ла цену вполне приемлемой и согласилась,  заплатив  вперед  за
неделю. Девушка, ее звали  Клотильда,  провела  Еву  на  второй  этаж  и
показала комнату. Достаточно просторная,  с  широкой  кроватью,  шкафом,
письменным  столом  и  двумя  креслами.  Рядом  с  комнатой   находилась
маленькая, выложенная голубым кафелем ванная. Из разговора с  Клотильдой
Ева поняла, что за отдельную плату здесь можно поесть утром  и  вечером.
Она попросила записать на листочке адрес и телефон гостиницы и поставить
в комнату телефонный аппарат.
   - Ужин через полчаса, - сказала Клотильда и,  ободряюще  улыбнувшись,
закрыла за собой дверь.
   Вот и все. Теперь она совершенно одна. Что ее ждет в этом сказочном и
немного нереальном городе? Она подошла к окну. Перед ней открывался  вид
на небольшую узкую улочку, почти скрытую пышно  разросшимися  каштанами.
Вдоль улочки стояли прижатые к друг другу  небольшие,  красного  кирпича
дома с витринами и яркими полотняными козырьками от солнца. Людей  почти
не было видно, хотя дождь и прекратился.  Ева  открыла  окно  и  глубоко
вдохнула. Париж пах мокрым асфальтом,  кофе  и  свежеиспеченным  хлебом:
должно  быть,  внизу  находилась  кухня,   где   готовилась   пища   для
постояльцев.
   Ева достала из сумки блокнот, ручку с черными чернилами  и  набросала
все, увиденное ею в тупике Бово.
   После ванны, накинув на плечи зеленый купальный халат - собственность
гостиницы, - Ева вернулась на успевший полюбиться  ей  за  это  короткое
время подоконник, достала сигарету и закурила. И только  теперь  поняла,
как же проголодалась. Через  четверть  часа  в  дверь  постучали,  вошла
Клотильда с подносом. Жареный цыпленок, салат, булочки, масло, крохотная
баночка с джемом и кофе в кувшинчике.

***

   После ужина она провалилась в сон.
   Ей снился аэропорт Руасси и великое множество телефонных будок, дождь
синего  цвета,  пузырящиеся  лужи,  какие-то  незнакомые   люди...   Сон
оборвался - это стучали в дверь.
   Ева моментально проснулась. Она вновь увидела улыбающуюся  Клотильду.
Та принесла  новый  ярко-зеленый  телефон.  "Ну  что  смотришь,  позвони
Бернару", - оставшись  одна,  сказала  себе  Ева  и  взяла  трубку.  Она
представила, какое у него будет удивленное лицо в тот момент,  когда  он
услышит ее голос. А  что,  если  трубку  возьмет  его  жена?  А  ничего,
собственно. Ева назовет свое имя и попросит Бернара. Она набрала номер и
замерла. Трубку взяли не сразу.
   Но потом Ева услышала чистую русскую речь.
   Голос был женский.
   Ева представилась.
   - Отлично. Он ждет вашего звонка уже больше месяца. Сейчас я  передам
ему трубку.
   Она услышала голос Бернара. Он не скрывал своей радости:
   - Где вы остановились? Вы можете сказать?
   Ева взяла листочек и продиктовала адрес и телефон.
   - Я рад, Ева, как я рад! Если вы не устали, я сейчас приеду за  вами.
Но на это уйдет некоторое время.
   - Я не устала, Бернар, я только что поспала. Приезжайте.
   Вот и все, вот и кончилось ее одиночество. Сейчас  приедет  Бернар  и
увезет ее отсюда. Куда? Зачем?
   Она принялась лихорадочно собираться.
   Вытряхнула из сумки все  свои  вещи  и  остановила  выбор  на  черном
платье, в котором была последний раз с  Вадимом  в  "бистро".  Но  потом
вдруг подумала: а что, если Бернар собирается отвезти ее к себе домой, а
не в ресторан или бар? Она  быстро  переоделась  и,  когда  постучали  в
дверь, была уже в джинсах и свитере.
   Она едва успела подкрасить ресницы и  губы,  расчесать  свои  длинные
волосы и решила не закалывать их.
   Она сказала по-русски: "Да!", и дверь  отворилась.  В  комнату  вошел
Бернар. Он был в вельветовой куртке и джинсах и  показался  Еве  намного
моложе, чем там, в Москве. Похоже, он и сам не знал, как ему себя вести.
Он подошел и быстро схватил ее за руку, но потом как-то неловко приобнял
и коснулся губами ее виска.
   Она закрыла глаза и стала ждать продолжения, но он сразу же  отпустил
ее и сел в кресло.
   - Почему? - всплеснул он руками. - Почему ты не позвонила мне? Почему
не выкупила билет? Я ничего не понимаю.
   - Я работала, во-первых, а во-вторых, хотелось побыть одной.
   - Я не понимаю, но скажу, что я нашел для тебя  здесь  работу.  Я  за
этим и звонил. Это хорошие деньги, думаю, вы согласитесь...
   Ева, сначала не обратив внимание  на  его  слова,  заметила,  что  он
обращается к ней то на "ты", то на "вы", и решила  снять  эту  проблему,
обратившись к Бернару на "ты".
   - Ты нашел мне работу? Но зачем? Что  я  могу  здесь  делать?  -  Она
продолжала верить в то,  что  Бернар  ничего  не  знает  о  ее  занятиях
живописью.
   - Потом. Это потом. Сейчас мы поедем на остров Сен-Луи,  в  ресторан.
Джинсы? - Он улыбнулся. - Это все?
   Ева достала платье и пошла в ванную - одеваться. Что это за остров  -
Сен-Луи? От волнения она дрожала и никак  не  могла  попасть  в  рукава.
Наконец она надела платье, расправила тонкую ткань на  груди  и  бедрах,
отметив про себя, что  сильно  похудела  за  последние  дни,  подправила
макияж и подняла волосы, заколов почти  на  макушке.  "Лучше  бы  он  не
приходил, столько волнений, столько всего непонятного..."
   Она заперла комнату и отдала ключи Клотильде, которая читала  у  себя
за конторкой. Она что-то спросила по-французски, Ева не  поняла,  Бернар
быстро перевел:
   - Она спросила, будешь ли ты ночевать здесь?
   - Да-да, - поспешила ответить по-английски Ева и  отвернулась,  чтобы
не встречаться взглядом с девушкой. Она даже не хотела видеть  выражение
лица Бернара, настолько неловко себя почувствовала.
   Возле гостиницы стоял  большой  белый  автомобиль.  Бернар  помог  ей
сесть, обошел машину, сел на свое место и вдруг повернул к Еве лицо. Его
черные волосы блестели от бликов уличных фонарей, голубые глаза смотрели
как-то жалобно. Почему?
   - Я хотел тебя видеть, звонил Фибиху, я ждал, я очень  ждал...  -  Он
привлек ее к себе и поцеловал в губы. Он целовал ее долго и нежно, а она
вспомнила его появление у себя в  квартире,  их  застолье,  разговоры  и
подумала, что, если бы он так поцеловал ее там, в Москве, она  могла  бы
жить в Париже уже больше месяца.

***

   По дороге Ева призналась Бернару, что она  не  голодна  и  ее  вполне
устроит какой-нибудь бар или кафе, где они могли бы спокойно  поговорить
и  обсудить  дальнейшие  планы.  Она  сказала,  что  намерена  в  Париже
работать. Но, произнося последнее слово,  поняла,  что  проговорилась  и
сейчас он спросит,  чем  именно  она  намерена  заниматься.  Но  Бернар,
похоже, не обратил внимания на ее слова.
   - А кто та женщина, которая  взяла  трубку?  -  спросила  Ева,  чтобы
перевести разговор на другую тему.
   - Моя жена, Натали. Тебя удивило,  что  она  говорит  по-русски?  Она
русская.
   Ева вздрогнула, как если бы ей плеснули в лицо  кислотой.  Потом  она
долго смотрела в окно, воспринимая Париж теперь уже по-другому.  Она  не
радовалась ни теплой, напоенной ароматами цветов  ночи,  ни  присутствию
рядом с ней мужчины, о котором так много думала.
   Даже сигарета, которую он ей предложил, показалась горькой.
   В маленьком баре  они  взяли  по  коктейлю,  и  Бернар  спросил,  что
случилось и почему она загрустила.
   - Я никак не могу привыкнуть к мысли, что я  уже  не  в  Москве.  Мне
почему-то страшно.
   - Это пройдет. У  меня  тоже  так  было  в  Москве,  я  проснулся,  и
оказалось, что я не дома.
   Я всегда буду рядом, ты всегда сможешь рассчитывать на меня.
   Она горько усмехнулась. В баре было немного посетителей,  в  основном
молодые парочки, забредшие сюда, чтобы выпить, посидеть, а  потом  вновь
отправиться гулять  по  ночным  парижским  улицам.  На  столиках  горели
оранжевые светильники, спокойный усатый бармен не спеша смешивал напитки
и улыбался вновь вошедшим. Ева заметила, что,  когда  они  только  вошли
сюда, он в знак приветствия помахал рукой и Бернару.
   Около полуночи Ева запросилась домой. Она так и сказала: домой.
   - Ты никуда не поедешь. Ты будешь жить у меня.
   - Я не могу. А как же жена?
   - Мы разделили дом, она  живет  на  второй  половине.  У  нее  сейчас
наверняка гости. Кроме  того,  она  хочет  познакомиться  с  тобой.  Она
безумно любит русских.
   Ева ждала, что вот сейчас Бернар расскажет ей о своей жене - как  они
познакомились, как случилось, что она, русская, оказалась в  Париже,  но
он молчал, смотрел на Еву и прерывал это молчаливое рассматривание  лишь
для того, чтобы заказать еще выпивку.
   Когда они вышли из бара, он сказал:
   - Не могу еще поверить, что ты здесь. Мне снится сон?
   Как бы и ей хотелось, чтобы это был сон!
   Во сне позволено все. Во сне она бы непременно уступила ему и поехала
с ним хоть куда, даже к нему домой, она бы позволила ему  целовать  себя
до утра, она бы многое спросила у него и рассказала бы сама. Но это  был
не сон, они шли по улицам обнявшись, и Ева ничего не понимала. Зачем ему
было приглашать ее, если он  живет  с  женой?  Он  воспринимает  ее  как
русскую путешественницу, искательницу приключений или любви?
   И все же это  был  сон.  Они  вернулись  в  машину,  и  Бернар  вновь
поцеловал Еву.
   - Мы не должны этого делать, - сказала она и отвернулась к окну.
   - Почему? Я же так ждал тебя, я постоянно думал о тебе.
   - Я не знаю. Я не могу. Не спрашивай меня.
   Ты же сам все понимаешь.
   - Разве ты приехала не ко мне? - И вновь эти  глаза,  которые  просят
если не любви, то хотя бы нежности.
   - Нет. Я приехала не к тебе. Отвези меня в гостиницу.
   Они быстро мчались по пустынным  ночным  улицам,  проехали  по  мосту
через реку. "Должно быть. Сена".
   Вдруг он резко затормозил,  вылез  из  машины,  обошел  ее  и  открыл
дверцу. Ева поняла, что должна выйти. Ей стало не по себе.
   - Ни к тебе, ни ко мне, - сказал он, взяв ее  за  руку,  и  повел  за
собой через дорогу. Они  вошли  в  ярко  освещенный  подъезд  дома,  где
консьержка поздоровалась с Бернаром, поднялись на  третий  этаж,  прошли
долгий гулкий коридор, пока не  остановились  напротив  какой-то  двери.
Бернар достал ключи и отпер замок. - Ни к тебе, ни ко мне, - повторил он
и закрыл за собой дверь.
   И тут случилось то, чего она больше всего боялась. Он  набросился  на
нее и стал страстно покрывать поцелуями  ее  лицо,  шею,  плечи,  грудь.
Платье, словно вторая кожа, медленно сползло вниз, обнажая ее тело.
   - Я... Я ждал тебя... - Он вел себя так, будто всю  жизнь  ждал  этой
минуты. Подхватив Еву, Бернар отнес ее куда-то в  глубь  квартиры.  -  Я
знаю, ты приехала ко мне.  Я  не  должен  был  уезжать,  не  должен  был
оставлять тебя одну в Москве... Я звонил... - Он уложил ее на постель  и
принялся судорожно раздеваться. - Я звонил, а трубку взял мужчина...  Он
находился в твоей комнате... Ты была там?
   Она уже лежала на спине и не могла  пошевелиться.  Бернар,  продолжая
ласкать ее, раздвинул ей колени.
   - Ты была там? Ты не хотела взять трубку?
   - Нет! - крикнула  она,  но  он  ей  зажал  рот  своими  губами.  Она
почувствовала на бедрах его горячие руки, и все смешалось в ее сознании.
Она слышала только стук деревянной  спинки  кровати  о  стену  и  вздохи
мягкого, словно  наполненного  воздухом,  матраца.  Бернар  был  сильным
мужчиной, он, не давая ей  времени  опомниться,  то  опрокидывал  ее  на
спину, то поднимал на своих руках и  подбрасывал  вверх,  то  захватывал
сзади и проникал в нее, что-то бормоча по-французски и целуя ее спину  и
затылок.
   Бернар  угомонился  только  под  утро.  Они  уснули  обнявшись.   Еве
показалось, что она спала одну минуту,  между  тем,  когда  она  открыла
глаза, был уже полдень.  Солнце  заливало  комнату.  Она  увидела  белый
потолок и спускавшийся почти к самой  постели  прозрачный,  как  мыльный
пузырь, светильник. Бернар, не открывая глаз, обхватил ее обеими  руками
и сказал:
   - Не отпущу. - И она услышала где-то совсем рядом биение его  сердца.
- Буду держать тебя вот так всегда, чтобы ты не уехала.
   - Где мы? - спросила Ева, пытаясь высвободиться, но он крепко  сжимал
ее. - Не у тебя и не у меня?
   - Это квартира Пейрара. Он в Лозанне.
   Спи.

***

   Пока он ходил вниз  за  молоком,  Ева  лежала  в  постели.  Мысли  ее
сбились, она не могла думать ни о ком,  кроме  мужчины,  который  сейчас
войдет в комнату. Ей не хотелось уходить, как уходила она рано утром  от
Вадима. Но какая-то сила все же  заставила  ее  подняться  и  прикрыться
простыней. Тут же распахнулась дверь, и в комнату почти влетел Бернар.
   В руках он держал пакет.
   - Я уж думал, что ты сбежала. Я так спешил... - Он присел на  постель
и поцеловал ее. - Ты ешь кукурузные хлопья? С горячим молоком?
   Она пожала плечами: разве теперь это имело значение?
   Он умчался, должно быть, на  кухню,  потому  что  она  услышала  звон
посуды, шум льющейся из крана воды и пение.
   Ева, стараясь двигаться бесшумно, осторожно проскользнула в ванную  и
встала под душ.
   Под прохладными струями воды  она  постепенно  приходила  в  себя.  В
зеркале, почти во весь рост, она увидела себя, обнаженную, и  подивилась
своему отражению. Еве показалось, что  на  нее  смотрит  неизвестная  ей
женщина. Что-то такое читалось в ее взгляде, что хотелось  спросить  эту
женщину: это Бернар сделал тебя такой счастливой или это вообще не ты?
   В горячем молоке  желтые  кукурузные  хлопья  стали  совсем  мягкими.
Бернар разливал по чашечкам кофе.
   После завтрака он, снова крепко взяв ее за руку, проводил до  машины,
усадил  на  сиденье  и,  отлучившись  ненадолго,  вернулся   с   букетом
неизвестных Еве желтых и розовых цветов.
   - Кажется, кончился дождь, - сказал  он,  усаживаясь.  -  Ну  вот,  а
теперь домой.

***

   Дом, в котором жили супруги Жуве,  занимал  полквартала  Марэ  и  был
окружен большим  садом.  Двухэтажный  белый,  хорошо  оштукатуренный,  с
высоким парадным крыльцом и массивной застекленной  дверью,  дом  сказал
Еве о многом. Проходя сквозь густую арку дикого винограда  и  поднимаясь
по ступенькам на крыльцо, она чувствовала  себя  неуверенно.  Увидев  их
счастливые лица, Натали Жуве поймет все. Как Ева посмотрит ей в глаза?
   Натали сама открыла дверь, и теперь, не стесняясь, рассматривала Еву.
На мадам Жуве был желтый брючный костюм,  на  голове  -  белая  шелковая
косынка. Высокая, худощавая, загорелая, она, казалось, нарочно  скрывала
свое лицо - оно было  почти  полностью  спрятано  за  огромными  темными
очками. Волосы тщательно собраны под  косынкой.  Губы  -  темно-вишневая
блестящая полоска - улыбались, открывая ровные  белые  зубы.  Одно  было
очевидным: Натали годилась Бернару в матери.
   - А я вас жду! - заявила она, пропуская их в дом. - Сара  приготовила
пирог с капустой и суп с грибами, как у вас в России.
   В доме было прохладно и просторно.  Такое  впечатление,  что  хозяева
могли спокойно обходиться практически без мебели.
   Огромные комнаты с блестящим оранжевым  паркетом  и  белыми  диванами
вдоль стен украшали лишь цветы в стильных напольных  вазах  да  картины,
развешанные по стенам. Ева мысленно оценила работы и поняла, что в  этом
доме знают толк в живописи. В комнате, куда привела ее Натали, на стене,
в самом центре, висело небольшое полотно, принадлежащее кисти Шемякина.
   Или, во всяком случае, его ученику.
   - Бернар, солнышко, я  сказала  Саре,  чтобы  она  приготовила  твоей
подруге комнату для гостей. - Натали села на  краешек  кресла  и  жестом
пригласила Еву последовать ее примеру.
   - Я  знаю,  о  чем  вы  думаете,  деточка.  -  Натали  сняла  очки  и
внимательно посмотрела на гостью. - Вы прикидываете,  сколько  мне  лет,
верно? Так вот: много. Но пусть вас это  не  беспокоит.  Мы  с  Бернаром
давно живем каждый сам по себе. Мы с ним старые друзья. Если бы  не  он,
меня давно бы уже не было на этом свете. Поверьте мне, его можно любить,
его нужно любить. А как он ждал вас! Он рассказал вам о портрете?
   Вот оно, началось. Ева выдержала взгляд Натали, но ничего не сказала.
Бернар, который в это время, звеня льдом, готовил напитки в другом конце
комнаты, подошел как раз в тот  момент,  когда  Еве  нужно  было  что-то
ответить.
   - Бернар, ты что, дружок, ничего не сказал Еве о портрете?
   - Мы не успели, верно? - заговорщически подмигнул он Еве  и  протянул
ей бокал.
   - О  каком  портрете  идет  речь?  -  осторожно  спросила  она,  хотя
настроение у нее мгновенно испортилось. Сейчас эта старая грымза закажет
ей свой портрет за двадцать франков.
   Так вот чем надо платить за счастье! Как она пожалела, что  позвонила
Бернару! Ей было даже неприятно, что Бернар, усаживаясь рядом с ней, как
бы ненароком коснулся рукой ее обнаженного колена.
   - Я вам потом расскажу, Евочка. Главное, что вы  приехали.  Остальное
успеется. Сейчас выпьем немного и пойдем обедать.
   - А в шесть часов придет Пьер. Я договорилась с ним об  уроках.  Ведь
вам надо изучать язык. Но с Пьером  у  вас  проблем  не  будет.  Он  мой
большой друг и очень обязан мне. Пройдет несколько месяцев,  прежде  чем
вы начнете понимать хотя бы общий смысл сказанного. Иначе здесь нельзя.
   - Вы думаете, что я останусь здесь надолго? - удивилась  Ева  События
разворачивались  настолько  стремительно,  что  она  едва  успевала  все
осознавать.
   - А что вам делать в России? Купите здесь дом, оборудуете  мастерскую
и работайте себе на здоровье. Начнете выставляться, скажем,  на  площади
Константен-Пекер или еще где, подумаем...
   Ева не верила своим ушам. Откуда они все о ней знают? Фибих?
   Она взглянула на Бернара. Его черные волнистые  волосы  блестели  под
солнечными лучами, а глаза на улыбающемся загорелом лице выглядели почти
прозрачными. Он или делал вид, что  ничего  не  происходит,  или  просто
упивался своей победой, своим обманом.  В  самом  деле,  это  надо  было
понять намного раньше: с какой стати ему, человеку, который едва  с  ней
знаком, так форсировать ее приезд, зачем он звонил в Москву,  зачем  эта
безумная ночь на квартире Пейрара? Они заманили Еву сюда, в Париж, чтобы
делать на ней деньги или просто использовать ее талант.  И  она  приняла
решение - выдержать этот обед, выяснить до конца условия ее пребывания в
этом доме, а там уже будет видно, как ей поступить.
   - Бернар, так расскажи мне о портрете.
   - Нет-нет, о делах потом,  сейчас  отдыхай,  вечером  я  покажу  тебе
Париж,  а  завтра  мы  сходим  в  Лувр,   Бобур,   в   музей   Родена...
Наслаждайся...
   - А что, собственно, мешает поговорить об  этом  сейчас,  хотя  бы  в
общих словах?
   - Об этом вы поговорите с Натали после обеда. -  Бернар  взял  ее  за
руку и ласково потерся о нее щекой, как котенок. Ева заволновалась. Нет,
сегодня же вечером она уедет в гостиницу, а оттуда переедет  куда-нибудь
подальше, за город. И уж оттуда точно никому не позвонит. Даже Грише.
   В комнату вошла симпатичная черноволосая девушка - должно быть,  Сара
- и сказала, что обед на столе.
   Натали пригласила всех в гостиную, где  на  большом  овальном  столе,
покрытом белоснежной скатертью, были расставлены приборы. Все расселись,
Бернар налил красного вина и сказал:
   - Предлагаю выпить за твой приезд, Ева. - Он не сводил с нее глаз.  -
Я очень надеюсь, что тебе здесь понравится.
   Во время обеда Натали без  умолку  говорила  о  России,  просила  Еву
рассказать о том, что сейчас происходит в Москве,  спрашивала  о  ценах.
Интересовалась, правда ли,  что  русские  женщины  перестали  рожать,  а
деревни вымерли. Чувствовалось, что связь с родиной у нее потеряна и что
она имеет о ней туманное представление. В каком мире живет эта  женщина,
если не читает даже русских газет? Что ее интересует больше всего?
   - Ваши родители знают, что вы здесь? - спросила  Натали,  подкладывая
гостье на тарелку большущий кусок пирога с капустой.
   - У меня нет родителей.
   "Натали зажала рот салфеткой:
   - Боже мой, вам же нет еще и тридцати!
   Извините, ради бога. А вот скажите, фамилия Ан