-
прямо на юг.
   Через  час,  погрузив  на  две  подводы  груз  и   трех   радистов,
привезенных из Москвы, мы двинулись на юг. Отряд мы догнали на  вторые
сутки,  на  границе  партизанского  края.  В   эту   ночь   готовились
форсировать с боем железку Сарны - Коростень.
   И как только я въехал в  дубовую  рощу  на  берегу  реки,  где  под
деревьями  расположились  бивуаком  роты,  на  сердце  стало  легко  и
радостно. На поляне паслись кони, под повозками отдыхали  после  марша
бойцы, многие купались в реке.
   Штаб разместился в палатке  из  парашюта,  выкрашенного  в  зеленый
цвет.
   - Письмо привез? - спросил Руднев.
   - Нет, не привез. Не успел.
   Он, опечаленный, отошел в сторону. Я так и не  успел  повидаться  с
семьей Руднева.
   Меня окружили партизаны. Всем хотелось услышать о Москве.
   Базыма сидел на траве, склонившись над  картой,  рядом  примостился
Войцехович, на машинке  выстукивающий  какой-то  приказ.  Недалеко  от
палатки,  под  развесистым  дубом  сидел   в   генеральском   одеянии,
по-турецки подогнув ноги, Ковпак и мурлыкал песню. Генеральские погоны
поблескивали на солнце.
   Я подошел к деду поздороваться. Он, щурясь на солнце, молча  кивнул
мне и подал руку с двумя негнущимися пальцами. Затем  продолжал  тихим
фальцетом:

                     Горные вершины,
                     Я вас вижу вновь,
                     Карпатские долины,
                     Кладбища удальцо-о-ов... -

и лихо присвистнув, затянул громко:

                     И-е-ех,
                     Горные вершины...

   Я подошел к комиссару. Руднев молчал, не глядя на меня.
   "Может быть, он сердится, что я не привез ему писем?" Я ждал. Через
несколько минут он отозвал меня в сторону от штабной палатки и  сказал
тихо:
   - Слушай, Вершигора!
   - Я слушаю, товарищ генерал-майор.
   - Что, еще за тебя я должен замечания получать?
   Ничего не понимая, я смотрел на комиссара с удивлением.
   - Нахлобучка мне была от Демьяна Сергеевича. Понимаешь?
   - Не понимаю...
   -  "Не  понимаю"!  -  передразнил  он.  -  Вот  публика!  Ты   что,
несознательным прикидываешься? А? Будешь ты заявление писать или  нет?
Что, мне опять из-за тебя глазами хлопать?
   У меня как гора свалилась с плеч, я даже улыбнулся.
   - Товарищ генерал-майор, Семен Васильевич, вот заявление.
   - Вот так бы давно. Ищи двух поручителей. Третий - я. Проси Ковпака
и Базыму. Сегодня же оформим кандидатом. В рейде будет  некогда.  -  И
уже более добродушно: - Хорош академик. Ну, поварил ты из меня воду!
   Руднев поднял полог палатки и зашел в штаб.
   Базыма понимающе кивнул мне и отошел с картой в глубь леса.
   - Знаешь? - спросил он многозначительно.
   - Догадываюсь...
   - Ковпак прямо рвется в бой. Все ту войну вспоминает.
   - Пусть! Ему везет на войне. Если дедово счастье -  дойдем.  А  как
Семен Васильевич?
   - Он тоже говорит - дойдем. Только нервничает немного.
   - По семье скучает. А я и писем не привез.
   - Эх ты! Он, когда маршрут обсуждали, сказал: "Дойти -  дойдем".  А
потом добавил: "Прежде чем войти в эту обитель, подумай,  как  из  нее
выйти".
   Базыма говорил это, улыбаясь, гордясь своими командирами.
   - А где товарищ Демьян?
   - Вчера проводил нас и отбыл к Сабурову. Прощались,  как  с  родным
человеком. Не так много времени - два месяца, а привыкли. И  он  тоже.
Даже прослезился. Тебя хотел видеть. С комиссаром что-то они  говорили
о тебе.
   - Значит, не встретимся мы с ним больше?
   - С кем?
   - С товарищем Демьяном. Хотелось поговорить.
   - Из рейда вернешься - поговоришь. Тогда все будет по-другому.
   Мы замолчали, задумавшись каждый о своем.
   - А знаешь,  он  сказал  нам,  штабистам,  на  прощанье:  "Берегите
командиров. Увлекаются. Не думайте, что вы уже так непобедимы:  просто
немцы ни разу не поколотили вас как следует".
   Я улыбнулся. Так  живо  напомнил  мне  Базыма  этого  человека,  за
короткий срок своего пребывания научившего нас многому.
   Начинался  новый  рейд  отрядов  Ковпака,  необычайный,  опасный  и
поэтому увлекательный и заманчивый.
   Я  попросил  у  Базымы  дать  мне   рекомендацию   в   партию.   Он
утвердительно кивнул головой и  продолжал,  задумчиво  вытягивая  нить
мысли:
   - Да, может, ты прав был, дед-бородед! О киевском рейде. Как это  у
тебя? "Стратегической смелости не хватало". Но теперь, брат, этого  не
скажешь.
   "Не об этом ли говорил товарищ Демьян с генералами?" - подумал я.
   Базыма продолжал:
   - Теперь, брат, этого не скажешь, нет!
   - Вот именно. Это и есть стратегическая смелость,  если  уж  хочешь
знать мое мнение.
   - Или безрассудство? - хитро глянул он поверх очков.
   - Так они же - родные сестры.
   - Ну, если так: безумству храбрых поем мы славу. - Глаза  у  Базымы
блестели дерзостью юнца. - Пошли, дед-бородед! Напишу поручительство.

   Вечерело.
   Люди отдохнули за день. Ездовые выкупали  коней  в  реке,  помылись
сами и сейчас копошились у возов.
   Строились роты, шныряли связные.
   - Взвод маяков, в голову колонны! - командовал Горкунов.
   Быстрым шагом прошли маяки. Лесные  дорожки  и  просеки  в  крупном
сосняке кишели народом. Из ручейков выстраивалась огромная  извилистая
река колонны и, дойдя к шляху, замирала. Ветер команды колыхнул ее,  и
в последних лучах солнца она зарябила зыбью шапок,  головами  коней  и
тусклым блеском вороненой стали.
   Руднев  весело,  походным  маршем,  шел  впереди   с   разведротой.
Побритый, подтянутый, в новой гимнастерке с генеральскими погонами, он
был красив. Рядом шел  Карпенко,  как  всегда,  положив  обе  руки  на
трофейный автомат, свешивающийся на  грудь.  Именно  тогда,  глядя  на
комиссара, идущего во главе разведчиков и автоматчиков третьей роты, я
вспомнил горьковского Данко.
   "Нет, пока с нами он, мы не заблудимся и пойдем  хоть  к  черту  на
рога", - казалось, говорили гордые лица этих отчаянных ребят.
   Далеко на востоке, под Орлом, Курском и Белгородом,  в  тех  краях,
откуда десять месяцев назад вышли мы в рейд, заканчивалась  подготовка
гигантских армий к битве.
   А мы шли наперерез венам  и  артериям  врага,  чтобы  всеми  силами
помочь Красной Армии в ее титанической борьбе. Вслед за нами и  другие
соединения украинских партизан должны были выступить на юг.
   Начался рейд украинских партизан в Карпаты. Он  начался  летом,  во
время затишья на фронте за месяц до битвы на Курской дуге.



 * Книга вторая. Карпатский рейд *



 * Часть первая *


1

   Двенадцатого июня 1943 года партизаны  под  командованием  генерала
Ковпака выступили в новый рейд.
   Получив оружие и боеприпасы с Большой земли,  хорошо  экипированные
наши отряды стремительно двигались к границам партизанского края.
   Командование сразу взяло курс на юго-запад.
   Я прилетел из Москвы, когда отряд уже снялся с места, и догнал  его
на марше.
   Мой  начальник  дал  нам  в  Москве  отдельный  самолет.   Огромная
транспортная машина  мчалась  на  бреющем  из  Москвы  в  Калугу.  Там
заправились и сразу набрали высоту. Фронт прошли без происшествий.  На
рассвете выгрузились  во  вражеском  тылу.  Со  взводом  Гапоненко  мы
проехали владения Сабурова и на вторые сутки догнали своих.
   Первой заботой было распределить груз или хотя  бы  ту  его  часть,
которая состояла из папирос, табака  и  махорки,  предназначенных  для
разведчиков.
   Второй день, шагая пешком по партизанской земле, я все еще был  под
впечатлением от посещения Большой земли.
   В Центральном штабе партизанского движения шла в те дни напряженная
работа. По заданию Ставки готовились крупные партизанские операции.
   Строго ограниченный круг  лиц  знал  об  этих  замыслах  Верховного
Главнокомандования.   Их   проводил   в   жизнь,   обеспечивал   всеми
необходимыми материалами,  оружием,  взрывчаткой,  связью  Центральный
штаб партизанского движения.
   Гитлеровцы тоже готовились к лету 1943 года. Они уже осознали  силу
и значение  партизанского  движения,  организованного  и  руководимого
большевиками.
   Я вспоминал, как в Москве начальник  Центрального  штаба  партизан,
один из видных деятелей партии, сказал командирам, бывшим  у  него  на
приеме:
   -  Хотите  знать,  как  вас  оценил  немецкий   генеральный   штаб?
Послушайте.
   Переводчик прочел нам недавно захваченный в Белоруссии документ. Он
гласил:

     "Верховное командование
     вооруженными силами
     Э 12(6) 42
     Оперативный отдел
                                                   Главная ставка
                                                      11/XI 42 г.

                     Боевое наставление по борьбе
                            с партизанами

        1.  Партизаны  есть  готовое  к  борьбе,  организованное,
     созданное в  военное  время,  но  не  учтенное  нами  оружие
     противника.
        2.  Молодежь  могла  быть  выгодно  использована  нами  в
     качестве  агентов  германской  разведки  во  многих  странах
     Европы, но в Советской России к ней следует подходить весьма
     осторожно, так  как  она  в  подавляющем  большинстве  своем
     фанатически предана большевизму..."

   - Пока будете  получать  материалы,  -  познакомьтесь.  Врага  надо
изучать. И то, что он знает о вас, тоже надо учитывать, -  сказал  нам
генерал-лейтенант начальник штаба.
   Нам показали в штабе  папку  документов  (перевод  с  итальянского,
венгерского, румынского,  немецкого).  На  титульных  листах  пестрели
фамилии:  Браухич,  Йодль,  Гиммлер,   генерал   от   инфантерии   фон
Шенкендорф,  Краппе,  генерал-полковник  Линдеман,   генерал-лейтенант
Миллер, генерал-фельдмаршалы фон Кюхлер и фон Буш.
   Противник  всерьез  считался  с  партизанами.  "Не  учтенное",   по
признанию самого врага, оружие  вступило  в  действие.  Оно  тревожило
гитлеровских вояк: и фельдмаршалов, и генералов, и гестаповцев.
   - Сейчас у немцев уже нет сил уничтожить все движение в целом.  Оно
глубоко пустило  корни  в  советском  народе.  Тем  более  враг  будет
прибегать к хитрости, коварству, обману,  яду,  террору.  Смотрите  не
поддавайтесь на провокации, - предупреждал нас начальник штаба.
   Еще жив был в памяти партизан такой  немецкий  фокус.  Весной  1943
года гитлеровские оккупанты предприняли широкий провокационный маневр.
В лесах и у партизанских  лагерей  они  разбросали  листовку,  которая
начиналась  словами:  "Смерть  немецким  оккупантам"  -  и   кончалась
подписью: "Командующий армией прорыва". В  ней  говорилось  о  победах
Красной  Армии,  о  необходимости  разгрома  гитлеровских  оккупантов,
сплочения  всех  сил.  Дальше  указывались  задачи  партизан,  которые
сводились к следующему:

        "1. Задача - прорыв всех  партизан  к  столице  Польши  и
     разрыв этим путем фронта немецких войск -  должна  подчинить
     себе все.
        2. Мелкие героические отряды наших  славных  партизан  не
     могут, к  сожалению,  противопоставить  себя  крупным  ордам
     фашистов.  Поэтому  задача   дня   -   организация   крупных
     партизанских  отрядов  и   накапливание   могучей   народной
     партизанской силы.
        3. Скапливайтесь на базах, залегайте и выжидайте  приказа
     о выступлении уверенно и спокойно.
        Приказ будет дан, когда соберем урожай, а  реки  и  озера
     снова покроются льдом".

   Подавляющее   большинство   партизанских   отрядов   сразу   поняли
провокационный смысл этой листовки.
   - Это хорошо, что вы раскусили подлый маневр  врага.  Но  он  может
придумать что-нибудь и поумнее. Бдительность! Выдержка! Большевистская
организованность! Желаю удачи... - напутствовал нас начальник штаба.
   По  составу  командиров,  которые  присутствовали  на   приеме,   я
догадывался о направлении главных ударов советских партизан.
   Белоруссы! Их было много. Тогда никто еще из нас  не  знал  понятия
"рельсовая война". Позже мы услышали ее раскаты с севера... А она  уже
зрела  сейчас,  в  Москве,  имея  условное  название  "концерт"!   Уже
конструкторы  выполняли  заказы  на  специальные  заряды   взрывчатки,
воентехники рассчитывали вес  сотен  тысяч  зарядов;  штабные  офицеры
вычисляли количество самолетов, нужное для перевозки этих грузов в тыл
врага.
   Смоляне! Народный учитель Гришин - будущий Герой Советского Союза -
докладывал ночью начальнику ЦШПД о народной войне свои военные планы и
выслушивал советы и приказы.
   Ленинградцы! Молодой командир 3-й  партизанской  бригады  Александр
Викторович Герман и  старый  пограничник  Корицкий  крепко  запоминали
указания ЦШПД, чтобы там, в тылу врага, нащупать самые уязвимые  места
на железных нитях, ведущих к городу Ленина, городу-герою, и  сразу  по
сигналу Центрального штаба партизан рубануть вражеские коммуникации во
многих местах.
   Крымчаки! Солнце, солнце  жгло  крымских  партизан.  Горы  были  их
спасением.  Но  они  же  были   и   их   мучением.   Небольшие   леса,
простреливавшиеся   насквозь   вражескими    пулеметами,    голод    и
предательство националистов-татар - все  было  против  них.  Но  люди,
стиснув зубы, стояли насмерть. Съели все, что  можно  было  пустить  в
пищу  в  лесах.  Наконец  стали  варить  кожаную  сбрую  и  солдатское
снаряжение: ремни, портупеи. И в эти критические часы Центральный штаб
направил самолеты, на которых,  вперемежку  с  патронами,  были  мука,
крупа, консервы... И люди снова пошли в бой.
   Орловцы и брянцы! Отряды: Филиппа Стрельца, имени Ворошилова, имени
Фрунзе и многие другие крепко удерживали плацдарм в ста километрах  от
Курской дуги. Гитлер не мог начать наступление, пока не расчистил тыла
своей  основной  группировки.  Он  рассчитывал   уничтожить   Брянский
партизанский край с 5 по 15 мая 1943 года, а провозился с ним  полтора
месяца и так не уничтожил его.
   Кубанцы! Отряд имени  Героев  Советского  Союза  братьев  Игнатовых
сражался в  предгорьях  Кавказа.  Гибли  от  шашек,  автоматов  и  мин
кубанцев немцы, румыны и итальянцы.
   Украинцы! Несколько рейдовых соединений готовы были  к  гигантскому
прыжку на юг. Под Винницу, Киев, Проскуров, Тарнополь. И на Карпаты!
   Вот  что  означала   кипучая   деятельность   этого   штаба.   Сюда
просачивались через фронт из вражеского тыла ходоки и  связные.  Здесь
готовились шифровки и приказы, здесь бурлила и народная  ненависть,  и
народная любовь. Она народная любовь -  приносила  деньги  на  военный
заем и на танки. Это она - народная  ненависть  -  требовала  заданий,
ждала совета, просила патронов, раций, листовок, толу,  индивидуальных
пакетов, противостолбнячной сыворотки, русско-немецких словарей  и  на
одного хирурга десять подрывников и много-много  другого.  А  если  уж
очень "настойчивый" приезжал представитель, то и двухрядку и патефон.
   Тысячи матерей, жен, отцов, потерявших связь  со  своими  близкими,
были убеждены, что они сражаются в партизанском  отряде.  Они  верили,
что кто-кто, а уж начальник Центрального штаба партизан  должен  знать
лично их детей, мужей и отцов.
   Когда же кончался день приема, были заслушаны доклады,  тогда  надо
было,  оставаясь  наедине  с  картой,  переставлять  флажки,   изучать
дислокацию, ее плюсы и минусы; распределять оружие, боеприпасы; писать
и подписывать шифровки.
   Затем, уже на рассвете, ждать звонка с  аэродрома,  чтобы  отметить
лично, сколько самолетов, работающих на  партизан,  выполнило  сегодня
задания.
   А часто,  когда  уже  возвращались  самолеты  из-под  Орла,  из-под
Минска, Овруча, Гомеля, Брянска,  Симферополя,  Ровно,  Пскова,  вдруг
раздавался телефонный звонок, и в  трубке  был  слышен  знакомый  всей
стране голос:
   - Доложите, как действовал второй фронт за вчерашние сутки...
   Начальник Штаба партизан докладывал полководцу  советских  армий  и
вождю народа...
   Это говорили патриоты из предгорий Кавказа, Брянского партизанского
края, Беловежи и Полесья... Говорил  Федоров  из-под  Ковеля,  Капуста
из-под Гродно...
   "Ночью   группа   партизанского   отряда   "За   Родину"   взорвала
железнодорожный мост через реку Ивотка на участке Конотоп - Зерново.
   В 22 часа на участке железной дороги Невель  -  Витебск  пущен  под
откос воинский эшелон противника с живой силой и техникой.  Уничтожено
семнадцать платформ с орудиями и боеприпасами.
   Партизанские отряды напали на гарнизон железнодорожного моста через
реку Вопь у города Ярцево, на магистрали Москва -  Смоленск.  Гарнизон
уничтожен. Восьмидесятипятиметровый двухпролетный мост взорван.
   На участке Смоленск  -  Вязьма  пущен  под  откос  эшелон,  паровоз
взорван.
   Диверсионная  группа  отряда  "Железняк"  пустила  под  откос   два
встречных поезда на железной дороге Брянск -  Льгов.  Разбит  паровоз,
двадцать три вагона, убито сто пятьдесят вражеских солдат и офицеров.
   Ночью на участке железной дороги Клочки - Столбцы пущен  под  откос
воинский  эшелон,  груженный  артиллерией,  танками,  автомашинами   и
боеприпасами. Уничтожены паровоз, сорок четыре вагона и платформа.
   На участке железной дороги Погорелое - Колосове диверсионная группа
пустила под откос воинский поезд,  груженный  артиллерией,  танками  и
боеприпасами. Сожжены паровоз и четыре вагона с техникой.
   Два партизанских отряда под командованием  товарища  Сабурова  вели
бои в населенных пунктах с карательной группой в составе двух полков с
артиллерией, танками, бронемашинами, при поддержке четырех  самолетов.
В результате боев убито триста пятьдесят  гитлеровцев,  много  ранено.
Уничтожены:    средний     танк,     бронемашина,     орудие,     один
самолет-корректировщик сбит, другой подбит.
   Подрывная группа товарища Гришина  на  железной  дороге  Витебск  -
Полоцк пустила под  откос  эшелон  с  автомашинами  и  пушками.  Убито
семьдесят пять гитлеровцев, ранено  пятьдесят.  Повреждены  паровоз  и
десять вагонов.
   Диверсионная группа имени Щорса  на  перегоне  Палужье  -  Выгоничи
пустила под откос эшелон противника с живой силой. Разбиты  паровоз  и
тринадцать вагонов. Убито двести гитлеровцев".
   Начальник Центрального штаба партизан окончил доклад.
   Утреннее солнце вставало над Москвой...
   На партизанских аэродромах заливали  костры  водой  и  растаскивали
дымящиеся головешки.
   Флажки на штабной карте оставались недвижимы до следующей ночи.
   Тысячи  советских  патриотов  выходили  в  засады,  возвращались  с
диверсий, несли раненых, рапортовали командирам,  получали  нагоняи  и
благодарности...
   Тысячами раций, - а где их не хватало, через подпольных связников и
ходоков, через партизанские  центры  -  Москва,  Центральный  Комитет,
обкомы, райкомы направляли гнев народа  по  врагу.  Все  ощутимее  бил
народ оккупантов, бил,  как  говорилось  в  партизанской  присяге,  "и
автоматом, и винтовкой, гранатой и  миной,  топором,  косой  и  ломом,
колом и камнем".
   Двинулись и мы - несколько  отрядов  под  командованием  Ковпака  и
Руднева - в степи и горы Украины.


2

   Верные старому обычаю отряда  никогда  не  спрашивать,  куда  ведут
генералы, комбаты и  даже  комвзводы,  мы  все  же  понимали:  начался
крупный рейд.
   Четкость  и  слаженность  марша  создавали   впечатление   легкости
походного  движения  колонны.  Привычка  "старичков"  шутя  переносить
тяготы боевой жизни помогала "новичкам" чувствовать себя увереннее. Но
у первых это была подлинная стойкость - результат  двухлетнего  опыта,
взаимного доверия командиров и солдат, у вторых  же  иногда  -  только
легкомысленная самоуверенность. А новичков у нас было  немало.  Разный
народ шел теперь в партизаны: и молодежь, подросшая за годы  войны,  и
бежавшие из плена, и сидевшие в приймаках  с  сорок  первого  года,  и
подпольщики, чудом избежавшие смерти или ареста. По  приказу  Руднева,
мы  принимали  людей  всегда  с  большим  разбором.  И  все  же,  видя
озабоченное лицо Руднева на марше,  еще  до  выхода  из  партизанского
края, я  понимал:  комиссара  беспокоя