,
действующий на планете, и только глубокая убежденность в том, что разумную
жизнь проглядеть было бы невозможно, удерживала его от  самых  решительных
шагов. Он только принял все меры, чтобы район  действия  нашей  группы  не
стал объектом нашествия "любопытствующих бездельников". Именно поэтому  он
изо всех сил старался сформулировать экспертное заключение таким  образом,
чтобы  оно   не   вызывало   ни   малейших   сомнений.   Между   тем   мое
возбужденно-подавленное    состояние    прекрасно     подтверждало     его
предварительный вывод о том, что неизвестные существа способны проникать в
корабль. Он стал ждать этого проникновения и дождался его сегодня утром.
     - Резюмирую, - объявил он, словно читая лекцию.  -  По  крайней  мере
этот район планеты, вопреки данным предварительных  исследований,  обитаем
крупными  позвоночными,  причем  есть  все  основания  предполагать,   что
существа эти разумны.  По-видимому,  это  троглодиты,  приспособившиеся  к
жизни в подземных пустотах.  Судя  по  тому,  чему  мы  были  свидетелями,
средний  абориген  анатомически   напоминает   человека,   обладает   ярко
выраженной способностью к мимикрии, а также и, вероятно, в связи с этим  -
способностью  к  воспроизводству  защитно-отвлекающих   фантомов.   Должен
сказать, что для крупных позвоночных такая способность  была  до  сих  пор
отмечена только  у  некоторых  грызунов  на  Пандоре,  на  Земле  же  этой
способностью обладают некоторые виды головоногих  моллюсков.  А  теперь  я
хотел бы особенно подчеркнуть,  что,  несмотря  на  эти  нечеловеческие  и
вообще  негуманоидные  способности,   здешний   абориген   не   только   в
анатомическом, но и в физиологическом и, в  частности,  в  нейрологическом
отношении необычайно, небывало близок к земному человеку. Я кончил.
     - Как - кончили? - вскричал я, испугавшись. - А мои  голоса?  Значит,
галлюцинации были?
     Комов усмехнулся.
     - Успокойтесь, Стась, - сказал он. -  С  вами  все  в  порядке.  Ваши
"голоса" легко объясняются, если предположить, что  устройство  голосового
аппарата идентично нашему.  Сходство  голосового  аппарата  плюс  развитая
способность к имитации плюс гипертрофированная фонетическая память...
     - Стойте, - сказала Майка. - Я понимаю,  они  могли  подслушать  наши
разговоры, но как же женский голос?
     Комов кивнул.
     - Да, приходится предположить, что они присутствовали при агонии.
     Майка присвистнула.
     - Слишком замысловато, - пробормотала она с сомнением.
     - Предложите другое объяснение, - холодно возразил Комов. -  Впрочем,
вероятно, мы скоро узнаем имена погибших. Если пилота звали Александром...
     - Ну, хорошо, - сказал я. - А ребенок плакал?..
     - А вы уверены, что это плакал ребенок?
     - А с чем это можно спутать?
     Комов уставился на меня, плотно прижал пальцем верхнюю губу  и  вдруг
приглушенно залаял. Именно залаял - другого слова я не подберу.
     - Что это было? - спросил он. - Собака?
     - Похоже, - сказал я с уважением.
     - Так вот, это я произнес фразу на одном из наречий Леониды.
     Я был сражен. Майка тоже.  Некоторое  время  все  молчали.  Все  было
несомненно так, как он говорил.  Все  объяснилось,  все  получилось  очень
изящно, но... Было, конечно,  очень  приятно  сознавать,  что  все  страхи
остались позади и  что  именно  нашей  группе  повезло  открыть  еще  одну
гуманоидную расу. Однако вместе  с  тем  это  означало  самую  решительную
перемену в наших судьбах. Да и не только в наших. Во-первых, невооруженным
глазом было видно, что проекту "Ковчег" конец.  Планета  занята,  придется
искать для пантиан другую. Во-вторых,  если  окончательно  выяснится,  что
аборигены разумны, нас, наверное, сейчас же попрут отсюда,  а  вместо  нас
прибудет сюда комиссия по контактам. Все эти соображения были очевидны  не
только мне, конечно, но и остальным. Вандерхузе расстроенно рванул себя за
бакенбарды и сказал:
     - Почему же именно разумные? По-моему, пока  совершенно  ниоткуда  не
следует, что они непременно разумные, как вы полагаете, Геннадий?
     - Я не утверждаю, что они непременно разумные, - возразил Комов. -  Я
сказал только: есть все основания предполагать, что это так.
     - Ну, какие же это такие все основания?  -  продолжал  расстраиваться
Вандерхузе. Очень ему не хотелось покидать насиженное место. Известна была
за ним такая слабость - любовь к насиженным  местам.  -  Что  это  за  все
основания? Внешний облик разве что...
     - Дело не только в анатомии, -  сказал  Комов.  -  Камни  под  маяком
расположены в  явном  порядке,  это  какие-то  знаки.  Камни  и  ветки  на
посадочной полосе... Я не хочу ничего утверждать категорически, но все это
очень похоже на попытку войти  в  контакт,  осуществляемую  гуманоидами  с
первобытной культурой. Тайная разведка и одновременно не то  дары,  не  то
предупреждение...
     - Да, похоже на то, - пробормотал Вандерхузе и впал в прострацию.
     Снова последовало молчание, затем Майка тихонько спросила:
     - А откуда следует, что они так уж особенно близки  к  нам  по  своей
физиологической и нервной организации?
     Комов удовлетворенно покивал.
     - Здесь мы тоже располагаем только косвенными соображениями, - сказал
он. - Но это достаточно веские соображения. Во-первых, аборигены  способны
проникать в корабль. Корабль их впускает. Для сравнения  напомню,  что  ни
тагорцу, ни даже пантианину, при всем их огромном  сходстве  с  человеком,
люковую перепонку не преодолеть. Люк просто не раскроется перед ним...
     Тут я хлопнул себя по лбу.
     - Елки-палки! Значит, все мои киберы были в  полном  порядке!  Просто
аборигены, наверное, бегали перед Томом, и он останавливался,  потому  что
боялся наехать на человека... А потом они, наверное, считали Тома за живое
существо, размахивали руками и  случайно  подали  ему  сигнал  "Опасность!
Немедленно в корабль!" Это же очень простой сигнал... - Я показал.  -  Ну,
мои  ребятишки  и полезли  в трюм  наперегонки...  Конечно, так  оно все и
было...  Да я и сейчас своими глазами видел:  Том реагировал на аборигена,
как на человека.
     - То есть? - быстро спросил Комов.
     -  То  есть,  когда  абориген  появился  в  поле  его  визиров,   Том
просигналил: "Жду приказаний".
     - Это очень ценное наблюдение, - произнес Комов.
     Вандерхузе тяжело вздохнул.
     - Да, - сказала Майка. - Конец "Ковчегу". Жалко.
     - Что же теперь будет? - спросил  я,  ни  к  кому  в  особенности  не
обращаясь.
     Мне не ответили. Комов поднял листки со  своими  записями,  под  ними
обнаружилась коробочка диктофона.
     - Прошу прощения, - объявил он, очаровательно улыбаясь.  -  Чтобы  не
терять  времени  зря,  я  нашу  дискуссию  записал.  Благодарю  за   точно
поставленные  вопросы.  Стась,  я  попрошу  вас,  закодируйте  все  это  и
отправьте в экстренном импульсе прямо в центр, копию на базу.
     - Бедный Сидоров, - негромко сказал Вандерхузе. Комов коротко  глянул
на него и снова опустил глаза на бумаги.
     Майка отодвинула кресло.
     - Во  всяком  случае,  с  моим  квартирьерством  здесь  покончено,  -
проговорила она. - Пойду собираться.
     - Одну минуту, - остановил ее Комов. - Здесь спросили, что же  теперь
будет. Отвечаю.  Как  полномочный  член  комиссии  по  контактам,  я  беру
командование на  себя.  Объявляю  весь  наш  район  зоной  предполагаемого
контакта. Яков, прошу  вас,  составьте  соответствующую  радиограмму.  Все
работы  по  проекту  "Ковчег"  прекращаются.   Роботы   демобилизуются   и
переводятся в трюм. Выход из корабля только с  моего  личного  разрешения.
Сегодняшняя  охота  с  борзыми,  вероятно,  уже   создала   для   контакта
определенные трудности. Новые недоразумения были бы  крайне  нежелательны.
Итак, Майя, прошу вас загнать глайдер в ангар. Стась, прошу заняться вашей
киберсистемой...  -  Он  поднял  палец.  -  Но  сначала  отправьте  запись
дискуссии... - Он улыбнулся и хотел сказать еще что-то,  но  в  это  время
затрещал дешифратор рации.
     Вандерхузе  протянул  длинную  руку,  извлек  из  приемного   кармана
карточку радиограммы и пробежал ее глазами. Брови его задрались.
     - Гм, - сказал он. - На лету схватывают. Вы, случайно,  не  индуктор,
Геннадий?
     Он передал карточку Комову. Комов тоже пробежал ее глазами,  и  брови
его тоже задрались.
     - Вот этого я уже не понимаю, - пробормотал он,  бросил  карточку  на
стол и прошелся по рубке, заложив руки за спину.
     Я  взял  карточку.  Майка  возбужденно  сопела  у  меня   над   ухом.
Радиограмма действительно была неожиданная.

     ЭКСТРЕННАЯ, НУЛЬ-СВЯЗЬ. ЦЕНТР, КОМИССИЯ ПО  КОНТАКТАМ,  ГОРБОВСКИЙ  -
НАЧАЛЬНИКУ БАЗЫ "КОВЧЕГ" СИДОРОВУ. НЕМЕДЛЕННО  ПРЕКРАТИТЬ  ВСЕ  РАБОТЫ  ПО
ПРОЕКТУ. ПОДГОТОВИТЬ ВОЗМОЖНУЮ ЭВАКУАЦИЮ ЛИЧНОГО СОСТАВА  И  ОБОРУДОВАНИЯ.
ДОПОЛНЕНИЕ - ПОЛНОМОЧНОМУ ПРЕДСТАВИТЕЛЮ  КОМКОНа  КОМОВУ.  ОБЪЯВЛЯЮ  РАЙОН
ЭР-2 ЗОНОЙ ПРЕДПОЛАГАЕМОГО КОНТАКТА. ОТВЕТСТВЕННЫМ НАЗНАЧАЕТЕСЬ ВЫ.
                                                               ГОРБОВСКИЙ.

     - Вот это да! - сказала Майка с восхищением. - Ай да Горбовский!
     Комов остановился и исподлобья оглядел нас.
     - Прошу всех приступить к выполнению моих распоряжений. Яков, найдите
мне, пожалуйста, копию нашего экспертного заключения.
     Они с Вандерхузе погрузились в изучение копии, Майка  вышла  загонять
глайдер, а я устроился возле рации и принялся кодировать  нашу  дискуссию.
Однако не прошло и двух  минут,  как  дешифратор  заверещал  снова.  Комов
отпихнул Вандерхузе и кинулся к рации. Перегнувшись через  мое  плечо,  он
жадно читал строчки, появляющиеся на карточке.

     ЭКСТРЕННАЯ,  НУЛЬ-СВЯЗЬ.  ЦЕНТР,  КОМИССИЯ  ПО  КОНТАКТАМ,  БАДЕР   -
КАПИТАНУ ЭР-2 ВАНДЕРХУЗЕ. СРОЧНО ПОДТВЕРДИТЕ  ОБНАРУЖЕНИЕ  ОСТАНКОВ  ДВУХ,
ПОВТОРЯЮ: ДВУХ  ТЕЛ  НА  БОРТУ  КОРАБЛЯ  И  СОСТОЯНИЕ  БОРТОВОГО  ЖУРНАЛА,
ОПИСАННОГО В ВАШЕМ ЭКСПЕРТНОМ ЗАКЛЮЧЕНИИ.
                                                                    БАДЕР.

     Комов  перебросил  карточку  Вандерхузе  и  покусал  ноготь  большого
пальца.
     - Вот, значит, в чем  дело,  -  проговорил  он.  -  Так-так...  -  Он
повернулся ко мне. - Стась, что вы сейчас делаете?
     - Кодирую, - ответил я угрюмо. Я ничего не понимал.
     - Дайте-ка мне диктофон, -  сказал  он.  -  Пока  воздержимся.  -  Он
спрятал диктофон в  нагрудный  карман  и  аккуратно  застегнул  клапан.  -
Значит, так. Яков. Подтвердите то, о чем они вас просят. Стась.  Передайте
подтверждение. А потом, Яков, я вас  попрошу...  Вы  разбираетесь  в  этом
лучше меня.  Окажите  мне  любезность,  поройтесь  в  нашей  фильмотеке  и
просмотрите всю официальную документацию относительно бортовых журналов.
     - Я и  так  знаю  все  относительно  бортовых  журналов,  -  возразил
Вандерхузе недовольно. - Вы мне лучше скажите, что вас интересует.
     - Я и сам толком не  знаю,  что  меня  интересует.  Меня  интересует,
случайно или намеренно был стерт бортжурнал. Если намеренно, то почему. Вы
же видите, Бадера это тоже интересует... Не ленитесь, Яков. Существуют  же
все-таки какие-то правила, предусматривающие уничтожение бортжурнала.
     - Не существует таких правил, - проворчал себе под нос  Вандерхузе  и
тем не менее отправился оказывать любезность.
     Комов сел писать подтверждение, а  я  мучительно  соображал,  что  же
такое происходит, почему такая паника и как в Центре  могли  усомниться  в
совершенно четких формулировках заключения. Не могли же они там  подумать,
что мы спутали останки землянина с  останками  какого-нибудь  аборигена  и
добавили лишний труп... И как все-таки, елки-палки,  Горбовский  умудрился
догадаться о том, что у нас  здесь  происходит?  Никакого  толку  от  моих
рассуждений не было, и я с тоской смотрел на рабочие экраны, где все  было
так ясно и понятно, и я с горечью подумал,  что  туповатый  человек  самым
печальным образом напоминает кибера. Вот  я  сейчас  сижу,  тупо  выполняю
приказания:  сказали  кодировать  -  кодировал,   сказали   прекратить   -
прекратил, а что происходит, зачем все это, чем все это кончится -  ничего
не понимаю. Совершенно как мой Том: работает сейчас, бедняга, в поте лица,
старается получше выполнить мои распоряжения и ведь знать  не  знает,  что
через десять минут я приду, загоню его со всей компанией в трюм, и  работа
его окажется вся ни к чему, и сам он станет никому не нужным...
     Комов передал мне подтверждение, я закодировал текст, отослал  его  и
хотел было уже пересесть за свой пульт, как вдруг раздался вызов с Базы.
     - ЭР-два? - осведомился спокойный голос. - Сидоров говорит.
     - ЭР-два слушает! - откликнулся я немедленно. -  Говорит  кибертехник
Попов. Кого вам, Михаил Альбертович?
     - Комова, пожалуйста.
     Комов уже сидел в соседнем кресле.
     - Я тебя слушаю, Атос, - сказал он.
     - Что у вас там произошло? - спросил Сидоров.
     - Аборигены, - ответил Комов, помедлив.
     - Поподробнее, если можно, - сказал Сидоров.
     - Прежде всего, имей в виду, Атос, - сказал Комов, - я не знаю  и  не
понимаю, откуда Горбовский узнал об аборигенах. Мы  сами  начали  понимать
что к чему всего два часа назад. Я подготовил для тебя  информацию,  начал
уже ее кодировать, но тут  все  так  запуталось,  что  я  просто  вынужден
просить тебя потерпеть еще некоторое время. Меня тут старик Бадер на такую
идею навел... Одним словом, потерпи, пожалуйста.
     - Понятно, - сказал Сидоров. - Но сам факт  существования  аборигенов
достоверен?
     - Абсолютно, - сказал Комов.
     Было слышно, как Сидоров вздохнул.
     - Ну что ж, - сказал он. - Ничего не поделаешь. Начнем все сначала.
     - Мне очень жаль, что все так получилось, - произнес Комов. - Честное
слово, жаль.
     - Ничего, - сказал Сидоров. - Переживем и это. - Он помолчал.  -  Как
ты намерен действовать дальше? Будешь ждать комиссию?
     - Нет. Я начну сегодня же. И я очень  прошу  тебя:  оставь  ЭР-два  с
экипажем в моем распоряжении.
     - Разумеется, - сказал Сидоров. -  Ну,  не  буду  тебе  мешать.  Если
что-нибудь понадобится...
     - Спасибо, Атос. И не огорчайся, все еще наладится.
     - Будем надеяться.
     Они распрощались. Комов покусал ноготь большого  пальца,  с  каким-то
непонятным раздражением посмотрел на  меня  и  снова  принялся  ходить  по
рубке. Я догадывался, в чем тут дело. Комов и Сидоров были старые  друзья,
вместе учились, вместе где-то работали, но Комову всегда и во всем  везло,
а Сидорова за глаза называли  Атос-неудачник.  Не  знаю,  почему  это  так
сложилось. Во всяком случае, Комов должен был  сейчас  испытывать  большую
неловкость. А тут еще радиограмма Горбовского. Получалось так, будто Комов
информировал Центр, минуя Сидорова...
     Я тихонько перебрался к своему пульту и остановил киберов. Комов  уже
сидел за столом,  грыз  ноготь  и  таращился  на  разбросанные  листки.  Я
попросил разрешения выйти наружу.
     -  Зачем?  -  вскинулся  было  он,  но  тут  же  спохватился.  -   А,
киберсистема...  Пожалуйста,  пожалуйста.   Но   как   только   закончите,
немедленно возвращайтесь.
     Я загнал ребятишек в  трюм,  демобилизовал  их,  закрепил  на  случай
внезапного старта и  постоял  немного  около  люка,  глядя  на  опустевшую
стройплощадку, на белые стены несостоявшейся метеостанции, на айсберг, все
такой же идеальный и равнодушный... Планета казалась мне  теперь  какой-то
другой. Что-то в ней изменилось. Появился какой-то смысл в этом тумане,  в
карликовых зарослях, в  скалистых  отрогах,  покрытых  лиловатыми  пятнами
снега. Тишина осталась, конечно, но  пустоты  уже  не  было,  и  это  было
хорошо.
     Я  вернулся  в  корабль,  заглянул  в  кают-компанию,  где   сердитый
Вандерхузе копался в фильмотеке, чувства меня распирали,  и  я  отправился
утешаться к Майке. Майка расстелила  по  всей  каюте  огромную  склейку  и
лежала на ней с лупой в глазу. Она даже не обернулась.
     - Ничего не понимаю, - сказала она сердито. - Негде  им  здесь  жить.
Все мало-мальски годные для обитания точки мы обследовали. Не в болоте  же
они барахтаются, в самом деле!..
     - А почему бы не в болоте? - спросил я, усаживаясь.
     Майка села по-турецки и воззрилась на меня через лупу.
     - Гуманоид не может жить в болоте, - объявила она веско.
     - Почему же, - возразил я. - У нас на  Земле  были  племена,  которые
жили даже на озерах, в свайных постройках...
     - Если бы на этих болотах  была  хоть  одна  постройка...  -  сказала
Майка.
     - А может быть, они  живут  как  раз  под  водой,  наподобие  водяных
пауков, в таких воздушных колоколах?
     Майка подумала.
     - Нет, - сказала она с сожалением. - Он бы грязный был,  грязи  бы  в
корабль натащил...
     -   А    если    у    них    водоотталкивающий    слой    на    коже?
Водогрязеотталкивающий... Видела, как он лоснится? И удрал  он  от  нас  -
куда? И такой способ передвижения - для чего?
     Дискуссия завязалась. Под давлением многочисленных гипотез, которые я
выдвигал, Майка принуждена была согласиться, что  теоретически  аборигенам
ничто не препятствует жить в воздушных колоколах, хотя лично  она,  Майка,
все-таки склонна полагать, что  прав  Комов,  который  считает  аборигенов
пещерными людьми. "Видел бы ты, какие там ущелья, - сказала она. - Вот  бы
куда сейчас слазить..." Она стала показывать по карте. Места даже на карте
выглядели  неприветливо:  сначала  полоса  сопок,   поросших   карликовыми
деревцами, за ней изборожденные бездонными разломами скалистые  предгорья,
наконец, сам хребет, дикий и жестокий,  покрытый  вечными  снегами,  а  за
хребтом - бескрайняя каменистая равнина, унылая, совершенно  безжизненная,
изрезанная  вдоль  и  поперек  глубокими  каньонами.  Это   был   насквозь
промерзший, стылый мир, мир ощетинившихся минералов, и при одной  мысли  о
том, чтобы здесь жить, ступать босыми ногами по  этом  каменному  крошеву,
кожа на спине у меня начинала ежиться.
     "Ничего страшного, - утешала меня  Майка,  -  я  могу  показать  тебе
инфрасъемки  этой  местности,  под  этим  плато  есть   обширные   участки
подземного тепла, так что если они живут в пещерах, то от  холода  они  во
всяком случае не страдают". Я сейчас же вцепился в нее: а что же они едят?
"Если есть пещерные люди,  -  сказала  Майка,  -  могут  быть  и  пещерные
животные. А потом - мхи, грибы, и еще  можно  представить  себе  растения,
которые осуществляют фотосинтез в инфракрасном свете". Я  представил  себе
эту жизнь, жалкую пародию на то, что считаем жизнью мы, упорную, но  вялую
борьбу за существование, чудовищное однообразие впечатлений, и  мне  стало
ужасно жалко аборигенов. И я объявил, что забота об  этой  расе  -  задача
тоже достаточно благородная и благодарная. Майка возразила, что это совсем
другое дело, что пантиане обречены, и если бы нас не было, они  бы  просто
исчезли, прекратили бы свою историю; а что касается  здешнего  народа,  то
это еще бабушка надвое сказала, нужны ли мы им. Может быть, они и без  нас
процветают.
     Это  у  нас  старый  спор.  По  моему  мнению,   человечество   знает
достаточно, чтобы судить, какое развитие исторически перспективно, а какое
- нет. Майка же в этом сомневается. Она утверждает, что мы знаем  ничтожно
мало. Мы вошли в соприкосновение с двенадцатью  разумными  расами,  причем
три из них - негуманоидные.  В  каких  отношениях  мы  находимся  с  этими
негуманоидами, сам Горбовский, наверное, не может сказать: вступили  мы  с
ними в контакт или не вступили,  а  если  вступили,  то  по  обоюдному  ли
согласию или навязали им себя, а может быть, они вообще  воспринимают  нас
не как  братьев  по  разуму,  а  как  редкостное  явление  природы,  вроде
необычных метеоритов. Вот с гуманоидами все ясно:  из  девяти  гуманоидных
рас только три согласились иметь с нами что-либо общее, да и то леонидяне,
например, охотно делятся с нами своей информа