зиться. Конфисковать - сложно,  не  обыскивать
же все дома подряд. Да и не было прецедента, чтобы  "ижевка"  или  "гулка"
местного жителя оказалась орудием преступления. И  пока  закон  об  оружии
носился  в  воздухе,  участковый  рассудил   по-своему:   преступный   мир
разрешения на оружие  не  спрашивает,  а  раз  так,  пусть  знает,  что  и
крестьянский мир найдет, чем ответить.


     Прохлада и тишина читального зала действовали  умиротворяюще.  Однако
на расспросы Строкача седая библиотекарша лишь развела руками:
     - В сущности, такой литературы у нас нет. Есть исследования обзорного
характера о  катакомбах,  какие-то  историко-географические  труды.  Но  о
наших, а тем более с планом  расположения  ходов...  увы!  Может  быть,  у
комитетчиков?..
     Насчет спецслужбы Строкач и сам догадывался. Но идти туда на поклон -
последнее дело. К сожалению, другого выхода не было, и пошел он туда  едва
ли не в первую очередь.
     Тем не менее и это не помогло. Нет, Боже  упаси,  Строкачу  никто  не
отказал в содействии, мало того, горькую пилюлю подсластили -  сохранились
еще старые знакомства и связи.
     - Павел Михайлович, дорогой! Слово даю - у нас  об  этом  столько  же
информации, сколько и у вас. Плана катакомб и в помине нет, никто этим  не
занимался. Где-то сохранились со времен войны какие-то эскизы,  кроки.  Но
там ведь все перемешалось, - взрывы, обвалы, осадка породы. Нет и описания
как такового, только фрагменты служебных донесений, которые в целом до сих
пор являются секретными. Мы бы с дорогой душой, но слишком велик риск, что
материалы попадут не в те руки. Вы тут ни при чем, просто ведь они  войдут
в дело, а с ним может познакомиться  кто  угодно.  Есть  там,  знаете  ли,
некоторые моменты, прямо скажем,  особого  свойства...  И  потом,  почему,
собственно,  вы  так  убеждены,  что  следы  ваших  милиционеров  ведут  в
катакомбы? Кто там может жить? Вы  представляете  себе,  какую  гигантскую
работу по их переоборудованию необходимо проделать, причем так,  чтобы  на
земле никто ничего не заметил? Между прочим, наши  понемногу  приглядывают
за входами - и ничего подозрительного. Контролируем обстановку. Вот и все.
Хотите - подавайте официальный запрос, но это, ей-богу, ни к  чему,  да  и
толку все равно не будет.
     Все это Строкач вспоминал,  стоя  перед  библиотечной  стойкой  после
того, как и здесь получил мягкий,  но  решительный  отказ.  Ему  настолько
трудно было скрыть свое разочарование, что  невысокая  седая  женщина  его
невольно пожалела.
     - Поймите меня, помочь  вам  здесь,  в  библиотеке,  я  просто  не  в
состоянии - у нас действительно нет такой литературы.  Но,  скажу  вам  по
секрету, до меня дошел слух, что наше издательство "Молодость"  собирается
выпустить книгу о катакомбах. Это  не  новое  исследование,  а  репринтное
воспроизведение какой-то старой и крайне редкой брошюры  с  комментариями.
Попробуйте выяснить, может, повезет.
     Торопливо поблагодарив библиографа, Строкач понесся в издательство со
всей скоростью, которую позволяли выжать его "жигули".


     Трехэтажный старый особняк на тихой боковой улочке  в  центре  города
Строкач знал, и даже пару раз бывал там по поводу небольших  публикаций  в
недавно возникшей газете "02 сообщает".  Заместитель  главного  редактора,
довольно симпатичная особа средних лет, радушно встретив  майора,  тут  же
его и разочаровала.
     - Очень жаль, Павел Михайлович, но  автор  забрал  рукопись.  Еще  на
прошлой неделе. Старик с тяжелым характером,  так  что  повозиться  с  ним
пришлось. В принципе, сегодня на краеведческую и географическую литературу
спрос упал, но в этом случае кое-что можно было сделать. Туда-сюда,  тысяч
пятнадцать экземпляров брошюры мы бы рассовали.  "Катакомбы  и  подземелья
города", так она называлась. Довольно  приличный  исторический  экскурс  и
даже некий авантюрный сюжет. Интересен и план  катакомб,  никогда  мне  не
приходилось видеть ничего подобного.
     Книгой  у   нас   занималась   редактор   Вострикова,   она   у   нас
специализируется на  приключенческой  тематике,  даже  сама  пописывает  в
детективном жанре. Так сказать,  Агата  Кристи  областного  масштаба.  Для
"Катакомб" она просто незаменима  -  я  заглядывала  в  текст,  там  нужна
довольно серьезная литературная обработка.  Может,  из-за  этого  и  автор
расстроился. Прибежал ко  мне  прямо  в  бешенстве  и  заявил,  что  книгу
издавать отказывается. Ну, мы не очень и настаивали,  у  нас  люди  годами
стоят, чтобы в план втиснуться. А  он  руками  размахивает  и  кричит:  "Я
полвека материал копил, а какая-то девчонка будет меня  исправлять.  Я  не
милостыню прошу, это же для людей!" Словом,  при  таком  обороте  событий,
видимо, придется ему самому и читать свою рукопись. Жаль только усилий - я
почти уже включила его в план. Да что там говорить,  труднее  всего  иметь
дело с непрофессиональными литераторами. И жалко  его  -  вид  нездоровый,
пиджак на локтях залоснился, плащишко - хоть сейчас на  помойку.  Работает
здесь неподалеку в каком-то заштатном кооперативе, буквально за углом...
     Серую литую вывеску кооператива "Питание" долго искать  не  пришлось,
тем  более,  что  Строкач  ориентировался  в  центре,  как  в  собственном
письменном столе.
     Поднявшись по пологим  деревянным  ступеням  на  второй  этаж,  среди
озабоченно снующих дам и девиц он не обнаружил ни одного мужчины.
     - Простите, пожалуйста, - обратился Строкач к ближайшей, - мне  нужен
Алексей Григорьевич Скляров.
     Лицо  кругленькой  рыжеволосой  особы,  смахивающей   на   суетливого
хомячка, на мгновение отразило сложную смесь чувств, а затем  сложилось  в
услужливую улыбку.
     - Алексей Григорьевич? - воскликнула особа. - Ну разумеется! Посидите
минутку, он только что отлучился, я сейчас позвоню. - И потащила  Строкача
в небольшую, заваленную бумагами и старыми гроссбухами комнатенку.
     - Вот здесь. А я сейчас, моментально.
     Около  четверти  часа  Строкачу  пришлось  размышлять   о   некоторых
настораживающих странностях в поведении "хомячка"  и  причинах  отсутствия
Склярова.
     Его уединение прервал стремительно вошедший в комнату рослый  молодой
мужчина с густыми, почти сросшимися  на  переносице  бровями.  Полуприкрыв
дверь, он испытующе уставился на майора.  Будь  на  месте  Строкача  любой
гражданин, чья совесть не вполне чиста, его рука  сама  потянулась  бы  за
документами -  либо  за  оружием.  Однако  он  остался  сидеть  совершенно
неподвижно, вертя в пальцах зажигалку.
     Обмен взглядами был  прерван  появлением  нового  действующего  лица.
Неприметный мужчина со слегка одутловатым лицом, в мятом сером костюме, до
сих пор маячивший в коридоре, шагнул в кабинет.
     - Успокойся, Вася, это Строкач из Ленинской прокуратуры.
     Строкач тоже узнал  вошедшего.  Розыскник  из  Октябрьского.  Фамилия
выпала из памяти, но лицо хорошо знакомо.  Напряжение  спало,  можно  было
переговорить  подальше  от  любопытных  ушей  сотрудниц  "Питания",  благо
Октябрьский райотдел не за горами. Хотя это  было  не  совсем  точно,  ибо
райотдел располагался как раз за небольшим терриконом.
     Вообще, городской пейзаж напоминал  популярную  в  пятидесятых  годах
живопись  "производственного"  жанра.  Терриконы,  надшахтные  сооружения,
эстакады и тому подобные достопримечательности торчали в самых неожиданных
местах, отравляя воздух и уничтожая вокруг себя растительность.
     - Окна у вас, братцы, как у нас в  прокуратуре,  -  заметил  Строкач,
входя в кабинет.
     - Везде это дерьмо. Сколько ни затыкай, все равно во все щели  лезет.
Жаль впустую тратить силы. - Чернобровый здоровяк Вася  задумчиво  оглядел
свои ладони,  припачканные  черной  пыльцой.  -  Тут  продохнуть  некогда.
Давайте лучше посмотрим материалы.
     Пока коллега Васи рылся в  сейфе  в  поисках  нужной  папки,  Строкач
спросил:
     - Так когда это произошло?
     Тонкая папка шлепнулась на стол.
     - Как раз позавчера,  около  семнадцати  тридцати.  Жил  он  рядом  с
работой, ходу тут десять минут максимум. Был он,  как  говорится,  человек
неприхотливый, хотя, говорят, любил готовить, это его хобби. Но  сейчас  с
этим не разбежишься. Обычно за покупками ходила его жена, в тот  день  она
вернулась около девятнадцати часов. Дверь квартиры была захлопнута  -  там
английский замок, - и стопор защелкнут изнутри. Скляров всегда  запирался,
а уходя закрывал дверь на два замка. Муж оказался дома. Он висел  у  стены
рядом с окном на крюке от  картины  -  дешевой  литографии.  Сама  картина
валялась на полу. Ноги Склярова находились в метре от пола, то  есть  чуть
выше подоконника. Он был босиком, и  на  правой  ступне  -  многочисленные
царапины и ссадины.  По  следам  на  коже  запястий  и  вокруг  шеи  можно
заключить, что перед смертью он отчаянно сопротивлялся.  Сложения  Скляров
мелкого, но вовсе не дряхлый старик. До последнего дня  бегал  трусцой  по
утрам в любую погоду, был энергичен и бодр. В доме  царил  разгром,  кроме
того, тонкий капроновый шнур, на котором висел убитый, - тоже "чужой".
     - А "пальчики"?
     - Посторонних отпечатков нет. На коврике у входной  двери  обнаружена
белая глина.
     - Которая в городе имеется только в одном  небольшом  районе  частной
застройки. Приходилось мне  сталкиваться  с  этой  белой  глиной.  А  круг
знакомых Склярова изучили?
     - Не хуже, чем его собственную обувь. Глины там нет. И вообще,  туфли
почти новые.
     - Будто прямо из магазина? - насторожился Строкач.
     - Ох, Павел Михайлович, вы нас совсем за лопухов держите. Нет,  туфли
не старые, но и не с прилавка. Что же касается знакомств  Склярова  в  тех
краях, то, да, действительно, есть  такая  фигура.  Редактор  издательства
"Молодость", наша городская Агата  Кристи  Людмила  Тихоновна  Вострикова.
Проживает с сожителем, Тимуром Грызиным. Видимо, он  и  является  для  нее
источником уголовных сюжетов.
     - Консультирует значит?
     - Скорее помогает тратить гонорары. Играет, и  весьма  неудачно.  Как
завертится какая "мельница" - Грызин там.  Для  шулеров  легкая  добыча  -
долги платит, как и положено блатному. "Авторитет"!
     - Вот как? - Строкач кивнул утвердительно. - Что-то я мельком  слышал
об этом Грызине.
     - Родом из Грозного, отбывал наказание в Ростовской области.  Приехал
сюда пять лет  назад.  С  Востриковой  познакомился  по  переписке  еще  в
колонии.
     - Профессиональный интерес перерос в личный?
     - Вот тогда Вострикова и начала  пописывать.  Зарабатывает  она  этим
делом прилично, так что в состоянии  прикрыть  Грызина.  Мы  с  его  делом
ознакомились сразу, как только он появился. Восемь лет. Вы помните, тогда,
понятно, рэкет не существовал, все это считалось бандитизмом. Так  вот,  к
Грызину заявились гости - три молодых боксера, и хотя они имели  заказ  от
обыгравшего  Грызина  картежника,  но  попытались  получить  долг  вопреки
договору - до срока. Держались они нагло, с полной  уверенностью  в  своем
превосходстве. Грызин же только спросил у главаря: "Где у тебя сердце?"  -
боксер хлопнул себя по груди: "Вот!" - и тут же получил удар стилетом. Ну,
а в "авторитеты" он поднялся уже в колонии. Наши урки  о  прошлом  Грызина
знают, и есть подозрение, что за что-то ему платят.
     - За что?
     - Так ясно же, рэкет чистейшей воды. Но заявлений не поступает. А без
этого проводить оперативно-розыскные мероприятия мы  не  в  состоянии.  Но
зачем бандиту Грызину понадобился Скляров? В  квартире  у  того  -  ничего
особенного, кооператив, где он работал, хоть и общепитовский, но прибылями
там и не пахло. Так сказать, теория - рецепты блюд,  буклеты,  ресторанные
меню и тому подобное. Однако Скляров своей работой  был  доволен.  Собирал
старинные домашние рецепты, публиковал в местной  прессе  "Советы  молодым
хозяйкам", ну и так далее. Второе  его  увлечение  -  катакомбы.  Материал
копил он долго, по капле, и, кажется, собрал достоверную  информацию.  Нам
известно из бесед с сотрудниками "Питания", что на  эту  свою  брошюру  он
очень надеялся, рассчитывал на крупный гонорар...
     - Ну, тысяч пять ему бы начислили в издательстве, - заметил  Строкач,
уже успевший выяснить и эту сторону вопроса.
     -  Для  Склярова  и  пять  тысяч  -  сумма.  В  кооперативе  он   был
единственный мужчина, и почему-то очень болезненно относился к  тому,  что
стеснен  материально.  Хотя  был  интеллигентным,  по-своему   незаурядным
человеком.
     - Это вытекает из рукописи? - небрежно полюбопытствовал Строкач.
     - А рукопись, между прочим, так и не нашлась.


     Редактор  Вострикова  оказалась  весьма  милой  женщиной  слегка   за
тридцать. В казенном  кабинетишке  на  девяти  квадратных  метрах  Людмила
Тихоновна ютилась вместе с коллегой, пожилой дамой в допотопном перманенте
и круглых очках в железной оправе. После того, как Строкач обнаружил,  что
о "Катакомбах и подземельях"  вторая  редакторша  не  имеет  ни  малейшего
представления, она потеряла для него всякий интерес. Хотя  в  деликатности
ей нельзя было отказать - она с полунамека поняла, что  майору  необходимо
побеседовать с Востриковой с глазу на глаз, и покинула кабинет.
     Вострикова сразу расслабилась. Строкач знал этот тип  людей,  которых
стесняет  присутствие  посторонних  даже  при  самом  невинном  разговоре.
Разумеется, она помнила и рукопись, и злополучного автора.
     - Он забрал рукопись чуть больше недели  назад.  Книга?  В  сущности,
ничего особенного. Архивная работа, конечно, проделана большая, есть там и
такое, чего и в архивах не отыскать, я специально интересовалась.
     Следующий вопрос, живо его интересующий, Строкач постарался облечь  в
шутливую форму:
     - И что же вас так поразило в  рукописи,  если  вы  решили  потратить
драгоценное время на архивные разыскания? Удовольствие, должно быть,  ниже
среднего.
     - Это уж кому как. На меня сам воздух старых хранилищ,  благоговейная
тишина и дыхание прошлого действуют как допинг. Однако,  поверите  ли,  но
документов, которые использовал Скляров, я просто не нашла. А он  ссылался
на Центральный областной архив.
     - Может, запамятовал? Возраст как-никак.
     - Это дело серьезное. Во-первых, сведения могут оказаться ложными,  а
во-вторых, могут быть разглашены секретные данные.  Издательство  отвечает
за содержание публикаций. Вы говорите,  КГБ  реорганизован  и  ему  не  до
этого? Смею вас уверить, это  не  так.  Контроль  за  средствами  массовой
информации и книгоизданием они из своих рук никогда не  выпустят.  И  если
сведения,  содержащиеся  в  "Катакомбах   и   подземельях"   не   подлежат
разглашению, то туго придется вовсе не Склярову, которого и знать-то никто
не знает, а прежде всего мне. Проще говоря - я получу коленом под зад.
     Строкач невольно покосился на  округлое  бедро  Востриковой.  Женщина
перехватила взгляд и с жаром продолжила:
     - Да-да, именно так. Катакомбы лежат под всем городом, находятся  под
территориями стратегически важных объектов. И хотя я не очень представляю,
кто бы на них покусился, кроме наших борцов за  охрану  окружающей  среды,
тем не менее спецслужба начеку.
     - Но при чем тут катакомбы? - прямой связи Строкач уже не улавливал.
     - Наилучший вариант  -  когда  любая  серьезная  публикация  одобрена
комитетом. Обстановка острая, умы в  состоянии  брожения.  Так  сказать  -
взошли семена свободы на благодатной почве.
     - Это как же вы пришли к  такому  выводу?  -  наивно  поинтересовался
майор.
     - Да уж подсказал кое-кто, когда у нас вышла одна  брошюрка,  которую
действительно не вредно было  бы  пропустить  через  цензуру.  При  зрелом
размышлении начинаешь понимать, что и цензура не всегда вредна. В общем, я
не слишком огорчилась, узнав, что Скляров забрал свою рукопись Мы было уже
пробили ее публикацию.
     Во время  повисшей  паузы  Строкач  оценил  веское  "мы",  в  котором
Вострикова совместила себя с  персоной  главного  редактора,  и  продолжал
внимательно вслушиваться.
     - Так  и  закончились  мои  скитания  по  архивам.  Любопытно,  какой
издатель  мог  предложить  ему  что-либо  более  выгодное?   Кооперативное
издательство?  Но  тех  больше  занимает  всякая  галиматья,  пользующаяся
спросом, и вопросы тиражей.
     - Ну, - резонно возразил Строкач, - сегодня эта проблема - не  только
для кооперативных издательств.
     - Действительно, приходится покрутиться.  Поэтому  я  и  удивилась  -
откуда бы у нас такая заинтересованность в издании книги, мягко говоря, не
коммерческой. За пределами нашего  города  все  эти  катакомбы  никому  не
нужны, а получить сносную прибыль  можно  только  тогда,  когда  тираж  не
меньше ста тысяч.
     В сущности, Строкачу пора  было  заканчивать  беседу.  Все,  что  его
интересовало, он  уже  выяснил.  Однако  Вострикова  сама  подбросила  ему
материал.
     - Ну, а что касается содержания книжки... Да  вы  у  самого  Склярова
поинтересуйтесь Он, конечно, не  без  причуд,  но  кто  без  них  в  таком
возрасте. Если дело серьезное, темнить не станет. Вы же прокуратура, а  он
к таким учреждениям питает бо-ольшое почтение.
     - Скляров, к сожалению, уже ничего никому не скажет.
     - Как? Он что - умер? - по тому, как прозвучал вопрос, чувствовалось,
что для Людмилы Тихоновны ответ разумеется сам собой.


     Немногочисленные жители отдаленного села свое общение с внешним миром
ограничивали интересом к скудному набору продуктов, завозимых в  крохотный
магазинчик. И когда днем раздались выстрелы,  всполошившиеся  сельчане  не
сразу обнаружили место событий,  а  обнаружив,  отнеслись  к  случившемуся
довольно равнодушно.
     Дом, где разыгралась  кровавая  драма,  стоял  на  самой  окраине,  а
точнее, на опушке леса. За ним закрепилась недобрая слава, и  в  том,  что
произошло, местные жители не видели ничего  удивительного.  "Дачник",  как
прозвали здесь недавно поселившегося барственного господина  средних  лет,
чересчур щедро расплачивался за яйца, овощи и молоко,  однако  практически
ни с кем не разговаривал и как бы не замечал, что у него  под  боком  село
живет своей  жизнью.  "Дачника"  звали  Семен  Михайлович  Бобровский,  он
заведовал центральной городской аптекой.
     Тело его, изрешеченное четырьмя  пулями  и  истекшее  кровью,  лежало
посредине комнаты. Одна из пуль, пробив указательный  палец  правой  руки,
проникла в правое предплечье и вышла со стороны спины. Другая прошла между
кистью и локтем левой руки и  застряла  в  мышцах.  Рука  была  поднята  и
сжимала охотничье ружье. Третья пуля попала в левую подмышку, а четвертая,
под углом войдя в верхнюю часть головы, вышла под левым ухом,  практически
размозжив черепную коробку.
     Труп Кольцова оказался здесь же, в метре от аптекаря. На  полу  между
ними и под телом капитана валялись пачки денег - ровно  миллион.  Пуля  из
ружья попала капитану в правый бок и проникла глубоко  в  грудь,  разорвав
легкие и крупные сосуды. Ему хватило одного выстрела.
     - Что-то эти путешествия у меня входят в привычку, - заметил  Строкач
как бы безразлично, но на самом деле едва  сдерживаясь.  Ехать  предстояло
около пяти часов.
     Седой эксперт, мирно пошмыгивая носом и морщась от сигаретного  дыма,
промолчал. Минуту спустя, словно очнувшись от дремоты, сонно проговорил:
     - А мне каково, Павел? Я-то постарше тебя лет на тридцать.  Но,  надо
признать, консервы попались прелюбопытные, - эксперт  погладил  стеклянную
банку.
     Строкач отвернулся. Содержимое этого сосуда могло вызвать омерзение у
самого стойкого человека.
     Поначалу майор  даже  заинтересовался,  почему  эта  початая  бутылка
коньяку на столике в доме стоит без всякой закуски, в  то  время,  как  на
полке в кухне торчит банка с  чем-то,  смахивающим  на  тушенку  домашнего
приготовления. На клеенке кухонного стола виднелись липкие кружки -  следы
донца, в воз