том  под  стук  колес
уносящихся к назначенной им цели - в Санкт-Петербург, Москву. Севе пришло  в
голову, что в тех гигантских городах все  может  пойти  по-другому.  Там  он
сможет стать другим человеком, не будет недотепой,  постоянно  попадающим  в
дурацкие Истории.
   Движимый неожиданным порывом,  он  подошел  к  кассе,  выстоял  небольшую
очередь  и  протянул  чернобровой  пожилой  неприветливой  кассирше   смятые
десятирублевки.
   - До Москвы, - произнес он.
   - На сегодня нет, - ответила кассирша.
   - А куда есть?
   - А куда надо?
   - Не знаю.
   - Не занимай очередь. Следующий...
   - До Петербурга, да.
   - Сами не знают, чего хотят. Молодежь.  Наказание,  -  бурчала  кассирша,
выписывая билет.
   - Грымза, - буркнул Сева напоследок.
   - Что?!
   Сева быстро вышел из зала. Билет он аккуратно сложил и  сунул  в  карман.
Вот он, пропуск в новую жизнь, избавление от страха.
   До семи  вечера  времени  оставалось  много.  Сева  побродил  по  городу.
Странное дело, но постепенно уверенность, что удастся все  изменить,  таяла.
Красивые  картинки  желанного  светлого  будущего  блекли,  вновь  приходило
ощущение тревоги и безысходности.
   Сева,  пошатываясь,  как  пьяный,  ни  на  кого  не   обращая   внимания,
погруженный в свои мысли, шел  по  улице.  Провел  горестно  рукой  по  лбу,
вздохнул и ступил на проезжую часть...
   Спасло его чудо. Нажми водитель серой "Волги"  на  тормоз  долей  секунды
позже - мокрое место от Севы осталось бы. Но машина лишь  легонько  толкнула
его. Крутанувшись вокруг своей оси,  он  успел  заметить  перепуганное  лицо
шофера и упал, раздирая о шершавый асфальт ладонь.
   - Э, пацан, жив? - воскликнул выскочивший из "ра-фика"  усатый  водитель,
склоняясь над Севой.
   - Жив.
   - Так что ж ты на красный свет лезешь?! - завопил водитель.
   - Че орешь-то? Нечего орать-то!  -  огрызнулся  Сева  и  похромал  прочь,
потирая ушибленную и окровавленную ладонь.
   Отделался он легко. Но все это окончательно вывело его из равновесия.  Он
ощутил себя слабым, трясущимся щенком, страшащимся неизвестности, ни на  что
не годным.
   Он сел на скамейку и закрыл лицо руками. На глаза навернулись  слезы,  он
всхлипнул, шмыгнул носом, закусил губу.  Потом,  не  в  силах  сдерживаться,
затрясся в плаче.
   - Точно в порядке? - кто-то потряс его за плечо.
   - Угу.
   - Что "угу" - то? Отвести тебя куда?
   - Некуда меня вести, - воскликнул Сева, не отрывая ладоней от лица.
   - Пошли, переговорим.
   Сева поднял глаза, сфокусировал взор. И, наконец, рассмотрел человека,  с
которым разговаривает. Это был приземистый, плотный, смуглый усатый  мужчина
лет тридцати пяти на вид. Кавказец? Похож, но не кавказец. Именно  он  сидел
за рулем "Волги", на которую налетел Сева.
   - Никуда не пойду.
   - А куда тебе деваться ? Из дома ты сбежал. А бежать-то тебе некуда.
   - Откуда вы знаете?
   - На лице у тебя написано... Ну что, пошли?
   - Пошли, - Сева поднялся со скамейки, потирая зашибленный локоть.

Глава тридцать вторая
"Я ЕГО ДОСТАНУ"

   - Это что, новое рубоповское вооружение?  -  спросил  Косарев,  заходя  в
кабинет к заместителю начальника РУБОПа подполковнику Ромашину.
   - Ага. Малины накрывать - раз, и  никакого  судебного  фарса,  -  Ромашин
взвесил в руке ручной противотанковый гранатомет.
   - Раз - и никакого РУБОПа, - хмыкнул Косарев присаживаясь.
   В прошлом году действительно по зданию РУБОПа шарахнули  из  гранатомета.
Чья это была работа - так до сих пор и не установили, хотя  перетрясли  весь
город.
   - Где взял-то? - Косарев кивнул на гранатомет.
   - Такая комбинация красивая была...  Киллер  "правобережский"  по  обмену
опытом в Москву летал. По заказу тамошней братвы одного из "долгопрудненцев"
подорвал в машине. Когда возвращался, мы его у трапа  выдернули.  Обработали
чуток. Убедили, что с нами дружить надо. Он позвонил своим, сказал под  нашу
диктовку, что его "разгуляевцы" захватили, выкуп требуют двадцать пять тысяч
баксов,  и  стрелку  за  городом  у  АВТОВАЗа   забили.   Ну,   естественно,
"правобережские" на дыбы -  мол,  обнаглели  "разгуляевцы",  проучить  надо.
Собрали все силы, и на "стрелку". Притом договорились врагов  сразу  мочить.
Тридцать человек съехалось. Мы их и  повязали.  Двенадцать  пистолетов,  три
автомата и два РПГ.
   - Не хило.
   - Еще как! Самое смешное, двух милиционеров повязали. Участковый  и  опер
из Завадского района.
   - Да ты чего!
   - На содержании у "правобережцев", на разборы уже  ездят.  У  участкового
незарегистрированный ТТ.
   - Вот, скоты. Давить надо!
   - Ребята из СОБРа нервные, предателей не любят. Так что  им  больше  всех
досталось.
   - Ну а дальше-то что? Суета это все.
   - Верно. Пожурят и отпустят, - кивнул Ромашин. - В лучшем случае  кому-то
условно дадут. Комедия.
   - Стрелять их, тварей, надо.
   - Покажи пример, - усмехнулся Ромашин, но улыбка у него сползла  с  лица,
когда он наткнулся на острый, ледяной  взор  своего  старого  приятеля...  -
Какими судьбами-то ко мне?
   - Что ты можешь сказать о некоем Гвоздеве? Кличка Гвоздь.
   - А что у тебя на него? - Ромашин напрягся. Косарев объяснил суть дела.
   - Любопытный экземпляр, - сказал Ромашин. - Из тех, кто еще чтит  блатной
закон.
   - Не очень и чтит. Вон, домину отгрохал.
   - Слаб человек... Гвоздь начинал с должности палача, приводила исполнение
приговоры сходняков. Сколько народу перерезал - никому не ведомо. Преуспел в
этом деле, умудрился ни  разу  не  засветиться.  Думаю,  работа  ему  сильно
нравилась. Из тех, у кого слово с делом  не  расходится.  Если  сказал,  что
пришьет, - пришьет обязательно.
   - Убивец?
   - Не простой убивец.  Умный,  осторожный,  волевой.  Его  блатные  хотели
смотрящим на город ставить... Кстати, он две зоны кормит. Благодетель. - Чем
же он сейчас занимается?
   - Да тем же, чем и вся мразь уголовная - вымогательства, махинации, левые
фирмы.   В   девяносто   шестом   с   чеченцами   спутался.   Поставлял   им
наемников-снайперов.  И,  кажется,  был  посредником  в  какой-то  сделке  с
оружием. Тоже для Чечни. - На черных работал?
   - А что ему? "Национализм расшатывает  элементарное,  арестантское.  Этот
блуд надлежит искоренять". Такое было решение авторитетного сходняка еще лет
пять назад.  Воры  сегодня  самые  большие  интернационалисты.  Армянский  и
азербайджанский вор друг друга резать из-за  национальности  не  будут.  Так
почему бы не помочь чеченским братьям?
   - Вот мразь.
   - Еще какая... Слушай, если ты его на  чем  зацепишь  -  мы  тебе  любыми
средствами поможем. И за мной тогда коньяк.
   - Не знаю, что получится. Мне неясно, что его шестерки от моих "клиентов"
хотят. Ладно, пока... Чтобы разобраться в  этом  ребусе,  для  начала  нужно
отыскать Севу. Ведь у  Гулиеватак  ничего  и  не  удалось  выяснить.  Может,
мальчишка поможет разобраться? Но он как сквозь землю провалился.
   Что касается Матроса и Киборга  -  их  можно  арестовывать  хоть  сейчас.
Однако  с  этим  на  совещании  у  начальника  уголовного   розыска   решили
повременить.  Полезнее  будет  попытаться  провести  оперативную   разборку,
поискать подходы к этой компании. , - Серега, тут такое  дело...  -  занудил
Мартынов, когдa Косарев вошел в кабинет.
   - Сколько?
   - Две сотни, - потупился Мартынов.
   - С таким напарником с голоду скоро подохнешь,  -  Косарев  протянул  две
сотенные купюры.
   - Ты же один живешь. А у меня дети.
   - Ладно, не тяни за душу,  -  Косарев  уселся  за  свой  стол,  задумчиво
поглядел на сиреневого пингвина Алексеича.
   - А ты знаешь, чем Гвоздь занимался?
   - Бандитствовал.
   - Да... Он в девяносто шестом снайперов в  Чечню  посылал.  И  с  оружием
"нохчам" подсабливал.
   - Козел.
   - Этим оружием его наемники клали наших солдат. Это что, теневой бизнес?
   - Получается.
   - Ничего подобного, Володя. Это - измена Родине. И знаешь, что я скажу.
   - Что?
   - Он сильно пожалеет об этом...
   - Да ладно. Поди, достань по нынешним временам "законника". Глядишь,  его
еще в Думу изберут. Они ныне в почете.
   - Я его достану...

Глава тридцать третья
ЦЫГАНЕ

   Будешь? - хозяин дома Михась протянул Севе папироску "Беломора".
   - Я такие не курю.
   - Это косяк. Анаша.
   - Не хочу.
   - Не пробовал, что ли? - усмехнулся хозяин.
   - Пробовал, - приосанился Сева. - Давайте, - и потянулся за папироской.
   - Ладно, не стоит. Может, потом распробуешь. Помогает жить. Хотя  сам  не
слишком уважаю, - Михась , спрятал папиросу  и  отхлебнул  чая  из  большой,
красивой фарфоровой чашки.
   Сева чувствовал себя здесь вполне прилично.  Обиль  -  ный  стол,  вкусно
приготовленное мясо, наваристый  суп, мягкий, домашний хлеб  -  наслаждение
после тех дней, когда приходилось прятаться и после той жуткой  ночи,  когда
под вой бродячих собак он ломился через лес.  По  комнате  сновали  женщины,
меняя  блюда,  расставляя  посуду.  Михась  с  ними  обменивался   короткими
репликами на незнакомом Севе языке - одном из цыганских наречий.
   -  Поел,  попил?  -  спросил  Михась.  -  Теперь   рассказывай,   в   чем
беда-кручина.
   - Ну...
   - Не стесняйся. Зла тебе тут никто не пожелает. Давай, как на духу.
   От хозяина дома исходила энергия обаяния и властности. И противиться  ему
было трудно. Да Сева был нетаком положении, чтобы упрямиться.
   - Значит, так получилось...
   -  Только  не  выдумывай  ничего.  Давай  честно...   Сева   сбивчиво   и
маловразумительно, глотая  окончания  слов,  изложил  свою  историю.  Михась
слушал внимательно, почти не  перебивая,  лишь  изредка  задавая  уточняющие
вопросы.
   - Попал как кур в ощип, - кивнул он, выслушав печальную повесть. -  Слева
- власть государева. Справа - воровская. А посредине  -  ты,  беззащитный  и
никому не нужный. Так?
   - Ага, - Сева вздохнул, и на лице его отразилось жалобное отчаяние, как у
щенка, которого несут топить.
   - Не было бы счастья, да несчастье помогло. Михась  потянулся  на  стуле,
положил с удовлетворением руки на слегка выступающий кругленький животик.
   Просторный  двухэтажный  дом  в  самом  центре  цыганского  поселка   был
обставлен добротной старой резной мебелью. В углу  чернел  метровым  экраном
телевизор "Soy". В серванте, горках было очень много хрусталя и  старинного
фарфора. На стене висели иконы, рядом с ними стояли свечки -  похоже,  народ
здесь жил верующий. Жилище  было  довольно  уютное,  заполненное  народом  -
женщинами, ребятней. Но они старались не  лезть  на  глаза.  Ощущалось,  что
Михась тут хозяин и держит всех крепко в руках.
   - Повезло тебе, что ты на  мою  машину  в  Клячинске  наехал,  -  хмыкнул
Михась. Сева, сморщив лоб, потер ушибленный локоть.
   - Ну, не стони, пацан, - Михась положил вишневое варенье в  чай  и  начал
размешивать серебряной ложкой. - Ты думаешь, куда ты попал?
   - К цыганам.
   - Фантастику любишь?
   - Люблю. По видику.
   - Ясно. Читать, значит,  не  приучен.  А  я  грешным  делом  люблю  книги
полистать. Ты попал в параллельный мир.
   - Как это? - непонимающе посмотрел на хозяина
   Сева.
   - Мы живем на территориях каких-то стран. Платим теми же деньгами.  Можем
говорить на том же языке. Но это ничего не меняет.  Мы  живем  своим  миром,
который пересекается с обычным лишь постольку-по-скольку. У нас своя  жизнь.
Мы - сами по себе. Большой, внешний мир  -  это  как  охотничьи  угодья  для
охотника. Мы промышляем там. Выходим на охоту, зарабатываем на хлеб. Но  дом
наш - это наш круг, наши соплеменники.
   Сева тупо смотрел на Михася.
   - Что, непонятно?.. Не одну тысячу лет мы кочуем по всему миру, так и  не
найдя  приюта.  Нас  никогда  никто  не  любил.  И  не  любит.   Все   полны
предубеждений, не приязни, а порой и ненависти к  нам.  В  былые  времена  в
Испании нас жгла инквизиция. Из Франции нас выдворяли, запрещая возвращаться
под страхом смертной казни. В Турции у нас не было  никаких  прав,  убийство
цыгана не преследовалось по закону. Нас били батогами, нам рвали ноздри.  За
века мы привыкли надеяться только на себя,  на  свою  силу  и  ловкость.  На
единство. Мы ни к кому не лезем со своим уставом, но и нам чужой  не  нужен.
Нам ни от кого ничего не надо. Мы ни у кого ничего не просим...
   - Кроме подаяния, - брякнул Сева и тут же прикусил язык. Но Михась ничуть
не обиделся.
   - Да, просим подаяние. Подворовываем... Когда  распинали  Иисуса  Христа,
цыган украл гвоздь, который должны были забить  Спасителю  в  лоб,  и  после
этого Господь повелел цыганам воровать.
   - Правда, что ли? - удивился Сева вполне искренне.
   - Правда, - усмехнулся Михась. - Думаю, правда, -  говорил  он  спокойно,
очень   убедительно,   свободно.   В   нем   пропадал   дар   оратора    или
телеобозревателя. -  Да,  наши  женщины  гадают  и  воруют.  Мы  спекулируем
бижутерией, золотом и наркотиками. Мы нарушаем закон? Этот закон  -  не-наш.
Мы не воруем. Украсть цыган может только у цыгана.  Мы  работаем.  Мы  живем
так, как нас вынуждали жить испокон веков. И живем по совести. Честнее,  чем
большинство людей в большом мире.
   Сева озадаченно посмотрел на Михася.
   - Ваши суды, милиция, административные органы - они ваши, но не наши. Они
не властны над нами. И это не просто разговоры. Много цыган сидит в тюрьмах?
   - Не знаю.
   - Мало. Мы берем свой кусок, определенный нам эогом, и никто не может нам
помешать. Потому что ник-го не умеет  так  искусно  брать  его,  как  мы.  И
скрываться этим куском.
   Веками мы учились жить и выживать среди врагов.Михась подошел к  серванту
и вытащил из ящика два паспорта.
   - Смотри.
   - Ваши? - удивился Сева, смотря на фотографии
   Михася в обоих паспортах.
   - Но на разные фамилии. Когда я родился, мой табор кочевал,  и  в  каждом
сельсовете по пути следования мои родители получили на меня по свидетельству
о рождении на разные имена и фамилии. Я вырос и получил четыре паспорта.  Но
ни в одной из этих бумажек нет моего настоящего имени. Тот мир не знает, что
я Михась, а не кто-то другой.
   Михась спрятал паспорта.
   - Судьи не могут судить наших женщин - они матери-героини. -  Милиция  не
может поймать наших мужчин - они всегда скроются в другом таборе под  новыми
документами. Среди нас милиция не найдет стукачей. Цыган никогда не  продаст
цыгана  хотя  бы  потому,  что  тогда  ему  придется  кормить   всех   детей
очутившегося в заключении...
   - У, блин, - с уважением произнес Сева.
   - Тебе повезло, что ты попал именно к нам. Чтобы исчезнуть с глаз долой -
вовсе не обязательно ехать в США или Японию. Шаг в сторону,  к  нам,  и,  не
уезжая никуда, становишься эмигрантом.
   - Но...
   Тут речь Михася прервал гость. В комнату вошел  человек  лет  шестидесяти
пяти со специфическим красным алкогольным отливом кожи.
   -  Ну  чего,  Михась,  привез  из  города   гостинец?   -   спросил   он,
поздоровавшись.
   - Нашел. И привез.
   - Почитаем, - потер руки дед.
   - Вон, на серванте.
   На серванте лежал двухтомник мемуаров последнего
   Председателя КГБ СССР Крючкова.
   Дед перелистал книги.
   - Ну, спасибо.
   - Не за что.
   Когда дед удалился, Михась, улыбнувшись, произнес
   - Вот тебе рисунок к моим словам. Кто это, думаешь? Алкаш деревенский?
   - Ага, - кивнул Сева.
   - Ага, - передразнил его Михась,  -  Это  подполковник  КГБ.  Восемь  лет
просидел за связь с английской разведкой. Ты о  таком,  наверное,  только  в
книгах и читал.
   - Ну...
   - А, ты же книг не читаешь... Отсидел. Потом жил один в  Москве.  Спился.
Продал квартиру фирме, зарабатывающей на  алкоголиках.  Селить  его  куда-то
надо. фирма нас попросила помочь. Не бесплатно. Мы его в дом определили. Вот
и живет. Жизнью доволен. Пить меньше стал. Ребятишек наших грамоте  учит.  И
мемуары о работе в КГБ пишет. Говорит - опубликует.
   - Ничего себе.
   Сева озадаченно посмотрел на закрывшуюся за стариком дверь.
   - Нам не важна национальность, - продолжил Михась.  -  Мы  не  рвем  друг
другу горло из-за цвета кожи. Нам все равно, кто ты - грек или уйгур.
   Сева заерзал на стуле. Кто  такие  "уйгуры",  он  не  имел  ни  малейшего
понятия.
   - Мы - добрые люди. Нам нужно  лишь,  чтобы  человек,  которому  мы  даем
пристанище, жил с нами в мире, соблюдал наши  правила  и  обычаи.  И  иногда
помогал нам по мере сил. Живем мы сыто, не нуждаемся. И ни мафии, ни милиции
к нам ходу нет... Ну как? Будешь с нами?
   Сева пожал плечами.
   - Можешь, конечно, уйти, - выразительно, будто прощаясь с  Севой,  махнул
рукой Михась. - А куда?
   - Я согласен.
   - Требуется от тебя сущая безделица. К цыганам отношение предвзятое.  Аты
парень русский, лицо открытое. - Отвезешь посылочку в Московскую область.
   - Аче? Отвезу, - кивнул Сева, готовый после такой речи везти что угодно и
куда угодно. - Когда?
   -  Завтра.  Вот  на  дорожку,  -  Михась  положил  на   стол   пачку   со
сторублевками.
   - Хоть сегодня, - приободрился Сева, глядя на деньги.

Глава тридцать четвертая
СХОДНЯК ПОД ЛАЗЕРНЫМ ПРИЦЕЛОМ

   Он пришел один. На такие встречи принято являться в сопровождении  свиты.
С шелестом подкатывать  на  лимузинах,  чувствуя  за  спиной  своих  парней,
сжимающих под куртками пластмассовые рукоятки пистолетов  и  готовых  грудью
заслонить хозяина от  выстрелов.  Но  гость  демонстративно-пренебрежительно
отнесся к подобным, далеко не излишним, предосторожностям.
   Гвоздь видел этого нездорово-тучного мужчину  лет  пятидесяти  на  вид  в
первый раз. Незнакомец легко и умело выстраивал разговор,  направляя  его  в
нужное русло. Он держался очень независимо. И не боялся ничего.
   Он позвонил вчера,  назвал  пароль  и  сказал,  что  есть  темы,  которые
необходимо срочно обсудить. Что  это  за  темы,  Гвоздь  знал  прекрасно.  И
понимал, что  никуда  не  денешься.  Предстоит  неприятный,  с  неизвестными
последствиями разговор.
   Назначал место встречи Гвоздь. Естественно, он выбрал свою  территорию  -
находящийся в тихом укромном местечке недалеко от центра  ресторан  "Зенит".
Столы были накрыты по представительским стандартам, но гость не прикасался к
еде.
   - Диета, - сообщил он. - Ем только по расписанию. Каша,  куриный  бульон.
Язва виновата, подлая.
   - У меня тоже язва, - сказал Гвоздь.
   - На нервной почве и от  лагерного  недоедания?  -  усмехнулся  гость,  и
Гвоздь недобро посмотрел на него. Ему не понравился фривольный тон. И вообще
не нравилось, когда о таких вещах говорят с легкой улыбкой на лице.
   - От нервов, - кивнул он.  -  После  того,  как  в  ответ  на  ментовские
провокации, вены вскрыл и тем зону на бунт поднял.  Менты  сильно  пожалели,
что связались.
   - У меня тоже от нервов, - гость демонстративно не  обращал  внимания  на
нотки угрозы в голосе Гвоздя. - Только я их на другое тратил... Вот от  пива
не откажусь. Люблю пиво. Что бы врачи ни говорили - буду его пить. Слабость.
   Гость налил в высокий фужер немецкого пива из стеклянного бочонка и жадно
проглотил, вытер салфеткой лицо.
   - Хорошо.
   - Вас так и называть, как вы представились - Семен Семенович?
   - А чем плохое имя? Да и что  наши  имена?  Главное,  чтобы  человек  был
достойный.
   - Хотелось бы.
   - Хотелось - что? Убедиться в моих достоинствах? Не стоит, - теперь уже в
беззаботном голосе гостя слышалась угроза. - К делу. Мы люди не  жадные,  но
грядущие убытки нас совсем не радуют.
   - Небольшой сбой. Но "порошок" будет.
   - Что за "порошок"? -  непонимающе  посмотрел  на  Гвоздя  незнакомец.  -
"Тайд" ?
   - Посылка, - поправился Гвоздь, подумав про себя:
   "Конспиратор хренов". - Будет через несколько дней.
   - Через несколько дней? .
   - Сбой в канале. Обстоятельства.
   - Вы как "Аэрофлот" - никакой ответственности за опоздание.
   - Бывают накладки, - Гвоздю меньше всего нравилось оправдываться.
   - Когда будет?
   - Двое-трое суток. Мы сумеем решить все проблемы.
   - Что я слышу? Двое-трое суток..