Рубин и страшно горжусь этой  драгоценной  фамилией.  А  у
тебя, птичка, все на лице написано. Ты же едва на ногах стоишь.
   Ложись, отдыхай, я тебя понимаю... Хочешь, чаю сделаю?
   Она легла  и  закрыла  глаза.  Неужели  Гриша  любит  ее?  Ева  стала
вспоминать все, что за время их знакомства он сделал  для  нее.  Ведь  в
самые трудные моменты ее жизни она обращалась  только  к  нему.  Это  он
утешал ее после развода с Анохиным, хотя  виновата  во  всем  была  она:
Коля, муж, приехал к Драницыну на дачу и застал их там в постели. А ведь
он знал обо всем или догадывался раньше... И после всего Гриша приехал к
нему и убедил его оставить ей квартиру!.. А может, заплатил ему?
   Ну конечно, как же она раньше не поняла! Не мог Анохин, даже из любви
к ней, сделать такой широкий жест. Он и за границу-то уехал из-за денег,
а ведь эта трехкомнатная много стоит. А  когда  два  года  назад  умерла
мама, кто оплатил похороны? Гриша.
   Он давал ей деньги, пока она не стала встречаться с  Вадимом.  Может,
он и  пьет  оттого,  что  она  не  обращает  на  него  внимания?  А  тот
американец?.. Господи, вдруг осенило ее. Неужели это сам Рубин  купил  у
нее "Желтые цветы"?
   Она вскочила и побежала на кухню.
   Гриша уже готовился нести чай. Увидев ее в разлетающемся  халате,  он
боязливо коснулся своими огромными ручищами ее плеч.
   - Что с тобой, птичка?
   Она только сейчас заметила, какая на нем роскошная  льняная  рубашка,
белая, в серую полоску, какие великолепные  черные  брюки.  Он,  похоже,
надел все самое лучшее, что у него было, лишь бы понравиться ей.
   - Гриша, это ты купил мою картину?
   - Не понял. Какую картину? О чем ты?
   - "Желтые цветы". Признавайся.
   - Нет же.
   - Хочешь сказать, что тот щуплый американец?
   - Сначала - да.
   - Как это - сначала?
   - Он перекупщик. Такой же, как и я Но почему  тебя  это  волнует?  Он
продаст ее кому-нибудь дороже. Я же работаю в этом  направлении.  Мы  же
тебе имя делаем, птичка. Ты-то сама себе цены не знаешь.
   - Хорошо, а квартиру, вот эту, анохинскую? Ты?
   - Я, - признался он и принялся спокойно разливать чай по чашкам. - Ты
обиделась?
   - Нет, - ответила  она  растерянно.  -  Но  почему  же  я  раньше  не
догадалась? Мне пришло это в голову только что...
   - Я не хотел, чтобы ты жила, как твоя мама, в коммуналке. У меня были
деньги. Почему бы не помочь?
   - Но это слишком щедрый подарок...
   - А мне для тебя ничего не жалко. Абсолютно. Ты есть, а это для  меня
самое главное.
   - Ты меня любишь?
   - А ты только сегодня это поняла?
   - Да. Только что. Послушай, как же ты жил все это время? Ты  же  меня
сам, на своей машине на дачу к Драницыну возил,  терпел,  когда  я  тебя
ночью вызывала, чтоб поплакаться на твоей широкой груди... А теперь, так
сказать, своими же руками отправил к Бернару... Ты знал о нем?
   - Знал. Я собирался и раньше вас познакомить, но.., я предчувствовал.
Получается так, что я жуткий эгоист. Вот подумай сама,  что  мешало  мне
раньше отправить тебя за границу? Или ты хуже писала? Нет же.
   Мне было важно знать, что ты в Москве, где-то  рядом,  что  я  всегда
могу заехать и увидеть тебя.
   А Натали заприметила тебя давно. Не сказать, чтобы она  была  заядлая
коллекционерка, скорее  взбалмошная  женщина,  которая  не  знает,  куда
девать деньги. Это мои клиенты, а таких людей по миру знаешь сколько...
   - Но ты не мог предугадать, что я понравлюсь Бернару.
   - Значит, мог. Не то чтобы предугадать, но предположить.
   - Но ты не знал, что они поедут на дачу к Фибиху и тот  потеряет  там
свои ключи. Ведь если бы не это, Бернар не оказался бы в моей квартире.
   - Ну и что, он должен был приехать  в  Подвал  в  тот  вечер,  в  тот
четверг. Но  внезапно  уехал.  Я  тогда  не  знал,  что  вы  уже  успели
познакомиться. Так что это судьба, Ева. А потом мне позвонила  Натали  и
сказала, что Бернар "страдает по русской Еве". Она спросила меня, что ты
из себя представляешь, и я, как мог, объяснил.
   - Судя по реакции Натали при моем появлении, могу вообразить. "Ничего
особенного", я угадала?
   - Я не хотел ее расстраивать, щадил ее чувства. Она любит Бернара.  И
это самое, пожалуй, трагичное в вашей истории.
   Чувствую сердцем: не отпустит она его просто  так.  Что-то  случится.
Обязательно.
   - Не пугай меня. Что может случиться?
   Ей не понравился этот разговор. Столько всего навалилось в этот день,
что невозможно было обо всем думать. Одно ясно: фамилию Анохина  супруги
Жуве знали задолго до встречи Евы с Бернаром. И только случай  приблизил
эту встречу.
   - Значит, ты знаешь, где я провела эту ночь? - спросила  она  упавшим
голосом.
   - Знаю. Я видел, как он в аэропорту усаживал тебя в машину.
   - Гриша! Но это же мазохизм! Почему бы тебе  не  вычеркнуть  меня  из
своей жизни? Тебе же больно.
   - Это не в моих силах.
   Она выпила остывший чай и поняла, что у нее нет сил даже подняться со
стула. Как ей хотелось, чтобы Гриша ушел! Чтобы он не видел на  ее  лице
следы этой ночи.
   - Пойдем, я провожу тебя  в  спальню,  -  предложил  он  и  помог  ей
подняться. - Можно, я посмотрю, как ты будешь раздеваться? Не  бойся,  я
не наброшусь на тебя. Как ты понимаешь, я мог бы сделать  это  еще  пять
лет назад.
   Я хочу посмотреть на твое тело.
   И она не смогла ему отказать в такой малости. Она сняла с себя халат.
Почему женщины не любят Гришу?
   Он опустился перед ней на колени и обвил руками ее тонкую талию.
   - Я много раз представлял тебя обнаженной, но ты лучше,  чем  в  моих
мечтах... Я не знал, что у тебя  такая  талия,  такая  нежная  спина,  -
шептал он, прижимаясь щекой к  ее  животу,  -  такая  красивая  грудь  и
гладкий живот... Я понимаю всех твоих мужчин.
   Ева растроганно смотрела, как Гриша целует  ее  колени,  и  в  порыве
нахлынувшей на нее нежности  обняла  его  голову,  провела  пальцами  по
черным кудрям.
   - Ты хочешь быть моим мужчиной? - прошептала она и  затаила  дыхание,
смутно представляя себе, что может последовать за ее словами.
   - Да. Хотя бы раз. Я сделаю все, как ты скажешь.
   Она легла на спину и закрыла глаза.
   - Ты можешь мне не поверить, но я тоже этого хочу. Ну же...

***

   Ева открыла глаза и сразу же вспомнила, что она дома. В дверь еще раз
позвонили, а она все разглядывала  орнамент  на  стене,  напомнивший  ей
почему-то первые минуты близости с Гришей. Она сошла с ума.
   "Но он оказался прекрасным любовником", - подумала Ева, направляясь к
двери.
   Она  чувствовала  себя  превосходно.  Казалось,  тело   выражало   ей
благодарность за все те безумства, которые она позволила себе с тех пор,
как  приехала  домой.  Разум  молчал.  Совесть  тоже.  Жизнь  дарила  ей
сладостные  минуты  любви,  пусть  и  окрашенной  в  ярко-красные   тона
самообмана и сиреневые - благодарности.
   Увидев на пороге Фибиха, она обняла его.
   Профессор выглядел озадаченным.
   - Ева, с приездом, конечно, но мне кажется, я  совершил  непоправимую
ошибку.
   - Что случилось? Что-нибудь с картинами?
   - Ну вот, вы все и поняли. Они же как дети вам, я понимаю.
   - Что-нибудь пропало? Не молчите! Я же за ними и приехала!
   - Нет-нет, боже упаси, все они целехоньки. Но  я  показал  их  одному
человеку. Я даже не запомнил, как его зовут. Мой  адрес  ему  дал  некий
Рубин. Кажется, это ваш хороший знакомый.
   "Не то слово".
   - И что? Он их посмотрел? Что-нибудь сказал?
   - Нет. Он только причмокивал губами. По-моему, они ему понравились.
   - И вы не побоялись впустить к себе в дом незнакомого человека?
   - У него такая благородная внешность. К тому же он в годах. Ну нельзя
же, согласитесь, в каждом человеке видеть грабителя  или  убийцу.  Кроме
того, ближе к старости человек несколько иначе смотрит на эти вещи.
   Словом, я вам признался.
   - Глеб Борисыч, вы не знаете, почему  я  до  сих  пор  держу  вас  на
пороге?
   - Нет, извините.
   - Да потому,  смешной  вы  человек,  что  испугали  меня  до  смерти.
Проходите, пожалуйста.
   - Нет-нет, я хочу сказать вам еще вот что...
   Звонил Бернар. - Он по-птичьи наклонил  голову  набок  и  внимательно
посмотрел на Еву. - Вчера вечером. Он  беспокоился,  что  вы  не  берете
трубку.
   - Боже! - Она взволнованно затеребила  поясок  халата.  -  Все  очень
просто: я не успела включить телефон.  -  На  этот  раз  она  не  лгала,
телефон действительно был отключен.
   - Он будет звонить вечером. А еще он передал вам привет.
   - Спасибо. Может, зайдете?
   - Нет, благодарю. Ко мне  сейчас  придет  друг..,  мы  с  ним  должны
доиграть партию в шахматы...
   Ева метнулась в; кладовку и достала оттуда чемодан.
   - Я же совсем забыла! Все  проспала.  У  меня  для  вас  посылка.  От
Пейрара.
   - Ну вот... Спасибо. Это тоже про саранчу, но только про другую...
   Он ушел, а Ева решила все-таки  перед  тем,  как  звонить  Драницыну,
выпить чаю. На столе  она  нашла  маленькую  сафьяновую  коробочку.  Она
открыла  ее  и  обомлела:  там  лежало  кольцо  с  крупным  бриллиантом.
Гриша..'. Ева поцеловала кольцо и еще долго стояла, глядя в окно.

***

   Вечером, когда она ждала прихода Драницына и нервничала, не зная, что
ей лучше надеть, позвонил Бернар.
   - Бернар! Говорю сразу, что у меня,  глупой,  был  отключен  телефон.
Долетела хорошо, чувствую себя нормально. Жду прихода Левы.
   Фибиху кассету передала. Ты почему молчишь?
   -  Рад  слышать  твой  голос.  Я  ужасно  скучаю.  У   меня   новости
неутешительные. Ты была права. - Он говорил очень тихо. -  Я  не  должен
был ей объяснять...
   - Что случилось? - У нее мороз пошел  по  коже  и  ее  снова  охватил
страх. Она словно вынырнула из цветного дурмана удовольствий,  и  теперь
настало время реальных черно-белых событий.
   - Я сказал Натали, что у нас с тобой все серьезно и что  я  не  смогу
выполнить наш уговор.
   - И что? Как она отреагировала?
   - Она сказала, что это теперь не имеет значения. Сказала  и  ушла.  И
больше из своей комнаты не выходила. Симон сейчас у нее...
   - Что с ней?
   - Меланхолия. Черная меланхолия. И еще: она спрашивала, отдала ли  ты
Драницыну пакет.
   - Лева еще не пришел. Как только придет, так сразу же и отдам.
   - Ну хорошо, я так ей и передам.
   - Бернар, поцелуй ее от меня. Все, дорогой,  звонят.  Это,  наверное.
Лева. Целую.
   Она побежала открывать.

***

   У Левы  было  пропорциональное,  идеально  сотворенное  тело,  словно
тщательно скроенное.
   Слегка вытянутое лицо с приподнятыми к вискам глазами  цвета  опавшей
листвы, тяжелые веки, крупный прямой нос и темные  полные  губы.  Густые
светло-русые волосы с единственной седой прядью посредине, тоже  эффект,
доставшийся от природы.
   Их сближало с Евой, пожалуй, то, что оба были талантливы не только  в
живописи, но и в одиночестве. Кроме того, они ощущали себя  родственными
душами, любили друг друга, но не могли долгое время существовать  рядом.
Встречи были  редкими,  непродолжительными,  но  бурными.  Утомленные  и
пресыщенные  друг  другом,  они  расставались:  Ева  уезжала  в  Москву,
Драницын, проводив ее на электричку, возвращался к себе на дачу.
   Неразговорчивый, спокойный и вроде бы  ленивый  до  безобразия,  Лева
между тем много ходил пешком, много работал и много наблюдал.
   Сидя  в  своей  захламленной  мастерской   с   неизменно   включенным
электрическим чайником на табурете, он писал обнаженных женщин.
   Увидев Еву, он обнял ее:
   - Салют! Мне на дачу провели телефон.
   Звонила Жуве, говорила о каком-то конверте.
   - Зайдешь?
   - Тебя на сколько отпустили?
   - На пять дней. Я приехала вчера ночью.
   А что, ты занят?
   - Нет. Я намерен вплотную заниматься только тобой.
   - Так пройди, поговорим.
   - Некогда. Там внизу - такси.  Поедем  ко  мне.  День-два  ничего  не
изменят.
   - Но почему к тебе-то? Я думала, мы  с  тобой  упакуем  картины,  все
обсудим, и ты освободишься от меня.
   - А где картины? - Драницын в нетерпении постукивал носком ботинка об
пол.
   - У Фибиха, через стенку. Надо же  и  с  ним  договориться.  Вдруг  в
нужный момент его дома не окажется.
   - Нет, не так. У тебя его телефон есть?
   Есть. От меня позвонишь и обо всем договоришься. Как с билетом?
   - За билет отвечает Гриша. Он привезет мне его послезавтра.
   - И ему тоже позвонишь. Вот проблем-то!
   Все, кончай разговоры, одевайся, возьми что-нибудь теплое, я жду тебя
в машине.
   Начинается. Вернее, продолжается. Все ставят ей условия. Но  тут  она
вспомнила Вадима, что он будет ждать ее возвращения весь вечер, а потом,
не выдержав, наверняка придет за ней, и решила принять предложение Левы.
Ева бежала от разговора с Вадимом, объясняться с ним было выше  ее  сил.
Ведь должен же он понять, что слабость - одна из ее ипостасей. Будь  она
сильной и принципиальной, вряд ли он смог бы ее полюбить. А так  -  один
слабее другого, что может быть безнадежнее? Непонятно вообще, почему  их
роман так затянулся. Она надела брюки и шелковую кофточку и, захватив  с
собой чемодан, который так и не успела распаковать, вышла  из  квартиры.
Позвонила Фибиху и, предупредив его, что  вернется  через  день  забрать
картины, легко спустилась по лестнице.
   В машине Лева обнял ее и сказал на ухо, что счастлив.

***

   На даче он сразу повел ее  в  сад.  Но  прогулка  вышла  неудачной  -
потемнело, подул холодный ветер, который, стянув на небе обрывки  туч  в
одну лиловую, заметался по саду, предвещая дождь.
   - Хотел тебе показать войлочную вишню, она, правда, еще  зеленая,  но
пушистая, как твоя кожа. - Лева обнял ее за плечи и повел к дому.
   - Ты хочешь сказать, что у меня зеленая кожа? -  попыталась  пошутить
Ева, не понимая, зачем он ее сюда привез. Неужели только за  тем,  чтобы
показать войлочную вишню? Вернее, его-то она как раз и понимала,  а  вот
себя - нет. Вряд ли он ограничится вот этим дружеским объятием.
   Дом был двухэтажный, с двумя комнатками внизу (плюс кухня и  веранда)
и огромной мансардой-спальней наверху. Рядом с домом мостились крохотная
банька и небольшая терраса с выложенным из обломков мраморных плит полом
и навесом с деревянными решетками, увитыми виноградом. Здесь же, врастая
железными прутьями в землю, стоял старый мангал, забитый дровами.
   - Лева, неужели ты пригласил меня на шашлык?
   - А ты думала, я зачем тебя сюда привез? - Сбросив плащ здесь же,  на
террасе, он принялся уверенно разжигать огонь.  -  Только  бы  дождя  не
было. А тебе здесь, на ветру, оставаться никак нельзя. Я же тебе  сказал
русским языком, чтобы оделась потеплее.
   Ева  действительно  замерзла.  Она  закуталась  в   Левин   плащ   и,
устроившись  на  деревянной  лавке,  молча  наблюдала,  как  разгораются
поленья и как Лева толстым вишневым прутом ворошит угли в мангале.
   - Что ей нужно, не знаешь? Что за конверт?
   - Она не сказала. Все хочу тебя спросить: откуда ты знаешь Натали?
   - В Подвале познакомились сто лет назад.
   Мне тогда деньги нужны были позарез, ну, я и продал ей твой  триптих.
Неудачная вещь.
   Ева промолчала. В живописи не могло быть одного мнения. Дело вкуса.
   - Ты знала?
   - - Нет. - Она не стала выдавать Гришу. - В  Париже,  у  нее  в  доме
увидела.
   - Ты прости, я понимаю, подарок, но очень нужно было.
   Лева сходил в дом, принес мясо, шампуры, и Ева  принялась  нанизывать
на них разбухшие розовые куски свинины. Все это выглядело так аппетитно,
так густо было сдобрено пряностями, что Ева с трудом удерживалась, чтобы
не съесть мясо сырым.
   Лева оглянулся и поймал ее взгляд.
   - А ты все такая же хищница?
   Она не ответила. Тогда он подошел к ней и, не обращая внимания на  ее
немые протесты - руки в сметане, шампур, того и гляди,  вонзится  в  его
живот, - поднял ее лицо и поцеловал в губы. Ветер спутывал их  волосы  и
задувал огонь в мангале. Стало совсем темно.
   Наконец дрова догорели, и Лева отпустил Еву.
   Оказывается, они простояли  так  довольно  долго.  Шелковая  кофточка
оказалась расстегнутой, Левин свитер серой кошкой свернулся на лавке.
   - Ты помнишь, как мы жили здесь с тобой? - Он как ни в чем не  бывало
подхватил готовые шампуры с мясом и устраивал их над углями.
   - Нет. Я ничего не помню и не хочу помнить.
   - Ну как же, здесь цвел куст бульдонежа... а там  ты  сама  вырастила
астры...
   - Твой бульдонеж цвел весной, а я была здесь осенью. И астры посадила
не я.
   - Когда цвел бульдонеж, ты прожила здесь всего  несколько  дней,  это
верно. Астры мне дала соседка, рассадой, но ухаживала за  ними  ты...  Я
хочу, чтобы ты все вспомнила.
   - Лева, я, наверное, сейчас поеду домой.
   Шашлык - это, конечно, хорошо, но я не могу  оставаться  с  тобой  на
ночь. Ты же знаешь, я теперь живу там, у Натали... Я люблю Бернара...
   - - Красивый мужик. Уверен, что и он тебя  тоже  любит.  Но  ведь  он
никогда не узнает, что ты была здесь. Побудь со мной. - Он подошел к ней
и обнял. - Я здесь совсем одичал. Во мне столько неистраченной  энергии.
Я переполнен любовью. Я просто зверь.
   - Здесь, в деревне, что, нет женщин?
   - Сколько хочешь. Но мне нужна  только  ты.  Какое  у  тебя  красивое
кольцо. Это тебе Бернар подарил?
   - Нет, Гриша.
   - Гриша? Странно. Оказывается, я ничего не понимаю в людях. Я считал,
что Гриша - бесчувственное животное. Но я не  ревную  тебя  ни  к  кому.
Потому что я помню ту осень, помню тебя и все то, что ты мне говорила..,
тогда.
   Я не знаю, каким я должен быть, чтобы ты осталась со мной... Не знаю,
из какого материала ты сделана, ты просто ускользаешь из рук...  Ну  что
ты мне ответишь?
   - Отвечу, что мне холодно, во-первых,  а  во-вторых,  у  тебя  шашлык
подгорает. - Дразнящий аромат жареного мяса вывел  ее  из  задумчивости.
Она почти не слушала Леву. Обняв себя за плечи, она сидела  на  лавке  и
раскачивалась из стороны в сторону. Конечно, она вспомнила  все.  Забыть
Леву невозможно. А от его последнего поцелуя ее бросило в жар.
   Лева принес водку и  красные,  фаршированные  морковью,  маринованные
перцы. На  огромном  глиняном  блюде  шипел  аппетитный  шашлык,  стояла
мисочка с луком в уксусе, высился горкой нарезанный деревенский хлеб.
   - Подожди минутку! - Лева бросился в дом и вышел оттуда  с  шерстяным
жакетом. - Вот, надень, а то замерзнешь. Теперь  давай  выпьем  за  твой
приезд...
   Она пила и ела,  точно  в  тумане,  пока  не  поняла,  что  заболела.
Московская погода наказала ее за предательство. Она  поняла  это  только
после того, как перестала  наслаждаться  вкусом  шашлыка.  Стало  больно
глотать.
   - Лева, я, кажется, заболеваю. Может, мне не стоит пить?
   - Как знаешь. Ты взрослая девочка.
   Прогремел гром, и по виноградным листьям  застучал  крупными  каплями
дождь. Все было съедено, недопитая водка перекочевала в кухню.
   Едва они вошли в дом, на сад обрушился ливень.
   - Успели все-таки. - Лева помог Еве переодеться во фланелевый мужской
халат до пят и уложил  в  постель.  Она  лежала  на  широкой  деревянной
самодельной кровати под красным, в  желтых  петухах,  одеялом  и  молила
бога, чтобы поскорее прошла простуда. Временами  ей  казалось,  что  она
слышит голос Бернара.
   "Неужели я брежу? Почему мне так плохо?"
   Вдруг Еве начинало казаться, что она  находится  в  квартире  Вадима.
Зачем она согласилась поехать к нему? И вообще, почему все  складывается
таким образом, что мужчин в ее жизни все больше и больше? Почему она  не
может остановиться на одном и успокоиться? Она боялась признаться  себе,
что присутствие рядом мужчины придает ей силы и вдохновляет на написание
новых работ, равно как и любовные игры она постепенно возвела  в  культ.
Быть может, таким образом она пыталась уравновесить  те  периоды  жизни,
когда запиралась в мастерской и писала до изнеможения, забыв напрочь  не
только о мужчинах, но и о еде? Иначе как объяснить все эти безумства?  И
даже теперь, когда в ее жизни появился  Бернар,  мужчина,  которого  она
по-насто