. Цыган рвал  фотографии,  и все
поняли, что он их  не сдал, как  положено. - Чтобы труба закричала, - сказал
Сапожников. Тогда  он со  всех компаниях был самый  младший, а теперь он  во
всех компаниях был самый старший. - Мечтательная труба, - сказал Сапожников.
     - Не бойся, - сказала Рамона. - Ты красивей всех, и я тебя люблю.

     Галя каждому говорила  только то, что делало его  человеком, не меньше,
но и не больше. Покойники ее не интересовали.
     Дорога  звала,  дорога  заманивала. Роммелевские  танки,  выкрашенные в
рыжий цвет, потому что их перегнали из Африки, молчали уже полчаса.
     - - Ну... - сказала Галя.
     Сапожников  вытянул  ракетницу и  направил  ее  в заднее  оконце сарая,
прорезанное в толстых бревнах.
     - - Пошла, - сказала Галя и медленно подняла на дыбы своего чалого.
     Хлопнул выстрел ракетницы, чалый хрипел и перебирал в воздухе красивыми
ногами.  Кони дрожали. Вспыхнула и развернулась  осветительная ракета. Стали
видны рыжие танки, торчавшие  у поворота. Все дело было  в ракете. Из-за нее
они могли удрать только на свету. Галя шевельнула коленями. Чалого кинуло на
дорогу... Вот как все было на самом деле. Как в замедленном кино, а не так -
тыр-пыр, в два счета, и поскакали. Было даже еще медленнее...
     - 1Я пойду провожу Вику, - сказал Сапожников, - уже очень поздно.
     - Когда вернешься, звони сильней. Я могу заснуть, - сказал Барбарисов.

     Она пошла вперед, Сапожников за ней. Когда Сапожников снимал ее  плащ с
вешалки, он слышал, как Глаша сказала угрюмым голосом:
     - - По-моему, она из себя строит.
     Диктор сказал: "Маяк"  продолжает свою работу.  Передаем легкую музыку.
Вика привстала на цыпочки и поцеловала его в щеку.
     - Приятно, - сказал Сапожников. - Только непонятно, за что.
     - За глупость.
     Под эту легкую музыку Сапожников и Вика шли по ночной улице.
     - Ну так вот... - сказал Сапожников. - Все будет отлично.
     - О чем вы?
     - Вы уже начинаете радоваться, - сказал Сапожников, не понимая, что это
он говорит о  себе,  -  поэтому  держите себя на вожжах, понятно? Иначе  вас
разнесет к чертям от первой царапины.

     Они стояли на темной улице. Начал накрапывать дождь.
     - - Пошли, -сказал Сапожников. - Промокнете. Рассвет скоро.
     - Не беспокойтесь, - успокоила она. - Все еще обойдется. Я вам обещаю.

     Подоконник был  мокрый,  крыши серебряные. За  окнами  хмурый  рассвет.
Дождик. Как будто кончились прологи и теперь пойдет жизнь без пустяков.
     Глаша  стояла и  смотрела  на будильник. Это будильник ее поднял,  а не
звонок в дверь.
     - Это будильник звонит, - сказала.
     - Так что же ты?
     - Все равно уже утро... Папа, вставай.
     Воздух  тянет  с моря. Глаша догадалась, что сейчас  живет в Риге, а то
она  забыла  об  этом.  Все  последние  дни была Москва, Москва  из-за этого
Сапожникова.  Особенного ничего не  было, а весь  дом  покачивался  на тихой
волне, как ресторанчик в порту.
     Глаша спросила:
     - - Как ты думаешь, Сапожников остался ночевать у Вики?
     Отец сразу открыл глаза.
     - Что ты болтаешь! - сказал он. - Ну что ты болтаешь!
     - Он не должен так поступать.
     - Он должен тебя спрашивать, - сказал отец, вылез из-под одеяла и начал
одеваться.
     Потом он прислушался. Кто-то тихо позвонил в дверь.
     - Ну вот, он пришел. Иди открой, - сказал отец.
     - Не пойду.
     - Долго ты еще будешь мне голову морочить? И пошел открывать дверь.
     Глаша включила радио,  повернула  на полную мощность, и диктор  сказал:
"дописана четвертая страница летописи советского бадминтона. Она может войти
в  историю  под названием  турнир Константина  Вавилова.  Военнослужащий  из
Москвы - сильнейший мастер волана".
     Было  слышно,  как в прихожей шумит плащ, с  которого  стряхивают воду.
Потом Сапожников сказал:
     -   -   С  добрым   утречком,  Агафья  Тихоновна...  виноват,   Глафира
Александровна. Как почивали, мамаша? Глаша обернулась.
     - А вы?.. - спросила она. И ушла.

     Барбарисов сказал хмуро:
     - Не расспрашиваю об успехах...
     -  Дурачок ты... - сказал Сапожников. - Трамваи же не ходят. Шел пешком
через весь город.
     И ему снова вспомнилась  вся  пустынная дорога, и его  громкие  шаги по
твердому  ночному  асфальту, и  блеск трамвайных рельсов на  перекрестках, и
внезапные сутулые пары из-за угла - обязательно  мужчина в ватнике и женщина
в резиновых сапожках: грибники спешили за город, - а потом  стал накрапывать
дождик, в впереди  между домами  начал вспухать рассвет, и Сапожников первый
раз не чувствовал себя одиноким на пустой ночной дороге.
     -  Окажи  мне услугу, -  прошептал  Барбарисов.  - Повтори  то,  что ты
сказал, только погромче.
     - Понятно, - сказал Сапожников, покосился на  дверь и сказал громко:  -
Дурачок ты... Трамваи же не ходят!.. Шел пешком через весь город!
     - Да не ори так.

     Отворилась дверь, и вошла Глаша.
     - - Вы хотите есть? - спросила она.
     И тут опять раздался звонок. Барбарисов сказал:
     - Кого там еще черт несет?
     - Это телефон... - Глаша убежала.
     - Ну что Вика? - спросил Барбарисов.
     -  Если  мне  не  изменяет  память,  я, кажется, втрескался,  -  сказал
Сапожников.
     Глаша протянула через комнату шнур и поставила аппарат на стол.
     - - Это вас.
     Сапожников взял трубку.
     -  - Слушаю. Привет... А собственно, почему вы не спите?.. Конечно... Я
только что говорил Барбарисову, что я, кажется, втюрился... Почему потише?..
Мне приятно, чтобы об этом знала вся Рига.
     Он положил трубку, на него смотрели.
     -  Ну, братцы,  -  сказал он, - я отправляюсь к  Вике... Спать, видимо,
буду только в Москве... Глаша, есть возражения?
     - Глаша смотрела на него с интересом. Подняв бровь.
     - Мне  понравилось, как  вы с ней говорили...  - протянула она. - И что
все вслух... Мне это нравится.
     - Вы хороший парень, - сказал Сапожников. - И я вас люблю.
     - Я не парень, - сказала Глаша.
     -  Слушай,  от  тебя  электричество в тыщу вольт,  -  сказал Барбарисов
Сапожникову. - Сегодня ты на моем докладе, не забудь. В Майори... Бери Вику,
и приезжайте вместе.
     -  Если  она не  заснет, - сказал  Сапожников,  бойко,  петушком, серым
козликом  выскакивая из комнаты, будто и не было ничего, будто он  хмельной,
или бездушный, или легко относится  к жизни и все его страдания липовые, но,
слава богу, жизнь сложней  всякого мнения о ней,  и  это  обнадеживает, надо
только иметь терпение,  а где его взять иногда... Сапожников хлопнул дверью,
и квартира Барбарисовых закачалась на тихой волне.

     Тихая волна понесла Сапожникова, и он закачался первый раз за эти лютые
годы, потому что ему  не стало смысла сопротивляться, потому что первый  раз
он не должен был ни перед кем-то хранить навязанный  ему облик, хранить даже
тогда, когда все облики были разбиты,  и его продали, и четыре года  длилась
эта  метель,  эта  пытка, когда с  него  сдирали панцирь и  ели живого,  как
китайцы черепаху.
     Они с Викой поцеловались.
     Весь день они провели вместе и ели сосиски и яичницу в каком-то буфете,
у стойки  пили  кофе,  потом  обедали в  ресторане "Луна", до смерти  хотели
спать,  потом перехотелось,  осталась только  лихорадка и гул в ушах,  потом
вечерело  и  пришла пора  ехать в Майори.  Грохотала электричка.  Барбарисов
сидел напротив них, а Вика пыталась задремать на плече у Сапожникова.
     Все было открыто всем, и никто ничего понимал, а за окошком хмурые поля
и мокрые полустанки.
     Лекцию Барбарисов читал хорошо, а в перерыве сказал грустно:
     - Идите прогуляйтесь у моря. Потом встретимся.
     - Нет-нет, - сказала Вика.
     И они ушли.
     Это  было  странное,  совсем другое  море,  плоское, серо-сиреневое  от
вечернего неба до горизонта. По блеклому спокойному песку прогуливались люди
в пальто, и на воде, как утки в пруду, сидели белые чайки.
     - Иди сюда... я соскучился, - сказал Сапожников.
     Она стала перед ним и подняла голову.
     - Я все равно соскучился, - сказал Сапожников. - Даже когда ты рядом, я
по тебе соскучился. Мне кажется, я тебя сто лет не видел.
     Они поцеловались. Потом долго стояли, обнявшись, и никто им не мешал.
     - Почему ты такой? - сказала Вика ему в плечо.
     - Не знаю... -  сказал  Сапожников.  -  Жизнь меня  дразнит,  как  дети
мартышку.  Протягивает яблоко, потом отдергивает  его, и я становлюсь злым и
недоверчивым. Тогда я  говорю  -  а подите вы все,  не нужен мне ваш сладкий
кусок,  плевать  я  на   него  хотел,  обойдусь  черной  корочкой.  И  тогда
поднимается вопль. Ах так, кричат дети, не хочешь нашего яблочка, ну мы тебе
покажем! И показывают, между прочим. Я не доверяю детям.
     - Я не ребенок, - сказала Вика. - Ты с самого начала  меня не  понял. Я
здоровая баба. Это  у  меня  только  глаза  жалобные.  Зачем ты  соврал, что
получил телеграмму?
     - Я не соврал, - сказал Сапожников.
     Они  перешли  на шаг  в  сторону,  потому что песок под ними все  время
проваливался, он только сверху был слежавшийся и твердый.
     - Я же знаю, что никакой телеграммы не было.
     - Неважно, что не было, - сказал Сапожников. - Важно, что я ее получил.
     - Не смейся.
     - Я не смеюсь. Я кричу... Неужели незаметно?
     И тут диктор неугомонной радиостанции "Маяк" сообщил:
     - Советский  ансамбль  "Березка"  отбыл  сегодня  на  родину,  завершив
триумфальную поездку по странам Среднего Востока.
     - Знаешь, хорошо, что у нас не было романа, - казал Сапожников.
     - А у нас не было романа?
     - Ну, всяких там плотских радостей.
     - Мы просто не успели.
     - Нет,  не просто, - сказал Сапожников. - Просто это было не нужно. Оли
услышали тяжелые шаги по песку, как будто шла статуя командора,  но ей  было
трудно в темноте на Рижском взморье.
     -  Сапожников, -  сказал Барбарисов. - Я Глаше  звонил, тебе телеграмма
пришла из Москвы.
     - Какая телеграмма? - спросил Сапожников.
     -  Анна  Сергеевна  какая-то  спрашивает о твоем здоровье. Беспокоится.
Всем приветы.
     Абсолютно тихо было на  взморье. Ни звезд не было, ни моря, и песок  не
скрипел.
     - А, Нюра, - сказал Сапожников. - Теперь все в порядке. Можно ехать.
     - Ты  считаешь, что все в порядке? -  сказала Вика. -  Я тебя никому не
отдам, слышишь?
     - Это меня и беспокоит, - сказал Сапожников.
     После этого он уехал.

     Глава 9. ПРИГЛАШЕНИЕ НА ПРАЗДНИК

     Учитель сказал:
     - Ребята,  попробуйте  сформулировать,  каким должен  быть,  по  вашему
мнению,  самый   лучший  дом,   даже  идеальный  дом,  дом  будущего.  Ну-ка
попробуйте!
     - Зачем? - спросил Сапожников.
     - Сапожникова я не  спрашиваю,  - сказал учитель.  - Конечно, лучше его
Калязина ничего не может быть. Это же весь мир знает.
     - Весь мир не знает, - сказал Сапожников.
     -  Ну, значит, ты объявишь...урби эт орби... городу и миру. Сапожников,
убери с парты эту гадость.
     - Это насос.
     - Я и говорю, убери эту гадость.

     Это было как раз в ту зиму, когда Сапожников против Ньютона
     пошел. И потому они с учителем были в ссоре. Вся школа про это знала, и
даже из районо приезжал инструктор, расспрашивал учителя и завуча.
     -  Все  нормально,  - сказал  учитель.  -  Пусть  спотыкается. В  науке
отрицательный  результат  -  очень  важное дело.  Он сам поймет, что на этой
дороге тупик.
     - При чем тут наука? - воскликнула завуч.  - Сейчас ему надо  запомнить
основные законы  природы! Парень уже здоровый,  шестой класс,  а  ему ничего
втолковать нельзя. Я буду ставить вопрос перед районо.
     -  Ну  и что же он утверждает? -  спросил представитель  районо. -  Что
закон всемирного тяготения - это ошибка?
     -  Нет, -  сказал учитель, -этого он не утверждает...  Он говорит,  что
закон  правильный, по  вычислениям все сходится.  Сила действительно убывает
пропорционально  квадрату  расстояния.  Только  он   говорит,  что  это   не
притяжение.
     - Как же  так? - спросил  представитель  районо. -  Закон правильный, а
притяжения нет... А что же есть?
     - Просто хулиганство какое-то, - сказала завуч.
     - Погодите, - сказал представитель. - Это забавно. А что же есть?
     - Он еще этого не знает, - сказал учитель.
     Представитель районо засмеялся.
     - Ну, слава богу, - сказал он. - Я  думаю, ничего страшного... А откуда
у него такая странная идея?
     -  Из-за насоса!  - воскликнула завуч. - Из-за проклятого велосипедного
насоса...   Я  запретила   ему   приносить  насос  в  школу...  Но  если  вы
попустительствуете...
     - Да вовсе я этого не делаю, - сказал учитель.
     - Он молится на этот насос! Как вы не понимаете? Он часами тупо на него
глядит!  Это  фетишизм   какой-то,  тотемизм!  Религиозное  извращение,   вы
понимаете или нет? Сектантства нам еще недоставало!
     - Погодите, - сказал представитель.
     -  Я за  ним  с третьего класса наблюдаю... С самого прихода я заметила
ненормальность...  Вы  помните,   как   он   заставлял  просить  прощения  у
бутерброда?! Помните?
     - Не у бутерброда, - сказал учитель.
     - Он упрямый как осел! Он спорщик! Ему ничего втолковать нельзя!
     - А доказать пробовали? - спросил представитель районо.
     - Ну вот вы, например? Вы же преподаватель математики.
     - Во-первых, строго говоря, я физик.
     -  У нас вы преподаватель математики, - сказала завуч. - И  кроме того,
вы классный руководитель.
     - Увы, руководитель я далеко не классный...
     - Что верно, то верно, - сказала завуч.
     - А во-вторых? - спросил представитель.
     - А  во-вторых, строго  говоря, наличие  в  природе силы  тяготения  не
обнаружено.
     - Та-ак... -сказала завуч. - Договорились...
     -  Обнаружено   только   взаимодействие  между  телами,   подчиняющееся
формулам, которые вывел Ньютон.
     - Мило, очень мило, - сказала завуч.
     - Сам же характер  этого взаимодействия еще  не  изучен, и потому слово
"тяготение", или, иначе, "гравитация", является рабочей  гипотезой,  удобной
для вычислений.
     -  Это  действительно так? - спросил представитель. - По  образованию я
гуманитарий.
     - Да... - сказал учитель. - Это действительно так.
     - Мне об этом ничего не известно! - вскричала завуч. - И не ему об этом
судить! Не Сапожникову! Какой-то Калязин!  Какой-то монастырь, какое-то чудо
святого Макария! Вы чуете, откуда ветер дует?
     - Но Сапожников как раз утверждает,  что никаких  чудес не бывает,  что
все рано или поздно объясняется... А это, простите, чистейший материализм, -
сказал учитель.
     - Это действительно так? - спросил представитель.
     - Конечно... Можете с ним поговорить.
     - Я вам верю... А как учащиеся ко всему этому относятся?
     - Смеются, конечно.
     Представитель районо засмеялся.
     -  Я   думаю,  ничего  страшного,   Екатерина   Васильевна,  -   сказал
представитель. - И  кроме того, этот мальчик занял первое место на  районном
конкурсе изобретателей...
     -  Это ему  и вскружило голову, - сказала завуч. - За это ему надо дать
по рукам.
     - И кроме того, насколько мне  известно, идея изобретения  пришла ему в
голову, когда  он изучал велосипедный насос... Из-за этого случая ваша школа
на хорошем счету даже в гороно... Ваш опыт изучают.
     -   А  вы  знаете,  что  мне  сказала  библиотекарь  в  Доме  пионеров,
успокаиваясь,  сказала  завуч.  -  Когда он  заполнял  анкету,  то  в  графе
соцпроисхождения  он написал  "обыватель"... Ну, Сапожников...  Правда,  это
давно было.
     - Ну вот видите? -  сказал представитель  районо.  - Когда будет  вечер
отдыха, позовите меня.
     -  А  вам как классному руководителю  я заявляю  официально,  - сказала
завуч, - в присутствии представителя районо - велосипедный насос приносить в
школу запрещаю. Это вопрос принципа... Ну, Сапожников!..

     Это  еще  было до всеобщего признания  теории  относительности, которая
внесла  поправки  в небесную механику, и  фамилия Ньютона  была как  фамилия
Аристотеля в  прошлые  века, и любое сомнение  считалось грехом.  Теперь это
происходит с фамилией автора теории относительности, имя коего называть всуе
также считается грехом. Сапожников  убрал в  парту велосипедный насос и стал
формулировать задачу насчет идеального дома.
     -  Итак, к чему мы пришли? Из чего состоит дом? Давайте подведем итоги,
- сказал учитель.
     - Из мебели. - сказал Сапожников.
     - Никонова заржала. Она тоже так думала, но побоялась сказать.
     - Сапожников! - сказал учитель  и помолчал. - Итак, подведем итоги. Дом
- это  некий  объем, стены которого  образуют  искусственно созданную среду,
делающую человека независимым от влияния внешних изменений... То есть  дом -
это  как одежда,  это, если  хотите,  инструмент  для поддержания постоянной
температуры,  необходимой  человеку...  Нас сейчас  интересует  именно  этот
вопрос - температура среды, теплопроводность изоляции,  то есть стен дома, и
теплообмен между внутренней и внешней средой... Почему греет одежда?
     - Она не греет, - сказал Сапожников.
     Никонова  заржала.  Она  знала,  что,  когда  она  смеется, все  на нее
оглядываются. На нее оглянулись:
     - Сапожников прав, - сказал учитель.
     Теперь засмеялись все.
     - Ну? Долго будем смеяться? Сапожников, еще раз вытащишь  насос выйдешь
из класса. Итак, одежда не греет, а является  изоляцией внутренней среды  от
внешней.  Прекрасней  изоляцией  является  воздух.  Поэтому  в  окнах делают
двойные рамы. Если бы можно было сделать одежду из воздуха...
     - То все были бы голые, - задумчиво сказала Никонова.
     Мама сказала:
     - Хочешь Калязин последний раз повидать?
     - Почему последний? - удивился Сапожников.
     - Ходят слухи, что на месте Калязина сделают море.
     - А куда же Калязин денется?
     - Он  уйдет под  воду... Ну,  может быть, не весь, частично... Но левая
сторона, где мы жили, уйдет под воду.
     - И наш дом? - Не знаю... Может быть, перевезут  куда-нибудь... Бабушка
переезжать  не  хочет. Нюра уехала,  мы уехали, дядя в  школе весь день. Как
бабушка  с печкой  управляется?.. Как все это  будет - не  представляю. Надо
отцу  написать, чтобы приехал. Он сейчас где-то в  Калинине выступает. Мне в
школе обещали, что тебя в  зимний лагерь  возьмут на две недели на январские
каникулы, а лагерь будет как раз  в монастыре... Помнишь, там был дом отдыха
электрокомбината?
     - Наша школа ему подшефная.
     -  Да, я знаю...  Я как-то забыла об  этом. Какое совпадение, - сказала
мама, - представляешь? Кто мог подумать, что все так переплетается?
     - Ведь Дунаев в трансформаторном работает, - сказал Сапожников.
     - Ах  да...  Действительно...  Хорошо, что мы  все  вовремя  приехали в
Москву... Теперь с пропиской  все трудней  и трудней.  Если бы  не  Карлуша,
старый  папин  друг,  мы  бы  никогда  в Москве  не  устроились...  Как  все
переплелось. Прямо поразительно.
     - А  Нюру опять у  Дунаева увели, - сказал Сапожников.  - По-моему, она
обыкновенная...
     - Замолчи! - прервала его мама,  не дав  сказать последнее непоправимое
слово. - Молчи. Ты ничего в жизни еще не понимаешь...

     - Потому что частицы воздуха, - сказал учитель, - отстоят  далеко  друг
от друга и  им, чтобы встретиться и столкнуться друг  с  другом нужно больше
времени...  Вот  почему   воздух   -  прекрасная  изоляция...  В  чем  дело,
Сапожников?
     - А если воздух выкачать? - спросил Сапожников.
     - Откуда?
     - Ну, если между окон выкачать воздух, то что останется?
     - Осколки, - сказал учитель.  - Давление атмосферы вдавит с двух сторон
стекла. Природа не терпит пустоты, запомните...
     - Значит, пустота ни на что не годится?
     - То есть? - настороженно спросил учитель.
     - Если в пустоте частиц нет, значит, они не сталкиваются?
     - Что ты хочешь этим сказать?
     - Изоляция, - сказал Сапо