Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
сразу: восхищение, удивление, восторг и
любовь. Да, да, именно так он смотрел на меня. И я, как по ниточке, сама
шагнула в расставленные сети опытного Скорпиона.
- Вы как рыба, заплывающая в теплые воды моего душевного Гольфстрима. От
меня рыбы не уплывают, а женщины не уходят. И вам теперь не уйти от меня
А я и не собиралась уходить, истосковалась по мужской ласке, по нежным
словам, рукам и губам: за несколько месяцев я услышала столько красивых слов
о любви, сколько не слышала от всех мужчин, которых любила до него, вместе
взятых.
- Любимая! Моя красавица! Самая красивая! Умница-разумница моя! За что
мне такое счастье? Люблю тебя и буду любить всегда мою Лидочку...
Мне всегда хотелось отвечать ему какой-нибудь песней или арией из оперы.
- Люблю тебя, мой коханый. О мой долгожданный... - пела я своим мощным
голосом арию Марины Мнишек из оперы Мусоргского "Борис Годунов".
Конечно, мы перебрали все пары в истории, какие знали. Больше всего нам
подходили Шопен и Жорж Санд: мой любимый был профессиональным пианистом. И
когда, сидя у рояля, он извлекал божественные звуки этюдов и сонат Фредерика
Шопена, я обожала его и гордилась тем, что привлекла его внимание, что наши
взгляды на любовь и жизнь и музыку совпадают. Я могла часами стоять у рояля
и слушать его. Но нас все время выгоняли из залов, и я так и не смогла в
полной мере насладиться его игрой, - нам не хватало времени.
...Мы встречались каждый день и, как в первый раз, объяснялись в любви,
обнимались и без конца целовались, нежность переполняла его и меня. Вместе
было так хорошо, что мы забывали о времени и о делах. Мы спешили, мы очень
спешили насладиться этой возникшей вдруг между нами потрясающей душевной
близостью. Он сказал, что он один как перст на этом свете, свободен, вполне
самостоятелен, независим от родителей, от двух жен, с которыми давно
развелся. Что я могла ответить ему? Я размышляла, думала. И вдруг вспомнила
анекдот про скорпиона.
Говорит скорпион черепахе: "Перевези меня на ту сторону реки", а черепаха
боится его и отвечает: "Скорпиончик, ты ведь укусишь меня, бедную". - "Нет,
нет, черепашка, даю слово, не укушу, только, ради Бога, перевези". Поверила
дура-черепаха, и они поплыли. Вот уже половину реки переплыли, вдруг
скорпион смертельно кусает черепаху... Тонет она, умирая, и говорит: "Что же
ты, скорпиончик, обещал ведь не кусать, а сам укусил?.." На что скорпион
весело ответил: "А вот такое я говно!" Так и умерла доверчивая черепаха.
Я сразу ему этот анекдот рассказала и получила вместо ответа поцелуй и
уверение в любви.
Любовь наша подкреплялась совместным творчеством - мы задумали сделать
моноспектакль "Грезы любви". Каждый решил поделиться тем, что имел самого
ценного: он - классической музыкой Шопена, Рахманинова, Бетховена, Листа,
Чайковского, а я - стихами Марины Цветаевой. И это была такая находка, что
мы, работая над спектаклем, прожили целую жизнь.
Марина Цветаева соединила нас крепкими узами. С каким волнением я читала:
Здравствуй! Не стрела, не камень: Я! - живейшая из жен:
Жизнь. Обеими руками
В твой невыспавшийся сон.
Как нежно он смотрел на меня, когда играл мелодию "Каста дива" из оперы
"Норма" Беллини.
А я, с замиранием сердца, с каким-то чувством девического стыда и
смущения, застенчиво читала:
Вы столь забывчивы, сколь незабвенны.
- Ах, Вы похожи на улыбку Вашу!
Сказать еще?
При этом он умоляюще и нежно смотрел на меня и кивал в подтверждение:
мол, еще!
- Златого утра краше!
Сказать еще?
И опять кивок.
- Один во всей вселенной!
Самой Любви младой военнопленный,
Рукой Челлини ваянная чаша.
И он продолжал играть божественную мелодию, а я - читать Цветаеву,
вкладывая в ее стихи всю силу своих эмоций и страстей, вызванных юным
пианистом.
Мы прибегали на репетиции, все время в разные концы Москвы, там, где
давали время поработать у рояля, и наш спектакль держал нас и разрастался
все больше, шире и глубже. Подбирать музыку он любил после того, как услышит
стихи, и когда зазвучал Григ, то мы просто "слились в экстазе". И я вдруг
ясно поняла, что душа откликается на эту прекрасную гармонию музыки и поэзии
и это высшее наслаждение, самое яркое эстетическое удовольствие. И ближе
ничего не может быть, секс становится лишним, ненужным, неважным элементом
нашей жизни.
Господи, душа сбылась:
Умысел мой самый тайный, -
снова вспомнила Цветаеву.
Что еще желать? Двое - это совсем не то, что один или одна. Вдвоем все
интереснее вдвойне. И мы бродили по улицам такой любимой Москвы, и я как
старая москвичка рассказывала ему, рожденному в Новороссийске, об улицах и
площадях. Любовь была нашей третьей спутницей, и народ оглядывался на нас.
Потом были концерты, гастроли, работа вместе на сцене, перелеты,
переезды. Бытовые трудности мы переносили легко и с юмором. В быту он был
удобен и неприхотлив, в еде жаден и неутолим. Больше всего ему нравилась моя
жареная картошка, которую я умела жарить на разный манер, каждый день
разную, знаю я такие рецепты. И ничто не предвещало беды... Только было
немного страшно оттого, что все слишком хорошо.
Сидя в вечернем кафе и глядя мне в глаза, он попросил:
- Давай не будем спешить с сексом. После этого все может измениться, а
мне бы этого не хотелось. Нам ведь и так хорошо вместе, любимая!
- "Нам некуда больше спешить", - отшучивалась я.
Потом:
- Я не хочу знать о прошлом, я его принимаю, но не хочу быть твоим новым
любовником. Дело в том, что я-то хочу быть твоим... законным супругом,
понимаешь?
"...Хм, да. Понимаю..." - подумала я про себя и сказала:
- Понимаю слегка. Ну что ж, отвечу тебе, как Крупская Ленину: "Женой так
женой".
На этом разговор и кончился.
А потом начался "отлив": "Я устал". "Денег нет". "Концертов нет".
"Рекламы нет". "Настроения нет" и т.д.
Был и у меня спад настроения, эмоциональный всплеск недовольства, и мне
захотелось сказать вдруг: "Какого черта ты свалился мне на голову, мне своих
забот хватает, и финансовых, и творческих, и бытовых. Почему я должна с
тобой носиться, как курица с яйцом? Жилось же тебе как-то до этой встречи!
Так почему все заботы ты теперь переложил на меня?" И только я хотела всех
этих "собак" навешать на него, как прочитала свой гороскоп и узнала о
неблагосклонности сейчас ко мне Юпитера. Я замерла и стала размышлять:
"Неужели мы так зависим от планет на небе? И что же тогда есть мы, если нами
можно управлять, как марионетками? И как же живут те люди, которые не знают
о расположении звезд на небе? Они все время ссорятся? А планеты смеются над
ними?"
Но так или иначе, я не опозорилась, не показала свой гнев, а перетерпела,
свалив все на Юпитера. Прошла всего неделя охлаждения, и снова на небосклоне
нашей любви выглянуло солнце и улыбка осветила наши лица. Снова речь зашла о
свадьбе, о том, как хорошо будет жить и репетировать дома, и с гастролей
возвращаться вместе, и есть жареную картошку, и пить шампанское. А дети?
Какие дети? Тебе нужны дети? Ну, если нужны, мы их вырастим в пробирке...
- Послушай, если мы поженимся, у меня сразу будет взрослая дочь? -
спросил как-то он меня.
- И не только, - ответила я смеясь. - У тебя сразу будут и два внука:
один футболист, другой велосипедист.
Он серьезно задумался над такой перспективой, а я решила, может быть,
впервые в жизни не вмешиваться в процесс, который шел уже три месяца. Он сам
будет режиссер и исполнитель спектакля с названием "Жизнь".
А потом было его выступление по радио, чтобы собрать народ на наш
моноспектакль "Грезы любви".
Он говорил в эфир:
- Я пришел на концерт и сразу получил мощный психотерапевтический заряд.
Энергетика, которая шла от исполнительницы, заводила весь зал. Завела меня
тоже. Я теперь люблю эту женщину, эту артистку, эту певицу, этого
удивительного человека. Мы всех приглашаем на наш спектакль "Грезы любви"!
...Я стояла на авансцене и читала Марину Цветаеву:
Кабы нас с тобой - да судьба свела -
Ох, веселые пошли бы по земле дела!
И занавес открывался, и сидел за роялем тот, с кем свела меня судьба.
Сияли его глаза, и трепетала моя душа, и хлопали зрители, и был рояль
завален цветами.
Прошло две недели после спектакля. Вышли газеты с рекламными материалами
о нашей музыкальной "лав стори", мы проездили на машинах от дома до дома
кучу денег, съели еще полмешка картошки, привезли ко мне домой пианино,
выстроили грандиозные планы, заказали сценические костюмы...
И вдруг телефонный звонок:
- Нам надо расстаться навсегда...
Повисла тяжелая пауза. Я сознавала, что это не каприз, что говорит это не
он, вернее, он, но под диктовку, кто-то его "пасет" и дает указание, но кто?
И зачем?
Вчера еще в глаза глядел,
А нынче - все косится в сторону!
Вчера еще до птиц сидел, -
Все жаворонки нынче - вороны!
Я глупая, а ты умен,
Живой, а я остолбенелая.
О вопль женщин всех времен:
"Мой милый, чт?о тебе я сделала?"...
Увозят милых корабли,
Уводит их дорога белая...
И стон стоит вдоль всей земли:
"Мой милый, чт?о тебе я сделала?!"
ДВЕ ЗВЕЗДЫ
В небе полночном, в небе весеннем
Падали две звезды.
Падали звезды мягким свеченьем
В утренние сады.
Этот счастливый праздник паденья
Головы им вскружил.
Только вернуться вместе на землю
Не было больше сил.
Две звезды, две светлых повести,
В своей любви, как в невесомости.
Два голоса среди молчания,
В небесном храме звезд венчание...
Наши голоса сливались, когда мы пели гимн своей любви, и не было
счастливее людей. В припеве он делал подголосок, и получался такой красивый
звуковой слоеный бутерброд. Все заслушивались, а мы разливались соловьями. И
при каждом удобном случае просили послушать нас. Нам казалось, что если мы
любим, значит, и все вокруг тоже любят.
И вот завтра Народный салон без него. Сейчас четыре часа ночи, я сижу на
кухне, и скорблю, и тоскую, и думаю, и вспоминаю все, что связано со сценой,
с нашими с ним выступлениями, где мы так дополняли друг друга, хотя оба
лидеры и солисты, и чувствовали себя действительно как две звезды.
Первое наше появление в Салоне было встречено бурными, добрыми
аплодисментами. Он у рояля, я у микрофона. И те, кто хоть немного понимает в
музыке, увидели и услышали, что это сама любовь льется в микрофон. У меня
внутри все замирало от страха, от напряжения и волнения. Мне казалось, все
видят и понимают - "На воре шапка горит". Так и я горела. В первом отделении
он мне аккомпанировал, а в антракте мы вбежали в гримерку и бросились друг к
другу. Мы целовались долго и радостно:
- Знали бы наши зрители, чем мы тут с тобой занимаемся!
Сколько было благодарности в этих поцелуях и объятиях! Все чудно и
чудн?о!
Потом я переживала, выпуская его одного на сцену. Как его примет наша уже
сформировавшаяся публика? Все-таки немолодые. А он "попса" чистая, хотя и
песни его с философским уклоном, и сам он, без сомнения, талантлив. Он тоже
волновался, пел под минусовую, живьем, хотя раньше себе этого "не позволял".
Но я поставила условие - живьем, чтобы почувствовал кайф от отдачи, от
своего напряжения. И когда раздались первые аплодисменты, у меня отлегло -
приняли! И его радости не было границ. Песни свои он посвящал мне, предваряя
выступление словами:
- Я эту песню посвящаю Лидии Ивановой, великолепной женщине, отличной
журналистке, талантливому человеку, этому вихрю страстей и эмоций, моей
любимой Лидочке.
Женщины таяли, а некоторые даже плакали, когда в финале песни он вставал
передо мной на колени и целовал руку. Он это сделал в первый раз в Дмитрове,
где мы выступали в местной библиотеке. Это было неожиданно, и я сама
растерялась, когда увидела его коленопреклоненным.
Потом на банкете была смешная ситуация. Нам страшно хотелось целоваться.
И он якобы пошел курить, а я с ним. В комнате, как назло, курила целая
толпа, но мы всех "перекурили", чтобы остаться наконец одним и предаться
любимым утехам. Однако одна весьма любопытная дама словно приросла к стулу и
зорко за нами следила. Мой большой веер не спасал, она видела, как мы за ним
потихонечку поцеловываемся, и никак не хотела покидать своего поста. И тогда
я сказала:
- Ой, кто там так хорошо поет? Идем послушаем! - И привстала со стула.
Провокация удалась, дама ушла, а мы начали смеяться и над ней, и над
собой, и от счастья...
Как же все прекрасно начиналось! После концерта ехали в машине, которую
вел какой-то шальной дядька. На заднем сиденье сидел мой бывший многолетний
любовник, а теперь помощник по хозяйству, который потихоньку-полегоньку
начал критиковать выступление моего нынешнего друга. Я замерла, но решила
дать любимому возможность самому парировать и защищаться. И он умно и
корректно отвечал на все вопросы и отбивался.
Потом мы дважды выезжали на гастроли в Смоленскую область, радовали
публику и сами радовались.
Помню сцену в поезде: "Вашему сыну принести чай?" Это нормально, и мы
даже не обиделись - все-таки сорок лет разница в возрасте, это что-то!
Просто было безотчетно весело.
Уверенные в себе и в своей любви, мы представляли картину весьма
оригинальную. Нам завидовали, нас разглядывали, нас расспрашивали, и все
удивлялись, что мы нашли друг в друге. А мы нашли самое главное - понимание.
Мы хотели понимать друг друга - мы понимали. Мы хотели любить друг друга - и
любили.
В Сафонове стойко терпели холод на сцене. Изо рта шел пар, когда я пела.
А ему вообще хотелось играть в перчатках. Для разогрева я взяла бутылку
хорошего коньяка. Налили по рюмке, и я пошла работать на сцену, оставив его
за кулисами с организатором этого концерта. Она тоже замерзла и предложила
ему выпить. Уходя, я попросила его вовремя остановить "Распутина", мелодию
"Бони М", чтобы я не танцевала шесть минут. Он должен был выключить звук на
середине. И вот я танцую, танцую, танцую, а никто не останавливает музыку.
От злости я подскочила к занавесу и крикнула ему за кулисы:
- Мне что, до утра танцевать? - И наткнулась на него, стоявшего вплотную
к этой самой организаторше, с рюмками в руках. Мне показалось, что я
помешала их поцелую... Ух, я рассвирепела. Начала кидать вещи в сумку,
подчеркнуто-выразительно молча, пыхтя пыталась застегнуть сапоги. Он
проворно подскочил помочь. Он заискивал передо мной. Еще противнее стало.
Он понял, что я приревновала его.
- Ну вот, н а ч и н а е т с я, - серьезно и разочарованно протянул он.
И я устыдилась своей минутной женской слабости. Подумает обо мне, что я,
как все бабы, ревнючая. А я не хочу быть как все. Я выше банальной ревности.
Смешно даже. Я ревную? Да ни за что! Я уверена в себе, уверена в нем - и
вообще, звезды не ревнуют. Так я убеждала себя, пока мы ехали в машине. И
когда приехали на пикник в лес, я была сама кротость, само лукавство и
обаяние. И полностью реабилитировала себя.
На краю большой деревни, за которой начинался лес, я увидела просто
декорацию из фильма "Зеркало". Изгородь, закат и двое незнакомцев. Спросила
у него, не напоминает ли это кино? Он согласился. Мы стояли, смотрели на
закат, дым его сигареты застилал глаза. А я думала: вот из таких минут
складывается жизнь.
"Остановись, мгновенье! Ты прекрасно..."
А потом был шашлык, березы, и его песня "В Париже" звучала сладостной
симфонией счастья, скрепленного поцелуем. И уже сидя вечером за накрытым
столом, мы весело распевали: "Две звезды, две светлых повести..." И песня
про нас, и все слова для нас, и вообще весь мир существует для нас.
- Господи, какое-то наваждение. Куда-то нас несет неведомая сила. И
ничего нельзя сделать. Летим вместе, как те две звезды в небе.
Полностью усыпил бдительность, да и не хотелось ничего "бдить", только
любить без оглядки, без мыслей о прошлом, о будущем.
Прекрасное познается без анализа, спонтанно, естественно, искренне. И
если человек сумел вызвать этот взрыв эмоций, раскочегарить свой вулкан и
запалить чужой, значит, это кому-нибудь нужно.
А потом был поезд "Смоленск - Москва", и вдвоем, еле уместившись на
полке, мы тихо беседовали. Моя голова покоилась на его коленях, он нежно
гладил мои волосы, я вдыхала аромат его прокуренных рук...
А еще была Пермь. Удивительный город с удивительной историей и Музеем
деревянных скульптур богов - памятник язычеству. Для нас он стал
своеобразным свадебным путешествием.
Наша дружба действительно напоминала гражданский брак, только понарошку.
Мы встречались, общались, вместе пили, ели каждый день, а ночевать он всегда
уезжал домой. Настолько это было ТАБУ, что когда встал вопрос о том, как
ехать в аэропорт - самолет в Пермь вылетал в шесть утра, - и я сказала, что
можно переночевать у меня, он испугался. Хотя я честно предложила ему
раскладушку. Он обиделся:
- Ну зачем же раскладушку? Что же я, не мужчина?
Но доказательств, что он мужчина, не потребовалось. Рейс перенесли на
вечер, и мы благополучно улетели.
Встретили нас хорошо, поселили замечательно - каждому по номеру "люкс".
Вечер был свободен, и мы, нарядившись, отправились в местный ресторан. Там
шел стриптиз красивых девушек. Он даже не повернул головы в их сторону и
только смотрел на меня, как будто видел в последний раз и хотел запомнить
навсегда. "Эти глаза напротив чайного цвета" - я просто утопала в них...
Свеча горела на столе, играла музыка, мы пили шампанское.
Впервые сбылась моя мечта - мы танцевали. Я скрестила руки с веером на
его талии, а он положил свои мне на плечи, и мы "поплыли". Нас никто не
узнал, мы были пришельцами с другой планеты.
- Какая же ты красивая! И очень, очень молодая! Я люблю тебя! - повторял
он страстно и нежно.
Про глаза я не говорю - они излучали частицы "теле", а как известно из
исследований американского ученого Маслоу, в радиус их излучения попадают
индивиды противоположного пола. Вот я и попала, и погибла, и не хотела
другого. "Любить так любить", и я любила, открыто и искренне. Ему, похоже,
тоже надоело лукавить и хитрить, и он говорил все как есть. И в этом был
особый кайф.
После ужина он довел меня до номера, поцеловал и пошел в свой. Назавтра
был ответственнейший концерт, поэтому мыслей о сексе даже не появлялось.
Надо было сосредоточиться на работе. Утро, северное, снежное, сияющее
солнцем, наступило, и мы встретились за завтраком.
Свежевыбритый и вымытый, сидел он напротив меня, и сами собой вспомнились стихи Марины Цветаевой:
Жизнь: распахнутая радость
Поздороваться с утра!
В два часа был концерт - и какой! У рояля был надежный тыл, и я пела от
души - хлопали. Он, как настоящий опытный режиссер, руководил мной. Потом я
танцевала под аплодисменты зала, потом он пел - хорошо, прямо как Филипп
Киркоров, - и получил заслуженные аплодисменты. И был банкет, и он говорил о
нашей любви и о том, что мы скоро поженимся...
Гастроли нас породнили. И мы мирно спали в креслах, подлетая к Москве.
Наше безмятежное любовное путешествие по жизни продолжалось, и никакая
лодка не разбивалась о быт, так как именно в быту, дома, на кухне нам было
по-настоящему комфортно и никто, абсолютно никто, не был нужен. Мы парили
одни в своем облаке, и всякий третий был лишний.
Почему иногда не дружат с хорошими семей