т прекрасно разрешиться,  и,  возможно,  это  мелочь,  но  она
беспокоит меня, и довольно здорово. А мне это мешает.  Это  всегда  было
одним из моих основных принципов в работе.
   И  я  не  могу  больше  встречаться  с   тобой,   пока   не   завершу
расследование.
   -  Все  понятно,  крошка,  -  проговорил  он.  -  Если  тебя  это  не
устраивает, тут ничего не поделаешь. Позвони, как только передумаешь.
   - Погоди, - остановила я. - Не разговаривай так со мной, черт побери.
Я тебя вовсе не отталкиваю.
   - Да, в самом деле, - заметил он скептическим тоном.
   - Мне просто надо, чтобы ты знал.
   - Ну что ж, теперь-то я  все  знаю.  Благодарю  за  откровенность,  -
произнес он.
   - Я свяжусь с тобой, как только смогу.
   - Всего хорошего, - попрощался он, и у  меня  в  ухе  раздался  сухой
щелчок.
   Я  продолжала  сидеть,  положив  руку  на  телефон.  Меня   одолевали
сомнения, желание  позвонить  ему  и  поправить  все,  пока  не  поздно.
Одновременно я пыталась найти оправдание своему поступку и избавиться от
душевного  дискомфорта,  который  сейчас  испытывала.  Уж  лучше  бы  он
накричал на  меня,  предоставив  мне  шанс  возразить  и  доказать  свою
правоту. Ведь вопрос стоял о моей профессиональной  чести.  Не  так  ли?
Судя по его голосу, он был явно оскорблен,  особенно  после  всего,  что
было между нами. Возможно, он был в какой-то степени и прав, считая, что
я его отталкиваю. Но я отодвигала  его  на  задний  план,  просто  чтобы
освободить поле зрения и лучше оценить ситуацию. Учитывая специфику моей
профессии, такое поведение вполне простительно. В ходе  расследований  я
встречаюсь с большим количеством людей, и если доверяться  только  своим
чувствам, то можно далеко зайти.
   Частный сыск - суть всей моей жизни. С мыслям  и  о  работе  я  встаю
каждое утро и ложусь вечером в кровать.
   Большую часть времени я одинока, ну и что из того? Я не ощущаю в себе
недовольства или тоски по этому поводу.
   До тех пор, пока не  разберусь,  как  обстоит  дело,  мне  необходима
свобода мысли и действий. Он, похоже, этого не понимает,  ну  и  черт  с
ним. Подождем, когда я разберусь с этим проклятым убийством, а уж  тогда
вернемся к нашим личным делам - если,  конечно,  уже  не  будет  слишком
поздно. Даже если он прав и я пытаюсь лишь успокоить свою совесть, а  на
самом деле за этим разрывом скрывается нечто другое - ну и что из  того?
Между нами не было никаких соглашений или обязательств. И я ему ничем не
обязана. Трудно сказать, что такое на самом деле  любовь,  я  в  нее  не
особенно верю. "Тогда  какого  черта  ты  так  оправдываешься?"  -  тихо
спросил меня внутренний голос. Но я его проигнорировала.
   Настало время активных действий. Других вариантов уже не  оставалось.
Я пододвинула телефон и позвонила Гвен.
   - Алло?
   - Гвен, это Кинси, - сказала я, стараясь придерживаться  нейтрального
тона. - Кое-что выяснилось, и нам надо поговорить.
   - О чем это? - поинтересовалась она.
   -  Скажу  при  личной  встрече.  Вы  еще   помните,   где   находится
бар-ресторан "У Розы", здесь, внизу, около пляжа?
   - Да. Думаю, что найду, - ответила она неуверенно.
   - Вы сможете прибыть туда через полчаса? Это очень важно.
   -  Разумеется,  буду.  Только  надену  туфли.  Постараюсь   добраться
побыстрее.
   - Благодарю, - попрощалась я и взглянула на часы - было без  четверти
восемь. На этот раз мы встречаемся на моей территории.

***

   У Розы было довольно пусто, огни в зале притушены,  и  после  прошлой
ночи не выветрился густой табачный запах. Когда еще ребенком я ходила  в
кино, такой же запах запомнился мне по женскому  туалету.  На  Розе  был
свободный балахон в гавайском стиле,  расписанный  одноногими  фламинго.
Она сидела в конце стойки бара и читала газету в мерцающем свете  экрана
небольшого телевизора с выключенным звуком. Когда я вошла,  она  окинула
меня взглядом и отложила газету.
   - Для обеда уже поздно. Кухня закончила работу. Я сама там проторчала
весь вечер, - объявила она мне через весь зал. - Если хочешь поесть,  то
лучше это сделать дома. Попроси Генри  Питца,  он  приготовит  для  тебя
что-нибудь вкусненькое.
   - Мне надо здесь кое с Кем встретиться, поболтать и немного выпить, -
объяснила я ей. - Ну и толпа же была у тебя вчера!
   Она суетливо окинула взглядом ресторан, словно  боялась,  что  забыла
про какого-нибудь случайно оставшегося клиента. Я прошла к бару. Похоже,
Роза совсем недавно покрасила волосы в рыжий цвет, потому что кожа между
волосами  еще  сохранила  следы  краски.  Брови  она  всегда   подводила
темно-коричневым косметическим карандашом. Причем всякий  раз  казалось,
что  эти  кокетливые  дуги  все  больше  сближаются,  так   что   вскоре
окончательно сольются и ей останется лишь провести одну волнистую линию.
   - Ты все еще спишь с мужчинами? - полюбопытствовала она.
   - Шесть - восемь раз в неделю, - доложила я. -  У  тебя  не  осталось
холодного "Шабли"?
   - Остался только дешевый сорт. Налей себе сама.
   Я обошла вокруг стойки,  взяла  стакан  и  вытащила  из  холодильника
большую четырехлитровую бутыль с вином. Плеснув  себе  почти  до  краев,
добавила немного льда. Усевшись на любимый табурет у стойки, я  мысленно
стала готовиться к встрече, как актер перед выходом на сцену.  Наступило
время отбросить излишнюю вежливость.
   Через сорок минут в зал вошла Гвен, выглядевшая уверенной  в  себе  и
раскованной. Хотя она поздоровалась со мной достаточно приветливо, но  я
все-таки  ощутила  легкое  напряжение  в  ее  голосе,  словно  она   уже
предчувствовала, о чем я собираюсь с ней говорить.  Роза  подошла  своей
шаркающей походкой  и  оценивающе  оглядела  Твен.  Судя  по  всему,  та
смотрелась, на ее взгляд, весьма прилично, и потому  Роза  удостоила  ее
предложением:
   - Не желаете чего-нибудь выпить?
   - Виски со льдом, пожалуйста. И если можно, стакан воды.
   Роза пожала плечами - ей было наплевать, какую гадость люди пьют.
   - Выписать счет? - спросила она меня.
   Я помотала головой:
   - Нет, немного позже.
   Между тем Гвен приблизилась  к  бару.  Взгляды,  которыми  мы  с  ней
обменялись,  однозначно  говорили,  что  мы  обе  помним  ее   замечание
относительно увлечения виски в те давние дни, когда она была еще замужем
за Лоренсом Файфом и считалась образцовой супругой. Мне было  любопытно,
что же произошло теперь.
   - Время от времени у меня случаются трудные  дни,  -  объяснила  она,
прочитав мои мысли.
   - Что ж, бывает, - согласилась я.
   - Так что произошло? - спросила она, бросив на меня быстрый взгляд.
   Вопрос с ее стороны был довольно смелым. Мне казалось, что  на  самом
деле она не очень-то хотела знать ответ, но Гвен, как  всегда,  пыталась
сразу направить нашу беседу в нужное русло.  Должно  быть,  с  такой  же
решительностью она всегда  отдирала  липкую  ленту  от  упаковки,  чтобы
быстрее добраться до содержимого.
   - Я говорила с Колином, - начала я. - И он вспомнил вас.
   Ее настроение неуловимо переменилось, а в глазах мелькнуло  выражение
если не испуга, то настороженности.
   - Ну и что из того? - безразлично отреагировала она. - С тех пор мы с
ним очень давно не виделись. Я  уже  вам  рассказывала.  -  Она  открыла
сумочку и, достав оттуда пудреницу, торопливо посмотрелась в  зеркало  и
пригладила волосы. К нам опять подошла Роза, неся  на  подносе  виски  и
стакан с водой. Я оплатила выписанный ею счет.  Сунув  деньги  в  карман
своего гавайского балахона, Роза отправилась назад  за  стойку,  а  Гвен
сразу сделала жадный глоток воды. Она явно  насторожилась  и  не  хотела
возвращаться к опасной теме.
   Но я продолжала свою атаку, пытаясь вывести ее из равновесия.
   - Вы никогда не говорили про вашу связь с Лоренсом после  развода,  -
заметила я.
   Она захлебнулась притворным смехом:
   - Кто, я? С ним? Вы, конечно, шутите.
   Пришлось оборвать ее напускное веселье:
   - Колин видел вас в доме на побережье в тот самый день,  когда  Никки
не было в городе. Мне  неизвестны  все  подробности,  но  кое-что  можно
предположить.
   Я заметила, как она что-то спешно прикидывает  про  себя  и  выбирает
тактику поведения. Это была в общем-то  неплохая  актриса,  но  шелковая
вуаль,   которой   она   пользовалась   для   маскировки,   от   долгого
неупотребления сильно обветшала. Гвен уже давно не разыгрывала эту пьесу
и постепенно потеряла квалификацию. Она знала, как надо себя  вести,  но
после  восьмилетнего  перерыва  было  тяжело  восстановить  форму.  Она,
похоже, еще не понимала, как  близка  к  провалу,  а  я  решила  немного
помолчать, почти реально представляя, что сейчас творится у нее в  душе.
С  одной  стороны  -  ужасная  необходимость  признаться   во   всем   и
определенная  склонность  к  этому,  а  с  другой  -  страх   признания,
побуждающий отпираться до последнего.  Она  ведь  уже  сыграла  со  мной
несколько раундов, и довольно успешно, но лишь потому, - что я не  сразу
сообразила, на какие клавиши следует надавить.
   - Ладно! - выпалила она  воинственно.  -  Я  действительно  один  раз
переспала с ним. Ну и что из того? Кстати, это случилось как раз в отеле
"Палм-Гарден". Он сам сообщил мне,  что  Никки  нет  в  городе.  Я  даже
несколько опешила тогда от его откровенности, - закончила Гвен  и  жадно
отхлебнула большой глоток виски.
   Она сочиняла довольно бойко и даже правдоподобно, но ее  речь  скорее
напоминала затертую магнитофонную запись. Тогда я решила ускорить  дело,
чтобы не заставлять ее врать, и еще разок подтолкнула к признанию.
   - Это было не один раз, Гвен, - спокойно заметила я. - У  вас  с  ним
был жаркий роман. В то время ему кружила голову Шарлотта Мерсер,  но  он
оставил ее ради вас.
   Та утверждает, что он вел себя очень скрытно и, по ее словам, "сильно
загорелся". Думаю, именно из-за вас.
   - А какая вам разница, если у нас и была с ним связь?
   Ведь мы занимались этим много лет и до того.
   Сделав небольшую паузу, я произнесла по возможности  ровным  голосом,
немного наклонившись вперед, чтобы произвести необходимый эффект:
   - Думаю, именно вы и убили его.
   Живость с ее лица мгновенно  испарилась,  и  оно  помертвело,  словно
открылся какой-то невидимый клапан.
   Она попыталась что-то ответить, но не могла выдавить ни  слова.  Было
легко заметить, что она судорожно о чем-то размышляла, но ничего путного
так и  не  придумала,  а  просто  пожала  плечами.  Тогда  я  продолжила
давление.
   - Так вы не хотите ни в чем признаться? - спросила я.  У  меня  самой
сердце колотилось от волнения, а под мышками расплывались круги пота.
   Гвен машинально помотала головой, но это единственное, на что она еще
была  способна.  Похоже,  она  надломилась.  Выражение  ее  лица  сильно
изменилось, и теперь она  была  как  во  сне,  когда  сознание  человека
полностью  раскрепощено.  Потемневшие  глаза  светились  изнутри,  а  на
бледных щеках зарделись два больших  розовых  пятна,  напоминавших  грим
клоуна, словно она по ошибке положила слишком  толстый  слой  румян.  На
ресницах показались первые слезы. Она  оперлась  подбородком  на  сжатый
кулак и смотрела на меня невидящим взором, пытаясь изо  всех  сил  взять
себя в руки, но последние укрепления рухнули, и  за  сверкающим  фасадом
проступили явные  признаки  грехопадения.  Такие  сцены  мне  доводилось
видеть уже не  раз.  Некоторые  могут  очень  долго  сопротивляться,  но
внезапно все равно ломаются. В искусстве лицедейства Гвен все-таки  была
дилетантом.
   - С  вами  обошлись  довольно  жестоко,  и  вы  решили  отомстить,  -
продолжила я, стараясь не перегнуть палку. - Дождавшись, когда Лоренс  и
Никки покинут город, вы воспользовались ключами Дианы, чтобы  проникнуть
в их дом.
   Потом подложили капсулу с  олеандром  в  его  пластиковый  пузырек  с
лекарством,  стараясь  не  оставить  отпечатков  пальцев,  и   незаметно
покинули дом.
   - Я просто ненавидела его, - произнесла она дрожащим  голосом,  потом
быстро заморгала, и из глаз тропическим дождем  хлынули  слезы.  Глубоко
вздохнув, она заговорила торопливой скороговоркой:
   - Он разрушил мою жизнь, отнял детей, обобрал меня до нитки,  жестоко
оскорбил, надругался - о Господи, вы  даже  не  представляете!  Да  этот
человек сам насквозь был пропитан ядом...
   Она схватила салфетку и приложила ее к глазам. Любопытно, что Роза не
обратила ни малейшего внимания на  ее  рыдания,  а  спокойно  сидела  за
стойкой бара, читая, наверное, "Конец разума" какой-нибудь Энн  Лендерс,
где описывалась расплата неверного мужа за его грязные измены. А  в  это
время под самым ее носом преступница сознавалась в убийстве.  Справа  от
Розы  спокойно  мерцал   экран   телевизора,   где   крутили   кукольное
"Маппет-шоу".
   Гвен застыла, уставившись неподвижным взглядом в крышку стола. Потом,
протянув руку,  взяла  стакан  и  отпила  приличную  порцию  виски,  что
заставило ее вздрогнуть.
   - Я даже не чувствую за собой вины, не считая, может быть, детей. Они
очень тяжело восприняли потерю отца, и это меня удивило - ведь после его
смерти жить им стало намного легче.
   - Но почему вы все-таки опять сошлись с ним? - допытывалась я.
   - Сама точно не знаю,  -  ответила  она,  сворачивая  и  разворачивая
салфетку. - Полагаю, что из мести. Это был эгоист до мозга костей,  и  я
понимала, что он не устоит. В конце концов, для  него  было  нестерпимым
оскорблением, что я изменила ему с кем-то другим.  А  я  знала,  что  он
всегда  стремится  вернуть  свое  назад,  тут  не  надо  быть  особенным
провидцем. Он всегда все хотел определять  исключительно  сам,  В  наших
занятиях  любовью  долгое  время  превалировала  привычка,  а   взаимная
враждебность  была  столь  сильна,  что  мы  оба  после  таких   занятий
чувствовали себя буквально разбитыми. О Боже, как же я его ненавидела! В
самом деле.
   И вот что я вам еще скажу, - торопливо прошептала она.  -  Убить  его
один раз для меня недостаточно.  Я  бы  с  удовольствием  повторила  это
убийство.
   Гвен смотрела на меня  широко  открытыми  глазами,  и  до  меня  стал
доходить весь смысл того, что она сейчас поведала.
   - А как же Никки? Она-то вам что сделала? - спросила я.
   - Мне казалось, ее оправдают, - ответила она. -  Никогда  не  думала,
что ее упрячут в  тюрьму,  а  когда  объявили  приговор,  не  отважилась
сообщить обо всем и занять место на скамье подсудимых.  Да  и  было  уже
поздно.
   - Ну, что там у нас еще? - спросила я, сознавая,  что  тон  мой  стал
более жестким. - Собаку тоже вы прикончили?
   - Здесь я ни при чем. Ее сбила машина в воскресенье утром. Я привезла
туда Диану, поскольку она вспомнила, что выпустила пса на улицу, и очень
переживала из-за этого. Когда мы приехали, овчарка уже лежала на дороге.
   Господи, к смерти собаки я  не  имею  отношения!  -  воскликнула  она
настолько выразительно, будто призывала  меня  оценить  благородство  ее
чувств.
   - И оставалось только проникнуть в дом? Нарвать  олеандра  на  заднем
дворе? И подложить капсулы в аптечку?
   - Одну капсулу. Я положила только одну.
   - Это уже вранье, Гвен. Самое настоящее вранье, - возразила я.
   - Вовсе нет. Я говорю правду. Клянусь. Я долго составляла свой  план,
но никак не могла  придумать,  как  его  осуществить.  Я  даже  не  была
уверена, что он умрет от этого. Диана просто  обезумела  от  горя  из-за
гибели собаки, поэтому я отвезла ее к себе  и  уложила  в  постель.  Как
только она заснула, я взяла у нее ключи и вернулась в дом.  Вот  так!  -
закончила она  почти  с  вызовом,  словно  желая  выложить  мне  все  до
последней подробности.
   - А как насчет двух других? - подхлестнула я ее.  -  Я  имею  в  виду
Шарон Нэпьер и Либби Гласс.
   Гвен часто заморгала и отодвинулась назад.
   - Не понимаю, о чем вы говорите, - пробормотала она.
   - Не понимаете, черт возьми! - воскликнула я, поднимаясь со стула.  -
Вы лгали мне с первой минуты нашей встречи. Я не могу поверить ни одному
вашему слову, и вы это прекрасно понимаете.
   Она напряженно уставилась на меня:
   - Что вы собираетесь делать?
   - Довести все до сведения Никки. Она мне за  это  заплатила  и  пусть
решает сама, - ответила я и направилась к выходу. Схватив свой пиджак  и
сумку, Гвен поспешила за мной. Уже на улице она взяла меня за руку, но я
отбросила ее ладонь.
   - Кинси, послушайте... - Лицо у нее побледнело как полотно.
   - Поздно дергаться, милая, - оборвала я  ее.  -  Лучше  поищите  себе
хорошего адвоката, он вам еще понадобится.
   И быстро зашагала вниз по улице, оставив у себя за спиной растерянную
Гвен.

Глава 25

   Заперев за собой дверь, я попробовала дозвониться до Никки в  ее  дом
на побережье. Насчитав восемь гудков, я положила трубку  и  прошлась  по
комнате, чувствуя в душе смутное беспокойство. Что-то было не в порядке,
и я не могла понять, что именно. Никакого  ощущения,  что  расследование
близится к завершению.
   Абсолютно никакого. Хотя формально уже  вполне  можно  рапортовать  о
блестящем успехе. Ведь меня наняли, чтобы  выяснить,  кто  убил  Лоренса
Файфа, и я справилась с заданием. Конец. Финиш. Но мне казалось,  что  я
лишь в самой середине расследования  и  у  меня  еще  полно  несвязанных
концов.  Было  ясно,  что  Гвен  прикончила  Лоренса,  действуя  отчасти
спланированно, отчасти самопроизвольно, но все остальные факты не  лез".
ли ни в какие ворота. И почему эти фрагменты  не  укладываются  в  общую
картину? Я не могла представить,  для  чего  Гвен  понадобилось  убивать
Либби Гласс,  Гвен  за  долгие  годы  возненавидела  Лоренса,  вероятно,
постоянно вынашивая способ, как  его  убить,  и,  может  быть,  даже  не
мечтая, что когда-нибудь ей это действительно  удастся.  Постепенно  она
изобрела вариант с олеандром, и тут подвернулся случай осуществить план.
   Счастливый случай возник сам собой, а она им просто  воспользовалась.
Убийство Либби Гласс организовать было совсем не так просто. Да и откуда
вообще Гвен могла о ней узнать? Как ей удалось выяснить, где  та  живет?
Как удалось попасть в ее квартиру? И как,  наконец,  определить,  какими
лекарствами та пользуется?
   Кроме  того,  я  с  большим  трудом  представляла  Гвен,  мчащуюся  в
Лас-Вегас. И тем более не могла вообразить сцену, когда она хладнокровно
пристреливает Шарон Нэпьер. Ради чего? Какие тут могли быть причины?
   Убийство  Лоренса  подвело  черту  под   старой   взаимной   враждой,
удовлетворило ее многолетнюю и  яростную  ненависть  к  нему,  но  зачем
понадобилось убивать тех двух? Шантаж? Боязнь  разоблачения?  Это  могло
хоть ,что-то объяснить в случае с Шарон, но оставалась еще Либби  Гласс.
Гвен была твердо убеждена в справедливости своей мести. Так же как  и  в
полной непричастности к  гибели  собаки.  Ее  яростное  отрицание  этого
участия звучало достаточно  правдиво.  Во  всем  этом  не  было  никакой
логики.
   Если только здесь не замешан кто-то другой. Убийца.
   Меня прохватил легкий озноб. О мой Бог. Лайл?  Чарли?  Я  присела  на
диван, часто заморгав и прикрыв рот ладонью.  Я  купилась  на  том,  что
посчитала, будто всех троих убил один и тот же  человек,  но,  вероятно,
ошиблась. Ведь возможен и другой вариант. Я быстро все  прикинула.  Гвен
отравила  Лоренса  Файфа,  Почему  бы  кому-то  не  воспользоваться   ее
изобретением и не извлечь из этого выгоду? При этом  время  преступления
почти совпадает и  метод  тот  же  самый.  Разумеется,  со  стороны  все
выглядит так, будто оба убийства - звенья одной цепи и дело одних рук.
   Мне припомнился Лайл. В памяти всплыло  лицо  с  неприятным  бегающим
взглядом: угрюмое, недоброжелательное  и  настороженное.  Он,  помнится,
говорил, что встречался с Либби за три дня до ее смерти. Мне также  было
известно, что он слышал от нее о смерти  Лоренса  Файфа.  Его,  конечно,
нельзя  отнести  к  числу  людей  с  развитым  интеллектом,  но  он  был
достаточно  ловким  и  сообразительным  малы