стратег... -  проговорил он  проникновенно  и ничего больше
добавить не успел:  сверху ухнуло  и застучало по головам и плечам, упруго и
небольно.
     Охапка требуемых  ветвей. И не вовремя - ох, как не вовремя, потому что
и ей почудилось недосягаемое море ее Степухи.
     И невзвидела света  белого молодая дочь купецкая, красавица  писаная...
Гибкий  ствол,  оказавшийся в  руках Варвары, с  тяжелым резиновым хлюпаньем
припечатывался к заветной  двери, и  черные полосы косо ложились  на золотые
иероглифы,   перечеркивая  их,  а  с  губ  девушки  срывались   отчаянные  и
неожиданные слова:
     - Да закрывайся  же  ты, проклятущ-щая...  закрывайся,  чтоб тебе синим
огнем сгореть, закрывайся, пока я не передумала...
     Пол под ногами меленько задрожал.
     - Как не помочь слабой женщине, - криво усмехнувшись, проговорил Гюрг и
пнул  дверь  сапогом. -  Закрывайся,  тебе  говорят, во  имя  всех  мартышек
Вселенной... :
     Пол дрожал ощутимо, но не заметно было, чтобы пандус начал подниматься.
     - Зажги! - крикнула Варвара Вуковуду.
     Ни секунды не колеблясь, он наклонился к охапке чартарумского валежника
и щелкнул  зажигалкой. Слабый огонек  скользнул  по ветке, оттенился дымком.
Запахло. Варвара скрипнула зубами - сырые все-таки, откуда  скочу знать, что
такое  валежник  для  настоящего  костра...  Она  бросила  свое  занятие  и,
опустившись на колени,  принялась раздувать пламя. Нежная кожица  на  ветвях
набухала  пузырями,   они  шипели,  лопаясь,  и  выбрасывали  колечки  пара,
сладко-цитрусового,  земного  (ощущение ложное,  запах имеет совершенно иную
сенсорную  характеристику...),  а  пол под  горящими  ветками  начинал слабо
светиться,  но  это  было  видно  только  ей  одной  (доложить  об опасности
проплавления перекрытия...);  сейчас  она  раздует  огромный  костер,  каких
чартары еще не видывали... Чартары! Словно вызванные ее мыслью, они возникли
разом по обоим краям спуска  и  некоторое время жадно вглядывались в то, что
происходило внизу,  и  их  широко  раскрытые желтые  глаза словно втягивали,
впитывали  в себя чудо  пребывания на их молодой еще земле этих троих, столь
схожих  с ними самими и столь отличных...  Глаза разгорались кошачьим огнем,
зеленели,  вцепившиеся  в  осыпающийся край,  когти нервно  драли  корневища
жесткой травы,  и  хищная  сила  накапливалась в выгибающихся, напружиненных
хребтах, и не надо было  никакого  сигнала,  просто переполнилась мера этого
накопления, и они ринулись вниз, падая мягко и умело, сразу же отскакивая, и
-  бочком-бочком,  по  кругу, вокруг  этих  чужаков  -  на  полусогнутых,  с
прижатыми  к  поджелудочной железе  передними  лапами,  слишком  похожими на
человеческие руки.
     А  земля под  ногами уже выгибалась, и  ходила волнами,  и все  вверх и
вверх, даже непонятно, почему  сладко подташнивает,  как при падении; черный
порог с золотыми крапинами уплывал вниз, тонул во  тьме, и главное было - не
свалиться туда, в  эту  щель между  движущимся клином  и  иссеченной черными
тигровыми  полосами  дверью; но чартары  все прибывали, все валились сверху,
как бурые  валенки, и копошащаяся  стена мохнатых  тел  заслоняла уже все  и
всех,  а удушливый  запах был  так плотен, что  теснил  к краю,  как  вполне
материальный,  вещественный  нож бульдозера, и Варвара, запрокидывая голову,
все  отодвигалась и отодвигалась, пока ноги ее  не скользнули в щель, и она,
отчаянно   цепляясь  за   что  попало,  полетела  вниз   вместе   с  жаркими
извивающимися телами, за которые она пыталась  удержаться. Она не увидела, а
скорее  почувствовала,  как  рядом с ней обрушился  Гюрг, и принялся хватать
чартаров и вышвыривать их обратно; он выпихивал их во все сужающуюся щель, а
она  даже  не  в  силах  была крикнуть  -  сверху  навалилось  столько,  что
невозможно было сделать необходимый перед криком вдох.
     Собрав  последние   силы,  она  попыталась   выбраться   из-под   массы
навалившихся на нее  мягких шерстяных туш, но единственное,  что она смогла,
это разглядеть где-то в недосягаемой вышине тающую полосочку  света, которая
была сейчас для нее всем  - и жизнью, и Вселенной, и тем человеком, которого
она наконец нашла этой ночью и так и не смогла остаться рядом с ним.
     И тогда в  ответ  ненужное большое колдовское чутье донесло  до нее все
отчаяние, всю боль Вуковуда, тоже осознавшего, что он ее теряет.  Ни сил, ни
мужества больше  не  оставалось, и  она  закричала,  хотя голос  ее  не  мог
пробиться сквозь толщу копошащихся, удушающе смрадных тел:
     - Вуки, где же ты, Вуки, да помоги же мне, Вуки, Вуки...
     А потом было  беспамятство,  в котором  она, уже  ничего  не видя и  не
слыша, продолжала инстинктивно отбиваться, пока не пришло полное оцепенение;
сколько  оно  продлилось, определить  было  совершенно невозможно, но  когда
сознание разом вернулось,  первое, что  захлестнуло  -  радость.  Можно было
свободно дышать! Еще не открыв глаза, Варвара потянулась и тут вдруг ощутила
в руках что-то мягкое и ворсистое. Шкура? Когда это она успела? И мгновенный
липкий ужас: да ведь это же шкура чартара!
     Она взвизгнула и, оттолкнув от себя этот жуткий трофей, широко раскрыла
глаза, заранее пугаясь тому, где она окажется.
     Это была рубка, почти неотличимая от той, в которой она несла  вахту на
"Дункане", и  такое  же кожаное  кресло, и  сусанинский  свитер  на полу,  и
напротив пригорюнившийся  Вуковуд  в  меховой  жилетке  на  голое  тело. Она
наклонилась, потянула к  себе  свитер  и вдруг,  уткнувшись  в  него  лицом,
постыдно заревела.
     Послышался  щелчок  сдвинувшейся  в  сторону  дверцы,  шаркающие  шаги.
Варвара утерлась кулачком и с удивлением подняла глаза. Надо же, это Гюрг, а
она и не узнала! И что с человеком сделалось, прямо почернел, как головешка.
И его, значит, доконали троглодитики мохнатые.
     -  Простите меня, - кротко проговорила Варвара.  -  Раскисла. Он как-то
искоса  глянул  на нее сумрачным глазом, поставил на  пол термос  -  как раз
посередине между Варварой и Вуковудом - и совершенно  очевидно впал в маяту:
то ли уходить, то ли оставаться. Это так не вязалось с образом величественно
шагающего покорителя чужих земель, возложившего к ее ногам невиданную добычу
-  крапчатого  тапиренка, героически аннексированный  ужин  аборигенов,  что
девушке  стало не  по себе. Что-то за этим  крылось. Нападение чартаров  она
помнила, но вот дальше...
     - Что случилось? - не выдержала она. - Почему не взлетаем?
     Гюрг с Вуковудом переглянулись.
     -  Видите  ли, -  Вуковуд поежился,  обхватив  себя за голые  локти,  -
вопрос-то ведь остался открытым: что делать?
     - С кем?
     - Не с кем,  а с  чем, -  в голосе командора как-то  странно сочетались
жесткость и безразличие. - Я предлагаю поставить вокруг всего спуска силовую
защиту и вызвать  комплексную экспедицию с Большой  Земли. В виде исключения
ей позволят сесть. Вскроют хранилище, исследуют содержимое, закроют.
     -  Нет, - твердо возразил  Вуковуд. - Защита у нас никудышная,  не чета
строителям Пресептории.  Пока  на  Большой  Земле  будут  разводить  большие
академические дебаты, пока соберут и доставят сюда экспедицию... Учитывайте,
что каждый перелет не гарантирован  от  случайностей.  Полетит  какой-нибудь
генератор, или солнышко здешнее батареям не подойдет, и  чартары прорвутся к
дверям хранилища. Дальнейшее непредсказуемо. Поэтому я считаю, что мы должны
попросту засыпать весь спуск, как могилу Тутанхамона. Пока.
     - Пока  -  это до  прибытия  комплексной экспедиции?  -  спросил  Гюрг.
Хотелось ему в эту экспедицию.
     -  Пока  - это до того самого момента, когда  уровень  науки и  техники
позволит  чартарам  произвести подземную  разведку  и обнаружить  скрытое  в
глубине хранилище.
     А Варвара, между тем, ничегошеньки не понимала.
     - Да о чем вы?  - перебила она Вуковуда. - Какая защита? Зачем засыпать
спуск, если пандус  поднялся? А кстати, там  чартаров  не передавило?  Они ж
валились мне на голову...
     Теперь мужчины переглянулись в полном недоумении.
     -  Мы же  остались внизу, в щели, - напомнила она,  - а сверху сыпались
эти вонючки, пока я не задохнулась!
     -   Вот   оно  что,   -  проговорил   Гюрг  после  некоторой  паузы.  -
Сработала-таки "защита от дурака". Галюциногены.
     - Но тогда вы тоже почувствовали бы!
     - Видите ли, - Вуковуд как-то обескураженно тер себе подбородок. - Вы в
этот  момент  наклонились  над костром. Так что это было испарение  ядовитых
соков,  которое  вы  вдохнули,  а  может  быть,  и  направленное  излучение,
рассчитанное на рост среднего чартара. Мы несколько повыше. Вот и все. У вас
это был чисто рефлекторный страх...
     Вид у него стал еще жалче, чем у Гюрга, и он машинально повторил:
     - Вот и все.
     Вот тут-то и она припомнила весь  свой бред, весь ужас. Значит, никаких
чартаров  не было,  это обступившие  кошмары  заставили ее верещать  на  всю
Чартаруму, и  ведь не просто верещать... Совершенно  отчетливо вспомнила она
свой голос: "Вуки, где же ты, Вуки!.."
     Но  ведь не только же  один  страх  был  в этом  крике! Гюрг это понял,
потому  и  сник; и Вуковуд  поверил  было,  вот и  сидел напротив,  ждал  ее
пробуждения как  манны небесной -  говорил же,  что надоело ему мотаться  по
всему Пространству, только трудно найти такой уголок, где не было бы шумно и
людно. А тут она еще, ведьма усатая, заставила вспомнить Степуху и поверить,
что  это и есть желанное пристанище, колдовская земля. И  с  ней, ведьмой, в
придачу.  В  смертном страхе звала  не кого-нибудь, а  его,  и в свитер  его
вцепилась - не оторвешь, пришлось из него вылезти...
     А теперь  вдруг  нашел  объяснение  - "рефлекторный  страх".  И  ничего
больше. Как, какими словами объяснить ему, что это не так?
     - Гюрг, -  попросила она несколько  смущенно, -  не могли бы вы сделать
панорамный снимок  входа  в  хранилище?  Если придется  закапывать, то  надо
рассчитать...
     Гюрг посмотрел на нее, как на  последнюю идиотку, - ну неужели не могла
придумать ничего неправдоподобнее! Потом  молча повернулся, так что  термос,
стоявший на полу, завертелся волчком,  и стремительно покинул рубку. Варвара
уставилась  на медленно  расплывающуюся лужицу, мучительно подыскивая нужные
слова. Но вместо  слов в памяти проходили, возникая и  растворяясь, лица:  и
неотразимый   Параскив,   и   узколицый   оливковый  Теймураз,  и   любитель
средневековой  кухни  Келликер,  и неистощимый болтун  Солигетти, и  румяный
молодец  Кирюша, и  легконогий козловладелец Петрушка, и удельный властитель
биосектора  Сусанин,  и надменный  кондотьер  Гюрг...  Почему  же сам  собою
выбрался  из  всех них именно  этот,  и  не самый  красивый,  и не такой  уж
удачливый, а уж что касается возраста, то подумать страшно: тридцать четыре!
Почему же все-таки он?
     Да потому, что рядом с ним  она будет счастлива, оставаясь самой собой,
не  отрекаясь ни от имени, ни от привычек, ни  от ведьминского своего чутья,
которым и угадала она в нем эту способность быть бесконечно, неправдоподобно
бережным.
     - Вуки, -проговорила она, не поднимая головы, - Вуки, где же ты?..
     Слова, сказанные в бреду и наяву повторенные, -  что могло быть ответом
на них?..
     Крак! Бряк!
     - Табун крупных, предположительно копытных животных общей  численностью
до сорока  голов. Со второй  террасы экваториального  хребта  направляются в
долину. Ориентировочное расстояние шесть и две десятых километра.
     - Трюфель, а пошел бы ты к чертям, - сказал Вуковуд. Но было совершенно
очевидно,  что это  посланец тактичного командора,  предваряющий приход  его
самого. И точно - Гюрг, обретший  разом былую надменность и непререкаемость,
возник на пороге.
     - С  вашего разрешения, я вынужден поставить  круговую  защиту по краям
спуска, не возвращаясь к дискуссиям на эту тему.
     Он подошел к пульту, включил все экраны, и в рубке стало как-то суетно.
     - Старт  через тридцать минут, -  добавил он, не  оборачиваясь. - Скочи
остаются здесь для обеспечения надежности защиты, тем более что в полете они
нам не понадобятся. Их или подберет комплексная экспедиция, или они вместе с
генераторами  рассыплются  в  прах  гораздо раньше, чем  здешние  троглодиты
осознают их инопланетное происхождение.
     По категорическому тону Варвара поняла, что командору надоело-таки быть
в  рядовых.  Понял это  и Вуковуд.  Он  медленно поднялся, став окончательно
похожим  на  вздыбившегося  мышастого  гепарда.   Где-то  краешком,  подобно
вечернему стрижу, мелькнула  мысль: если человек не  очень-то симпатичен, то
сравниваешь  его  с  людьми:  легионерами, маркизами,  клоунами,  а  уж если
пришелся по  сердцу - тут всплывают в памяти  аполины и  изысканные  жирафы,
панды и мышастые гепарды.
     - Я не  рискнул  бы  давать столь  категорические  временные оценки,  -
наполнил рубку его великолепный  рокочущий голос,  - тем более что  мы имеем
здесь  не  просто  популяцию  ксенантропов,   аналогичных  нашим  грацильным
австралопитекам, развитие  которых  в  условиях столь продолжительных  суток
оборачивалось  бы  эволюционным тупиком.  К  сожалению,  -  или  к  счастью,
аборигены   Чартарумы  отличаются  от  земных  гоминид  невероятно  активной
реакцией на внешние раздражители,  и  решающую  роль  здесь играет  какая-то
ферментная система с чрезвычайно  развитыми обратными связями, с чем мы пока
не встречались ни на одной планете.  Так что формула "хлеба и зрелищ"  здесь
действует со знаком равенства.
     - Ну, это только предположение "опекунов", - возразил Гюрг.
     - К  сожалению,  проверенное  нами  на  практике.  -  Это  "нами"  было
подкреплено кивком в сторону Варвары.
     Она  тихонечко  подобрала  ноги  и  свернулась  в кресле -  ох,  как не
хотелось  посвящать командора в приключения,  этой ночи! Потом,  в  отчетах,
пусть почитает, но пока вся подземная эпопея принадлежит им двоим.
     Но спрятаться ей не удалось.
     - Это как понимать? - грозно повернулся к ней командор, словно он, а не
Сусанин был начальником этой экспедиции.
     - Это надо понимать так, - невозмутимо ответствовал Вуковуд, - что мы с
Варварой  побывали...  э-э-э...   на  дипломатическом   приеме  в  подземном
лабиринте чартаров. И  убедились  в  том, что  мы  имеем дело  со сложнейшим
комплексом, созданным  цивилизацией  "опекунов". И если  на  одном маленьком
участке мы обнаружили целых три сооружения, то можно себе представить...
     Он поперхнулся, увидев,  что  Варвара смотрит на него широко раскрытыми
смеющимися глазами, прикрывая рот ладошкой.
     Краса  ненаглядная,  феерическая  плясунья космических перекрестков!  И
надо ж - забыл.
     -  Что еще? -  забеспокоился Гюрг. - Выкладывайте уж разом, что вы  там
учинили с этими дикарями!
     -  Это непередаваемо, -  сообщил  Вуковуд, понижая голос и  переходя на
задушевные  интонации.  -  Подробности  -  в  обосновании выговоров, которые
украсят наши послужные списки. А что касается дикарей,  то надо полагать, мы
и сами выглядели не наилучшим образом!
     Он попытался изобразить легкий клоунский полупоклон, при этом оглядывая
самого  себя с  ног  до  головы.  И только сейчас  заметил всю  несуразность
собственного костюма.
     -  Тысяча извинений!  -  крикнул он  Варваре, одним пружинистым прыжком
вылетая из рубки.
     Гюрг проводил его тяжелым взглядом.
     - Я бы порекомендовал поторопиться - стартуем через  десять минут.  Как
только дверь закрылась за Вуковудом, Варвара сразу почувствовала усталость и
раздражение.
     - Неужели так ничего и не придумать? - спросила она, чтобы скрыть и то,
и другое. - Отложим старт и подумаем, а? Ведь я точно помню: дрогнуло что-то
под ногами, начало подниматься! И это не было бредом, вас же тоже качнуло, я
видела.
     -  Качнуло, да еще  и  метра на  полтора подняло. И все. За столько лет
механизмы не могли  сохраниться  в абсолютной  готовности,  еще надо спасибо
сказать,  что  этот пандус  опустился. Но подняться,  когда скоч заделал все
отверстия, не получилось.
     - Может быть, слишком велик слой почвы, у механизмов просто не  хватило
мощности?
     -  Скорее  всего. Но  здесь мы  бессильны.  Так что давай, располагайся
поудобнее, я тебя пристегну, а то еще  вспорхнешь в  невесомости...  Он  уже
распоряжался,  как ни в чем не  бывало, обретя прежний тон и уверенность, но
Варвара вскинула руки, загораживаясь от него ладошками:
     - Погоди,  погоди, не  мешай...  Невесомость! Левитры корабля  создадут
локальное поле невесомости!
     Последовала крошечная  заминка, и по тому, каким неподвижным стало лицо
командора. Варвара почувствовала, что он НЕ ХОЧЕТ ее понимать.
     - Ну и что? - проговорил он ледяным тоном.
     -  Если  наш  кораблик,  наш  "пюсик", как вы  его  называете, немножко
приподнимется и зависнет точно над спуском...
     - Такие маневры в нижнем слое  атмосферы может производить только пилот
первого класса. У меня - четвертый. Это  значит, что  я  имею  право  только
задавать кораблю автоматический режим, и ни-ка-кой самодеятельности.
     - Командор, от тебя ли я слышу? Он криво усмехнулся:
     -- А ты не подумала о том, что  у меня эти права отберут, притом на всю
жизнь?
     Она  порывисто  вскочила и, подбежав к командору, положила ему руки  на
плечи:
     - Гюрг, миленький, ведь мы никому-никому не скажем!
     Он  даже застонал,  но  не от ее слов, а от  недоступной близости этого
смуглого лица с нежным пушком над верхней губой:
     - Не-ет,  детей все-таки нельзя  допускать  в Пространство! Ты что,  не
догадываешься, что весь режим работы двигателей автоматически регистрируется
самописцами?
     -  Гюрг, но ведь  ты сейчас признаешься,  что мог бы это  сделать! Что,
несмотря на диплом четвертой степени, ты на это способен!
     Он взял  ее руки  ледяными, как  у манекена,  пальцами  и снял со своих
плеч:
     -  А  ты отдаешь себе отчет  в том, что в этот  момент  под нами  могут
оказаться  эти вонюч...  то есть наши  будущие братья по разуму?  Они, между
прочим, уже мчатся сюда на каких-то фантастических  одрах. Мы  ж  передавим,
перекалечим несколько десятков, и это по твоему - учти! - твоему требованию.
А ведь мальчики Тарумбаева  ни разу не выстрелили, когда их тут скручивали и
волокли.  И Вуковуд твой  пальцем  не  пошевельнул. Они  не могли стрелять в
людей!
     Лицо у Варвары не побелело - позеленело.
     - Пойми, Варька,  -  добивал  ее командор,  - если между  вами окажется
кровь,  человеческая кровь  по  твоей  вине,  ты никогда  с  ним  не  будешь
счастлива. Вы просто не сможете быть вместе.
     Она отступила на шаг:
     -  Ты  делай то,  что  умеешь,  командор,  а о  собственном  счастье  я
как-нибудь сама позабочусь!
     Он  бесконечно  долго смотрел на нее,  словно  прощался.  Потом по щеке
Пробежала дрожь,  которой он,  как всегда, не  замечал. Молчание становилось
невыносимым.
     - Кобра, - сказала она за него.

x x x
     Она впервые лежала в амортизационной кассете, и было очень  страшно. До
сих пор  во  всех перелетах  обходились  стартово-перегрузочным  креслом, но
здесь  Гюрг, не до конца уверенный в себе, настоял на максимальных средствах
предосторожности.  И вот теперь в  продолговатом  окошечке она видела только
кусок  потолка, на котором при очень большом  старании  можно было различить
мигающие   блики   сигнальных  лампочек  и   индикаторов.   Было  неприятно,
неестественно   легко;   временами  наплывало   какое-то   головокружение  с
одновременной сладостью  во рту, но угадать маневры  корабля было решительно
невозможно.
     И как это в зоне видимости не установили хотя бы  индикатора высоты, не
говоря   о  простейшем  экранчике?  А,   впрочем,  может  быть,   что-то   и
существовало,  только  она  по неопытности не  смогла включить,  когда  сюда
укладывалась.  Помнила  только одно: кодовое  слово  "Фрай!",  которое  надо
произнести, чтобы аморт