ртовский день три  года
назад позволил остаться Яне Ковалевой в  его  квартире,  хотя  прекрасно
знал, что она проститутка и алкоголичка.
   Более того, он позволил ей постоянно измываться над собой, бросать  в
лицо  обвинения  в  том,  что  он  не  мужчина,  потому  что  не   умеет
зарабатывать деньги. Позволил украсть у себя кое-какие вещи по мелочи  и
обмануть себя насчет мнимого аборта. Это уже потом, где-то  в  сентябре,
Яна объявила ему, что он скоро станет папой и что никакого аборта весной
она не сделала, а вместо этого купила себе новый плащ, ботинки и платье.
Остатки денег она благополучно пропила.
   А еще через три месяца через знакомых проституток Шатров  узнал,  что
Яна собрала деньги  на  аборт  с  еще  двух  мужчин,  с  которыми  тогда
встречалась помимо него. Но и этого показалось мало авантюристке  -  она
пустилась в слезы и разжалобила  целую  проститутскую  контору,  которая
вошла в ее положение и скинулась на тот же пресловутый аборт.
   После всего этого Яна вильнула хвостом и уехала на свою  историческую
родину в Большие Дурасы.
   А в декабре на свет появилось новое существо, не нужное ни  непутевой
мамаше, ни папаше, который в свое время честно дал деньги на  то,  чтобы
это дитя не родилось. Шатров никогда не видел свою дочь.
   Ковалева, правда, один раз наведалась к нему и попросила  денег,  но,
видя, в каком положении  находится  сам  Геннадий,  отстала.  Тогда  еще
Шатров не был поп-звездой...
   Почему все так произошло? Ведь крепкая деревенская девчонка  с  почти
что баскетбольным ростом была совсем  не  в  его  вкусе.  Ее  вызывающая
вульгарность порой вызывала у Шатрова  чувство  отвращения.  Увы,  тогда
Геннадий испытывал острейший кризис в  личной  жизни:  до  знакомства  с
Ковалевой у него не было женщины три месяца, и он, так  всегда  желавший
иметь ее под рукой, не смог устоять. Но за это  ему  пришлось  заплатить
такую цену, которую он, не мог предвидеть даже в самом страшном сне.
   Тогда  он  закрывал  глаза  на  то,  что  его  сожительница  работала
проституткой и помимо клиентов встречалась еще с одним мужчиной.  Он  не
воспринимал насмешки старых друзей, оправдывая свое поведение  тем,  что
представителям богемы дозволено чудить по-всякому, в том числе  и  таким
образом.
   Это сейчас он стал звездой эстрады и не взглянул  бы  теперь  на  эту
длинную нескладную женщину  с  круглым  лунообразным  лицом.  Он  просто
скользнул бы по ней равнодушным взглядом, в долю секунды оценив, что  он
ее не хочет. А если не хочет, то какой смысл утруждать себя  произносить
слово? Ведь ее лицо говорит само за себя - искать интеллект и духовность
за  ним  так  же  бессмысленно,  как  сажать  на  Кольском   полуострове
мандарины.  А  тогда  -  тогда  были  два  месяца  бешеного,  на   грани
помешательства секса и.., ничего,  абсолютно  ничего  в  душе.  Остались
только воспоминания о немытых стаканах, загаженном столе,  блевотине  от
перепоя и ощущение падения в пропасть, в которую Шатров никогда ранее не
падал.
   Это  потом  пришли  для  Геннадия  лучшие  времена,  он  раскрутился,
наладилась личная жизнь. Но прошлое упорно  напоминало  о  себе.  И  как
только о Шатрове заговорили на телевидении, его песни стали  звучать  по
радио, он был буквально атакован бывшими женщинами. Даже теми, за кем он
когда-то бегал, а они не хотели воспринимать его как мужчину.  Одной  из
первых среди них была бывшая проститутка Яна Ковалева.
   Естественно, прежде всего она попросила денег, обосновывая это  очень
просто - есть общий ребенок и, хоть  Геннадий  официально  не  признавал
отцовства, надо помочь. Хоть  немного  -  ведь  для  Шатрова  это  такие
пустяки. Теперь-то, когда его доход вырос во столько  раз!  Когда  займы
денег у друзей на аборт уже казались ему страшным сном!
   Жалобы Яны возымели результат. Шатров размяк. Он дал  один  раз.  Дал
второй - естественно, больше. На третий раз он в полном  соответствии  с
классической пушкинской сказкой о золотой рыбке сказал:
   - Тысяча долларов - это все, что я могу  для  тебя  сделать.  Работай
сама. Устраивай свою жизнь. Помнишь, когда я был на мели и просил у тебя
деньги, ты что мне ответила?
   Яна молча хлопала невинными глазками.
   - А я тебе напомню,  -  прокурорским  голосом  гремел  Шатров.  -  Ты
сказала, что мужик сам должен зарабатывать, а женщина, то есть  ты,  эти
деньги тратить. А у меня в тот день денег даже на пельмени  не  было!  У
тебя же, кстати, они были - за один день ты заработала в постели  тысячу
рублей и дать мне полтинник могла. Но не захотела.
   - Но ведь  сейчас  у  тебя  есть  не  только  на  пельмени,  -  нагло
улыбнулась Ковалева.
   Шатров скрежетал зубами, но вступать в дискуссию  не  стал,  понимая,
что читать моральные проповеди перед этой  женщиной  -  дело  пустое.  И
отсчитал несколько зеленых бумажек, презрительно бросив их на стол.
   - В последний раз.
   Однако аппетит приходит во время еды. Ковалева действительно на время
оставила певца в покое, но через полгода объявилась снова.  Похвасталась
новым телевизором и обновками гардероба. Шатров сквозь  зубы  улыбнулся,
поскольку  понимал,  что  куплено  это  на  его  деньги.  Кончилось  все
абсолютно   предсказуемо   -   Ковалева    пожаловалась    на    ужасные
обстоятельства,  свалившиеся  на  ее  голову.  В  число   оных   входили
ограбление, пожар, изнасилование  на  дороге  милиционерами,  разве  что
землетрясение ею не упоминалось. И.., попросила денег.
   Шатров указал Яне на дверь. Поскольку уходить мирно она не  захотела,
ее пришлось вытурить с помощью охранника. Ковалева орала, ругалась матом
- и благим, и самым что ни на есть натуральным - и обещала  вернуться  и
разнести у  Шатрова  все.  Грозила  бандитами  и  крепкими  деревенскими
парнями, своими родственниками. Данные заявления тогда  были  восприняты
Шатровым, его охраной и администратором Коротиным адекватно -  как  бред
сивой  кобылы.  Охранники,  никогда  обычно  не  улыбавшиеся,  -  Шатров
почему-то всегда настаивал на том, что его стражи законченные  дуболомы,
- и те позволили себе кривые ухмылки.
   И вот она вернулась. Вернулась в самый неподходящий для этого  момент
- когда с визитом в Тарасов прибыли немецкие воротилы  шоу-бизнеса.  Они
приехали покупать Шатрова, которого уже не устраивали масштабы России. В
Европе все было на порядок  круче,  там  были  другие  деньги  и  другие
перспективы. С англоязычным репертуаром у него проблем не  существовало.
Гена Шатров, даже нищенствуя, почти что  десять  лет  непрерывно  изучал
англо-американскую рок-музыку. Так что это была его стихия.
   Весь  этот  калейдоскоп  исторических  событий  прошел  сейчас  перед
глазами Геннадия, когда он раскуривал сигарету и напряженно  раздумывал,
что же ему делать с  этой  вконец  осатаневшей  деревенской  потаскухой.
Истошный, рыдающе-истеричный женский  голос,  доносившийся  из-под  окон
особняка, вернул певца к реальности.
   - Шатров, пидорас ты, бл..!
   Немцы снова вопросительно посмотрели  на  хозяина.  Тактичный  Эльдар
мягко улыбнулся и сказал:
   - Это Россия. Здесь иногда возникают  такие  проблемы  -  люди  очень
эмоциональные. Как футбольные болельщики.
   - О, йа, йа, - понимающе осклабился Карл.  -  Я  тоже  иногда  кричу,
когда играет "Бавария".
   - Шатров - пидорас! - Под окнами атмосфера тем временем накалялась.
   - Вас ист дас "пидорас"? - поинтересовался Герхард у Измайлова.
   - Это очень плохое слово, ругательство. - Эль"? дар был неотразим  со
своей чуть виноватой улыбкой. - Но к  Геннадию  это  не  имеет  никакого
отношения. Просто эта женщина сумасшедшая,  вот  и  все.  Она  не  может
понять, что все уже в прошлом - банальная история.
   - С женщинами много проблем, - понимающе закивал Герхард.  -  У  меня
был роман в Италии, там тоже очень вспыльчивые фройлейн.
   - Лучше жениться и спокойно жить в семье, - возразил Карл.
   Герхард и Эльдар выразительно посмотрели на бюргерское брюхо Карла  и
развели руками. Действительно, в спокойной жизни были свои прелести - на
теле Карла они очень хорошо были заметны.
   - Шат-ров - пи-до-рас! Шат-ров - пи-до-рас!
   Выкрики под окнами переходили на  скандирование.  Исполнено  все  это
было таким противным, немузыкальным, варварским квазисопрано, что Шатров
не выдержал: открыл окно и явил наконец свой лик подруге прежних лет.
   - Вали отсюда немедленно! - бросил он, стараясь  сохранять  видимость
спокойствия.
   - Сейчас прямо, конечно! -  издевательским  пьяным  голосом  базарной
торговки закричала Ковалева. Но тут же вдруг изобразила  на  своем  лице
необыкновенную покорность и ангельски-кротким голоском произнесла:
   - Дай мне десять тысяч баксов, и я уйду. Геночка,  правда  уйду...  И
никогда-никогда тебя просить ни о чем не буду.
   Для полной тождественности жанра провинциальной актрисе Ковалевой  не
хватило  еще  пальчик  засунуть  в  рот,   дабы   изобразить   полнейшую
невинность.
   - Пошла на х.., пока ребра целы и зубы на месте, -  прошипел  Шатров,
высунувшись из окна. Его лицо демонстрировало нескрываемую  ненависть  к
бывшей подруге.
   - Пидорас ты, - ненависть на противоположной стороне  баррикад  также
была нескрываема. - Ты никогда не был мужиком. Никогда... Господи,  кого
я любила! Короче, я в суд подаю, Гена. И в газету напишу...
   - Подавай. Только учти, что ни один судья с такой  вышедшей  в  тираж
кобылой, как ты, спать не будет. Тебе придется искать подругу  помоложе,
чтобы направлять Фемиду верным курсом,  -  с  циничной  ухмылкой  заявил
Шатров. - А что касается газеты...
   - Ах ты, сука! Какая  же  ты  шваль  и  мразотина,  Шатров!  Мр-разь!
Дер-рьмо! - Ковалева не на шутку разоралась. - Сейчас  все  узнают!  Все
узнают!
   И без газеты все узнают... Все узнают, что Шатров - козел.  Я  сейчас
всем скажу...
   И, покачнувшись, неуклюже замахнувшись рукой, Яна во всю  мощь  своей
глотки заорала:
   - Шатров - пидорас! Шатров - пидорас! Шатров - пидорас!
   И захохотала. Потом, отсмеявшись, снова перешла на скандирование.
   Геннадий в бешенстве захлопнул  окно  и  тут  же  посмотрел  в  глубь
гостиной. Эльдар и двое немцев по-прежнему  были  увлечены  музыкальными
деталями, однако Шатров заметил, что Герхард с интересом  прислушивается
к тому, что происходит на улице.
   А  там  тем  временем  проходившая  мимо  компания  подростков  очень
заинтересовалась   эмоциональными   выкриками   пьяной   женщины.   И..,
присоединилась к ним, с  подростковым  задором  выкрикивая  два  простых
слова. Это было последней каплей, взорвавшей терпение охраны.
   Из особняка вылетели два стажа порядка вместе с Коротиным,  разогнали
подростков и оттащили упирающуюся Ковалеву  на  противоположную  сторону
улицы. Вскоре из ворот особняка выехала машина, куда в  конце  концов  и
была водворена женщина. И  верный  администратор  Коротин  повез  ее  на
автовокзал, дабы посадить там на  рейсовый  автобус,  отправляющийся  до
Больших Дурасов.

***

   Лариса и Евгений покидали  Большие  Дурасы  в  воскресенье,  ближе  к
вечеру. Как и предполагала Лариса, поход  за  грибами  был  блистательно
провален его инициатором. Евгений, который вечером выпил джина, а  потом
все-таки уговорил тетю Надю достать самогон у некоего Панкрата,  который
жил на другом конце села, утром страдал от похмелья.
   Прогулку в лес он воспринял с таким унынием и страданием на лице, что
Лариса сразу же раздраженно махнула рукой.
   Поэтому первую половину дня Котова постаралась провести с пользой для
дела. Она нанесла визит убитой горем матери Яны. В тот момент Лариса все
еще не совсем была уверена в том, что возьмется за  расследование  дела,
хотя  вид  зверски  убитого  ребенка  и  произвел  на   нее   сильнейшее
впечатление. Она чувствовала себя даже как-то неловко  из-за  того,  что
вмешивается в дела, которые ее, по сути, совершенно не касаются.  Однако
реакция, с которой встретила ее мать Яны  Ковалевой,  предопределила  ее
решение.
   - Ох, дочень-ка-а-а! - запричитала Катерина Корнева, бросаясь  Ларисе
на грудь. - Да на одну ж тебя у меня вся надежда-а-а! Не оставь ты меня,
старуху! Больше и просить некого!
   - Успокойтесь, ради бога! -  проговорила  Лариса,  потрясенная  таким
проявлением чувств. - Только скажите, что вы от меня хотите?
   - Да  господи!  -  всплеснула  руками  Катерина  Корнева.  -  Неужели
непонятно? Уж мне вся деревня  сказала,  что  вы  лучше  милиции  всякие
зверства расследуете! А тут  такое  дело,  ребенка  невинного  загубили,
сволочи! Оно, конечно, Янка не ангел была, понятно. Но все ж дочь мне! А
главное, внученьку, кровинушку мою погубили. Вы уж не откажите в помощи.
   А я вас отблагодарю, все ж понимаю! Сколько, значит, скажете, столько
и заплачу! Я уж решила -  корову  продам!  На  что  она  мне  теперь-то?
Кристинка, правда, осталась, одна отрада, да  мы  с  ней  уж  как-нибудь
переживем! Главное, помогите этих извергов найти!
   У Ларисы было очень тяжело на душе,  тем  не  менее  она,  ни  минуты
теперь не колеблясь, сказала, обнимая несчастную женщину за плечи:
   -  Я  обязательно  вам  помогу.  Без  всякого  вознаграждения.  И  не
вздумайте ничего продавать.
   - Господи, да как же так-то? - подняла изумленные глаза  Катерина.  -
Не по-людски это!
   - Одним словом, Екатерина Даниловна, -  Лариса  постаралась  говорить
как можно тверже, - если  вы  будете  настаивать  на  вознаграждении,  я
вообще не стану заниматься этим делом.  И  больше  давайте  к  этому  не
возвращаться. Понятно?
   -  Поняла,  поняла,  -  закивала  головой  Катерина  Корнева.  -  Вот
спасибо-то вам! А я век вас не забуду, до гроба благодарная вам буду!
   - Отлично, - ответила  Лариса.  -  А  теперь  все  же  успокойтесь  и
ответьте мне на некоторые вопросы...
   ...Она знала, что поступает правильно. Никогда совесть  не  позволила
бы ей, директору престижнейшего ресторана, "новой русской", брать деньги
с этой бедной женщины.  Тем  более  что  в  деле  фигурирует  малолетний
ребенок...
   В итоге Лариса взяла у матери  Яны  адрес  некоей  подруги  дочери  -
Марины Канарейкиной, которая жила в Тарасове. Как  утверждала  Екатерина
Даниловна, именно у нее Яна останавливалась, когда  ездила  в  областной
центр. Она попросила передать Марине, что Яны больше  нет,  и  если  она
сможет, пусть приезжает на похороны.

Глава 3

   Лариса заехала к Марине  Канарейкиной  в  тот  же  воскресный  вечер,
отправив оправившегося от похмелья мужа вместе с дочерью домой.
   Канарейкина снимала  квартиру  на  первом  этаже  пятиэтажного  дома,
расположенного в одном из центральных районов города. На  звонок  Ларисе
долго никто не открывал, потом послышались неуверенные шаги.
   - Кто там? - спросил недоброжелательно из-за двери голос.
   - Извините, могу я поговорить  с  Мариной  Канарейкиной?  -  крикнула
Лариса.
   - А вы кто? - настороженно откликнулся тот.
   - Я по делу Яны Ковалевой, -  не  стала  представляться  из-за  двери
Лариса. - Если вы Марина, то мне необходима ваша помощь.
   - А  что  насчет  Яны?  -  упорствовала  женщина.  -  Вот  с  Яной  и
разговаривайте.
   - К сожалению, у меня нет такой возможности, - призналась Лариса.
   - Ну а от меня-то  что  нужно?  Я  не  хочу  ни  с  кем  говорить!  -
выкрикнула Канарейкина.
   Лариса, которой уже надоела эта пустая болтовня через  дверь,  решила
сменить тактику и надавить нужные клавиши. Со слов матери Ковалевой, она
поняла,  что   Марина,   как   и   Яна,   занималась   проституцией,   а
представительницы данной профессии всячески стараются избегать общения с
милицией.
   -  Дело  в  том,  что  произошла  очень  неприятная   история,   даже
трагическая, - сообщила Лариса. - И вас как  подругу  Ковалевой  вызовут
повесткой в милицию, если вы откажетесь говорить у себя дома.
   Думаю, вы все-таки предпочтете последний вариант.
   - А вы кто? - после некоторого раздумья спросили из-за двери.
   - Я детектив Котова.
   Дверь открылась. Лариса увидела полутемный коридор и голову  хозяйки,
обращенную к ней затылком.
   - Проходите, - в сторону пробурчала она, отворачивая лицо. - Я сейчас
не в лучшем своем виде...
   Лариса прошла  внутрь  неуютной  однокомнатной  квартиры,  в  которой
повсюду были разбросаны вещи,  на  столе  пиршествовали  тараканы  среди
неубранных объедков, и осторожно села на  стул.  Канарейкина  устроилась
напротив, лицом к окну.
   Это была женщина лет под, тридцать, неряшливого  вида  в  темно-синей
кофте и черной юбке, в стоптанных тапочках, из  дырок  которых  вылезали
пальцы. Маленького росточка, толстоватая, с короткими кривыми, к тому же
и полноватыми ногами. Возможно, черты лица ее были привлекательнее,  чем
фигура, но Лариса не могла оценить этого в данный  момент:  лицо  Марины
распухло, все было в ссадинах,  а  под  левым  глазом  темно-фиолетовым,
последним цветом спектра, светился огромный синяк.
   Канарейкина почувствовала на себе взгляд Ларисы и закрылась  платком.
Перед тем как она  это  сделала,  Лариса  успела  заметить,  что  Марина
посмотрела на нее оценивающе. Что  уже  обратила  внимание  на  то,  что
Лариса модно и хорошо одета. Что у нее дорогая сумка  и  что  курит  она
"Кент-Лайте", а не "Тройку", которая лежала на столике хозяйки.
   - Я вас  предупреждала,  что  выгляжу  не  лучшим  образом,  -  глухо
повторила Канарейкина. - Поэтому и не хотела ни с кем встречаться.
   - Кто же это вас так? - сочувственно спросила Лариса.
   -  Да...  Так,  ерунда!  -  отмахнулась  Канарейкина.  -  Встретились
вчера.., точнее, уже сегодня, на улице  какие-то  придурки  ночью.  Мало
того, что избили, так еще и изнасиловали и деньги все отобрали. -  Фразу
она закончила, уже переходя на рыдания.
   - Боже мой, как же это случилось? - передернула плечами Лариса.
   - Как-как! Шла себе ночью, никого не трогала, - шмыгая  носом,  стала
рассказывать Канарейкина.
   - Откуда шли?
   - С работы, - глядя в сторону, ответила  Марина,  и  Лариса  невольно
усмехнулась про себя.
   - А тут из подворотни двое,  -  продолжала  Канарейкина,  -  схватили
меня. Что я сделать-то могу?
   Один сразу в морду, а другой на землю валить. Рот зажали и по очереди
меня... А потом из сумки все выгребли-и-и, всю зарплату-у-у...  -  снова
завыла она, размазывая слезы по распухшему лицу.
   - А что они хотели? - не поняла Лариса.
   - Как что? Изнасиловать и деньги отобрать, это же понятно!
   - А как выглядели, как вели себя, что говорили?
   - Ну что, что... - Канарейкина задумалась. - Матерились в основном да
били. Угрожали...
   - Угрожали? - заинтересовалась Лариса. - Чем?
   -  Ну  так...  Говорили,  убьем,  мол,  тебя  сейчас,  если  не  дашь
по-хорошему. Сволочи, одним словом.
   А один все ржал потом, когда штаны застегивал.
   - Внешность описать можете?
   - Да разве я их там рассмотрела в тот момент?
   - Ну, может быть, приметы какие-то характерные.
   - Нет, ничего не помню. Ох, я ж-тогда  так  испуга-алася-а!  Боялась,
что убьют, только и делала, что скажут. Они меня во все щели  отымели  и
бросили.
   Один, помню, шепелявил только. Толстый такой был  и  вонючий.  И  зуб
передний отколот!
   - А второй?
   - Второй... Второй не толстый был. И не шепелявил.
   - А поконкретнее?
   Канарейкина наморщила лоб.
   - Не помню, - призналась она. - Темно было.
   - Вы в  милицию  обращались?  -  деловито  спросила  Лариса,  заранее
уверенная в ответе.
   - Какую милицию? - у  Канарейкиной  от  такой  перспективы  аж  слезы
высохли. - Это еще зачем?
   Нет уж, от милиции лучше подальше держаться, это я точно знаю.  А  вы
сказали, что вы детектив - это что же, вы частным образом работаете?
   - Что-то вроде того.
   - И что же расследуете? Зачем я вам понадобилась?
   - Давайте об этом чуть позже, я вам все объясню.
   Канарейкина нахмурилась, но ничего не сказала.
   Она взяла из пачки сигарету и закурила. Лариса, державшая свою  пачку
в руке с самого прихода и до сих пор не