лись  друг  друга,
стояли на расстоянии примерно в  фут  и  были  готовы  разбежаться  в  любой
момент, если кто-то появился бы на пустынной улице.
   - Ты права, - сказал Джо. - Я очень люблю тебя. Ничто не  может  изменить
этого. Я скажу тебе: я ждал тебя всю жизнь. Ты не незнакомка, не чужая  мне.
Я мечтал о тебе с тех пор, как помню себя, мой маленький демон-соблазнитель,
восторг темноты.
   Он почти не видел меня и говорил тихим, почти  умиротворенным  голосом  в
свете уличного фонаря. Казалось, выстроенные рядами машины позади него, тоже
прислушивались.
   - Так все и  должно  было  быть.  Ты  должна  была  прийти.  Как  я  могу
относиться к тому, что ты принесла мне? Я должен умереть - ты понимаешь это,
милая Джоан - я должен умереть. Рано или поздно все мы должны умереть. Я  не
могу жить без тебя. Не сейчас, когда мы наконец нашли друг друга.
   Джо замолчал, смущенный собственными словами, и что-то во мне  потянулось
к нему, что-то радостное, гордое, полное пламенного восторга.
   - Боже! - произнес он.  -  Боже!  А  вдруг  это  сработает?  Безумно,  но
довольно просто. Джо медленно потер свой лоб.
   - Я должен все обдумать, - его голос был едва слышен.
   - Хорошо, - мы наконец отошли друг от друга на два фута. - Позвони, когда
решишь.
   - Позвони мне сама завтра.
   - Ладно, - согласилась я. - После половины шестого.
   Я знала, что пора уходить, но не хотела двигаться с места. В нашем  тихом
разговоре таилась какая-то магия.
   - Спокойной ночи, дорогая.
   - Спокойной ночи, - отозвалась я. - Я люблю тебя.
   - Доброй ночи, милый дьяволенок, - Джо сказал это с такой любовью, что  я
едва не расплакалась.
   - Давай больше не будем говорить, - я боялась разрыдаться прямо здесь, на
пустынной улице. - Кто-нибудь может шляться неподалеку.
   Джо повернулся и направился к своей машине. Я смотрела  ему  вслед  и  не
успела остановить  себя.  Мой  голос  приглушенно  прозвучал  в  тишине  над
тротуаром.
   - Я люблю тебя, - крикнула я. Джо  обернулся,  улыбнулся  и  помахал  мне
рукой. Когда он пошел дальше, его спина стала прямее.
   Я повернулась и пошла  домой.  Оставались  еще  в  моем  плане  кое-какие
свободные концы, которые мне требовалось связать. Я знала, что все лежит  на
мне, что все приготовления являются моей обязанностью, иначе Джо запаникует.
   Только бы он решился. Я чувствовала, что это произойдет, но  должна  была
ждать до завтра. Завтра все выяснится.
   Обдумывая свои слова, я открыла в себе не очень приятную черту.  Я  очень
любила Джо, но если он отступит, между нами все будет кончено. Я знала,  что
тогда возненавижу его.
   До солнечного света и радостного смеха оставались две недели.
   Если он скажет "да". Если мы сохраним свои  головы.  Если  нам  улыбнется
удача, хотя бы чуть-чуть. Если Джо любит меня.
   Я продолжала шагать. Придется попотеть. Больше я ничего не могла сделать.
Глава 4

   Я пришла домой довольно усталая  и  сразу  направилась  в  свою  комнату.
Уснула я мгновенно и так же мгновенно проснулась в  четыре  часа  утра.  Мне
было совершенно ясно, что уснуть снова не удастся, поэтому я надела халат  и
спустилась в кухню.
   Там я приготовила себе одно из своих особых кушаний  (расплавленный  сыр,
ветчина и томатный соус) и вернулась к себе  с  этим  сэндвичем  и  стаканом
молока. Приходилось тщательно соблюдать тишину, поскольку ничто  так  быстро
не выводит из себя Эллиота, как ночные походы к холодильнику. По его словам,
это был  чертовский  непорядок.  Он  не  сомневался,  что  именно  от  этого
заводятся тараканы.
   Я не хотела злить Эллиота в течение  нескольких  дней.  Мне  нужно  было,
чтобы он любил меня  перед  тем,  как  я  исчезну.  Любил  на  десять  тысяч
долларов.
   Я прошла в свою комнату и устроилась с брошюркой "Супружеская гигиена".
   Я читала до семи часов, потом спустилась  к  завтраку.  Мне  не  хотелось
встречаться с Эллиотом. Я слышала, как он пришел  вчера  домой  минут  через
двадцать после меня. Отчим был слегка навеселе и, думаю, голоден. Он никогда
не ел много на своих "банкетах".
   Белла еще не спала - она никогда не ложилась, когда хозяин задерживался -
и ждала его. Они были созданы друг  для  друга.  Белла  симпатизировала  ему
(кроме тех случаев, когда он ругал ее обеды) и в глубине  души,  я  уверена,
считала, что гораздо больше подходила на роль жены Эллиота, чем бедная мама.
Фактически, она так и сказала маме полгода назад, спокойно и  мерзко,  после
стычки  по  поводу  разбитой  чашки.  Случилось  так,  что  чашка  оказалась
последней из сервиза, доставшегося маме по наследству  от  ее  матери.  Мама
расплакалась.
   Я услышала весь разговор поскольку только вернулась из школы.
   - О,  Белла!  Последняя  чашка,  -  сказала  мама  странно  взволнованным
голосом. - Все уже разбились. Эта последняя, Белла, и я никогда не смогу  ее
склеить.
   - Почему бы вам не встать с пола, - отозвалась Белла, и что-то жестокое в
ее  голосе  заставило  меня  приоткрыть  кухонную  дверь   и   заглянуть   в
образовавшуюся щель. Мама ползала по полу и близоруко  щурилась.  Ее  бедный
худой зад нелепо торчал вверх. Она собирала осколки чашки и немного порезала
левую руку. Белла стояла над  ней  с  раскрасневшимся  лицом  и  с  глазами,
горящими триумфом.
   - Я уверена, это не моя вина, мадам. Вам не нужно здесь  ползать.  Мистер
Палма может прийти в любой момент.  Помните,  он  обещал  вернуться  сегодня
пораньше.
   - Может, я найду их все, - пробормотала мама, продолжая ползать. - Белла,
пожалуйста, помогите мне.
   - У меня много других дел, - ответила горничная. - Встаньте,  мадам.  Это
всего лишь чашка.
   - Всего лишь чашка, - повторила мама тоном, который я от нее  никогда  не
слышала, повернулась и села на полу, посеревшая, изнуренная,  но  злая,  как
дьявол. Ее глаза за толстыми линзами очков сверкали яростью.  -  Вы  разбили
ее, мисс. До меня она принадлежала моей матери, и я точно помню, как  велела
вам никогда не прикасаться к ней. Действительно, всего лишь чашка!
   - Вещь как вещь, - сказала Белла. - Я  должна  приготовить  обед  мистеру
Палма. Если вам это безразлично, мадам, дело ваше.
   Мама поднялась, немного запыхавшись, посмотрела на свои тапочки  и  мягко
произнесла:
   - Вы.., вы уволены, Белла. Та хрипло рассмеялась.
   - Соберите ваши вещи и убирайтесь. Я дам вам рекомендательное письмо.
   - Рекомендательное письмо! -  воскликнула  Белла.  -  Меня  нанял  мистер
Палма. Думаю, он меня и должен увольнять. Если захочет. -  Ее  лицо,  обычно
бледное, стало кирпичного цвета. - Если хотите знать, мадам, -  заявила  она
высоким голосом, - еще надо выяснить, кто останется здесь, а кто уйдет.
   В этот момент вернулся домой Эллиот. Он услышал громкий  голос  Беллы  на
кухне и направился прямо туда. Я бросилась прочь с его дороги, но отчим даже
не заметил меня, так он разозлился. Эллиот ненавидел шум, кроме тех случаев,
когда сам производил его.
   - Что вы кричите? - спросил он, царственно встав перед двумя женщинами  и
сложив руки на груди.
   - Просто я уволила Беллу, - ответила мама. Она еще дрожала от ярости,  но
посмотрела на мужа изучающе.
   - Ты? Могу я спросить, почему? Белла шмыгнула  носом  в  тишине,  и  мама
пояснила:
   - Она была отвратительно груба.
   - Белла? Не может быть.
   - Может, Эллиот.
   Белла презрительно кашлянула, но ничего не сказала.
   - Как именно она нагрубила? Мама указала на чашку.
   - Она разбила последнюю чашку мамы и даже не помогла мне собрать осколки.
   - Я хотела выбросить их, - коротко заявила Белла. - Но я не могу  ползать
по полу и собирать осколки, как мадам. Некоторые вещи бессмысленны.
   - Понятно, - сказал Эллиот. - В общем, Грейс, это ведь всего  лишь  вещь.
(Если бы вы видели его, когда  он  сожалел  о  какой-нибудь  потере,  вы  бы
поняли, какой это лицемер.) Если это все,  думаю,  мы  будем  великодушны  и
простим Беллу.
   - Но это не все, - возразила мама.
   - Что еще?
   Но  мама  не  могла  ничего  сказать.  Наблюдая  за  лицом  Беллы   через
приоткрытую дверь, я увидела на  нем  подлый  триумф.  Мама  только  развела
руками в безнадежном жесте, ставшим для нее привычным, и молчала.
   Для меня это был первый пример того, что подлость и  вульгарность  всегда
побеждают робость, воспитанность. Я смотрела, и картина четко  запечатлелась
передо мной. Я ждала, как зритель греческой  пьесы,  окончательного  финала,
который должен был уничтожить Беллу с ее грубым смешком и красным, надменным
лицом.
   Эллиот откашлялся.
   - Мадам больше нечего сказать, - медленно произнесла Белла, и я увидела в
ее глазах огонек удовлетворения. - Не так ли, миссис Палма?
   Мама промолчала.
   - Все мы иногда выходим из себя,  -  коротко  подвел  итог  Эллиот  своим
любезным тоном президента банка. - Давай жить  спокойно,  Грейс,  хорошо?  Я
знаю, Белла больше не будет тревожить тебя.
   - Я уволила ее, - слабым голосом произнесла мама.
   - Ну же, Грейс, - Эллиот говорил спокойно, но я знала, что если бы  рядом
не стояла горничная, он мгновенно заорал, заревел бы.
   - Здесь я увольняю. Ты знаешь это, - отчим повернулся. - Идешь, Грейс?
   Это было невероятно жестоко. Воспоминание об  этом  событии  до  сих  пор
невыносимо для меня. Эллиот развернулся на каблуках,  и  мама  поплелась  за
ним, как побитая  сучка,  а  Белла  молча  направилась  к  раковине  чистить
картошку. Когда хозяин закрыл за собой кухонную  дверь,  она  начала  весело
напевать.
   Помню, Эллиот повернулся, встретился со мной взглядом и, поскольку не мог
кричать, произнес резким, многозначительным тоном:
   - Иди в свою комнату. Терпеть не могу подслушивающих.
   Я пошла к себе, возмущенная, сознающая растущую в себе злобу,  которая  с
того момента больше не ослабевала. Я  почувствовала  отчуждение  к  Эллиоту,
узнав, что  он  трус,  а  теперь  начала  ненавидеть  его,  готовить  месть,
обнаружив в нем еще и подлую жестокость.
   Кстати, мама с тех пор ни разу не  вела  себя  так.  Белла  раздулась  от
счастья. Она была слишком умна, чтобы явно показывать свою победу, но мы все
знали. Этого оказалось достаточно, чтобы превратить дом в ад.
   Сидя за завтраком, я вспомнила, как Эллиот  пришел  вчера  домой  и  стал
кричать маме, что голоден. Белла, как я уже говорила, еще не ложилась спать.
Он прекрасно знал, насколько важен для мамы хороший сон и не выносил  этого.
И побледневшей, дрожащей маме пришлось спускаться в халате, готовить ему  на
кухне сэндвич, а Белла спокойно отправилась в постель.
   Как я ненавидела Эллиота! Боже мой, как я его ненавидела!
   Я закончила завтракать, пока никто не проснулся, отнесла поднос на кухню,
помыла посуду и решила отправиться в школу. Я прогулялась мимо площадки  для
автомобилей и пришла в класс раньше всех.
   Занятия начинались в восемь сорок, а я пришла в пять минут девятого.  Мне
предстояло теперь поглощать  мнения  мисс  Лерингер  насчет  России  (слегка
розовые), Рузвельта и  Ялтинской  конференции  (решительно  за).  Социальное
обучение, как она выражалась, но, похоже, это была единственная мыльница,  в
которой дама могла высказывать свою, на мой взгляд, совершенно не интересную
точку зрения на политику.
   Не помню, как прошел тот день. Я слушала учителей, болтала с  подружками,
избегала Рэя (его влажной страстью воняло за милю, видя меня он  делал  все,
разве только не облизывался, идиот) и сплетничала. Еще утром я  вырвала  два
чистых листа из блокнота  Мерилин  -  разлинованные  странички,  которыми  я
никогда еще не пользовалась. Я знала, что ее мать привезла ей  этот  блокнот
из Чикаго - такой подарок для дочери она считала  вполне  скромным.  Ждавшая
полуобещанный браслет Мерилин расстроилась, но была  вынуждена  пользоваться
блокнотом. Ее родители не разговаривали друг с другом, находились  на  грани
развода, и она отчаянно старалась удержать их от этого шага.
   Если вы хотите  знать,  где  было  написано  требование  выкупа,  то  это
произошло в классе в пятнадцать минут четвертого за  укрытием  из  огромного
учебника английской литературы с ободранной коричневой  обложкой.  Я  писала
печатными буквами (этим мне не приходилось заниматься с шестого класса).
   Мною была написана и еще одна записка:

   "Я, Джоан Палма, находясь в здравом уме, заявляю,  что  весь  план  моего
похищения и требование выкупа в десять тысяч  долларов  ($  10000)  являются
полностью моими идеями. Более того, Жозеф  Вито  не  хотел  быть  замешан  в
похищении, и я его заставила. Подпись:
   Джоан Фрэнсина Палма."

   Все  это  выглядело  довольно  глупо,  когда  я  перечитала  записку,  но
достаточно законно.
   Я заклеила оба письма в конверты (не моронвиллские,  а  тоже  из  запасов
Мерилин) и спрятала под платье,  где  весь  день  чувствовала  их,  жесткое,
причиняющее неудобство, но успокаивающее присутствие.
   Мистер Кранц объявил, что контрольная по химии  будет  в  четверг.  Ее  я
боялась уже несколько недель и теперь очень обрадовалась. Вдруг мне пришло в
голову, что в четверг меня здесь может уже не быть - одновременно  странное,
волнующее и неприятное чувство, как будто держишь ужа. (Они  на  самом  деле
безвредны - сухие и теплые - но попробуйте переубедить себя!) Я пришла домой
в пять двадцать и в половине шестого уже  оказалась  у  телефона.  Джо  снял
трубку после первого же звонка.
   - Алло, - произнесла я, снова сидя в чуланчике. Здесь пахло точно так же,
как и в первый раз.
   - Привет.
   - Как ты?
   Он не стал отвечать. Я глубоко вздохнула. Мои ладони стали влажными.
   - Ты подумал? - спросила я. Долгая пауза.
   - Да.
   - Ну?
   Джо отвечал очень осторожно. Я подумала, дома ли сейчас Мария.
   - Я заберу тебя, - медленно произнес он. - Только скажи, когда.
   Несколько секунд до меня не доходил смысл его слов, потом я  поняла,  что
все в порядке, что Джо решился, и мы сделаем это. Он действительно  решился.
Мое сердце быстро застучало от волнения, а язык вдруг стал неповоротливым.
   - Вечером в пятницу, - сказала я. - Я буду идти  по  Элм-стрит  в  девять
часов.
   - Зачем так долго ждать?
   - Я не могу приготовиться раньше, - солгала я. В трубке слышалось дыхание
Джо.
   - Я люблю тебя,. - пробормотал он, и я пробормотала ему  в  ответ  то  же
самое. И еще я очень мягко сказала, что сделаю для  него  в  следующий  раз,
когда мы останемся  одни.  Джо  повесил  трубку.  Долго  разговаривать  было
опасно. Я знала, что не увижу и не услышу его теперь до того момента,  когда
сяду в машину в пятницу вечером.
   Сегодня был вторник. Я не сказала Джо,  почему  выбрала  пятницу,  потому
что, если честно, это было глупо. Чертовски глупо.
   Я не хотела пропускать контрольную по  химии.  Я  готовилась  к  ней  три
недели и знала, что получу отличную оценку.
   Теперь мне оставалось три дня ждать и молиться, чтобы Джо  не  передумал.
Но что-то подсказывало мне, что он не передумает. И, как я уже говорила, все
это время мне нужно было вести себя безукоризненно - хорошая  девочка  стоит
десяти тысяч долларов.
   Я прошла в свою комнату, поставила пластинку,  вытянулась  на  кровати  и
уснула. Когда мама позвала меня обедать, мне понадобилось целых пять  минут,
чтобы  проснуться.  Потом  она  сказала,  что  я   как   будто   пришла   из
гимнастического зала. Такой у меня был усталый вид. Но она  не  сомневалась,
что я хорошо провела время. Я улыбалась даже во сне.

Глава 5

   На самом деле время прошло очень быстро. Эллиот приходил домой  поздно  и
даже на два дня съездил в Нью-Йорк. Он все  нервничал  по  поводу  какого-то
своего проклятого долга. Сумма была приличной, и ему пришлось отправиться  в
управление за разрешением. Отчим так купался в собственном великолепии,  что
даже не замечал меня.
   Я написала в четверг контрольную по химии.  Никогда  я  не  работала  так
здорово. Каждый  пример  казался  мне  просто  детским,  и  я  справилась  с
заданиями  за  три  четверти  отведенного  времени.  В   пятницу   утром   я
окончательно достала мистера Кранца, и он сказал мне мою оценку -  девяносто
семь. Даже лучше, чем я ожидала.
   Днем я пошла домой вместе с Рэем  и  позволила  ему  поцеловать  мне  при
прощании руку. А потом я сделала кое-что безобразное: назначила свидание  на
субботний вечер и почти пообещала все, что мог представить развращенный мозг
Рэя. Парень ушел ошеломленный собственным вожделением.
   Вечером за обедом я дождалась паузы в  беседе  (вообще-то,  это  была  не
беседа, а монолог Эллиота, сопровождаемый  подтверждающими  кивками  мамы  и
негромкими восклицаниями приятного удивления с моей стороны) и заложила свою
маленькую часовую мину.
   - Хочу сказать тебе, Эллиот, - заявила я, когда Белла принесла десерт,  -
за мной следят.
   - Кто?
   - Какая-то женщина, - осторожно ответила я.
   - Как она выглядит? - спросил Эллиот.
   - Ты уверена? - это была мама.
   - Конечно, уверена. Не знаю, как она выглядит. Она держится  от  меня  на
расстоянии. Я узнаю ее по плащу. Эта новая синтетическая шерсть, светлая.
   - Не заговаривай с ней, - сказала мама. В ее голосе прозвучала тревога, и
я впервые задумалась, что все это принесет ей.., но было уже слишком поздно.
Да и жизнь ее все равно уже разрушена. Еще немного страданий никак  особенно
не повлияют. По крайней мере, так я думала тогда.
   - Не буду. Она ходит за мной уже дня три.
   - Извращенцы, - раздраженно пробормотал Эллиот, и мама  бросила  на  него
укоризненный взгляд. Разговор затих, и я ушла. Все было сделано отменно. Или
тот, или другой, или оба сразу запомнят мое сообщение.
   Я поднялась к себе в комнату и стала готовиться к свиданию.  Я  намеренно
напустила тумана насчет того, куда иду, и вела себя так хорошо,  что  Эллиот
не стал интересоваться. Я  подкрасила  губы,  надела  хорошее  платье,  свои
лучшие туфли и спрятала  сбережения  (тридцать  семь  долларов  и  семьдесят
центов - еще утром я взяла их из банка; раньше нельзя было, поскольку Эллиот
мог узнать) в кошелек.  Потом  я  обнаружила  в  своих  руках  чемоданчик  и
истерично захихикала. На мгновение я забыла, что меня должны похитить.
   Внизу Эллиот сидел и читал. Я прошла  мимо  мамы,  остановилась  и  вдруг
сердечно обняла ее. Она удивленно улыбнулась мне. Я  двинулась  мимо  отчима
(продолжая читать, он рассеянно провел  языком  по  губам),  заколебалась  и
направилась к двери.
   - Хорошо тебе провести время, -  послышался  сзади  голос  мамы.  -  Будь
осторожна.
   - Я просто иду в кино, - ответила я.
   - Двенадцать часов. Запомни, это  крайнее  время,  -  это,  конечно,  был
Эллиот.
   - Да, сэр, - весело ответила я.
   Дверь за мной закрылась. У меня вдруг появилось жуткое чувство,  будто  я
забыла письма, но они были на месте, прижатые к моим бедрам. Не спрашивайте,
откуда у меня появилась такая идея, но могу сказать вам, спать с  ними  было
очень неудобно.
   Я взглянула на часы. Было очень важно прийти точно вовремя.
   Десять минут девятого.
   Через два блока начиналась Элм-стрит. Это была одна из самых длинных улиц
Ширфул Вистас, тянувшаяся почти на две мили. Здесь имелись  тихие  места,  а
тротуары содержались в полном порядке. Одним словом, ее достроили до  конца,
чего нельзя было сказать о большинстве других улиц Моронвилла.
   Я шла медленно, постепенно начала нервничать и закурила. Джо  должен  был
подъехать сзади.
   Я выбросила свою вторую  сигарету  в  восемь  сорок  восемь,  еще  больше
замедлила шаг и теперь почти ползла. Машины проезжали мимо постоянно,  рядом
со мной проходили пешеходы, что являлось моей главной идеей.
   В девять я начала потеть. Он уже должен был приехать.
   Прошло две минуты, и мне стало ясно, что Джо передумал. Я  просто  поняла
это, и разочарование жестоко ударило меня. Я и не знала, как  сильно  хотела
этого. Вдруг я  почувствовала  отвращение  к  Джо,  к  бедному,  боязливому,
трусливому увальню  Джо,  и  тут  услышала  звук  его  подъезжающей  машины.
Благодаря Бога