Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
сь в сумке в
поисках баллончика со слезоточивым газом.
- Тебя-то нам и надо, - весело обнажил клыки один из них.
Он дыхнул на перстень в виде черепа и нежно потер его об свитер на
груди. Мне стало совсем худо. Похоже, что фокус с фикусом не удался,
фитонциды не проявили своей убойной силы, и братки вернулись с твердым
намерением отстоять права потребителей или потребовать гарантийного ремонта.
- Слышь, сработало, - порадовали они меня. - И двух недель не прошло.
Держи, как договаривались - по факту.
Старшенький небрежным жестом вынул из внутреннего кармана кожаной
куртки газетный сверток и сунул его в мою сумку. Потом наклонился поближе,
дернул щекой и сказал:
- Ежели чего еще будет, звони мне на мобильник. Поняла?
- Ага, - случайно вырвалось у меня.
Ребятки вскочили в свое средство передвижения и лихо рванули с места,
расплескав половину лужи на мои сапоги.
Баба Вера встретила меня на лестничной площадке в полной боевой
готовности: со скалкой в одной руке и свистком дружинника - в другой.
- Ф-ух, я уж собралась бежать, тебя выручать, - воинственно размахивала
она скалкой.
Я представила себе щупленькую бабу Веру, которая и на улицу почти не
выходит по причине артрита, по-чапаевски атакующей гориллоподобных братков,
и развеселилась.
- Машина эта уже больше часа под окнами стояла. Чего они от тебя
хотели? - суетилась она вокруг меня, пока я мыла сапоги.
- По факту заплатили за фикус. Понравился он им очень.
Я достала сверток из сумки и развернула газету. Десять тысяч долларов,
как и было обещано, лежали ровной стопкой сотенными бумажками. Сверху
красовался листок бумаги из блокнота. Мы с бабой Верой стукнулись лбами,
одновременно схватив записку. "Виктор Иванович" - лаконично сообщалось
печатными буквами, а также прилагался номер телефона.
- Мария, - обмякла на табуретке баба Вера. - Какой позор! Ты связалась
с мафией! Признайся, ты торгуешь наркотой? Или поставляешь студенток на
панель? А может быть, ты - киллер? За что такие деньги?!
- Баба Вера! - возмутилась я. - Нельзя смотреть столько детективных
фильмов! Это деньги не мои, а Любашины... - и я рассказала ей всю историю
про фикус и фокус.
Тетушка зябко передернула плечами и поплотнее запахнула шерстяную
кофточку, ловко заштопанную на локтях, воротнике и спине.
- Холод собачий, а они еле топят... - проворчала она. - Когда Любаша
возвращается из предсвадебного путешествия?
- Вчера звонила, сказала, что после праздников. А там - кто знает,
вдруг ее в Сочи пропишут?
Баба Вера достала из холодильника бутылку кефира.
- Ты вот что, деньги Любаше не отдавай, они тебе причитаются за
моральный ущерб во время продажи фикуса, - разлила она белую жидкость по
чашкам. - Хорошо бы выяснить, доллары настоящие или фальшивые? В передаче
"Умелые руки" рекомендовали поджигать купюру. Настоящие - горят черным
пламенем... Нет, не будем поджигать, жалко... Вот, одну бумажку завтра в
обменном пункте поменяешь, а остальные - спрячем, в приданое тебе пойдут...
Ну, обмоем прибыток!
Мы чокнулись чашками с кефиром.
- Куда бы их спрятать? - задумчиво промокнула баба Вера губы тряпочкой
из старой наволочки, которую она использовала в качестве носового платка. -
Во всех фильмах бандиты не любят расставаться со своими денежками надолго.
Ага! Неси рюкзак с нитками из кладовки!
В нашей квартире имелась замечательная темная комната, попросту -
кладовка. И чего там только не было!.. Баба Вера, воспитанная в строгих
правилах тотальной экономии, никогда ничего не выбрасывала. В чемоданах,
коробках, ящиках и мешках хранились удивительные вещи, начиная с чепчиков и
пинеток неизвестных младенцев и заканчивая полотером с ручным приводом. А
главное, тетушка помнила, где что лежит!
В застиранном до белесого цвета брезентовом рюкзаке, с которым ходил в
походы на заре молодости ее покойный муж, баба Вера держала клубочки
разноцветной шерсти, смотанные из тех изделий, которые не подлежали
хранению, даже по тетушкиным меркам.
Среди клубков пряжи я обнаружила свернутую в трубочку школьную тетрадь,
скромно озаглавленную: "Мои гениальные мысли о Вечном". Баба Вера взглянула
на титульный лист и иронично хмыкнула.
- Петр Силантьевич, царствие ему небесное, на закате дней баловался.
Вряд ли это может быть интересно. Положи куда-нибудь, я потом приберу.
Из любопытства я открыла первую страничку, где корявые буквы
разбегались вкривь и вкось, и прочла: "Боже мой! Неужели никто до этого не
додумался за две тысячи лет?! Непостижимо! Стоит внимательно вникнуть в
текст "Нового Завета" и все встает на свои места! Я знаю, что произошло на
Земле в тот день, когда воскрес Иисус Христос!..".
Я отложила тетрадь и решила при первом же удобном случае выяснить, что
же случилось на Земле в тот день, когда воскрес Иисус Христос. Баба Вера
вынула из аптечки пачку импортных горчичников и завернула их в газетный лист
из-под долларов. "Кукла" получилась - на зависть мошенникам-кидалам. Купюры
мы сворачивали в плотные прямоугольнички и наматывали на них нитки.
За этой кропотливой работой мы скоротали вечер. Баба Вера смаковала
подробности продажи дерева, возмущалась нерадивости наборщиков, допустивших
досадную опечатку, удивлялась, зачем солидным людям мог понадобиться фикус с
фитонцидами убойной силы, смеялась над эпизодом выноса дерева, придерживая
рукой вставные челюсти, чтоб не выпали, и строила планы относительно моей
гипотетической свадьбы с учетом нежданно привалившего материального
благополучия.
- Как там Лаврентий? Не скучает без Любаши? - поинтересовалась баба
Вера, как всегда, неожиданно меняя тему разговора.
- Не скучает: ест да спит. Поправился в боках. Вот только балуется без
присмотра: дверцы кухонных шкафчиков открывает и шастает там. Пойду,
проведаю его, - распрямила я уставшую спину.
Кот встретил меня довольным урчанием. Я насыпала ему новую порцию
сухого корма, размяла содержимое консервной банки, обновила воду в миске и
почистила пластмассовый ящик с песком. Кухонные шкафчики были закрыты,
Лаврентий Палыч вел себя прилично. Я попрощалась с полосатым хозяином дома,
который почему-то не торопился набрасываться на еду, а пошел провожать меня
в коридор. Взявшись за ручку двери, я остановилась в нерешительности: что-то
в Любашиной квартире было не так. Мы с Палычем вернулись в комнату,
заглянули на кухню, еще раз проверили туалет и кладовку. Что-то не так!
И тут меня осенило: след из-под кадушки с фикусом! Его не было! После
выноса дерева, на полу остался черный круг, а сейчас на паркете красовалось
светлое пятно. Я опустилась на колени и дотошно обследовала место
происшествия. Кто-то аккуратно отциклевал поврежденный участок.
- Товарищ Берия, мы не можем мириться с такими упущениями в работе... -
уселась я на пол и еще раз ковырнула ногтем деревянные плашки.
Кот пристроился рядом и тоже уставился на пол немигающим взглядом.
- Лаврентий Палыч, Вы кого в квартиру приглашали? Аккуратнее надо быть
со знакомствами. Вот, пожалуйста, кусок паркета вынесли... Так и остальное
упрут... Шуба!!! - вскочила я на ноги и бросилась в кладовку.
В отличии о бабы Веры, Любаша использовала темную комнату в качестве
стенного шкафа и хранила там свои многочисленные наряды, самым ценным
предметом из которых была норковая шуба неземной красоты: роскошное манто
жемчужного цвета. Шуба была на месте, висела в чехле, как ни в чем не
бывало!
Я вернулась в комнату и обессилено опустилась в кресло. Палыч
воспользовался моим замешательством и вспрыгнул на колени. Я машинально
гладила его спину и перебирала в голове всевозможные варианты загадочного
происшествия. Вариантов набиралось немного. В результате долгого раздумья я
пришла к выводу, что Любаша договорилась с мастером-циклевщиком, а меня
забыла предупредить о предстоящих ремонтных работах.
- Товарищ Берия, поручаю Вам важное задание: проследите за
тщательностью выполнения ремонта. В случае необходимости примите
соответствующие меры, но не допускайте перегибов и искажений линии партии, -
почесала я полосатого зверя за ухом.
Лаврентий дернул головой и жалобно мяукнул. На пальцах у меня осталась
какая-то липкая жидкость желтоватого цвета.
- Птенчик ты мой, - расстроилась я. - Что, опять ухо загноилось?
Палыч иногда страдал этой труднообъяснимой хворью. Любаша сбилась с
ног, таская его по ветеринарам. Те не могли дать ответ о причинах недуга,
сваливали все на нервную почву.
- Ладно, собирайся. Ко мне жить пойдешь. А завтра после работы отвезу
тебя в ветлечебницу.
Лаврентий Палыч недовольно фыркнул, видимо, считая обращение на "ты"
непростительной фамильярностью.
Из комнаты бабы Веры неслись страстные вздохи и скрип кроватных пружин.
Тетушка опять смотрела эротику. Вот удивительное дело, достигнув почтенного
возраста, когда количество прожитых лет делает качественный скачок и
переходит в разряд мудрости, баба Вера не утратила романтических иллюзий.
Она с упоением рыдала над мексиканскими сериалами и переживала за героинь
примитивных мелодрам с порнографическим уклоном. "Ах, какая любовь!" -
протирала она стекла очков, запотевших от накала страстей.
- Мария, это ты? - крикнула баба Вера из своей кельи. - Запри дверь на
засов. Сейчас в "Криминале" сказали, что скоропостижно скончался почетный
вор в законе по кличке Куприян. Несчастье произошло в зимнем саду загородной
резиденции, личный врач поставил предварительный диагноз: отравление
фитонцидами.
"Глава 2"
Студентки с платного курса совершенно отбились от рук и не желали
познавать технологию хлебопечения. Они сорвали лабораторную работу, замесив
тесто с таким количеством дрожжей, что все содержимое расстойника вывалилось
наружу, и затопило аудиторию. Я в сердцах наставила им "неудов", за что
получила выговор от завкафедрой и наслушалась "лестных" эпитетов в свой
адрес от уборщицы.
Короче, день не задался с самого утра.
Наскоро перекусив с бабой Верой рассольником, котлетой с гречневой
кашей и компотом из сухофруктов, я затолкала Лаврентия в хозяйственную сумку
в надежде успеть в ветлечебницу до закрытия.
Тротуар у подъезда перегораживал уже знакомый "Ленд-Крузер" с
тонированными стеклами.
Ну, вот, пожалуйста! Баба Вера как в воду глядела: братки вернулись за
деньгами. Либо почетный вор в законе ожил, либо предварительный диагноз
оказался ошибочным, и причина смерти незабвенного Куприяна выглядела более
прозаично: пуля в черепе или нож в сердце.
Стекло опустилось, и знакомый голос позвал из поднебесья:
- Слышь, садись, подвезу.
Я прикинула в уме две возможности: меня пристрелят на глазах у бабы
Веры, и вызовут у нее тем самым сердечный приступ, или сделают это в другом
месте, и выбрала второй вариант. На всякий случай, я помахала рукой в
направлении наших окон на четвертом этаже, зная, что бдительная тетушка уже
записывает номер машины, и храбро вскарабкалась на переднее сидение шикарной
"тачки".
"Шкаф" был один.
- Тебе куда? - галантно сплюнул он в открытое окно.
- На Октябрьское поле, в ветлечебницу, - ответила я и не узнала своего
голоса, такой он был писклявый.
Браток кивнул головой и включил зажигание.
- Как звать-то?
- Маша.
- Да не тебя, а кота.
- Лаврентий Палыч, - солидно представила я полосатого страдальца,
усатая морда которого выглядывала из сумки.
Водитель уважительно кивнул головой и включил музыку на полную
громкость. Мы двинулись в путь под бравурные раскаты "Полета валькирий"
Вагнера в исполнении симфонического оркестра. Браток вел машину мастерски:
выезжал на встречную полосу, подрезал другие иномарки и распугивал "Жигули".
Я вцепилась в сумку с котом и боялась выдохнуть. Лаврентий не подавал
признаков жизни. Видимо, тоже струхнул и, смирившись со своей участью,
прикинулся дохлым для профилактики.
Как это ни странно, до ветлечебницы мы добрались живьем. Я вывалилась
из "Ленд-Крузера" и безвольно потащилась вслед за водителем-самоубийцей.
К врачу была очередь, причем безнадежная. В тесном предбаннике
толпились школьницы с хомяками и кроликами, пенсионеры с собаками,
домохозяйки с котами и один мужчина с толстым питоном. Вокруг мужчины
наблюдалось некоторое свободное пространство. Владельцы разнокалиберной
живности косились на него с опаской и крепче прижимали к себе хворых
питомцев.
"Шкаф" уверенно раздвинул толпу плечами и поплыл к кабинету.
- Куда Вы, мужчина! Здесь очередь! - запротестовал один из пенсионеров.
- Завянь! - вежливо извинился мой спутник.
Пенсионер завял.
В кабинете сидел доктор в несвежем халате и с глазами уставшего от
жизни сенбернара. Закаленная российским бытом домохозяйка жаловалась ему на
здоровье злобного мопса.
- Кыш, - нежно дыхнул на свой перстень браток и дернул щекой.
Домохозяйка схватила мопса в охапку и молча ретировалась.
Дальше последовала душераздирающая сцена обследования больного уха
Палыча. Мы со "Шкафом" держали обезумевшего кота, который издавал тигриный
рык, змеиное шипение и волчий вой. Откуда в обыкновенном домашнем коте могла
взяться такая дьявольская сила, сказать не могу. Но мой добровольный
помощник налился румянцем и вспотел от напряжения. Доктор прочистил
Лаврентию ухо, вколол в холку антибиотик и выписал солидную пачку рецептов.
Я расплатилась и, стараясь не встречаться глазами с посетителями
ветлечебницы, выбежала на свежий воздух. Распаренный браток выпал следом,
вынул из кармана сигареты и судорожно затянулся.
- Спасибо, Виктор Иванович, - вспомнила я, как зовут моего спутника.
- Да, Витюхой меня зови, чего там, - стряхнул он пепел мизинцем. - Вот
садюга этот ветеринар! Что он с ним творил, а? Я понимаю, утюг на живот
пристроить, если острая необходимость, или зубы выбить, если опять молчит,
ну, в сортир мокнуть, если совсем партизан, но, чтобы уши выворачивать!..
Вот подлец!
Витек исходил праведным гневом и нервно смолил сигарету в кулак. Туман
панического страха исчез из моих глаз, и я смогла рассмотреть человеческие
черты на его лице: слегка перебитый крупный нос, глаза с ленинским прищуром,
мощный подбородок и короткая стрижка темных волос. Баба Вера оценила бы его
по достоинству.
Объединенные общими переживаниями, мы загрузились в машину и так лихо
вырулили на дорогу, что мелкие отечественные автомобили прыснули из-под
колес клопами. Наше стремительное передвижение сопровождалось грохотом
увертюры к опере "Жизнь за царя".
Рядом с моим домом концерт классической музыки был прерван треньканьем
мобильника. Витек выключил радио и с недовольной физиономией приник ухом к
телефону:
- Ну!
Еще несколько раз "нукнув", он притормозил около арки моего дома.
- Ты Палыча береги, - заботливо покрутил он пудовым кулаком у меня
перед носом и, не дожидаясь благодарностей с моей стороны, пришпорил своего
"коня".
Еще не было и восьми часов вечера, а темнота на улице была почти
полная. Редкие фонари, подернутые дымкой мелкого колючего дождя, отсвечивали
лунными дорожками в лужах. Окна домов были плотно задрапированы
светомаскировочными шторами, как будто диктор с голосом Левитана объявил по
громкоговорителям воздушную тревогу. Только нахохлившиеся собачники упорно
выгуливали своих питомцев, оживляя урбанистический пейзаж.
Проход под аркой выглядел, как Абсолютно черное тело. Не знаю,
подчинялось ли в нем распределение энергии закону излучения Планка, но
температура моего тела перераспределилась странным образом: руки и ноги
превратились в ледышки, а спине стало жарко. Боязливо шаря глазами по
сторонам, я прижала к себе сумку с Лаврентием, и ступила под каменные своды.
Под ногами хлюпали лужи. Эхо от моих шагов звучало гулким буханьем. Мне
мерещились гроздья летучих мышей под арочным перекрытием и коварные вампиры,
поджидающие в темноте запоздалых прохожих.
Впереди что-то шевельнулось, и голос с ярко выраженной алкогольной
модуляцией спросил:
- Закурить не найдется?
Я пискнула и рванула вперед, не разбирая дороги, но далеко убежать - не
получилось. Пьяный вампир уцепился за рукав куртки.
- Ты куда? А поговорить?..
Дальнейшее помню, как в тумане. Я вырывалась, вампир требовал
понимания, Палыч орал в сумке благим матом, то ли подавал голос в защиту
одиноких женщин, то ли в пылу борьбы я задела его больное ухо.
В минуты опасности люди реагируют двумя способами: кричат от страха или
теряют голос. Я отношусь ко второй категории. Горло перехватил речевой
спазм, и зов о помощи застрял на полпути. Уши тоже заложило, и звуки
доносились до меня, как через подушку.
О том, что пришло избавление, я поняла не сразу. Вдруг оказалось, что
пьяный вампир испарился, я сижу на асфальте, а надо мной кто-то наклонился,
и терпеливо спрашивает:
- Девушка, с Вами все в порядке?
- Кажется, да... - засомневалась я.
Благородный спаситель подхватил меня подмышки и поставил на ноги.
- Разве можно ходить вечером в одиночестве в таких местах! - ворчал
рыцарь совсем, как баба Вера.
- Я не одна, а с Лаврентием, - оправдывалась я, ощупывая руки и ноги в
поисках увечий.
- Хорош Ваш Лаврентий. Сбежал с поля боя, бросив Вас на произвол
судьбы. Грош цена такому Лаврентию!
- Ой! Он действительно сбежал! - подняла я с асфальта похудевшую сумку.
- Лаврентий Палыч! - заметалась я под аркой.
- Лыч, лыч... - ответило мне эхо.
Улица выглядела вымершей, кота нигде не было видно. Во дворе тоже было
пустынно, как будто мы уже пережили третью мировую войну.
- Может быть, он уже дома сидит, чай пьет? - спросил рыцарь в доспехах
из джинсов и куртки-канадки нараспашку.
Оказалось, что он тоже бегает со мной рядом, принимая участие в поисках
Лаврентия.
- Вряд ли, у него нет ключей от квартиры, - усомнилась я. - Да и чай он
не любит.
- Какой он на вид? Сколько лет? Во что одет? - уточнил спасатель.
- Усатый, с забинтованным левым ухом. Сколько лет - не знаю, но
выглядит достаточно взрослым. Одет в шкуру, полосатую, - сосредоточенно
перечисляла я приметы.
- Он что, неандерталец? Почему одет в шкуру?
- Да во что ж ему еще быть одетым?! - возмутилась я его бестолковости.
- Девушка, может быть Вас в травмопункт отвезти? - осторожно предложил
благородный спасатель беззащитных и обездоленных.
Мы как раз прочесывали квадрат в районе детской песочницы.
- Лаврентий Палыч! - безнадежно позвала я в последний раз. - Кис, кис,
кис...
- Мяу! - раздался жалобный призыв о помощи с ближайшего дерева.
Лаврентий сидел на самой верхотуре, чудом удерживаясь на тоненькой
ветке.
- О, Господи! - проворчал мужчина и сунул мне в руки свою куртку и
шарф.
Надо признать, героизм он проявил до конца, и, несмотря на отчаянное
сопротивление Палыча, снял того с насеста. Мы затолкали упирающегося кота в
сумку, и тут настала моя очередь проявить свои лучшие качества.
- Пойдемте, я забинтую Ваши кровавые раны, - предложила я, сочувственно
рассматривая царапины на его щеке и руках.
Из комнаты бабы В