Василий Аксенов.
   Круглые сутки нон-стоп


 Источник: журнал "Новый мир", § 8 за 1976 год
 OCR & Spellcheck: Валерий Вольных (volnykh@august.ru)



                            Впечатления,
                            размышления,
                            приключения.



НАЧАЛО

     Зарекался ведь  я  писать  "американские  тетради",  "путевые  очерки",
"листки из блокнота" или как там их еще называют... Ведь сколько помню себя,
столько и читаю американские тетради, очерки и листки.
     "...яркое солнце висит над теснинами Манхэттена,  но  невесело  простым
американцам...",   "...низкие   мрачные   тучи   нависли  над   небоскребами
Манхэттена, и невесело простым американцам..."
     В самом деле, сколько всевозможных "Под властью доллара", "За океаном"!
Что нового можно написать об этой стране?
     Не пиши об Америке,  говорил я себе.  Приехал сюда читать лекции,  ну и
читай,  учи  студентов,  сей  разумное,  доброе,  вечное.  Не буду писать об
Америке - так было решено.
     Однако что же мне делать с горячей пустыней Невады, с деревьями джошуа,
этими застывшими тритонами, что маячат по обе стороны дороги?  Выкинуть, что
ли, на свалку памяти?

     ...Перед отъездом в пустыню Дин позвонил отцу и попросил  одолжить  ему
на  неделю  мощный  огромный  отцовский  "олдсмобиль".  Старик  торжествующе
заворчал:
     - Ага,  когда доходит до дела,  даже лос-анджелесские умники вспоминают
об американской технике.  Значит,  когда доходит до дела,  они забывают свои
европейские тарахтелки.  Конечно,  шикарно подрезать носы у порядочных людей
на своих европейских тарахтелках,  но когда доходит до дела,  они  просят  у
родителей американский кар...
     Вот,  даже  в  таком  пустяке,  как  автомобили,  сказывается в Америке
конфликт   поколений.    В   прошлых   десятилетиях   огромный   сверхмощный
кар-автоматик еще был в Америке символом могущества,  процветания,  мужского
как бы достоинства. Сейчас американские интеллектуалы предпочитают маленькие
европейские машины,  хотя  стоят  они  отнюдь  не  дешевле,  а  дороже,  чем
привычные гиганты.
     Дин загнал свой любимый "порше" в угол гаража,  исчез и вскоре  приплыл
на  "корабле  пустыни":   двести  пятьдесят  лошадиных  сил,  автоматическая
трансмиссия,  эр кондишн.  В последней штуке,  собственно говоря, и был весь
смысл замены - как ехать через пустыню без кондиционера?
     Увы,  "штука" сломалась,  мы опустили все стекла в "олдсмобиле" и ехали
через пустыню не в условном, а в настоящем сорокаградусном воздухе,  которым
дышали  пионеры,  когда  брели за своими  повозками в ту сторону,  откуда мы
сейчас летели на лимитированной  скорости  пятьдесят  пять  миль  в час,  ни
больше, ни меньше.
     Врать  об  американских  скоростях  не буду,  скорость повсюду сейчас в
Америке  небольшая,  а если выскочишь  за пятьдесят пять,  тут же появляется
неумолимый "хайвэй-патроль".
     Вот неожиданно  положительный  результат  топливного  кризиса  -  резко
сократилось число жертв на дорогах.  Безумные гонки из безумного мира Стенли
Крамера - это в прошлом.
     В горячем  воздухе,  что валится на тебя сквозь окна машины,  ты можешь
хотя бы слабо представить себе самочувствие пионеров, шедших день за днем по
этой серой,  колючей,  бескрайней  земле,  меж  выветрившихся  известняковых
холмов-истуканов,  в дрожащем  мареве Невады,  мимо  однообразных  призраков
деревьев  джошуа,  день  за  днем,  пока  не открылась  перед ними блаженная
Калифорния, the promised land, земля обетованная.

     Сколько раз ты видел это в кино?  А сейчас  собираешься  описывать?  Да
ведь те,  к кому ты по привычке  адресуешься,  видели  эту пустыню в кино не
реже,  чем  ты.  Конечно,  не на всех  твоих читателей валился  куб за кубом
горячий воздух Невады,  но преимущество твое невелико и потому брось  пустое
дело.

     ... Потом  где-то  в  сердце  пустыни  мы  остановились  у  стеклянного
павильона закусочной "Макдональд" и прочли объявление:

               "Босых и голых по пояс не обслуживаем."

Пришлось обуваться и натягивать майки...

               Others may cherish fortune and fame
               I will forever cherish her name...-

в закусочной  Макдональда  в центре  Невады  звучала  та же песня и в том же
исполнении,   что  и  в  квартире  Жанны  Миусовой  на  Аптекарском  острове
Ленинграда в 1956 году. Фрэнк Синатра, "Старый Синеглазый"...
     Ну вот, ты уже начал свой блуд,  тебя уже не остановишь  -  ассоциации,
ретроспекции...   подпрыгивает   шариковый   карандаш,   не   без  сожаления
оглядываясь на интервалы.
     Что ж,  беги,  карандаш,  так  и  быть,  только  постарайся  уж  как-то
поприличнее,  посуше,  чтобы и серьезные  люди нашли хоть малый толк в твоих
писаниях,  постарайся  хотя  бы  без  вымысла,  без  фантазий,  довольно  уж
вздору-то навалял  -  в ящики не закатывается.  И нечего прятаться за спиной
вымышленных  героев!  Пиши  от  первого  лица,  так труднее будет врать. Ты,
карандаш,  принадлежишь  гостю Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе,
"регентскому профессору"  и члену  Союза писателей Аксенову,  а не какому-то
вымышленному Москвичу, которого можно увидеть праздно гуляющим по незнакомым
улицам в поисках Типичного Американского Приключения.


               Typical (типичное)  American (американское)
                         Adventure (приключение)
                         Part (часть) I (первая)

СТРАННОЕ   ОБЪЯВЛЕНИЕ

     "Того, кто помог мне встать, когда я упала..."
     А может быть так:
     "Того, кто помог мне встать, когда я упал..."
                         ?   ?   ?

     Москвич стоял  перед  доской  объявлений  на  границе  университетского
кампуса в том районе  великого  и  шумно  известного  по всему  миру  Города
Ангелов, что называется Деревней Западного Леса.
     Москвич совсем еще был не в своей тарелке,  его покручивало современное
страдание,  именуемое  в  той  стране,  куда  он попал,  jet lag,  джет-лэг,
"реактивное отставание". Он не совсем еще отчетливо осознавал свой вчерашний
прыжок через десять часовых поясов,  а тут еще это странное  объявление.  Из
английского текста и не поймешь - леди упала или джентльмен?
     Конечно, воображение может разыграться.
     Скорее всего упала дама,  какая-нибудь волшебница из соседнего Светлого
Леса,  запуталась в соболях и - бац! - падение...  Впрочем,  конечно,  могла
упасть и какая-нибудь золушка из  Каньона Холодной Воды,  зацепилась  бедным
золотым каблучком за решетку водостока и растянулась.
      Вряд ли мог  упасть  вот  такой,  например,  баскетболист  из  команды
"Медведей",  вот  этот  "супер",  что идет  со  своим  мешком за спиной мимо
Москвича, идет, насвистывает, в плечах два ярда, рост девять футов.
     Сомнительно, что мог упасть и такой,  например,  фрукт,  как вот этот с
сизым  носом,  с пеликаньим  зобом,  с кабаньей  седой щетиной,  с пиратской
серьгой  в изуродованном  ухе,  тот,  что  едет  мимо  Москвича  к  паркингу
университетских клиник, и едет, экий чертяка, в бесшумном своем "ягуарище".
     Значит, объявление читается так:
     "Того,  кто помог мне встать,  когда  я  упала  в  прошлый  четверг  на
Вествуд-бульваре в 11 часов 35 минут вечера, прошу позвонить 876-5432..."
     "А где же я был прошлым четвергом в то время? -  подумал Москвич.  - Ах
да, над Атлантикой в "Ильюшине - шестьдесят втором."
     Стало быть, никак он не мог помочь Незнакомке, но тем не менее, однако,
все-таки  почему-то,  для чего-то  он аккуратно переписал телефонный номер в
свою записную книжку.
     Странное дело, он чувствовал какую-то свою причастность к этой истории.
Ему казалось, что он на грани чего-то еще неизведанного,  что еще миг - и он
может оказаться в вихре приключения,  типичного американского приключения, у
которого  будут и тайны,  и пропасти,  и горизонты,  и даже неведомая Цель -
нечто  высокое,  загорелое,  с блестящими  глазами,  нечто  женское  в белых
широких одеждах.
     Однако тихая суть скромного кабинетного интеллигента разумно  тормозила
его порыв.  Нет,  он не будет звонить по этому телефону,  ведь он не имеет к
этой истории ни малейшего отношения.
     Между тем прозрачность  неба в районе Святой Моники все усиливалась, и,
хотя верхние этажи темно-стеклянных небоскребов Нижнего Города еще  отражали
солнечные  лучи,  в прозрачности  этой  над  контурами королевских пальм уже
появлялись чистые,  промытые восходящими океанскими потоками звезды,  а весь
этот контур  Города Ангелов с возникающими там и сям огнями реклам напоминал
Москвичу юношеские мечты,  будущее путешествие все дальше и дальше на запад,
хотя он и понимал с некоторым еще "реактивным запаздыванием",  что дальше на
запад, по сути дела, путешествовать вроде бы уже и некуда,  что он стоит как
раз на том самом Золотом Берегу, куда вели свои фургоны пионеры и куда сорок
лет влекло его собственное воображение.

    Стоп! Остановись, блудливое перо! Увы, не останавливается пластмассовое,
шариковое, пастой чернильной снабженное на целую книжку, блудливое перо.
    Ну  хорошо,  если  уж  появился  здесь  вымышленный  Москвич,   если  уж
завязалось  ТАП  (типичное  американское  приключение),  то  давайте хотя бы
обойдемся без нашего докучливого антиавтора, вздорного авангардиста Мемозова
с его псевдосовременными теориями черного юмора, телекинезиса и оккультизма,
место которым на шестнадцатой полосе  "Литературки",  но уж отнюдь не в этих
записках.  Ведь все искривит,  все опошлит!  Нет,  этому цинику сюда ходу не
будет!

     Мемозов остановился на границе университетского кампуса перед автоматом
горячих   напитков.   Автомат  убедительно   просил  людей  не  пользоваться
канадскими  монетами.  Мемозов нашарил среди мелочи,  конечно же,  канадский
четвертак. Вот вредный характер!
     Спокойно вбил  четвертак  в  автомат,  получил  пластмассовый  стакан с
горячим кофе и сдачи "дайм" местной монетой и,  не обращая никакого внимания
на страдания машины (нелегко  американскому  автомату  проглотить  канадскую
монету!), пошел к столбику объявлений, возле которого стоял Москвич.
     - Хай! - сказал Мемозов. - С приездом!  Уже  телефончики  переписываем?
Дело, дело...
     - Мемозов! - вскричал Москвич. - Вы-то здесь каким образом?!
     - Воображение путешествует без виз, - туманно ответил антиавтор.
     - Уместны ли вы здесь? - с досадой пробормотал Москвич.
     - Как знать, - пожал плечами Мемозов. - Город большой.
     Он стоял перед Москвичом,  потягивая  дымящийся  кофе и улыбаясь из-под
длиннейших усов,  которые за последние годы приобрели уже форму перевернутой
буквы "даблью".  Он так был одет, этот несносный Мемозов, что даже привычные
ко всему жители  Деревни Западного Леса останавливали на нем свои прозрачные
взгляды.
     Вообразите:  кожаное канотье с веткой  цветущего лимонника за лентой...
Вообразите: лорнет, монокль, пенсне на цепи... Вообразите: бархатно-замшевые
джинсы  с  выпушками  из  меха  выхухоля  и  аппликациями  знаков  кабалы...
Вообразите:   унты  из   шкуры   гималайского  яка,   жилет  с  цитатами  из
месопотамского фольклора;  вообразите:  плащ в стиле  "штурмунддранг",  заря
XIX...  Вообразите,  наконец, псевдомятежные кудри биопсихота, черные кудри,
прорезанные молниями ранней меди.
     - Вот вы говорите о воображении,  Мемозов, - сказал Москвич,  - а между
тем на первый взгляд вы вполне материальны, сукин сын.
     - На первый взгляд?! - Мемозов бурно расхохотался.  - Огорчать не хочу,
но совсем  недавно  в  "Ресторанчике Алисы"  я  расправился с двумя порциями
креветок, блюдом салата, трехпалубным стейком по-техасски, порцией яблочного
пирога,   кейком  из  мороженого,   так,  так...    боюсь  соврать...    три
кофе-экспрессо, три рюмки водки "Смирнофф", бутылка бужоле. Жаль, что вас не
было с нами, старина.
     - Надеюсь, расплатились? - робко полюбопытствовал Москвич.
     - Бежал! - гордо расхохотался Мемозов. - Прелестная кассирша гналась за
мной по всему Западному Лесу, пока я не нашел спасение в ресторане "Голодный
тигр", где мне пришлось заказать...
     - Счета хотя бы у вас сохранились?
     - Хотите оплатить?
     - Ничего не поделаешь. Я за вас отвечаю перед...
     Счета "Алисы" и "Голодного тигра" затрепетали перед носом Москвича.  Он
протянул было за ними руку...
     - Э нет! - хихикал наглец. - Я вам счета, вы мне - ваш секрет!
     - Какой еще секрет? - невольно огрубев,  невольно басом,  в самообороне
спросил Москвич.
     - А телефончик,  который  записали,  олдфеллоу?  Как вы думаете,  в чем
смысл моего появления? В телефончике!
     Последнее  слово Мемозов как бы пропел,  и Москвич тогда тяжко подумал,
что вот снова какая-то чушь,  какая-то  досадная  ерунда  прикасается  к его
сегодняшнему "юному" вечеру на самом западном берегу человечества.  Невольно
он прикрыл ладонью объявление на доске.
     - Ха-ха-ха! - захохотал Мемозов уже по-английски. - Вот я и поймал вас,
сэр!  Как вы смешны!  Как вы неисправимы!  На свалочку пора,  а вы туда же -
приключений ищете!
     Сквозь ладонь он легко прочел  таинственное  объявление и несколько раз
повторил номер телефона - 876-5432.
     - Не имеете права! - возмущенно запылал Москвич. - Убирайтесь, Мемозов!
     Было темно уже и пустынно,  и  только  шаркали  мимо  бесконечные  кары
калифорнийцев:   "мустанги",  "триумфы",  "порше",  "пэйсеры",  "мерседесы",
"альфа-ромео"...
     Ну что бы,  казалось,  взять  да  бегом в университетский  паркинг-лот,
схватить  машину,  умчаться  к  ревущим  незнакомым фривэям (авось выкатят к
друзьям на тусклую  улочку  Холма  или  на  Тихоокеанские  Палисады),  нет -
нелепейшая  перепалка  продолжалась,  и  Москвич понимал с каждым словом все
яснее,  что эту глумливую мемозовскую пошлятинку,  лукавое  подхихикиванье и
сортирный снобизм ему без труда не изжить.
     Мемозов наконец замолчал,  встреча как началась, так и кончилась по его
воле.  Афганским  свистом с клекотом он подозвал  своего  то ли коня,  то ли
верблюда, то ли страуса, взлетел в седло - ковбой, видите ли! - и медленно с
важным цокотом поскакал в сторону Биверли-хиллз. В самом деле, на чем же еще
ездить  Мемозову в автомобильной  стране  -  конечно же на помеси  страуса с
верблюдом!
     Развязная   песенка   авангардиста   долетела   из   неоновых   сумерек
суперцивилизации:

                    На бульваре Голливуда
                    Я не съел и соли пуда,
                    Все рассчитывал на чудо,
                    И однажды на Сансете
                    Я попался, как сом в сети,
                    К белой пышной Маргарете.
                    Вместе с крошкой на Уилшире
                    Мы увидели мир шире
                    В замечательной квартире.
                    Ай ду-ду, ай бу-бу,
                    Ждет нас мама в Малибу...

     - Вот ужас, - простонал Москвич.
     В его руке трепетали  неоплаченные  счета.  Опомнившись,  он бросился в
телефонную будку.  Ведь этот субъект может теперь все опошлить,  изуродовать
все приключение,  которое  и начинать-то он ведь не собирался,  а вот сейчас
приходится...


ВООБРАЖЕНИЕ И РЕАЛЬНОСТЬ

     Между прочим,  тут где-то,  между  двумя  этими  дымоходами,  по коньку
литературной крыши бродит драная кошка, именуемая на интеллигентском жаргоне
"сермягой".
     В таком ли уж страшном противоречии находятся эти  понятия?  Что  стоит
наше воображение без существ и предметов, населяющих мир реальности?  Но как
бы мы назвали все эти существа и предметы, не будь у нас воображения?
     В путешествиях,  однако,  часто  сталкиваешься с разными мелкими,  я бы
сказал, бытовыми противоречиями между воображением и реальностью.
     К примеру,  Нью-Йорк.  Ты столько читал  о стритах и авеню  Манхэттена,
столько видел фото, кино и теле,  что в твоем воображении этот город,  можно
сказать, построен. Ты все уже прочертил в своем воображении и твердо знаешь,
как эти стриты идут, откуда - куда,  но попав в реальный Нью-Йорк,  ты вдруг
видишь, что ошибался, что стриты идут не "оттуда - туда", а "туда - оттуда",
а весь Манхэттен греет свой хребет на солнце не совсем под тем углом, как ты
воображал.
     Другой пример - Венеция.  Ты знал, что она красива, но в реальности она
оказывается еще красивее, чем в воображении,  несмотря на то,  что дворцы ее
чуть ниже, чем ты воображал.
     Итак,  в путешествиях ты сталкиваешься с этими мелкими противоречиями и
радостно их уничтожаешь,  радостно  потому,  что  на месте  твоего  прежнего
воображения  вырастает  новое  и,  клубясь,  как тропическая растительность,
покрывает твою новую реальность.
     Значит ли это, что прежнее воображение ничего не стоило?  Отнюдь нет. В
новом лесу ты часто наталкиваешься на заросли  старого,  ты или продираешься
сквозь них, или носом падаешь в их аромат,  чтобы отдышаться,  и путешествие
твое становится одновременно как бы воспоминанием, а это хорошо.
     Теперь я должен познакомить читателя с тем городом,  куда я зову сейчас
его воображение.
     Лос-Анджелес. Город Ангелов.  Калифорнийцы называют его запросто Эл-Эй.
     Вот мое первое утро  в  этом  городе.  Постараюсь  описать  перекресток
Тивертон-авеню и Уилшира с теми предметами, которые запомнились.
     На перекресток  этот выкатывается еще несколько улиц с незапомнившимися
названиями,  таким образом,  получается что-то вроде площади.  Слева от меня
бензозаправочная  станция  Шелл,  чуть  подальше станция Эссо,  по диагонали
напротив станция Аполло:  все такое белое,  чистое,  белое с синим,  белое с
красным, белое с желтым, вращаются рекламы нефтяных спрутов,  висят гирлянды
шин.
     Далее.  На перекрестке  этом  не менее  десятка  светофоров,  часть  на
длинных дугах,  часть на столбиках.  Пешеходы дисциплинированные, но если ты
вдруг  зазевался  и пошел на красный,  это еще не означает,  что ты обречен.
Закон штата  Калифорния  похож  на  знаменитый  закон американской торговли:
"Pedestrian is always right"  ("Пешеход всегда прав".  Созвучно  с известным
"customer is always right" - "покупатель всегда прав").
     Где бы ты ни ступил на мостовую,  в любом месте города  любой  водитель
тут же затормозит и даст тебе преимущественное  право прохода.  В Нью-Йорке,
между прочим, этого правила нет, там смотри в оба!
     Топографический,   эстетический,   а  может  быть,   и  духовный  центр
перекрестка - это безусловно кофе-шоп, ships, большая стеклянная закусочная,
открытая  двадцать  четыре  часа  в  сутки,  нон-стоп.  Там видны на высоких
табуретках  и в мягких  креслах  многочисленные  едоки  разных  категорий: и
скоростные  дилер-уиллеры,  что,  глядя  на  часы  и не переставая  трещать,
запихивают себе  в рот  салат  и гамбургеры,  и гурманы,  смакующие  торты и
кейки, и разочарованные дамы с сигаретами, и прочие.
     Рядом с ships  открытый  паркинг-лот,  где  среди  автомобилей,  словно
странные  одушевленные  существа,  выделяются  огромные  японские  мотоциклы
"хонда" с высоким рулем.
     Что еще?  Вдоль  тротуара  стеклянные ящики с газетами,  солидные  "Los
Angeles Times и "Examiner", левая "Free Press",  и рядом сплетницы "National
Enquirer"  и  "Midnight",  и  тут  же  "порно"  "LA Star",  и тут же  газеты
гомосексуалистов.
     Вылезает на перекресток алюминиевый бок банка и окно ресторанчика  "Два
парня из Италии".
     Вдаль  по одной из улиц  уходит  вереница  пальм,  и там за асфальтовым
горбиком в небе некоторое золотистое свечение. Мне кажется, что именно там -
океан. Впоследствии выясняется, что океан в противоположной стороне.
     Кругорама, в центре которой, естественно,  находится автор,  то есть я,
замыкается  изломанным  контуром  крыш и реклам,  среди  которых  выделяются
стеклянный билдинг Tishman и гигантский плакат Корпуса Морской Пехоты.
     Нынче американские  вооруженные  силы  состоят  из  наемников,  поэтому
каждый род войск рекламирует себя с