энтузиастами  я  бы  своих  коллег не  назвал.  Чаще  всего, в
экспериментальные лаборатории ссылаются люди неугодные начальству, лентяи  и
тугодумы. Пожалуй, только один сотрудник был у меня выдающимся изобретателем
- Петя, да и тот спился...
     Георг  замолчал,  задумчиво  собирая  на   столе  пряничные  крошки   в
аккуратную кучку. Я обратила внимание на его руки: аристократическая кисть с
музыкальными пальцами, вытянутые ногти потомственного научного работника. Мы
с Ильей тихо сидели, боясь спугнуть его воспоминания. Какая-то мысль порхала
в  моем подсознании невесомой бабочкой. Почему-то вспомнился Лаврентий Палыч
с  его  многозначительными  высказываниями  по  поводу  оптических  иллюзий,
госпожи Фортуны  и  интуиции. Боцман нахохлился на жердочке,  его глаза были
прикрыты, хохол опущен в положение "вольно", возможно, он спал.
     Тишину  нарушило  тихое  бульканье  со  стороны  водопроводного  крана,
которое  внезапно переросло в свист, храп  и рев простывшего  монстра. Георг
вскочил с несолидной поспешностью, опрокинув свой табурет.
     - Пассатижи! - крикнул он, бросаясь к мойке.
     Мы не успели отреагировать на его возглас, как водопроводный кран издал
всхлип,  вентиль  холодной  воды сорвало, и  из трубы рванула ледяная струя.
Илья бросился на помощь Георгу. Они вдвоем пытались закрутить гайку на трубе
под мойкой, орали что-то неразборчивое, забравшись по пояс в шкафчик. Боцман
проснулся и  хлопал крыльями, выкрикивая команды,  соответствующие сложности
момента:  "Задраить  переборки,  шлюпки  на  воду, полундра,  свистать  всех
наверх!".  Я  металась  по  кухне  в   поисках  полотенец   или  чего-нибудь
подходящего, чтобы заткнуть пробоину и прекратить  доступ воды  в помещение.
Ветошь нашлась в ящике  возле холодильника.  Я навалилась  на кран, борясь с
холодный гейзером, и моментально вымокла с ног до головы.
     - Илья, беги вниз, в первую квартиру,  буди  Романыча,  пусть перекроет
весь стояк! - принял на себя команду хозяин.
     Илья бросился  за  подмогой, а мы с Георгом  попытались задушить  струю
кроличьей   шапкой-ушанкой,   которая   случайно   оказалась   на   кухонном
подоконнике,  и  почти справились  с  этим, но тут рванул кран горячей воды,
окатив нас кипятком. Два фонтана ревели Ниагарами, заливая пол кухни. Георг,
жонглируя двумя  кастрюлями, ловил потоки воды, а  я  схватила эмалированную
кружку и принялась вычерпывать то, что плескалось под нашими ногами.
     - Маша, отрезай доступ  в коридор! - донеслась до меня команда капитана
тонущего корабля.
     Вода  уже  подбиралась к порожку,  который отделял кухню  от  остальной
части  квартиры. Я  опять заметалась  в поисках подходящих  тряпок. На глаза
попалось  детское   байковое  одеялко,  по  какой-то  надобности  укрывавшее
холодильник  сверху. На  одеялке стояла  корзина с яблоками. Я резко рванула
одеяло, плетеная корзина закачалась и соскользнула с холодильника.
     - Не трогай! Заряжено! - проревел, перекрывая гул водопадов, Георг.
     Но  было  уже  поздно.   Яблоки  посыпались  на  меня,  я  инстинктивно
скорчилась и прикрыла голову руками.
     Ничего  не  случилось.  Яблоки  благополучно  рассыпались  по  кухне  и
зелеными лодочками  покачивались на волнах  кухонного озера.  Они  выглядели
точной  копией того  фрукта, которым целился в  охранников  Доктор.  Корзина
валялась рядом со столом вверх дном. Я медленно  выпрямилась и уставилась на
Георга широко открытыми глазами, кажется, и нижняя челюсть у меня отвисла до
самой груди. Что-то случилось  со  слухом,  мне показалось,  что  в квартире
повисла ватная  тишина,  гейзеры рвались  из обезглавленных труб  совершенно
бесшумно.  Вот она, большая  розовая свинья, которую мне  подложила  госпожа
Фортуна!
     Я догадалась...
     Георг стоял возле мойки весь  мокрый,  с его носа и сосулек седых волос
капала вода.  Он  держал  в руках по кастрюле и даже не  пытался вернуться к
спасательным  работам. По  черным  всполохам,  мелькнувшим в его  глазах,  я
поняла, что он догадался о том, что я догадалась.
     Немая сцена длилась не меньше суток.
     - Вы  - Продавец фокусов?  - просипела я, когда столбняк  миновал, слух
вернулся, и гейзеры заревели на полную громкость.
     Георг вздрогнул и тоже очнулся. Он разом осунулся  и постарел. Морщинки
возле носа и у переносицы обозначились резкими линиями. Старик сунул  мне  в
руки  одну  кастрюлю,  и мы  накрыли  трубы,  изо  всех сил  навалившись  на
импровизированные  отражатели.  Мощные струи били  в  днища кастрюль, норовя
вырвать их из наших рук. Вода живым существом билась  в предсмертной агонии,
укрощенные гейзеры  нехотя сливались  в  мойку.  Боцман хлопал  крыльями,  и
что-то резко кричал на тарабарском языке морского волка.
     -  Догадалась,  значит...  -  задумчиво  пожевал   он  нижнюю  губу.  -
Когда-нибудь это должно было случиться...  Старый дурак, разоткровенничался,
на лирику потянуло!.. Вот и получай!..
     - Но почему?.. - все никак не могла я прийти в себя.
     -  А что прикажешь делать,  - резко  дернул Георг  головой. - Если годы
труда  вылились в  жалкую грамоту  победителя соцсоревнования?! Мои  знания,
опыт, даже не побоюсь этого слова - гениальность, оказались никому не нужны!
Что останется на Земле после моей смерти?  Кучка пепла, увядшие  венки, пара
монографий  и  насмешливый  шепот  завистливых   участников  поминок?!  Кому
интересны  ученые,  которые работали  не  ради  премиальных  выплат, а  ради
исследовательского азарта? Неужели обо мне вспомнят те, кто сидит у кормушки
власти, те, кто прорвался к ней за счет моих изобретений? Как бы не так! Они
использовали мой гений как  фундамент  для  своих загородных  дворцов. Нынче
ценится только один  талант: умение  делать  деньги. Но я им этого не прощу!
Если хочешь  знать,  я  исполняю роль волка - санитара леса. Волки  нападают
только на больных и увечных животных, лишних в природе. Те, кто покупают мои
фокусы, используют  их против  таких же, как они, особей с отклонениями. Они
просто уничтожают друг друга и сохраняют равновесие в человеческом стаде.
     - Но ведь это безнравственно, - возразила я.  - Вы даете  людям  в руки
оружие...
     - Ложь!  -  сердито оборвал меня Георг. - Жена бьет мужа-буяна чугунной
сковородой по голове и убивает его наповал. Что -  сковорода безнравственна?
Любое орудие  убийства  всего  лишь  вещь,  оно  не несет  в  себе  никакого
нравственного потенциала. Люди - вот кто является носителем добра и зла. Мои
изделия попадают в руки  лишь  тех, кто уже готов к преступлению. Я  помогаю
Провидению вершить правосудие. И теперь  никто не посмеет  сказать,  что я -
неудачник!
     -  Вы  хотите сказать, что  убийство фотографа было актом правосудия? -
осмелилась спросить я.
     Он  посмотрел на меня совершенно  безумными глазами. Что в них  горело:
изумление, ужас или  нечто  другое,  я не  поняла. От водяных паров  в кухне
стоял тропический туман. Георг казался мне расплывчатой фигурой в мареве, он
немного колыхался, подобно джину из волшебной лампы Алладдина.
     - Так это ты вошла  в  мастерскую?  - проговорил он, и кастрюля чуть не
вырвалась из  его  рук, потерявших бдительность.  -  А ведь я  чуть не  убил
тебя... Боже мой!..  Я  даже не  знаю, что  меня  удержало... А фотограф был
поганым человечком.  Шантажист.  Он выследил  меня и  потребовал свою  долю.
Жалкий,  мелкий,  трусливый вымогатель. Такие  особи  не достойны называться
людьми.
     - Вы взяли у него Грааль? - спросила я.
     -  Грааль? Какой Грааль?  -  удивленно вздернул Георг брови. - Я забрал
лишь  фотографии  и  негативы...  Конечно,  можно   мне  приписать   синдром
Раскольникова,   но  обвинять   в   безнравственности  -   нельзя.  Спасение
человечества -  дело рук  самого человечества... А сейчас  я стою на  пороге
величайшего открытия! С его  помощью я смогу  стать невидимым! Вот то, о чем
мечтал Герберт Уэллс! Я знаю, как сделать человека  оптической иллюзией! Ах,
как мне не хватает Пети, его пьяных мозгов и алкогольного таланта...
     - А  ведь Вы, Георг,  украли у  Петра Силантьевича его изобретения.  Он
из-за Вас спился, - сказала я, подчиняясь какому-то внутреннему импульсу.
     Кастрюля все-таки вырвалась из  его рук  и  улетела на  середину кухни.
Фонтан кипятка окатил нас раскаленными каплями. Мы этого не заметили.
     - Врешь! Это неправда! -  прохрипел он севшим голосом, схватил кастрюлю
и  опять  навалился на  гейзер.  -  Да,  Петя был  гений,  да,  многие  идеи
принадлежали ему, но у него  не было даже законченного среднего образования!
Наука  -  это  каста  со  своими жесткими  условиями  существования.  Нельзя
нарушать правила игры. Времена Ломоносовых канули в Лету. Никто не виноват в
его смерти, кроме него самого. Он был слаб, в нем не было стержня!
     - Ну, хорошо,  Петр Силантьевич был спившимся  самоучкой, но после  его
смерти остались не только кучка пепла в  колумбарии, но и те работы, которые
Вы не успели присвоить себе. Вы прекрасно знаете, Георг, что все Ваши фокусы
- это лишь  жалкие переделки его изобретений. Вам никогда не сделать великое
открытие!  Даже  тайну индийского каната Вам не  удалось разгадать! А у  нас
дома  в кладовке  лежит ремень коровьей кожи, который принимает вертикальное
положение до третьего этажа!
     Под конец я уже орала в полный голос, не давая ему возможности вклинить
слово в мою обвинительную речь.
     - Ах, значит, жалкие  переделки?! - гаркнул он в ответ. - Ах, значит, я
- ничтожество,  которое не может даже  разгадать тайну индийского каната?! А
ну, пойдем!
     Георг отбросил свой эмалированный отражатель воды, схватил меня за руку
и поволок из кухни. Фонтаны, вырвавшись из-под контроля, взмыли под потолок.
Но нам уже было не до протечек в нижних этажах.
     Он  притащил  меня в комнату, наполненную от  пола до  потолка книгами,
приборами  и  свернутыми в  рулоны ватманами чертежей. Из ящика  письменного
стола  старик  вынул обувную коробку,  откинул крышку  и достал свернутую  в
бухту   бельевую  веревку  с   узелками,   завязанными   через  определенные
промежутки. Не произнеся ни слова,  Георг  отдернул тяжелую  гардину  с окна
так,  что оторвалось несколько петель. За шторой находилась балконная дверь,
заклеенная на  зиму бумажными полосами. Точно  также остервенело, он  рванул
ее, и на  нас дыхнула морозом ночь. Восьмой этаж  в доме был  последним. Над
нами  нависала  узким  козырьком   крыша,   да  чернело  низкой  облачностью
московское  небо. Разметав  ногой банки с растворителями,  коробки  и прочий
хлам, присыпанный  свежим  снежком,  Георг  ковбойским  движением  раскрутил
веревку и  запустил  ее вверх.  Она со свистом рассекла  холодный  воздух  и
застыла вертикальным шестом, распрямившись на полную длину.
     -  Хочешь  попробовать?  - что-то хрипело  у  него  в  груди,  и  слова
получались прерывистыми.
     Я  взглянула в его  черные зрачки, и задохнулась от ужаса. В его глазах
плескалась  моя  Смерть.  Лицо  его  подергивалось, изо  рта  вырывался  пар
дыхания,  мокрые  волосы  превращались  в   ледышки.  Мой  организм  потерял
способность реагировать  на окружающую  среду,  я  не чувствовала холода. Мы
застыли, заворожено  уставившись друг другу в лицо. Не знаю, о чем он думал,
но я чувствовала себя кроликом, загипнотизированным удавом. Моя  воля мелким
песочком высыпалась из прорехи  в душе. Еще  мгновение,  и  я бы  шагнула  к
веревке.
     Меня спас  звонок  в  дверь.  Райской  музыкой  прозвучала  в  квартире
настойчивая трель. Возможно,  у меня начались слуховые галлюцинации,  но мне
показалось,  что Ниагарские  водопады  на кухне смолкли. Лишь  истошно вопил
Боцман: "На абордаж!". Я сглотнула слюну, и прореху в душе перекрыла крупная
песчинка. Инстинкт самосохранения заставил очнуться и выйти из транса.
     - Это - Илья, соседи  и милиция,  -  услышала я свой тихий  размеренный
голос. - Илья видел Вас, выходящим и  запирающим двери в  фотомастерской. Он
знает, что Вы - Продавец фокусов  и убийца. Напрасно Вы прочитали нам лекцию
о Теории Оптических Иллюзий. В прихожей лежит  спортивная сумка  с  надписью
"Puma", из которой видна накладная борода, а,  если поискать, то, даю голову
на  отсечение,  найдется  и  пристежной живот. Сотрудники правоохранительных
органов уже давно  интересуются Продавцом фокусов. Но до  сих пор  им нечего
было  Вам инкриминировать. Сегодня  Вы сами  захлопнули за  собой мышеловку.
Суть  операции  в  том,  чтобы  спровоцировать Вас  на преступление. Я  могу
подарить  Вам шанс на спасение в память того прощального слова,  которые  Вы
сказали на похоронах Петра Силантьевича. У Вас есть еще одна  минута, Георг.
Бегите. Ваше спасение - наверху.
     Звонки прекратились,  но  в дверь принялись  ломиться  с настойчивостью
судебных  исполнителей.  Черные  всполохи  в глазах старика  погасли, в  них
промелькнула  искра испуга и сомнения. Георг медлил, его била крупная дрожь,
то  ли  от холода,  то  ли  от  внутреннего перенапряжения.  Послышался звук
хрустнувшей деревянной доски.
     -  Ну! -  крикнула  я. - Они  сейчас  будут здесь! Ваш  талант  умрет в
тюрьме!
     Георг  ухватился  за веревку  и, упираясь  в узлы  подошвами стоптанных
кроссовок, полез вверх. Веревочный стержень вибрировал под  его тяжестью, но
держался  крепко,  подобно арматурному пруту.  Я стояла на  пороге  балкона,
задрав голову, и смотрела, как исчезают в облачной темноте его голова, руки,
плечи. Подошвы  кроссовок мелькнули  белесыми пятнами  на уровне крыши, и он
полностью растворился в ночи. Веревка еще пару секунд подергивалась в легких
конвульсиях, а потом замерла струной.
     - Мария! Что случилось?! - бился у меня в ушах крик Ильи. - Мокрая!  На
морозе! Воспаление легких!
     На  моих  плечах  повисло что-то сухое.  Илья тянул  меня  от балконной
двери, чтобы закрыть ее.
     - Маша, ты слышишь меня? Где Георг?
     - Он там, - показала я пальцем вверх.
     Илья задрал голову,  ничего  не разглядел  и дернул веревку  вниз.  Она
обвалилась к нашим ногам дохлой змеей. Георг остался в Небе.
     Дальше все  подернулось туманной дымкой, перед глазами замелькали яркие
точки, которые выглядели, как буквы из тетради с "гениальными мыслями" Петра
Силантьевича: "И тут она увидела  трех неизвестных в белых одеждах.  Один из
них, которого  она вначале приняла за  садовника, голосом Иисуса  сказал ей:
"Мириам! Не прикасайся ко Мне, ибо Я еще не взошел к  Отцу  Моему.  Но иди к
братьям Моим и скажи им: "Восхожу к Отцу Моему"".
     Мария  бросилась  к  ученикам и  сообщила  им о  виденном.  Они  ей  не
поверили. Все  решили,  что она  от  горя  сошла  с  ума.  Однако с  тем  же
сообщением  пришли Иона, жена Хузы, Мария Клеопова и Саломея.  В тот же день
Христос явился Кифе,  потом  Его  видели Клеопа  и Симон по дороге в Еммаус.
Дальше  Он  беседовал  с  Двенадцатью  апостолами  и  Фомой. Его  видели  на
Тивериадском озере еще  семь учеников,  а  затем Он  предстал перед  большой
толпой в Галилее.
     Но что самое интересное,  все  свидетели в один голос  утверждали,  что
являлся им вовсе  не Назарянин, ибо они Его не узнавали. Облик Его был иным.
Тот, Кто приходил, был вынужден убеждать учеников, что они видят перед собой
Учителя.
     Подведем итог.  Итак,  активное  чародейство состоялось. Иисус,  как  и
предсказывал  Своим ученикам, был  распят  в  Иерусалиме, а на  третий  день
воскрес  и явился народу во  плоти. Эксперимент завершился. Однако случилось
то,  чего  и страшился Христос:  группа  эвакуаторов не смогла  Его оживить.
Назарянин   был   эвакуирован  с  полигона   посмертно,  и   последнюю  фазу
Эксперимента проводили Его коллеги. Миссию явлений они взяли на себя.
     Звезда  Иисуса из Назарета прочертила наш небосклон огненным всплеском.
Сколько мудрого величия заключено в вечном  падении! Да, Он умер! Но оставил
нам Свое дело, Свою любовь и Свою душу.
     В  учении  Христа  не  было  ничего  принципиально  нового: милосердие,
доброта, бескорыстие,  верность, стойкость - категории, известные со  времен
Ноя.  Однако было в  Его  концепции  нечто, что до  сих  пор заставляет  нас
вскидывать голову и с удивлением смотреть Ему вслед. Он учил людей Гармонии,
Гармонии  с самим собой  и  с  окружающим миром. Он  проповедовал Красоту. И
свершилось то, что Он говорил: "Я ПОБЕДИЛ МИР!"
     Кто  проводил Эксперимент - Господь Бог, Другая  Цивилизация  или некая
Третья Сила - выбирайте на свой вкус. Это вряд ли когда-либо прояснится. Но,
несомненно,  Иисус  из Назарета оставил нам материальное свидетельство Своей
жизни и деятельности. И я, кажется, знаю, что это такое...".

        "Глава 24"

     Полтора  месяца я  провалялась  в  больнице с двухсторонней пневмонией.
Баба Вера и Илья  выходили  меня  вопреки  малоутешительным  прогнозам наших
эскулапов.  В результате я потеряла треть веса, превратилась в малоподвижный
скелет, и баба Вера ворчала, что от меня остались одни глаза.
     После  Нового года Илья отвез меня  на Сицилию,  где под Палермо у  его
друзей была  небольшая вилла.  Мы провели там почти  четыре месяца.  Райский
климат, его ангельское терпение и своеобразный метод лечения местных медиков
вернули меня в человеческое состояние. Я выучила итальянский язык и занялась
живописью в  стиле примитивизма.  Многие  говорят,  что получается  неплохо.
Финансирование реабилитационного процесса за границей осуществлялось за счет
фикусных денег, которые мы с бабой Верой спрятали  в клубочках ниток. Любаша
категорически  от  них  отказалась, и предложила все  десять  тысяч долларов
пожертвовать в пользу инвалида, то есть - меня.
     Баба Вера  два раза в месяц присылала нам  длиннющие письма с подробным
описанием  московских  новостей, которые в  основном  состояли  в  освещении
мужской дружбы Лаврентия Палыча и  Боцмана. Много внимания в своих посланиях
она  уделяла ходу строительных  работ  на третьем этаже  нашего дома. Дело в
том,  что  Виктор  скупил  все  квартиры,  смежные  с  Любашиной,  и  затеял
грандиозное  строительство  по  европейским  стандартам.  Импортные  рабочие
снесли простенки, заложили лишние  двери на лестничной площадке и приступили
к  внутренней  отделке помещений.  Любаша  одиннадцать  раз  правила  проект
перепланировки  французского архитектора, довела  его до нервного  тика,  но
своего добилась:  ее новые апартаменты будут  выглядеть  точной копией храма
Афины Паллады в Греции. Мрамор для колонн завозят с итальянских каменоломен.
Баба  Вера на общественных  началах исполняла обязанности сторожа и прораба.
Она  приглядывала  за рабочими и давала  им ценные  указания. Особо усердных
строителей она поощряла выдачей пирожков с капустой домашнего приготовления.
Строительство  продвигалось ударными  темпами. Повествование  в  ее  письмах
изобиловало морскими  терминами  и  солеными  матросскими  шутками.  Видимо,
сказывалось  влияние Боцмана. В  ответ мы слали ей  наши фотографии на  фоне
морских  волн,  кипарисов  и памятников архитектуры. По молчаливому  уговору
темы Грааля и роковых событий Ноябрьских праздников мы не касались.
     В Москву мы с Ильей  вернулись накануне 25 апреля. Именно на этот  день
было назначено торжественное бракосочетание  Любаши и Скелета, ныне  Виктора
Ивановича.  После  гражданской  росписи в  Грибоедовском дворце  и  душевной
службы  в  храме  Василия  Блаженного  состоялся фуршет  на 3850 человек  на
территории     загородной    резиденции     покойного    Куприяна.    Погода
благоприятствовала  празднованию великого события  на свежем воздухе.  Весна
выдалась на удивление дружной и теплой.
     Свадьба  была   пышной.  Процессия  открытых  карет,  влекомых   живыми
лошадьми, доставила  особо приближенных гостей от Красной площади в Нахабино
по правительственной трассе. Здесь  нас  встретил  почетный караул  драгун в
парадных мундирах, салют из настоящих пушек времен Крымской кампании и живые
картинки из пасторальных