости после того,  как  всю  жизнь  прожила  с
нами, - мама повернулась ко мне. - Можешь поступить так, как захочешь.
   - Я иду прямо сейчас, - сказала я. -  Скажу  им,  что  солгала,  и  отдам
письмо.
   - Этим все не закончится, - предупредила мама. - Ты это понимаешь?
   - Да.
   Я понимала. Я знала, что это начало трудного, даже ужасного  времени.  Но
все же начало. Первое настоящее начало в моей жизни. И  если  вы  рождаетесь
или возрождаетесь, это происходит в крови и в слезах. Любые рождения тяжелы.
   - Тогда иди, - сказала мама. -  Скажи  правду.  Но  только  всю.  Никаких
недомолвок.
   - Нет. Одну правду.
   - Я не могу этого допустить, - воскликнул Эллиот.
   - Ты должен, - тихо произнесла мама. -  Это  результат  нашей  совместной
жизни. Иди, дорогая.
   Отчим посмотрел на маму и сел рядом с ней. Она заговорила с  ним,  словно
меня не было рядом, и я впервые прислушалась к ним с открытым сердцем.
   - Знаешь, - сказала мама, - трусы могут стать храбрыми, а глупцы мудрыми.
Ненавижу нравоучения. И я сама трусиха. Это, похоже, и разрушило нашу семью.
Думаю, мы можем начать все сначала, - она повернулась ко мне.  -  Ты  всегда
считала, что Эллиот ненавидит тебя. Прости, это я тоже должна  опровергнуть.
Он не ненавидит тебя. Он не спал ночами, когда тебя... - мама сделала паузу.
- С тех пор как ты уехала. Возможно,  тебе  неприятно  это  слышать,  но  он
по-своему очень любит тебя. Не по-твоему и не по-моему.., но  любит.  Ты  не
имеешь права обижать его. И, Джоан.., я больше не позволю, чтобы твой  отчим
был козлом отпущения из-за твоих безобразий.
   - Да, мама, - сказала я.
   - Иди, - произнесла мама. - Ты можешь доехать  до  участка  на  автобусе.
Если тебя арестуют, мы  придем  позже.  Я  только  хочу  убедиться,  что  ты
понимаешь, что это может для тебя значить.
   - Я понимаю, - отозвалась я и посмотрела на Эллиота. Подчиняясь  импульсу
(не от любви, если честно, но тем не менее искренне) я подошла и  поцеловала
его в лоб. К маме я не прикоснулась. Казалось, она не нуждалась в этом.
   - Иду, - сказала я, повернулась к двери и почувствовала, что  мое  сердце
запело. Сзади я услышала голос мамы:
   - Отнеси меня наверх, дорогой, -  слабо  произнесла  она.  -  Кажется,  я
совсем лишилась сил. Я очень устала.
   Я закрыла за собой дверь и пошла по улице к автобусной остановке.
   Дневное солнце было теплым, но меня знобило.